Математическое моделирование исторической динамики

Возникновение целой сети самодостаточных глобальных и региональных институций явилось причиной формирования надсистемы, которая имеет опосредованную связь с мировым сообществом. Действуя в рамках собственных деформированных представлений „об общественном благосостоянии”994, подобные организации абсолютизируют своё предназначение и генерируют995 собственные нормативные документы. Через некоторое время они превращаются в политизированные интернациональные соционезависимые бюрократии, которые паразитируют на собственной специфической проблеме. В ряде случаев они навязывают национальным государствам своё видение проблемы силой, а это приводит к их отторжению, потере авторитета и доверия.

Субъекты мировой политики, не вошедшие в „золотой миллиард”, в той или иной мере на время превратились в его доноров и были вынуждены отдавать существенную часть прибавочного продукта через механизмы массового потребления и господства единственной резервной валюты-доллара. Этот факт косвенно была вынуждена признать руководитель МВФ К. Георгиева в своём выступлении на Давоском форуме996: „…глобализация хорошо послужила миру, за исключением того, что мы совершили большую ошибку, притворившись, что она одинаково хорошо работает для всех и везде. Это не так”.

“Государство благосостояния” за полвека превратилось в соционезависимую997 систему, в котором соседствуют две иерархии труда. Первая из них представляет собой систему управления общественным производством, а вторая имеет в своей основе механизм, формально обеспечивающий свободу предпринимательства. Несмотря на свою товарную сущность, он обязывает гражданское общество к отказу от контроля за реципрокацией. Этот механизм реализуется в форме, гипертрофированной „квазитоварной” системы перераспределения благ между стратами и регламентацией потребления, которая включает оказание прямой социальной помощи „балластным элементам” в форме пособий и/или благотворительности998. Используя этот механизм, „элита благосостояния” либо контролирует гражданское общество999, либо замещает его1000.

Соционезависимое государство, стоящее над обществом, рано или поздно становится хозяйственной монополией, потому что власть, не имеющая ограничений и ограничителей, превращается в почти абсолютную власть. В отличие от гражданского общества, где соперничают и сотрудничают несколько иерархий труда, конкурирующих между собою, потребность бюрократической элиты в собственной безопасности удовлетворена во много большей степени, чем у предпринимателей. Каждый её представитель, стремясь к удовлетворению личных потребности, наносит ущерб системе своим бездельем или “творчеством”1001. Находясь под защитой авторитета власти, он практически ничесм не рискует, в то время, как частное лицо постоянно заботится об эффективности своего труда. Соперничество с себе подобными отбраковывает чаще неспособных, чем неудачников. В этих условиях процесс деградации соционезависимого государства, как монополии управления в иерархии труда обоснован и закономерен.

В соответствии с законами кибернетики управляемые элементы должны быть унифицированы. Это означает не только ликвидацию национальных, культурных, расовых и прочих границ, но и отказ от культуры, морали и этики. В этих условиях глобальная победа демократии загоняет людей в казарму, а политику превращает в клоунаду или фарс. Концепция социально ориентированной формы капитализма, ставящая своей целью улучшение общества, а не накопление капитала, возникла в эпоху промышленной революции. Практическую реализацию она получила только в начале ХХI века и получила название инклюзивного капитализма1002. Эта неоглобалистская доктрина представляет общий взгляд, выработанный католической церквью, транснациональными корпорациями и банками на будущее мироустройство. Его основополагающие принципы – равенство1003, справедливость1004, доверие1005, динамичность и устойчивость1006, совмещённые с чувствами вовлечённости и осознания своей правоты, должны способствовать счастью и благополучию людей, достижению всеобщего блага.

Реализация этой программы направлена на формирование общества, „реализующего надёжность, справедливость, ответственность, динамичность и устойчивость” через внедрение и распространение информационных технологий. Чисто декларативно она предусматривает снижение роли государства и будет заключаться в борьбе с бюрократией1007, созданием глобальной инклюзивной экономики1008 и поощрении творческой деятельности1009. При более детальном рассмотрении концепция инклюзивного капитализма представляется одним из вариантов перезагрузки „конца демократии” с переносом основного упора с национальных элит на международный уровень. Основная трудность её реализации заключается в нивелировании уровней развития и потребления представителей „золотого миллиарда” и остального мира. Другая сложность будет заключаться в подавлении сопротивления национальных элит и формировании единого поведенческого стереотипа для всех жителей планеты. Необходимый результат может быть достигнут только путём применения массового насилия, которое вполне реально может закончиться ядерной катастрофой.

Cледует отметить, что понятия с эпитетом „демократическое” весьма эфемерны. Они, как и понятие „глобальное сообщество”, ничего не определяют, поскольку не несут смысловой нагрузки, поскольку не существует количественных и качественных мер для их оценки. Демократия – многообразное понятие и имеет множество форм. Собственно, понятие „демократия” имеет несколько различных трактовок. В классическом определении демократией называется власть народа (от греч. demos – народ, kratos – власть). В интерпретации политологов различного толка она может носить множество эпитетов и быть “народной”1010, “либеральной”, “элитарной”, “ограниченной”, “охраняемой” и т.д. Каждый из них описывает определённый политический режим, который, как показывает история, часто представляет собой имитацию гражданского общества. Так, в моделях „элитарной” и „ограниченной” демократии представители элиты попадают во власть, действуя в интересах выдвинувшего их сообщества. Они в меньшей степени запускают руку в общественные фонды, что позволяет им надеятся на сохранение своих полномочий. “Охраняемая” демократия является довольно удачной маскировкой авторитарного режима, манипулирующего экзистенциальной угрозой.

Если власть народа представляет собой форму политического строя, который допускает граждан государства к управлению государственными делами и наделяет их широким кругом прав и свобод, то демократия при рыночном глобализме отрицает необходимость политического строя и необходимость государства. Либерально-демократическая модель представляет собой создание политических аватаров из представителей народа. Поскольку монетизация сознания многих членов потребительского общества совершенно естественна, либеральные демократы неадекватно высоко оценивают свои заслуги1011 и в гораздо большей степени склонны к корупции. Такие явления имели место раньше, но довольно эффективно пресекались гражданским обществом1012, стремившимся бороться с этим явлением путём создания целого механизма сдержек и противовесов.

Многообразием определений пользуются элиты и отдельные политики, включая диктаторов и автократов. Группы с частными интересами и их лоббисты добиваются не разработки новой политики и правил, а искажения действующих законов на бюрократическо-административном уровне, который в зону прямой видимости общество попадает достаточно часто. Разрушительные последствия от такой деятельности для гражданского общества можно проследить в самых разных областях, начиная с налогового законодательства.

В буржуазно-демократической политической модели монетизация сознания многих членов общества совершенно естественна. Либерально-демократическая модель представляет собой создание политических аватаров из представителей народа. Пользуясь своим положением, они неадекватно высоко оценивают свои заслуги1013 и в гораздо большей степени склонны к корупции. Такие явления имели место раньше, но довольно быстро пресекались обществом1014, стремившимся бороться с этим явлением путём создания целого механизма сдержек и противовесов.

  Современные информационные технологии в области политики ориентированы на достижение власти „стаей”, т.е. биологически солидарным сообществом. Она институализируется вокруг некоторого политического вектора и связана определёнными отношениями, генерирующими асабию. Главной целью такого сообщества является захват и удержание власти. Если оно возникло внутри правящей элиты, то механизм его прихода представляет собой один из способов ротации элит. Когда к власти стремятся представители антисистемы, то происходит революция.

В этих обстоятельствах подавляющая часть демократического общества противится повышению налогов, поскольку опасается, что их потратят неэффективно. Хотя расходование бюджетных средств не единственный, а зачастую даже не главный источник недовольства, без него подсистема управления не может функционировать. С ростом государственного долга и связанной с ним дороговизны жизни недоверие к власти превращается в самосбывающееся пророчество. По этой причине граждане перманентно не доверяют исполнительной власти и неохотно расширяют её права. Следуя этому принципу, законодатели устанавливает сложные правила, урезающие самостоятельность правительства и замедляющие процесс принятия решений, что автоматически вызывает рост государственных расходов, раскручивая налоговую спираль.

Использование насильственных методов для ликвидации угроз либеральной демократии1015 и связанное с этим искажение информационного пространства гипертрофировали роль подсистемы управления. на рубеже III тысячелетия она временно стала доминировать над базисными элементами. Вместо того, чтобы обеспечить положительную обратную связь и поддерживать равновесие, блок IV стал навязывать свои „рекомендации” остальным элементам системы. Прямым следствием этого является снижение доходности вследствие роста затрат на управление и постепенная деградация физической экономики. Не желая сдавать свои позиции, „креативная” элита западного общества трансформировалась в „тиранию экспертов” (The Tyranny of Experts)1016 и поставила современную цивилизацию на грань катастрофы. Оказалось, что современная подсистема управления, основу которой составляют, по выражению А. Шварца, „людоеды”1017, не способна предложить ничего нового.

Программа глобального инклюзивного капитализма пересекается с концепцией виртуального „сетевого государства”1018, которое позиционируется как „тесно связанное глобальное онлайн-сообщество, способное на коллективное действие, претендующее на дипломатическое признание от ранее существовавших государств”. Несмотря на внушительную аргументацию, данный проект представляет собой очередную утопию, поскольку игнорирует объективные обстоятельства, мешающие его осуществлению. Главной из них является неспособность системы обеспечить основные права и свободы граждан, обеспечив им равный доступ к сети1019. Второй, не менее важной проблемой является вопрос удовлетворения базовых потребностей членов такого государства, в частности, в области безопасности жизни и имущества. Третья проблема сетевого государства заключается в гарантированном беспрепятственном доступе к энергоресурсам, которые необходимы для поддержания работоспособности сети и её доступности для каждого абонента. Четвёртая проблема имеет исключительно этическую сторону, поскольку лишает элемент индивидуальности, отрицая его этническую, гендерную и психическую первооснову.

В сравнении с „сетевым государством” более оптимистично выглядит общество, основанное на либертарианских1020 принципах самопринадлежности1021 и ненападения1022. Концепция „минимального государства”1023 предусматривает, что его существование „может быть оправданно, если оно не нарушает прав людей”. Оно позиционируется как „ночной сторож”1024, единственными функциями которого являются обеспечение своих граждан армией, полицией и судами, защищая их от агрессии, кражи, нарушений контрактов и мошенничества1025. В области международных отношений деятельность государства должна быть ориентирована на защиту своих граждан. Никакое идеологическое основание не может оправдать растрату денег налогоплательщиков на что-то, выходящее за пределы полномочий „ночного сторожа”.

§56. ПОЛИТЭКОНОМИЯ ГЛОБАЛИЗМА

Всякая политика - свинарник. И если обстоятельства не требуют особых мер, то ее  следует игнорировать (Л. Фейхтвангер).

К 2014 году развитие производительных сил планеты Земля достигло такого уровня, что для жизнеобеспечения человечества оказалось достаточно 20% наличной рабочей силы. Так, в 2010 году отрасли сельского хозяйства и пищевой промышленности, где было занято 40 миллионов человек1026, могли обеспечить продовольствием весь мир. Промышленность с внедрением новых технологий способна производить все необходимые ресурсы и продукты, извлекая их из природных элементов планеты. Даже энергетические ресурсы имеют свои заменители, что, как показал 2022 год, несмотря на их дороговизну, позволяет поддерживать энергетический баланс.

Потенциальная возможность скрытно добывать энергию из различных источников, и неумение переработать информацию по ее управлению может привести к неверным решениям и использовать её в целях завладения ресурсами. Эта опасность осознаётся человечеством, которое оказалось на грани очередной мировой1027 войны. Кризис глобального капиталистического мира может затянуться в случае, если политика мировых центров, включая ООН, не будет учитывать стремительные изменения мироустройства.

ТАБЛИЦА IX.

Поскольку, ресурсное ограничение и недостаток энергии не угрожают человечеству (см. Таблицу IX), её причины заключаются в несовершенстве политических и социальных механизмов управления и распределения ресурсов. В нём энергия становится главной характеристикой, определяющей уровень как индивидуального, так и общественногопотребления. В частности, доклад ООН по урокам глобального кризиса 2010 года указал на изъяны теории и практики рыночного фундаментализма. В частности, его авторы критикуют политику дерегулирования и либерализации, которую проводят мировые центры и институты1028. Они используют порочные старые модели и теории, которые мешают эффективно управлять отдельными странами и миром в целом. В докладе также отмечается, что некоторые национальные правительства и формирующие их элиты фактически только номинально управляют своими странами.

Глобализм существовал уже в греческом понимании „ойкумены” и китайском концепте „Поднебесной”, стремлении многих европейцев дойти до Индии, а у монголов – достичь „Последнего Моря”. Вероятно, первой глобализацией планетарного масштаба следует считать империю Габсбургов1029. Её наследниками после наполеоновских войн стала Британская Империя, а после „холодной войны” – США. Став безусловным политическим доминантом на планете, их элита получила возможность перемещать через границы государств и континентов не только информацию, товары потребления и промышленные мощности. Следствием этого процесса стала синхронизация экономик стран мира не только по материальным ресурсам, но и по функциям, которые ранее были прерогативой государственной власти отдельных стран. При этом ф ормально декларировались цели, изображённые на схеме 19, но они были скорее декларативными, чем реальными.

Схема 19. Программа развития мирового сообщества (Программеа ООН 1987 г.)

Международные финансовые организации, которые взяли на вооружение принципы неолиберализма, рыночного фундаментализма и доктрину „Вашингтонского консенсуса”, сделали ставку на рыночное саморегулирование, денежный эквивалент и частную собственность. Следствием этой стратегии стал отказ прямого государственного управления, а в некоторых случаях – регулирования. Новый способ управления мировым хозяйством последовательно внедрялся с применением различных методов воздействия на страны и народы без учета их внутренних интересов и особенностей. В результате глобализм стал рассматриваться многими как следующая и предопределённая фаза развития земной цивилизации.

Глобализация в совокупности с „либерально-демократической” политической идеологией1030 и концептом деиндустриализации переформатировала систему международных отношений таким образом, что экономика почти каждой страны1031 может быть исключена из мирового хозяйства практически незаметно для него. В результате сложился механизм по своей сути похожий на „экзополитарную экономику” архаики1032. Его экономическую основу составляют единая платёжная система и концепция „свободного рынка”, а основными бенефициарами – наиболее технологически развитые страны. Соотношение их численности с остальным населением земного шара удовлетворяет неравенству 29.3, представляющее собой ограничение для верхнего и нижнего уровней иерархии труда (§44). Нарушение этого ограничения вследствие увеличения институциональной привлекательности относительно энергетики системы в европейском сегменте1033 привело к перманентному кризису управления подсистемой, именуемой Евросоюзом. Его первым результатом стал BREXIT, за которым последовала пандемия и проксивойна на Украине со всеми вытекающими из этого последствиями.

Бурный рост политического влияния транснациональных корпораций и подчинение им локальных элит, привел к ослаблению и частичной утрате национальными правительствами некоторых стран своего суверенитета. Рыночные отношения, протагонистом которых выступало ВТО, оказались искусственным механизмом принуждения уменьшать разнообразие товаров. Это сказалось, в основном, на мелких производителях, что только усилило неэквивалентность товарообмена. В дополнение к этому ВТО ограничило вмешательство национальных регуляторов в экономику, часто задерживая её рост и подрывая финансовую стабильность.

К 2010 году в мире завершилось формирование мировой финансовой элиты, представляющей собой совокупность группы с частными интересами финансового плана. Их основу составляет контроль над мировыми кредитно-финансовыми рынками, а основу составляет Бреттон-Вудская система. Хотя деньги давно стали всеобщим эквивалентом, они распространились из области хозяйственной деятельности на информационно-культурную и общественно-политическую составляющие институциональной матрицы. Их невозможно оценить количеством денег, поскольку они требуют качественно иных параметров функционирования.

Соперничество внутри мировой финансовой элиты породило множество проблем, связанных с нарушением ограничений жизнеспособности, легитимности, технологичности и размера всей системы миропорядка, вызвав опасные конфликты, наблюдаемые сегодня во всем мире. Финансы и связанные с ними контроль над ресурсами стали главной целью локальных войн и проксивойн современности. Постигшие систему неудачи в них при формальных победах показывают, что глобализм как объект управления всё чаще развивается стихийно, сея вокруг хаос и порождая локальные кризисы.

Выбрав в качестве оценки единственный количественный параметр и объявив его универсальным, протагонисты глобализма оказались не в состоянии оптимально управлять миром. Эта проблема возникла не вследствие отсутствия планирования и координации, а благодаря наличию частных интересов у элитных групп, контролирующих финансовые потоки. Осознав бесплодность затеи, часть из них заняла позицию „безбилетников” и/или „змееловов”, безцельно потребляющих ресурсы. В то же самое время как остальная американизированная „креативная элита” в силу своей слабой компетенции затеяла несколько глобальных кампаний1034 и успешно провалила его, затратив множество дефицитных ресурсов. Данный феномен объясняется глубоко укоренившимся в англосаксонском обществе идеализмом, склонным превращать „справедливую” войну в „крестовый поход”1035, в битву, ведущуюся не столько ради обеспечения национальной безопасности, сколько за „универсальные ценности демократии”.

Социально-экономические последствия конфликтов начала III тысячелетия, такие как сокращение доходов населения, ликвидация рабочих мест и фискальный дефицит на фоне быстро растущей инфляции, окончатся в лучшем случае продолжительной стагнацией, а в худшем – коллапсом целого ряда национальных экономик, а, возможно, Евросоюза. Предугадать эту катастрофу и попытаться смягчить её последствия с использованием детерминированных моделирования экономическая наука не способна1036. Все её попытки проигнорировать или обесценить новые социально-экономические вызовы ведут к сокращению возможностей саморазвития, что весьма критично по мере приближения цивилизации к точке бифуркации, где вынужденно произойдёт смена глобалистского аттрактора.

Фиаско Pax Americana представляет собой явление, известное как „бритва Хенлона”1037, и является следствием несостоятельности двух взаимодополняющих концепций либеральной демократии и постиндустриального общества, заявленное в давоском докладе 2022 года. По этой причине незначительный с точки зрения мировой истории конфликт1038 внутри православной цивилизации, привёл к крушению единого экономического пространства и логистических связей по всему миру. В течение года он ограничил зону обращения доллара, поставил на грань экономического краха Европу и показал некомпетентность „либерально-демократической” элиты. Её титаническая борьба с COVID-19 и бессилие прекратить военные действия на/в Украине окончательно дискредитировали модель, что подтверждается постепенной дезынтеграцией „империи доллара”1039 – глобальной финансовой системы, которая старается удержать своих сателлитов в своей сфере влияния. Как показали текущие события, креативные эффективные решения в виде санкций и военной помощи сыграли роль бумеранга, ударив по всей структуре связей Евросоюза и частично затронули США. В недалёкой перспективе это не исключает возможность силового воздействия на аутсайдеров с риском ввязаться в конфликт с одной из ядерных держав.

C формальной точки зрения войны есть форма проявления конфликта интересов. Они возникают по различным причинам, например, из-за нехватки территории или нежелания торговать, из-за желания использовать чужие ресурсы или попросту забрать их. На них накладываются дополнительные факторы вроде идеологических, расовых, религиозных или национальных особенностей, а также различий в социально-экономическом, культурном или политическом развитии. История индустриальных войн свидетельствует о том, что потери мирного населения от них резко возрастают. Так, статистика наполеоновских войн 1800–1815 годов показывает, что в них участвовало около двадцати стран с населением в 175 миллионов человек или 18% населения планеты. В ходе них погибло 3 миллиона 400 тысяч солдат и мирных жителей1040. В I мировой войне 1914–1918 годов участвовало большинство стран планеты1041 с населением в полтора миллиарда душ. За четыре года в ней были убиты 21 миллион 500 тысяч человек1042.

Во II мировой войне приняло участие 55 стран с населением около 2 миллиардов человек или 90% населения планеты. За восемь лет1043 в ней погибло до 75 миллионов солдат и мирных жителей или 3,75 процента населения воюющих сторон1044. Анализ трёх больших войн показывает, что ежегодные человеческие потери возрастают1045 пропорционально силе применяемого оружия была и степени вовлечённости в них мирного населения. Последняя большая война индустриальной эпохи велась в Корее. Как и остальные локальные войны середины ХХ века1046 она ясно доказала, что ни одно государство или блок не смогут выиграть третью мировую войну.

Существенное усложнение военного искусства, боевой техники и систем вооружения в индустриальный период требовало от военных профессионалов не только специальной подготовки, но и методичного повышения уровня знаний1047 и расширения кругозора. Как следствие гражданское общество стало иначе воспринимать военных профессионалов, отдавая им дань уважения не только как героям сражений и боевых кампаний, но и как относительно прилично образованным людям. Однако, рост авторитета командного состава вооружённых сил в американском обществе не разрушил барьера, разделявшего военных и гражданских представителей элиты. Причиной этого явления стало исторически сложившиеся различия образа мыслей1048 и стереотипов поведения.

В условиях подчиненности американских военных гражданским властям профессиональные военнослужащие вопреки собственной логике и расчетам должны беспрекословно „выполнять свой долг перед отечеством”1049. Как в демократическом, так и тоталитарном обществе командование вооружённых сил почти всегда1050 вынуждено потакать прихоти гражданских политиков. Наиболее поучительным примером из этой области является положение, в котором оказался германский офицерский корпус при нацистском режиме. Осознавая, что внешняя политика Гитлера ведет к национальной катастрофе, его представители, следуя присяге и подчиняясь военной дисциплине, выполняли указания политического руководства страны. При этом только немногие из них извлекли личную выгоду, заняв высокое положение в нацистской иерархии.