скачать книгу бесплатно
– Год назад, – сквозь рыдания выдавила я из себя, – моя подружка Катя выходила замуж. Она пригласила меня на свадьбу. Дома меня на силу отпустили, с приказом явиться обратно в восемь вечера. Но вечером началось все самое интересное. Я познакомилась с мальчиком. – Тут я опустила глаза и перешла почти на шепот, но назад пути не было: я начала делиться историей из своей жизни, которая будоражила мое воображение даже спустя год. – Мне он очень понравился. Мы с ним танцевали все медленные танцы.
– Ты в первый раз танцевала с мальчиком, верно?
– Да! Это было так здорово и так красиво! Ну, в общем, домой я вернулась в первом часу ночи. Матери не было, она дежурила. Бабка встретила руганью. Другого я и не ждала. А утром началось… Я хотела идти к подруге, праздновать второй день свадьбы, встретиться со вчерашним мальчиком, но пришла с работы мама, и бабка сказала ей, что я явилась пьяная, лыка не вязала и на четвереньках ползала!
– А ты объяснила маме, что это неправда?
– Мама на меня накричала и заявила, что я наказана и никуда не пойду! Я плакала, просила, чтобы она меня выслушала. Мама не слушала. Я закрылась в комнате, не выходила день. А свадьба гуляла, и мальчик, который мне понравился, был там.
– Ты обижена!
– Они ненавидят меня! Что я такого им сделала?
Отец Александр вместо ответа легонько потрепал меня по плечу и спросил:
– Когда ты уезжаешь?
– Завтра, – мужественно ответила я.
«Бежать, бежать от него стремглав!» – пронзала меня мысль. Но нужно было найти в себе силы оторваться от его глаз, а сил не было. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Автобусы один за одним приезжали и уезжали. Я не могла уйти. Он не мог меня отпустить.
– Не делай этого, – сказал наконец отец Александр. – Не уезжай! Прошу тебя!
– Не надо, отец Александр. Мне пора!
Я решительно выдернула свои руки из его рук так, что стало нестерпимо больно. И от этой боли на глазах выступили слезы. Я вбежала в автобус и рухнула на сиденье, обессиленная и измученная. Я теряла человека, и мне казалось, что от меня отрывают кусок моего сердца. Но я не могла остаться только ради него. Зачем он мне? Зачем я ему? У него семья, высокое социальное положение, любовь и забота окружающих. И мне нет места возле него. Так лучше: я уеду и забуду о нем раз и навсегда! Но я обманывала себя, понимая, что уже успела глубоко привязаться к нему и забыть его мне будет ох как нелегко! Он будет жить в моем сердце. «Бред какой-то. Так не бывает. Я не могу, не имею права думать о нем». Разум мой упорно кричал: нельзя! нельзя! А сердце упорно твердило: любишь! любишь! Как страшно-то, Господи! Надо ехать. Далеко. Навсегда. Чтобы не видеть больше никогда его глаз, не слышать нежного голоса, не чувствовать ласковых рук.
13
В день отъезда я лихорадочно металась по квартире. До поезда оставалось уже совсем немного времени, а у меня еще не были собраны вещи. Все валилось из рук. Я ничего не могла найти. Мозг отказывался соображать. В отчаянии я бросила сумку и схватилась за голову, не зная, что делать. В этот самый момент раздался звонок в квартиру. «Кто там еще приперся?» – с раздражением подумала я и, с силой дернув ручку, распахнула дверь. На пороге стоял отец Александр. Нервы сдали, и, уже не контролируя себя, я бросилась к нему на шею и разрыдалась.
– Ну, ну, девочка моя, хорошая, – гладил меня по голове отец Александр. – Ты же у меня сильная, умная, красивая. Все будет хорошо!
Я уткнулась лицом в его мягкое плечо. Слезы катились градом. Я рыдала в голос, жалея обо всем на свете. О том, что в свой день рождения вместо занятий оказалась в церкви, что ко мне подошел отец Александр и заговорил, что он необратимо стал для меня близким и дорогим человеком.
Мне было страшно уезжать, а еще страшнее не уезжать. Сердце разрывалось от боли и отчаяния. Зачем он пришел? Ведь я уже смирилась с тем, что теряю его. Пыталась, сжав зубы, разорвать эти странные отношения со священнослужителем. А он снова встал на моем пути, будто дьявол-искуситель. Он мучает меня и терзает! Он издевается надо мной!
– Не плачь, девочка моя, хорошая, милая. – Он вытирал мне слезы своим неизвестно откуда появившимся платком. – Не плачь.
Он осторожно взял меня за плечи и, придерживая, словно боясь, что я рухну, подтолкнул в комнату. Мы сели друг напротив друга. Трясущимися руками я налила нам по чашке чая. Но к чаю мы так и не притронулись.
Стояла мертвая тишина, в которой громоподобно тикали часы и стучало сердце.
– А у меня есть для вас подарок, – наконец нарушила я молчание и достала из своей курточки маленькую иконку Богородицы Всецарицы. – Я хочу, чтобы эта иконка хранила вас от бед и несчастий.
– Спасибо, моя хорошая.
Он перекрестился, и осторожно взял икону из моих рук. Потом достал из кармана свою фотографию и положил передо мной.
– Это тебе.
Я ничего не сказала. Мне не хотелось брать его снимок, но отказать ему я не могла и вложила фото в свой паспорт.
Время поджимало. Пора было ехать на вокзал. Отец Александр попрощался с моей семьей, с любопытством наблюдавшей за нашей встречей. Я, бросив на ходу: «Сейчас приду!», вышла за ним. Мы медленно спускались по грязной, заплеванной окурками лестнице. Я шла за отцом Александром почти вплотную, чувствуя приятный запах от его темных кудряшек. Посреди лестничной площадки он вдруг резко остановился. Я невольно вздрогнула. Он внимательно и серьезно посмотрел на меня и тихо, но настойчиво сказал:
– Иди сюда!
И протянул мне свои пухлые, чуть красноватые руки. Я покорно подошла. Меня трясло как в лихорадке. Отец Александр притянул меня к себе и крепко обнял, прижимая лицом к своей щеке. От неожиданности и новых, неизведанных ощущений мои ноги подкосились, и я повисла на руках отца Александра, как тряпичная кукла. Он только крепче сжал меня в объятиях, чтобы я не рухнула на пол. Потом отстранил от себя и, взяв мое лицо обеими руками, заглянул в глаза. Я качалась из стороны в сторону, грозя вот-вот потерять сознание. Тогда отец Александр принялся покрывать легкими поцелуями мой лоб, глаза, щеки… И вот я почувствовала его губы на своих губах – теплые, нежные, просящие, настойчивые. Мои губы дрогнули, и мы слились с отцом Александром в единое целое долгим нежным поцелуем.
Оказывается, это здорово, когда тебя целует мужчина! Я всегда считала, что это противно и гадко, а оказалось, что это непередаваемо приятные ощущения, которых мне еще никогда не приходилось испытывать. Сердце бешено колотилось, угрожая выпрыгнуть наружу. И тогда вдруг резко, будто опомнившись, я оттолкнула отца Александра и убежала вверх по лестнице.
Vivace
14
Я часто писала ему письма, и он на каждое отвечал. Я рассказывала про город, про учебу, про жизнь в общежитии. «Тут очень красиво, – писала я, – всюду зеленые, аккуратненькие улочки. Мне очень нравится! Все совсем по-другому. Но мне очень не хватает Вас. Я так к Вам привыкла, привязалась, что трудно теперь жить без Вас!»
В ответ он писал: «Милая, хорошая, здравствуй! Спасибо тебе за письма. Ты здорово умеешь писать. Зачитываюсь! Но я хочу тебе сказать другое. Я люблю тебя! Люблю не только как друга, хорошего человека, но как женщину. Ты уже взрослая девочка и должна понять: так бывает. Мужчина влюбляется в женщину, женщина влюбляется в мужчину. Конечно, я не имею права говорить с тобой о любви между мужчиной и женщиной, ведь я – священник. У меня есть семья. Но сердцу не прикажешь. Ты для меня, милая девочка, самый дорогой и близкий человек на земле! Знай это. Целую тебя. Твой отец Александр».
Я снова и снова перечитывала его строки. «Люблю тебя как женщину!» Что это значит? Чего он хочет от меня? Зачем пишет такое? У него есть жена. Значит, он ее любит? Должен любить! Но разве можно любить еще и меня? Так не бывает!
Эта моя наивность, граничащая то с мудростью, то с глупостью, забавляла отца Александра. За это, как сам писал, он меня и полюбил. Я ему задавала наивные, на первый взгляд даже дурацкие вопросы. А он искренне признавался, что не знает, как мне, глупенькой, объяснить необъяснимое. Умный дядька, изо дня в день наставляющий свою паству на путь истинный, не знал, что мне ответить, – а я с нетерпением ждала его ответов! Я, сама того не желая, заставляла его задумываться о жизни, о людях, их поступках. И отец Александр вынужден был смотреть на свою жизнь и на себя самого другими глазами. Он пытался убедить себя и меня, что пишет мне только ради того, чтобы поддержать, дать мудрый совет опытного священника. Но можно обмануть и меня, и свой разум, а вот сердце обмануть невозможно.
15
Моя жизнь стремительно менялась в лучшую сторону. Я записалась в спортзал и через несколько месяцев упорных тренировок похудела почти на десять килограммов. Пройдя курс лечения у косметолога, я приобрела гладкую кожу. Глаза сияли от удовольствия и результатов, которые приносила работа над собой. Я фонтанировала новыми идеями. Жизненная энергия била ключом.
О доме я вспоминала редко и никогда не скучала. Меня поражало, что остальные студенты с нетерпением ждали возможности съездить домой, к своим родным и близким. Единственным членом семьи, о котором я скучала, был Артюха. Мне его не хватало. Никто теперь не согревал мне ноги в холодные ночи, никто не будил по утрам, не к кому было прижаться, когда бывало трудно. Как там теперь живет моя любимая псина? Кто его выгуливает? Кормят ли его?
Ну и, конечно же, большую часть мыслей занимал отец Александр. Каждый вечер, закрывая глаза, я представляла нашу с ним встречу. Как приеду и брошусь ему на шею, как затеряюсь, утону в его мягких, нежных руках. Как скажу ему, что безумно скучала и чуть не умерла от тоски по нему. Безудержные фантазии затягивали меня все дальше и дальше. И однажды, находясь во власти своих эмоций, я написала ему письмо:
«Здравствуйте, мой дорогой отец Александр! У меня сегодня прекрасное настроение! Можете меня поздравить: экзамен, которого я так сильно боялась (ну, помните, я Вам рассказывала?), сдала на пятерку! Так легко сразу стало, будто камень с души свалился! Вообще, у меня здесь другая жизнь, совсем не похожая на прежнюю. Я Вам уже писала об этом.
Знаете, иногда мне становится так хорошо, что кажется, я не иду по земле, а лечу по воздуху. И это все благодаря Вам, отец Александр. Помните, я спрашивала у Вас, что такое любовь? Кажется, я поняла: любовь это и есть то чувство, благодаря которому ты не ходишь по земле, а летаешь по небу! Мне так хорошо! Спасибо Вам, отец Александр, за то, что Вы у меня есть. Теперь я Вам точно могу сказать: я люблю Вас! Я Вас люблю! Целую Вас крепко и надеюсь на скорую встречу с Вами».
16
Шли дни, летели недели. Отец Александр молчал.
Я изводила себя ожиданием, по несколько раз в день спускаясь к почтовому ящику. Писем не было.
Его телефон не отвечал.
Я бессмысленно бродила по усыпанным желтыми листьями аллеям.
Когда порвалась эта ниточка, все потеряло смысл. Учеба заброшена и сессия сдана кое-как.
Начались каникулы.
Я ехала домой с тяжелым чувством, заранее догадываясь, что ничего хорошего меня там не ждет. И не ошиблась. Дома встретили так, будто бы я никуда не уезжала, а вышла на несколько часов прогуляться. Каждый занимался своими делами, не обращая на меня никакого внимания. Рад был только Артюха, не отходивший от меня ни на шаг.
– Ну что, псинка, рассказывай, как ты тут без меня? – спросила я его, прижимаясь к его мокрому черному носику.
– У-у-у-у, – протянул Артюха.
– Все с тобой понятно! Плохо тебе живется! – неожиданно для себя заговорила я словами отца Александра.
Артюха склонил голову набок и внимательно смотрел на меня.
– А, – махнула я рукой, – пойдем гулять. Тащи поводок!
Собака послушно в считаные секунды притащила поводок, и мы, как бывало прежде, отправились на прогулку.
Я медленно шла по знакомому маршруту. Артюха радостно и лихо бежал впереди, иногда на миг останавливаясь и к чему-то принюхиваясь.
Я пыталась найти в себе чувство сожаления, ностальгии по родным краям. Пыталась, но не находила. Все мне казалось тусклым и чужим. Мне вдруг захотелось бежать. Обратно – в студенческое общежитие. Бежать, чтобы не видеть ничего, напоминающего мне о прошлой жизни. Но необходимо было найти отца Александра. И только это обстоятельство удерживало меня от немедленного отъезда.
Мы вернулись домой. Как обычно, я вымыла Артюхе лапы, потрепала его за длинные кудрявые уши и сказала:
– Ну, все, друг, я пошла! Пожелай мне удачи!
В прихожей, где я поправляла прическу, возник Дэн. И смерил меня откровенно любопытным взглядом, будто рассматривая музейный экземпляр.
– Куда это такая красота направляется? – ехидно спросил он.
– Не твое дело, – буркнула я и открыла входную дверь, спеша поскорее избавиться от его общества.
– А ты похудела, – заметил Дэн, – молодец!
От неожиданности я застыла на месте и обернулась. Это было, пожалуй, его первое доброе слово в мой адрес со времен моего появления на свет. Чтобы кому-то услышать от Дэна комплимент, обычно нужно было сделать невозможное. Вероятно, мне это удалось. Несколько секунд я стояла ошарашенная, изумленно глядя на Дэна. Потом тряхнула головой, прикоснувшись рукой к волосам, и с достоинством ответила:
– Я знаю!
Теперь уже изумился Дэн, но я, довольная собой, уже легко бежала по лестнице, предвкушая долгожданную встречу.
17
Я шла обычным нашим маршрутом, которым столько раз ходила с отцом Александром. Какие-то странные, нехорошие предчувствия не давали мне покоя. Чем ближе становился храм, тем сильнее меня охватывало неприятное волнение.
В храме, как всегда, было тихо и спокойно. Только изредка потрескивали догорающие свечи. Я встала у иконы Богородицы, той самой, возле которой отец Александр наставлял меня на путь истинный. Но не было и следа от прежнего умиротворения – в душе росла тревога. Я ждала с нетерпением, когда откроется алтарь и оттуда выйдет отец Александр. Священники и служащие выходили один за другим, но его не было видно.
Наконец я не выдержала, подошла к женщине в платочке, которая продавала свечи, и почти выкрикнула:
– А где отец Александр?
– Так уехал он, – последовал ответ.
– Как уехал?
В глазах у меня помутнело, и ком подкатил к горлу.
– Перевели его в другой город, – участливо объяснила женщина.
Я тупо смотрела в одну точку. Он уехал и ничего мне не сказал. Он подло бросил меня. Где его теперь искать? Да и стоит ли? Но без него мне ничего не нужно. Без него мне одиноко. Как он мог? Почему он не пишет?
Я вернулась домой. Запустила пальцы в густую теплую шерсть Артюхи. Мне было холодно.
18
Все последующие дни я пролежала в кровати. Болела. Ко мне вызвали доктора, но он никаких отклонений не нашел. Долго удивлялся: вид болезненный, но все показатели в норме. Температура, давление – все в порядке. Разве мог он понять, что у меня сердце разрывалось от тоски, истекая кровью от подлости и предательства близкого человека? Мог ли он это увидеть? Мог ли излечить? Нет. Медицина была бессильна.
Ослабленная и бледная, я с трудом поднялась на ноги через несколько дней. Каникулы заканчивались, и надо было уезжать. Я была рада, что эта пытка подходит к концу.
Откуда мне было знать, что в общежитии меня ждет окончательный удар в спину?
– Тебе письмо, – радостно сказала вахтерша, увидев меня, – пляши.
– Спасибо! – подпрыгнула я на месте и помчалась вверх по лестнице.
На конверте был почерк отца Александра, и я торопилась прочесть его содержимое. «Наконец-то он вспомнил обо мне! Наконец-то!» Вбежав в комнату и бросив сумку на пол, дрожащими руками я вскрыла конверт. Внутри был маленький клочок бумаги. Странно. Отец Александр всегда писал мне длинные, обстоятельные письма. Я еще раз взглянула на конверт: все правильно, письмо от него – и тогда уже прочла:
«Ты мне не нужна. Не пиши и не звони. Исповедайся, покайся и причастись. Отец Александр».
Наверное, я забыла русский язык. Я не понимала ни одного слова. Снова и снова перечитывала записку: «Ты мне не нужна».
«Не нужна, не нужна, не нужна», – стучало в голове. Прислонившись к холодной стене, я медленно съехала вниз. «Не пиши, не пиши… Не пиши и не звони… Не звони, не звони, не звони», – ударял молоточек по мозгам. «Покайся». Тело горело, словно в огне. Я задыхалась. Мир рушился. Голова сильно кружилась. Образ отца Александра меркнул, а на его место приходили пустота и боль. Я стискивала пальцами этот крошечный клочок бумаги, не зная, что с ним делать дальше. Немного подумав, я аккуратно убрала записку обратно в конверт и вложила его в кипу толстых учебных тетрадей.
19
Дни проходили размеренно и спокойно. Острая боль постепенно утихала, оставляя кровоточащую рану. Я старалась занять себя, загрузить, чтобы не вспоминать о том, кто еще совсем недавно был близок и дорог. С учебы на работу, с работы на тренировку. Свободного времени практически не оставалось. Я возвращалась в общежитие поздно вечером, ложилась и мгновенно засыпала, ни о чем не раздумывая.
Вскоре мою размеренную жизнь нарушила телеграмма от матери. Умерла бабка, нужно было срочно выезжать на похороны. Уже через несколько часов я мчалась в ночном поезде. К утру я была дома. Посреди зала стоял гроб с бабкиным телом. В квартире было невыносимо много народу, все суетились, переговаривались, бросая на меня равнодушные взгляды. Я ходила как неприкаянная. Смерть бабки меня нисколько не тронула. Я равнодушно смотрела на мертвое разлагавшееся тело и не испытывала абсолютно никаких эмоций по этому поводу.
– А, приехала? – походя окликнула меня мама. Она ничуть не изменилась. Все такая же энергичная, властная, она четко и коротко отдавала указания по организации похорон. – Что стоишь-то? – с укором спросила она. – Иди за священником, отпеть же надо! – И удалилась, только слышен был ее командный голос, распоряжающийся незнакомыми мне людьми.
Я покорно поплелась в церковь, к отцу Никите. Застала я его на входе в храм и буквально вцепилась в его руку.
– Отец Никита, у меня бабка умерла, вы очень нужны! – на одном дыхании выпалила я.
– Поехали, – коротко ответил он, и мы прямиком направились к дому.
– Ты когда приехала-то? – спросил по дороге отец Никита.
– Два часа назад, – устало ответила я.
Наша квартира находилась на восьмом этаже. Лифт уже года два не работал. Отец Никита, грузный и плотный, переступал ступеньку за ступенькой, часто останавливаясь и тяжело дыша. Я поддерживала его под руку то с одной, то с другой стороны, успевая вытирать выступавший на его лбу крупными каплями пот. До двери мы добрались оба обессиленные, отец Никита задыхался, а у меня тряслись руки и подкашивались ноги.
Несколько минут отец Никита молча готовился к отпеванию, а потом неожиданно сунул мне молитвенник и строго сказал: «Читай!» Я открыла страницу, но буквы прыгали перед глазами, расплываясь мелкими кляксами. Дрожащим от страха и усталости голосом я начала читать и не узнала себя. Голос был чужим. Девичья мягкость и нежность куда-то исчезли. Появились строгие, грозные интонации. Голос звучал глухо и тревожно.
