скачать книгу бесплатно
– Надо поставить чай! – чуть более дружелюбно сказала бабка.
Содержимое пакета исчезло за несколько минут. Все были так довольны и счастливы, включая Артюху, что даже забыли спросить, где я это взяла! Насытившись, каждый отправился восвояси. Мама убрала со стола и один-единственный оставшийся оладушек, положила на блюдечко, накрыла железной крышкой и поставила на подоконник.
7
Ночь была темной – ни единой звездочки на небе. Мне не спалось. Снова и снова я перебирала в памяти драгоценные моменты прошедшего дня: как меня окликнул отец Александр, как подарил букет, как с упоением я вдыхала запах ладана и цветов, как счастливая на бешеной скорости неслась домой. Я ворочалась и улыбалась ночной тишине.
С улицы изредка доносились еле уловимые звуки: смех загулявшейся компании, легкое дуновение ветерка, размеренный храп соседа за стенкой. Но все это было далеким и нереальным, а в доме царила теплая, мягкая, глубокая тишина, изредка нарушаемая поскрипыванием старого дивана.
Внезапно посреди этой мирной гармонии ночного царства раздался пронзительный, надрывный, дребезжащий грохот. Мгновенно подскочила вся дружная орда и, не понимая, что происходит, засуетилась, просыпаясь на ходу. Мы оперативно пробежались по комнатам, прижимаясь друг к другу от холода и страха. Комнаты стояли погруженные в глубокую ночь и абсолютно равнодушные к нашей панике и суматохе. Дойдя наконец до кухни и щелкнув выключателем, мы опешили. Свет вернул миру гармонию вселенной: несколько секунд все стояли, открыв рты, а потом разом, будто отсчитав про себя нужные секунды, весело расхохотались. Возле подоконника сидел Артюха, виновато потупив свои угольные глазки, а рядом валялись осколки блюдца, железная крышка и один-единственный оладушек. Артюха, решив, что до утра лакомство сторожить не обязательно, попытался стащить с блюдца крышку, чтобы добыть еду, но потерпел неудачу – вся эта конструкция с грохотом полетела вниз.
– Ну, ешь уже, ешь! – снисходительно потрепав Артюху за гриву, сказала мама.
И Артюха, безмерно счастливый оттого, что удалось избежать расправы, да еще и получить разрешение на поедание «добытого непосильным трудом», не заставив себя долго уговаривать, мгновенно проглотил оладушек.
8
Наши отношения с отцом Александром стремительно развивались. После каждой службы он бросал мне на ходу одну и ту же фразу: «Подожди меня, я сейчас!» Через пять минут он выходил переодетый в мирскую одежду и с полным пакетом, предназначавшимся для меня. Мы вместе выходили из храма и шли медленным шагом на остановку. Он мне рассказывал о Боге, о жизни, о себе. У меня впервые появилась возможность поделиться своими планами, тем, что меня волнует, и спросить о том, о чем спрашивать мне было не у кого. И однажды я поинтересовалась:
– Отец Александр! Ведь отец Никита монах?
– Ну да, – ответил он.
– И это значит, что у него никогда не будет семьи?
– Монахи не могут иметь семью, ты же знаешь!
– А что будет, если он влюбится? Ведь он же живой человек! – не унималась я.
– Наверное, ему придется выбирать: или Господь Бог, или женщина.
– Но это ведь жестоко! Это несправедливо! – искренне возмущалась я.
– Жизнь такая, какая есть, и каждый выбирает свой путь. А предъявлять претензии к Богу грешно!
– Да. Я поняла, – проговорила я сквозь слезы. Мне всем сердцем было жаль отца Никиту.
С ним мы познакомились очень необычно. Как-то я возвращалась домой, и одна милая старушка, маленькая, хрупкая, в цветастом платочке, попросила перевести ее через дорогу. Она плохо видела. Мы разговорились, старушка пригласила меня к себе домой выпить чаю. С того дня я часто бывала у бабы Моти – так ее звали. Приносила ей свежие булочки из буфета, а баба Мотя угощала меня вкусным борщом.
В один из таких визитов я и застала у нее отца Никиту. Тогда он еще не был священником, и имя его было Александр. Он только собирался принять монашество. Визуально мы друг друга знали, но никогда не общались. Баба Мотя нас познакомила. Я очень смутилась тогда.
Потом баба Мотя умерла, и наше общение с Александром-Никитой прервалось. Но когда его рукоположили в священники, я стала часто ходить к нему на исповедь. Я чувствовала к нему какое-то особенное доверие и безмерную симпатию, восхищалась его смелостью, благородством, умом, хотя так и не смогла понять, зачем молодому, красивому мужчине так необходимо было постригаться в монахи.
Отец Никита был старше меня всего на три года. Он был высокого роста и крепкого телосложения. Длинные, волнистые русые волосы его красиво струились до самой поясницы. Большие серые и немного отрешенные глаза, пухлые чувственные губы и прямой греческий профиль были предметом желаний и мечтой многих девушек, но он, увы, выбрал служение Богу.
Когда я смотрела в умные, потрясающей красоты глаза отца Никиты, я неизменно видела там нечеловеческую боль. От этого осознания щемило сердце. Вот отчего, беседуя с отцом Александром, я не смогла сдержать слезы.
9
В тот день, когда мне исполнилось семнадцать, меня никто не поздравил. Мама была на дежурстве, бабка отругала за какую-то ерунду и обозвала гадкими словами. Она даже не вспомнила про мой день рождения.
Я угрюмо брела по узкой дорожке. Не первый раз в жизни я чувствовала себя одинокой и несчастной. Но впервые мне по-настоящему стало страшно. В этот день словно открылись мои глаза, и я увидела свою жизнь или, скорее, свое существование со стороны. И ужаснулась. Казалось, что во всей Вселенной нет больше ни единой живой души – ни людей, ни животных, ни растений. Все вымерли. Я осталась одна и не знала, что с этим делать. Это ощущение длилось мгновение, но я успела испытать реальное, всеобъемлющее одиночество.
В тот день я не пошла на занятия. Свернув с узенькой дорожки, перейдя через мост и миновав длинную улицу частного сектора, я оказалась возле храма. Этот путь я проходила множество раз, но в этот день мне показалось, что эту дорогу, эти улочки я вижу впервые. Осторожными легкими шагами, чтобы не шуметь, я приблизилась к иконе Всецарицы. Я любила эту икону. Именно здесь, в этом закутке храма, мне было спокойно и хорошо. Я прикрыла глаза и забыла обо всем на свете.
Сколько прошло времени? Десять минут, а может быть, час или три? Я не знала! Но очнулась от прикосновения чьей-то руки на моем плече. Я медленно обернулась и увидела перед собой отца Александра.
– Что случилось? – спросил он так нежно и проникновенно, что у меня защемило сердце.
– Я… я… я не могу, – разрыдалась я, от слабости опускаясь на скамеечку.
Отец Александр сел рядом. Он взял мою руку в свою и свободной ладонью погладил меня по голове. Я почувствовала, как по всему моему телу разливается тепло. До этого момента меня никогда и никто не гладил по голове, я даже не предполагала, что от этого бывает так хорошо и приятно. Как по мановению волшебной палочки все мои горести таяли. Не было сил пошевелиться. Я сидела, затаив дыхание, ошеломленная и смущенная.
– Знаешь, в жизни много бывает проблем, неприятностей, – тихо заговорил отец Александр, – и это, безусловно, тяжело и горько. Но это надо пережить, переболеть – другого не дано. Только когда преодолеешь препятствия достойно, с высоко поднятой головой, приходит осознание того, что все, что с нами происходит, не случайно. Это наш путь. Наш крест. От этого никуда не уйдешь, не спрячешься. Остается принять свою жизнь и не роптать. Стремись, развивайся, делай все, что от тебя зависит, а результат предоставь Богу. Тебе легче станет жить, и ты многое сможешь понять.
Я сосредоточенно слушала. Что-то новое, доселе неизвестное, открывалось мне. Я жадно ловила каждое его слово, интонацию, жест. Мне хотелось, чтобы эта беседа никогда не заканчивалась.
– Пойдем, я тебя провожу! Тебе домой пора! – сказал отец Александр.
– Я не хочу домой, – с печалью в голосе возразила я.
– Тебе там так плохо? – слегка наклонившись ко мне, спросил отец Александр.
Я молчала. Ну как объяснить, что родная бабка меня ненавидит, что родную мать я раздражаю и что мой единственный друг – собака? Мне было страшно все это произнести, и после паузы я спросила:
– А вы бы смогли стать монахом?
– Скорее нет, чем да, – неохотно отозвался он. – В любом случае это уже невозможно: у меня есть жена и дети. А монахи дают обет безбрачия.
– А сколько вам лет? – я вдруг покраснела и опустила глаза, а отец Александр рассмеялся.
– Вот уж воистину, – сквозь смех проговорил он, – все женщины безмерно любознательны.
– Я не женщина! – возразила я и покраснела еще больше.
– Ты обязательно станешь красивой и привлекательной женщиной, – серьезно сказал отец Александр. Теперь смутился он. – А лет мне тридцать.
– Ого! – искренне удивилась я.
– Что, много?
– Нет! Просто вы не выглядите на тридцать лет!
– На сколько же лет я выгляжу? – удивился он.
– На двадцать девять!
Отец Александр смеялся до слез, а я растерянно смотрела на него, не понимая, что же его так развеселило.
10
Эти совместные походы от храма до остановки со временем превратились в нечто большее, чем просто беседы. Нечто невидимое, но прочное связывало нас. Двое людей, несчастная взрослеющая девушка и успешный священник, неожиданно для себя самих находят друг в друге отдушину. Ту самую отдушину, где четко знаешь, что нужен человеку как воздух, и человек как воздух нужен тебе.
Я не узнавала сама себя. Общение с отцом Александром шло мне на пользу. Во мне появилась уверенность, распрямились плечи, и весь мир, до тех пор неизменно тусклый и печальный, озарился вдруг ярким и необычным светом. Я слушала отца Александра и училась принимать жизнь такой, какая она есть. Издевки, скандалы, неприятности дома я воспринимала как неизбежное и не более того. И наслаждалась теми минутами, которые проводила с отцом Александром.
Он смог увидеть во мне личность. Часто он говорил мне, что я красавица и умница, но я подозрительно и недоверчиво на него косилась. Прошло немало времени, прежде чем отцу Александру удалось убедить меня в том, что он говорит правду. Он заставил меня поверить в то, что я не жирная корова, а девушка «в теле», что у меня необыкновенная персиковая кожа и удивительной красоты глаза!
После встреч и общения с отцом Александром приходилось спускаться с небес и возвращаться домой. А обстановка там становилась все напряженнее. В довершение ко всему бабка упала и сломала шейку бедра. Она больше не могла ходить и была прикована к кровати. Ей требовался уход. Необходимо было ее кормить, выносить судно, менять постель. Этим занималась мама, но когда она уходила на работу, обязанности автоматически перекладывались на меня. Ненавидя бабку, зажимая и воротя нос от судна, скрипя от бессилия зубами, я выполняла то, что от меня требовалось. С бабкой мы практически не общались. Я молча забирала судно, молча подавала еду и молча уносила обратно грязную посуду.
Однажды, поставив бабке тарелку с супом, я, как всегда, развернулась, чтобы уйти. Но внезапно почувствовала на своих ногах что-то горячее и липкое. Я посмотрела вниз. По ногам стекала суповая жижа, а рядом валялась тарелка.
– Убирайся, сучка! – крикнула бабка. – Ненавижу тебя!
Я испугалась. Это были, пожалуй, единственные слова, которые я от нее услышала с начала ее постельного режима. После этой сцены она редко что-либо мне говорила и только в том случае, если ей было что-то нужно принести или подать.
Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы жизнь меня не столкнула с моим бывшим школьным педагогом. Виктора Викторовича, несмотря на его непреодолимую тягу к алкоголю, любили все. Веселый, добрый, с чувством юмора и безмерным обаянием, он был заводилой в любой компании. Невысокого роста, с голубыми ясными глазами и неизменно зачесанными назад гладкими волосами пшеничного цвета, он был похож на доброго старика-волшебника. Где бы он ни появлялся, всегда звучал заливистый смех от его шуток и анекдотов.
Мы с ним встретились в хозяйственном магазине, куда мама отправила меня за краской для пола.
– Ну что, редиска, нос повесила? – весело поинтересовался Виктор Викторович.
– Да что-то радоваться нечему, – мрачно ответила я.
– Ну, ну, не узнаю свою девчонку-отличницу!
Повисла пауза. Я не знала, что говорить. На сердце было тяжело и неуютно.
– А чего ты вообще тут торчишь? – внезапно спросил Виктор Викторович. – Раз тебе здесь так плохо, переводись в другой город. Поселишься в общежитии, и начнется другая жизнь, – весело подмигнул он мне.
– Как? Я могу перевестись?
– Ну да.
– В другой город?
– Ну да.
– И общежитие будет?
– Будет, – утвердительно кивнул он.
– Так что же вы мне об этом раньше не сказали?
– Ну ты даешь! – пожал плечами Виктор Викторович. – Откуда ж мне было знать, что ты сбежать мечтаешь?
– Очень мечтаю, очень! Понимаете, я должна уехать, – трясла я его за руку. – Не могу я здесь больше!
– Да что с тобой? – Он серьезно посмотрел на меня.
– Спасибо вам, Виктор Викторович! Спасибо!
И я звонко чмокнула его в щеку.
11
Уехать… Ну конечно! Как я раньше не догадалась? Это же выход: начать жить самостоятельной жизнью. Я уеду, и больше не будет этого кошмара. Меня некому будет ругать и обзывать непристойными словами, мне некого будет бояться, не от чего впадать в панику и ужас. Я освобожусь от оков и неприятных обязанностей. Наконец-то я буду свободна!
Вот только от отца Александра мне будет уехать непросто. За эти несколько месяцев, в течение которых мы виделись с ним почти каждый день, он стал неотъемлемой частью моей жизни, ярким лучиком света в безрадостном существовании. Я уже не могла представить себя отдельно от отца Александра. Он успел завладеть моими мыслями и чувствами. Я попала в зависимость от него. Мне не хватало воздуха, если его не было рядом.
Я стояла перед выбором: оставить все как прежде – дружбу с отцом Александром, любовь Артюхи и невыносимую обстановку в семье – либо уехать и все изменить.
Расставаться было страшно. В этом случае необходимо было набраться смелости и попрощаться с отцом Александром, порвав отношения с единственным, кто сумел мне подарить ласку, заботу и внимание. Да еще Артюху бросить на произвол судьбы. Кто с ним будет гулять? Кормить? Заботиться о нем?
Но оставить все как есть было еще страшнее.
Я металась, словно зверь в клетке. Не могла ни есть, ни спать. Как же понять, что правильно в этой жизни, а что – нет? Кому задавать вопросы и где искать ответы?
12
После службы мы с отцом Александром, как обычно, шли на остановку. Впервые между нами не получалось разговора. Я молчала. Молчал и отец Александр. Я принимала важное решение. Быть может, первое самостоятельное решение в своей жизни. Он мне не мешал.
– Отец Александр, – начала я и запнулась.
Он посмотрел на меня серьезно и внимательно, и я невольно сжалась от этого пронзительного взгляда.
– Что случилось? – так же участливо, как и несколько месяцев назад, спросил он.
– Я… я уезжаю, – еле сдерживая накатившие слезы, ответила я.
Отец Александр прикрыл глаза. Его губы еле заметно двигались. Он молился Богу. В нем что-то боролось, и он, не в силах выдержать это испытание, обращался к Господу за помощью. Я это понимала. Слезы градом катились из моих глаз. Мне вдруг стало безумно жаль себя и этого человека рядом, с потерянным видом обращавшегося к тому, кто Выше, Чище, Мудрее и Всемогущее.
– Что с вами? – Я легко и осторожно дотронулась до его руки. – Вам плохо?
– Да, мне очень плохо, – глухим, незнакомым голосом ответил отец Александр, – но плохо не так, как ты думаешь.
– Вы говорите какими-то загадками.
– Зачем ты уезжаешь? – не обращая внимания на мою реплику, спросил отец Александр. – Ты хоть знаешь, что тебя ждет? Безденежье, голод, разврат!
– Я справлюсь, отец Александр! – дрогнувшим голосом ответила я. – Не могу я здесь больше, понимаете?
Он пристально вгляделся в мои глаза, словно пытался понять, что со мной происходит. Потом легко прикоснулся к моему плечу и придвинул меня к себе ближе. Я чувствовала его дыхание, его теплую сильную руку на своем плече. Мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется на части.
– Тебе здесь плохо совсем, да? – с каким-то сожалением спросил он.
Я молчала. Слезы застилали глаза.
– Можешь не рассказывать, – снова заговорил он, – я знаю, что плохо тебе живется.
