скачать книгу бесплатно
Она засуетилась, занервничала немного. Махнула рукой в сторону парфюмерного отдела, при этом с ее плеча съехала сумка, раскрылась, упала… Эдуард помог собрать с пола рассыпавшиеся мелочи – бумажник, авторучку с изгрызенным концом (какой позор! Позор!), гигиеническую губную помаду, носовой платок – слава богу, свежий, пахнущий лимонным мылом.
– Как зовут вашу маму? – спросила она, просто для того, чтобы не молчать. Затянувшееся молчание вгоняло ее в краску не хуже его пристального взгляда.
– Лидия Юлиановна.
– Да вы что? – ахнула она. – Мою прабабушку звали Лайма Юлиановна. Редкое имя – Юлиан.
– Вы знали свою прабабушку?
– Кажется, да, – рассмеялась она, – а какие запахи нравятся вашей маме? Какая она?
– Странный вопрос, – нахмурился Эдуард, – она учительница музыки. Высокая. У нее нет ни одного седого волоска. Представляете, а ведь ей уже под шестьдесят. Такая прихоть природы. Она ни разу в жизни не красила волосы.
– Наверное, ей к лицу естественные запахи. Никакой тяжести, пыли.
– Пыли? – удивился он.
– Есть такое выражение: «пыльный» аромат.
– Все-то вы знаете, – и он сжал ее локоть.
– Все же я женщина, – улыбнулась Оля, – ароматы – это единственная косметика, которой я пользуюсь.
– Давно не встречал девушку, которая не любит краситься. Знаете, это отвратительно – целоваться, когда у девчонки накрашены губы.
Оля нервно прикусила нижнюю губу. И попыталась замаскировать смущение, придав своему лицу серьезный, заинтересованный вид. Она схватила с полки первый попавшийся флакон, брызнула из него в воздух и сосредоточенно принюхалась.
– Гуччи, «Раш», – объявила она, – вообще-то этот парфюм считается молодежным.
– А мне нравится, – Эдуард смешно пошевелил кончиком носа, – а если честно, я уже и не чувствую ничего… Оль, а может быть, сделаем перерыв? Если у тебя есть время, приглашаю на обед, – ненавязчиво перешел он на «ты». – Должен ведь я как-то компенсировать свое нахальство.
– Но мне было совсем несложно…
– Да брось. Здесь есть хороший ресторанчик с кубинской кухней, «Че». Любишь остренькое?
– Люблю вкусненькое, – улыбнулась она и неловко пошутила: – А разве по мне не видно?
Он вежливо проигнорировал ее самоуничижительную остроту.
– Значит, берем Гуччи и идем есть кесадилью.
– Что такое кесадилья?
– Вот и узнаешь заодно. Надеюсь, ты не за рулем?
Она отрицательно помотала головой.
– Вот и замечательно. Тогда будем пить настоящий кубинский ром.
Кесадилья оказалась тонкой лепешкой с острой начинкой из курицы и расплавленного сыра. Что-то вроде пиццы, только пресное тонкое тесто прикрывало горячую начинку с двух сторон. Вдохнув дразнящий аромат курицы, Ольга осознала, как она проголодалась. По привычке она продолжала придерживаться необременительной диеты. На завтрак – яйцо и грейпфрутовый сок, на обед – ничего. А вот вечером Оля, как правило, не выдерживала и наедалась по полной программе. Опустошала холодильник с аппетитом вернувшегося со смены лесоруба. Толку от такой «диеты» было – ноль. С силой воли Оле Бормотухиной, как и с телосложением, не повезло. Впрочем, иногда ей все же удавалось сбросить три-четыре килограмма – только вот внешне выстраданная потеря веса не была заметна вовсе. Что такое три кило, если в тебе почти полтора центнера?
После двух порций рома Оля заметно повеселела и расслабилась. Она сидела напротив окна. В январе темнеет рано – так что вместо улицы она была вынуждена созерцать собственное весело жующее отражение. И – надо же – размытое лицо, отражающееся в стекле, почему-то вовсе не казалось ей безобразным. Может быть, она все же немного похудела? Или это игра света?
– Куда ты все время смотришь? – обернулся Эдуард.
– На себя, – вздохнула Оля. – Не очень-то я похожа на человека, которому к лицу самолюбование, да?
– Слушай, почему ты так себя не любишь? – Он, казалось, был искренне удивлен. – Все люди любят смотреть на себя в зеркало. И ты не исключение.
– Но не все люди весят сто двадцать девять килограммов, – выпалила она перед тем, как с ужасом подумать: «Что я несу?! С мужчинами так нельзя…»
– Полнота женщину не портит, – дипломатично заметил Эдуард, который с каждой минутой нравился ей все больше и больше, – вот у мужиков с пивными животиками вид жалкий… А ты… Твоя полнота не безобразна. Ты очень красивая женщина. С формами.
– Ох, скажи, пожалуйста, что-нибудь еще! – рассмеялась Оля.
– В смысле?
– Ну, мне так редко делают комплименты. Хочется наесться их на год вперед… Если хочешь, я могу тебе тоже что-нибудь приятное сказать. Например, что у тебя красивые волосы. Ой, я, кажется, немного перебрала.
– Ничего страшного, – он накрыл ее ладонь своей.
Оля дернулась, как будто бы это была не теплая мужская ладонь, а противная желеобразная медуза. Она не привыкла к подобным проявлениям нежности, или дружеского расположения, или… кто его знает, этого странного Эдуарда. Зачем он все это ей говорит? Зачем он держит ее за руку, не отпуская? Зачем он смотрит на нее с какой-то вкрадчивой улыбкой? С похожим выражением лица смотрит оператор Гоша Кудрин на Олину сестру Владу, и в такие моменты она их обоих готова убить.
– Согласен, – он несильно хлопнул другой ладонью о стол, – идет. Мне тоже давно никто не говорил ничего приятного. Итак, я начинаю… У тебя красивые руки.
Оле захотелось спрятать свои руки под стол. Может быть, они у нее и красивые, но ухоженными их не назовешь. Ногти не растут и ломаются. И она сто лет не была у маникюрши. Хотя давно пообещала самой себе при любых обстоятельствах следить за собой.
– Твоя очередь, – поторопил Эдуард.
– У тебя глаза, как у Бемби из мультфильма, – промямлила Оля.
– Образно, – похвалил он. – А у тебя… у тебя роскошные волосы. Как у Шакиры.
С этим, пожалуй, поспорить было трудно. Тяжелая копна цвета осеннего поля – единственная королевская роскошь, которой наградила Ольгу незнакомая Лайма Юлиановна. Несколько раз ей даже предлагали продать волосы – для того чтобы из обрезков золотого Олиного богатства состоятельные дамочки смогли заказать для себя шикарные парики. Но она не согласилась лишиться своей самой привлекательной черты, даже когда победитель международного конкурса парикмахеров предложил ей полтысячи долларов за ее локоны.
– У тебя… у тебя… слушай, не могу я больше. Что за глупости…
– Ну вот, – притворно расстроился он, – девушку смутил… Оль, а ты случайно не актриса?
– Что? – развеселилась она. Его наивное предположение и смутило Олю, и польстило ей. – Какая из меня актриса?
– У тебя просто мимика очень богатая.
– Я работаю на телевидении, – она нарочно подчеркнула последнее слово – пусть знает, что, несмотря на треклятые килограммы, Ольга тоже не лыком шита.
– Да ты что? – с провинциальной непосредственностью восхитился он. – А звезд каких-нибудь знаешь? Якубовича? Меньшову?
Ольга покрутила в руке бокал с прозрачным ромом. Льдинка с легким стуком ударилась о тонкие стенки. Кажется, настал подходящий момент для того, чтобы выложить на карточный стол козырного туза.
– Есть такая телеведущая, Влада Бормотухина. Конечно, ты можешь ее и не знать, она не такая уж и известная…
– Влада Бормотухина! – перебил Эдуард. – Такая маленькая беленькая секси! Конечно знаю! Она новости культуры ведет!
– «Культурная контрреволюция», – машинально поправила Ольга, – так вот, это моя сестра.
– Родная? Да ты что, – ахнул он, – но вы совсем не похожи.
– Это верно, – вздохнула Оля.
С одной стороны, ей было приятно, что у нее есть весомый повод для гордости в виде знаменитой «секси»-сестренки. С другой – было немножко обидно, что Эдуард молниеносно переключил внимание с нее, Ольги, на Владу. Как будто бы это не он только что распинался по поводу Олиных роскошных форм и густых волос. Вот тебе и глаза, как у диснеевского Бемби. Все они одинаковые.
– Ты расстроилась? – заметил Эдуард.
– Устала просто. – Оля взглянула на часы. Оказывается, они просидели в ресторанчике полтора часа. Время пронеслось незаметно. Есть у времени такая несправедливая особенность – стоит человеку противоположного пола заговорить о твоих нежных руках и твоей богатой мимике, как оно убыстряет темп, как будто бы боится опоздать на последнюю электричку. – Пора мне. Завтра на работу, вставать рано.
– Оль, а можно я тебя провожу? – Он заерзал на стуле.
– Знаешь, я живу отдельно. Моя сестра живет с родителями, а я снимаю квартиру, – усмехнулась она.
– А при чем тут это?
– Просто я подумала, что, может быть, ты хочешь проводить меня, чтобы познакомиться с моей сестричкой-звездой. Так вот, я и решила сразу предупредить… Чтобы ты зря не тащился на другой конец города.
Он помолчал, с преувеличенным вниманием рассматривая кончик вилки. А все же он необыкновенно хорош собой, некстати подумала Ольга. Волосы такие густые и, кажется, мягкие. Черт, как же хочется протянуть руку и погладить его по волосам… Зачем она столько выпила?.. А глаза какие яркие, словно подведенные карандашом. Как у принца из индийского фильма. Владке бы он точно понравился – Оли на сестра всегда «западала» на брюнетов.
– Странная вы девушка, Ольга Бормотухина, – наконец сказал он. – Ну при чем здесь вообще твоя сестра? Познакомился-то я с тобой. И обедал с тобой. И проводить домой хочу тебя… Кстати, а у меня есть брат футболист.
– При чем здесь твой брат?
– Вот видишь! Ни при чем. Так что собирайся, красавица. Отвезу тебя домой.
Глава 2
Поверить не могу.
Все же я сделала это.
Не смогла удушить вспыхнувшую, как облитый бензином сенной сарай, ярость. И ярость взяла верх надо мной – надо мной такой, какой я хотела самой себе казаться. Красивая, уверенная в себе девушка, которая тусуется в модных клубах ночи напролет, которая коллекционирует необычные сапожки и обожает играть в дартс. У меня ямочки на щеках, я люблю запах апельсинов и корицы, люблю гулять в непогоду, прислушиваясь, как дождевые метеориты взрываются на поверхности зонта. Говорят, у меня заразительный смех, и еще – я давно хочу сделать татуировку на щиколотке, морского конька или дракона. Мне нравятся брюнеты, знойные и смуглые. Что еще? Позавчера я купила новое пальто, лазоревое, с меховой опушкой. Понимаете, я обычная девушка с обычными невинными прибамбасами.
Но вместе с тем…
Я человека убила.
Стою посреди кухни, зареванная. Глаза опухли и превратились в восточные щелочки. На мне шикарное атласное платье в японском стиле с вышитой веточкой сакуры на спине – тоже мне гейша! А тушь потекла, и теперь на щеках сине-зеленые полосы. Знаете ли вы, что в этом сезоне в моде русалочьи холодные оттенки? Мои волосы завиты у концов, мои ногти аккуратно накрашены, а ноги гладкие, как спинка новорожденного поросенка, потому что я обработала их восковыми полосками. Пренеприятнейшая, доложу вам, процедура, но я ее стойко вытерпела, потому что рассчитывала на секс. Сумасшедший секс с брюнетом, который в данный момент лежит между холодильником и кухонным столом, раскинув руки в стороны. Он лежит лицом вниз, и в спину его, прямо в безупречный кожаный пиджак от Армани, воткнут нож для рубки мяса – и неряшливая рана выглядит упреком его импозантности.
Этого мужчину убила я.
Он сам виноват! Сам! Кто заставлял его обращаться со мной так, как будто бы я пустое место? Я ведь просто хотела его поцеловать, я ведь за этим сюда и приехала. О чем он думал, когда приглашал меня на загородное свидание? И вот, когда я подошла к нему, с блестящими глазами и губами, разомлевшая, томная, смелая, он взял меня за плечи и объявил, что мы с ним – просто друзья. Всего лишь, черт побери, друзья! Только вы не подумайте, что я бросаюсь с ножом на каждого отказавшего мне мужчину. Но это особенный случай. Мне вдруг вспомнились все обиды и унижения, которые заставил меня испытать этот человек. Сколько раз я, думая о нем, рыдала в подушку!
И вот… Он лежит передо мной, и он – это уже не он, а просто его остывающее тело. Какой кошмар!
До сих пор поверить не могу – а ведь еще десять минут назад он стоял, прислонившись к подоконнику. В одной руке – миниатюрная чашка с ароматным травяным чаем, в другой – дымящаяся сигарета. И он весело рассказывал о своей поездке в Венецию, а я теребила пуговку на воротнике платья, и мы собирались есть омлет с сыром. Пористый омлет и до сих пор аппетитно желтеет в духовке. Только вот мужчины, на него претендующего, который хотел меня им накормить, больше нет. Потому что я убила его кухонным ножом – машинально схватила мясной, самый опасный, остро заточенный.
И вот стою на кухне в таком соблазнительном платье, реву. Мне еще нет и тридцати. И что меня ждет впереди? Опоясанное колючей проволокой беспросветное будущее?
А может быть…
Я осторожно приблизилась к тому, кто несколько минут назад был объектом моего вожделения, а сейчас напоминал опрокинутый на пол пластиковый манекен. Опустила руку ему на затылок (обнадеживающе теплый, черт побери!) и слегка приподняла его за голову, чтобы заглянуть ему в лицо. До того, как я это сделала, оставалась смутная надежда: а вдруг выжил? И лишь бросив взгляд на его лицо, я поняла – дело дрянь. Мужчина, с которым я так мечтала переспать, превратился в подобие тренажера для обучения азам искусственного дыхания: бледное резиновое лицо, глаза закрыты, а рот, напротив, широко распахнут, чтобы учащимся было удобнее вталкивать в силиконовые легкие воздух.
Боже, о чем я думаю?! Мне бы сейчас достать из сумочки мобильный телефон да в милицию позвонить. Интересно, легко ли будет произнести это вслух – я убила человека, запишите адрес… А потом выйти на крыльцо, присесть на шаткую лавочку и наблюдать, как измученные сентябрьским ветром листья с обреченным вздохом десантируются на мокрую землю. Именно такими будут последние пятнадцать минут моей свободы. А потом? Пятнадцать лет тюрьмы. Ну, может быть, десять, но никак не меньше. И на свободу я выйду старухой, потому что мне нельзя будет пользоваться кремом от морщин вокруг глаз и ходить на антицеллюлитный массаж. Я поседею, и еще у меня испортятся зубы. И все из-за душной ярости, накрывшей меня штормовой волной в самый неподходящий момент.
Мой тупо блуждающий по кухне взгляд вернулся к распростертому на полу телу. Почему так мало крови?
В горле запершило, как будто бы я проглотила пригоршню дробленого миндаля. Это было похоже на извержение вулкана – горячая лава прилила к моему лицу и солеными потоками хлынула из воспаленных глаз.
И сперва мне пригрезилось, что это запоздало дала о себе знать жалость. И правда – за эти кошмарные пятнадцать минут я успела испытать все что угодно – ужас, сомнение, отчаяние, все, кроме жалости к нему. И только спустя еще несколько минут я поняла – нет, не его оплакиваю.
Себя.
Я накинула свое новое пальто и вышла на крыльцо. Звенящая тишина, характерная для позднего сентября, накрыла меня с головой, словно ватное одеяло. Мне даже сначала померещилось, что я оглохла. Но потом я услышала далекое воронье карканье и поняла, что это очередной психоз. Почему хриплые вороньи переговоры ассоциируются у меня с кладбищем?
Я зябко поежилась. Так, чувствую холод, руки машинально застегивают пуговицы – наверное, это означает, что я еще не окончательно свихнулась.
А вокруг – ни души. Дачный поселок в пятидесяти километрах от Москвы пустовал. Среда, вечер, да еще и холодно как. И от Москвы далековато, вот ни один дачник и не приехал проведать свои еще не укутанные на зиму сотки. Одна я, дура, приперлась в гости к мужчине, предвкушая роскошный вечер у камина.
Я достала из сумочки мобильник. Хватит размазывать сопли по зареванному лицу. Пора покончить со всей этой дурацкой рефлексией, в конце концов, у меня будет как минимум десять лет, чтобы спокойно все обдумать и нареветься вволю.
Набрала «02» – а в ответ тишина. Все ясно, мобильный находится в «мертвой» зоне. «Абонент не отвечает или временно недоступен» – вот вам и чистосердечное признание.
В первый момент я, признаюсь, растерялась. Что же теперь делать – бегать по поселку с телефоном на вытянутой руке в поисках пригорка, на котором все же действует сотовая связь? Или попытаться найти хоть одну живую душу в этой глуши? А вдруг в чьем-нибудь домике найдется телефон? К тому же здесь должен быть сторож… Я понимала, что проект сомнительный, ну что я скажу ему? Извините, мол, бога ради, что отвлекаю вас от просмотра «Санта-Барбары», но я вот тут человека убила, да-да, соседа вашего. Нельзя ли от вас позвонить, пли-и-из?
Можно еще попытаться найти ближайший населенный пункт с почтой. Но я понятия не имела, в какую сторону следует идти.
Зато мне было прекрасно известно, где находится автобусная остановка, – несколько часов назад я сошла с рейсового автобуса, счастливая и нарядная. И меня встречал улыбающийся мужчина.
Не без некоторой опаски я оглянулась на оставленный мною дом. В окнах уютно желтела неяркая мерцающая лампа. Что ж, похоже, другого выхода у меня нет. Придется вернуться на автобусе в Москву. Позвонить в милицию можно и из своей квартиры. Заодно у меня будет немного времени, чтобы собрать вещи в камеру, – на моих бестолковых родственников рассчитывать не стоит. Правда, я ничего не знаю о том, каким должно быть содержимое саквояжа зечки. Но ничего, на месте сориентируюсь.
Покидая дом, я на всякий случай вымыла свою чашку и выключила свет.
В автобусе сидела у окна, вспоминала. Его, темноволосого, еще вчера любимого, а сегодня – бывает же – мертвого.
Я влюбилась в него с первого взгляда – да, такое случается не только в мелодрамных мини-сериалах. Можете мне поверить, ведь я – доктор наук по части безответной любви. Можно и так сказать: до того, как я его встретила, моя жизнь была размеренной и, может быть, даже немного скучной – зато я была уверена в том, что завтрашний день будет таким же, позитивно срисованным с сегодняшнего. Будь на то моя воля, я ни за что бы не променяла эту крашенную в тускло-серый цвет безмятежность на горячую оранжевую истерию. Он появился, и я сошла с ума, просто на стенку полезла.
Вы смеяться будете, но я, взрослая тетка, даже пару раз звонила в телефонную психологическую консультацию. Бесплатный телефон доверия – спасите! Я влюблена и жестоко проигнорирована! Равнодушная, но вежливая аспирантка психфака посоветовала мне ярче краситься, поменьше обращать на него внимание, а на ночь пить новопассит.
И я купила косметический набор «Шанель». Но синие тени с мерцающим блеском не заставили его добровольно утопиться в «омуте» моих тщательно накрашенных глаз. А золотистая губная помада так и не смогла намекнуть на то, что я жажду его поцелуя. Ничего не изменилось.
У него на глазах я кокетничала с коллегой из коммерческого отдела. Я принимала ненужные мне приглашения в кино и даже в гости. Все закончилось тем, что в один прекрасный день я обнаружила себя в чужой постели, а рядом лежал чужой голый мужчина, который не вызывал во мне никаких эмоций, кроме смутного раздражения. А он, кажется, даже не заметил ничего. Хотя по оптимистичному сценарию телефонного психологического консультанта должен был страдать от внезапной черной ревности.
