скачать книгу бесплатно
– К кому?
– К Огюсту Бертену!
– Заведи лучше собаку. Вон смотри, какое чудо.
Щенок завилял хвостом.
– Я не поняла, ты что, не хочешь замуж?!
– Дражайшая мать, – произнесла Кира как можно убедительней, – пойми же ты. Времена сейчас другие. Роль женщины в современном обществе изменилась. Она больше не живет в фаллоцентрическом мире и не смотрит на себя глазами мужчины. Она может понять, что нужно именно ей. Она может выбирать.
Разумеется, все умные слова из статьи одной феминистки вылетели у нее из головы, но одно все-таки осталось. За него Людмила Борисовна и зацепилась.
– Что значит она больше не живет в фаллоцентрическом мире? Ей больше не нужен член?
– Мам, ну при чем здесь член?! – застонала Кира.
– При том… видела я у тебя в ящике эту штучку. Выбирать она может… Тебе даже выбирать не из кого. – Людмила Борисовна фыркнула.
– Ладно, проехали. Так когда твой следующий бенефис?
– Почему ты все время меняешь тему?!
– Я не меняю.
– Ну ты что, нисколечко не хочешь замуж?
– Хочу, хочу.
Прозвучало, видимо, неубедительно, потому что Людмила Борисовна стала обмахиваться полотенцем, будто ей дурно:
– Нет, ты не хочешь! Я же вижу, что не хочешь. Или ты думаешь, я не вижу? Мать, по-твоему, слепая, да?!
– А почему я должна хотеть, если я не хочу?
– Ты женщина? Или дерьмо собачье?
– Ну женщина. А если я не рожу, что будет?
– Род человеческий прервется и вымрет!
– Скорее бы. Говорят, в этом году настанет конец света.
– Господи, когда ты наконец поумнеешь? И в кого ты такая?
– В Папу Римского.
Щенок снова тявкнул.
Людмила Борисовна взглянула на щенка – тот залился радостным лаем.
– Ну иди, мой сладенький, иди сюда, мамочка тебе котлетку даст. Иди к мамочке…
Щенок, пригнувшись к полу, от восторга и смущения замотал ушастой башкой из стороны в сторону.
– Мам, у него своя еда.
– Пусть маленький покушает. Иди, толстячок.
– Мам!
– Ой, как вку-усно!
– Мам!
– Да ладно тебе, – Людмила Борисовна небрежно махнула рукой. – И еще одну. Вот молодец!
Проглотив две котлеты, щенок принялся любовно облизывать жирные пальцы доброй женщины.
– Ну все, кыш из кухни, – сказала Кира.
– Нас прогоняют, пойдем, малыш. Никому мы не нужны. Все нас гонят.
– Никто вас не гонит.
– Что б ты делала без матери?! Да тебя бы на свете не было! Кто б тебя такую родить согласился?! Поищи дураков.
Направляясь к выходу, Людмила Борисовна тоном, не терпящим возражений, заявила:
– Итак, решено! Через неделю, в субботу, заеду за тобой. И без всяких! И объявления расклей, тут такой большой парк, полно собачников.
Хлопнула входная дверь. Щенок скреб ее лапой, а Кира продолжала сидеть, тихо уставившись в одну точку. Единственное, что ее интересовало в тот момент – это происхождение выражения «без всяких!»
«Что это может значить?..»
Сложив чашки в раковину, она выглянула в окно.
Дождь закончился. Редкие капли ударяли по подоконнику.
Людмила Борисовна подошла к своей старой «ауди», открыла дверь. Перед тем, как сесть в машину, она оглянулась на Кирины окна и изящным движением послала дочери воздушный поцелуй. Потом сняла парик, швырнула на заднее сиденье.
Через мгновение в салоне зазвучал голос Селин Дион, и под музыку автомобиль тронулся с места.
Объявление
Москва пестрит объявлениями. Раньше они ютились на рекламных досках, теперь им мало заборов, им не хватает столбов и подъездов, им недостаточно стен города, они выползли на асфальт и воспарили в небо, завоевывая все новые экологические ниши как разновидность одноклеточного организма, стремящегося к выживанию и размножению. Летит над новостройками микрорайона баннер «Осенняя распродажа шуб!», а под ногами ползет новость об открытии нового зоомагазина.
Объявления, написанные обычными горожанами, попадаются крайне редко. Этот вид объявлений практически вымер.
В том, что Кира наклеивала собачью морду поверх предложений оформить регистрацию или кредит, было что-то наивное, не слишком правдоподобное.
Чтобы развеять скуку, она представляла, что серые дома, выступающие из опустившегося на землю тумана, создают очертания улицы Риволи или Монмартра. Сейчас она свернет за угол и метров через двести окажется возле булочной с вывеской BOULANGERIE-P?TISSERIE[2 - Пекарня-кондитерская. – Фр.]. Из булочной выглянет тощий, носатый отрок и крикнет: «Croissants au fromage frais![3 - Творожные круассаны! – Фр.]» – или что-то в этом духе.
Город по-настоящему еще не проснулся. Сонные вороны прыгали боком и не то каркали, не то широко зевали. Когда, грохоча, мимо пробежал пустой трамвай, Кира с сожалением посмотрела ему вслед, ей захотелось так же катиться, раскачиваясь на рельсах, разумеется, до левого берега Сены.
Утро выдалось не только туманным, но и холодным. Конец сентября напоминал октябрь. Осень началась рано.
Неожиданно налетевший ветер бесцеремонно вырвал объявление из руки Киры и унес на другую сторону дороги. Кира побежала следом, но не для того, чтобы догнать, а потому, что там, на противоположной стороне увидела выстроенный вдоль тротуара забор, покрытый листками, словно матовой рыбьей чешуей.
На заборе и оказалось ее объявление, затерявшись среди десятков других. Тут было много чего. Высокоскоростной Интернет. Курсы английского языка. Кожаные куртки в кинотеатре. Обувь растаможенная (черт его знает, что это значит). Когда же Кира повернулась, собираясь продолжить путь, взгляд ее остановился на тетрадном листке между обещанием немедленно выдать супер-кредит и предложением услуг бригады ремонтников-словян (именно так, через «о»).
На листке было написано:
ПРОДАМ ДУШУ. ЗВОНИТЬ С 12 УТРА ДО 12 ВЕЧЕРА.
Кира оторвала клочок с телефонным номером и положила в карман. У нее это вышло так естественно, будто автор объявления продавал уникальный ультрасовременный воздухоочиститель, столь необходимый в пыльном городе. Или будто она была сам Сатана.
Капризный шнур бабушкиного телефонного аппарата закрутился, завязался, запутался, и пока Кира возилась с ним, из трубки доносился протяжный гул – трансляция движения далеких недосягаемых миров. Так ей, по крайней мере, казалось, будто под этот завораживающий монотонный звук прогуливались в космосе астероиды, степенно прохаживались метеориты, не спеша плыли по своим делам кометы, и вся Вселенная напоминала набережную курортного городка.
Четыре, девять, девять, два, два, семь, ноль – мелкие цифры на клочке бумаги были не очень разборчивы, клавиша «ноль», как всегда, западала, раза четыре Кира ткнула в нее пальцем прежде, чем раздались гудки, означавшие, что где-то в другой части города по ее прихоти ожил и зазвонил чужой телефон.
Долго никто не отвечал. Она уже хотела все бросить, но тут трубку наконец сняли.
– Здравствуйте, это вы продаете душу?
– Здравствуйте. Я продаю, – изрек трескучий мужской голос.
Серьезность, с какой он ответил, Киру развеселила, и она без предисловий приступила к главному:
– Почем дефицит?
– Договоримся. У памятника в четыре.
– У какого памятника?
– У нашего, у Раскольникова. В сквере… Буду очень ждать, приходите, не пожалеете, – добавил незнакомец и повесил трубку, так и не назвав цену.
«В четыре… А если я занята? Если у меня дел по горло? Интересно…»
Впрочем, заняться Кире было особенно нечем. До встречи оставалось несколько часов, а дело у нее намечалось лишь одно: она до сих пор не купила поводок для собаки.
Дважды в день Кира проходила мимо зоомагазина и каждый раз наблюдала неизменную картину: на электронных весах на прилавке сидел полосатый, мордатый кот. Он сидел зажмурившись и едва заметно покачивался. В широкой морде воплощалось столько просветленной благости, сколько не уместилось бы в лицах всех просветленных китайской династии Тан, на которую пришлось их изрядное количество. Этот кот своим видом говорил: «Я – кот, а вам еще реинкарнировать и реинкарнировать».
Кира встала за дамой с пучком темных волос на затылке. Кот сидел, демонстрируя свой вес. Протянув руку, Кира почесала его за ушами – цифры на электронном табло лихорадочно замигали.
– Сегодня весит больше, – прокомментировала дама с пучком.
– Жизнь не стоит на месте, – улыбнулась продавщица.
– И цена тоже подскочила, – добавила Кира.
Дама обернулась – перед Кирой возникло лицо пожилой женщины, ухоженное и доброжелательное.
– Ой, здравствуйте!
– Здравствуйте, – кивнула Кира.
– Вы меня не узнаете? А мы с вами соседушки!
В той квартире на третьем этаже раньше жила семья скрипачей с двумя детьми. Месяц назад они эмигрировали в Германию, а перед эмиграцией распродавали мебель. Ту, что продать не успели, они выбросили ночью прямо из окна. Зачем – загадка. Но на рассвете в палисаднике, в итальянском жаккардовом, несколько скособоченном кресле, поместив ногу на ногу, вальяжно сидел в драной волчьей шубе красномордый бомж, а на полированном трехногом столике перед ним лежала раскрытая газета. Спокойный, преисполненный достоинства, бомж раскуривал сигару, осененный неведомым откровением.
До отъезда скрипачей в доме проживали сразу три музыкальные семьи. На пятом этаже жил средних лет тромбонист с братом-близнецом. Тромбонист играл в духовом оркестре, а брат нигде не работал, дни напролет растягивал у подъезда спортивные штаны, курил. Когда он закладывал за воротник – а случалось это примерно раз в пару недель, – то ночью, преодолевая мучительное бессилие, отрывисто и беспощадно гудел на тромбоне брата. И тогда другая музыкальная семья, оба преподаватели в музыкальной школе, стучали по батарее старым кларнетом. На следующий день тромбонист, встречая соседей, непременно извинялся за брата. Прятать от него тромбон он не мог, потому что после так называемой игры – и только после нее – брат успокаивался и затихал. Людмила Борисовна предположила, что они вовсе не братья, а на самом деле любовники, а то, что они близнецы, так это просто совпадение.
– Меня зовут Елизавета Максимовна, – представилась новая соседка.
– Очень приятно. Кира.
– Рада знакомству. – Тут Елизавета Максимовна посмотрела на Киру так, как женщины иногда смотрят на сапоги в магазине: купить или не купить. Выйдя на улицу, она продолжила изучать Киру сквозь стеклянную дверь.
– Представляете, ко мне залетел щенок, – сказала Кира продавщице.
Та совсем не удивилась.
– Мой брат живет загородом, а рядом с ним живут генетики. Так они скрестили собаку с пчелой. Вывели новую породу специально для загородных домов. Будки ставят недалеко от цветочного поля. Так что когда мед на рынке покупаете – нюхайте. Очень псиной отдает… Борис Петрович, дорогой, разрешите вас потревожить.
Последняя ее фраза была обращена к коту.
Борис Петрович нехотя стек с весов. Лениво зевнув, потянулся.
– У вас раньше была собака?
– Нет… – покачала головой Кира. – Только улитки.
Едва сухой собачий корм взвесили, кот снова устроился на весах. Прикрыв глаза, сквозь тонкую щелку век, он отрешенно наблюдал, как Кире в добавление к корму вручают консервы, миски, ошейник, средство от блох, особые собачьи кости, и видел что-то свое, лишая вещи их привычной вещественности.
А Кира по своему обыкновению задумалась. Нет, не о летающих собаках. Об улитках.
Удивительные создания эти улитки.
Она приносила их домой во времена начальной школы, после дождя, и хранила в перламутровом пластиковом пенале. Людмила Борисовна незаметно выбрасывала улиток в форточку.
В третьем классе друг Костя подарил Кире ахатину, большую африканскую улитку необыкновенной красоты. В узоре на гладкой полосатой раковине романтичной девочке виделись ландшафты Мадагаскара и очертания коралловых Сейшельских островов. Воображаемые лемуры легкомысленно перелетали с баобаба на баобаб. Порхали большекрылые экзотические бабочки. Под шум водопадов раскрывались белоснежные орхидеи. Хамелеоны загадочно улыбались перед тем, как измениться в цвете. Это была улитка-калитка. Калитка в красочный волшебный мир грез.
Кира назвала ее Афродитой. И поднимаясь по лестнице, она уже знала, как назовет щенка.
– Афродита! Держи, малыш! Афродита!
Да, жизнь полна неожиданностей, думала она, любуясь, с каким наслаждением щенок впивает в кость молодые зубки. У нее собака и встреча с человеком, продающим душу.
