
Полная версия:
Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил
С тех пор как власть находится в руках рабочих и крестьян, открылись двери знатокам и специалистам военного дела, чтобы служить рабочему классу, как они раньше служили буржуазии и царю, но значительная часть офицерства думает, очевидно, что положение переворачивается в ее пользу, устраивает авантюристические заговоры и перебегает непосредственно в стан наших врагов.
Контрреволюционное офицерство, составляя значительную часть старого офицерства, создает условия ожесточенной и справедливой вражды и ненависти рабочей массы к его заговорщическим элементам и подозрительного недоверия к офицерству вообще. Я думаю, близок час, он, может быть, уже наступил, когда нам придется это фрондирующее, становящееся на дыбы офицерство обуздать железной уздой. Мы возьмем на учет все то бывшее офицерство, которое не желает работать в деле создания рабоче-крестьянской армии добровольно, и, для начала, мы запрячем его в концентрационные лагери. Товарищи, когда великобританский империализм стал давить вооруженной ногой африканских буров,[315] он завел такие лагери для буров, для фермеров, для их жен и детей. Теперь, когда наше офицерство братается с английским империализмом, мы напомним союзникам империалистов как раз об английских концентрационных лагерях. Вместе с тем, нам приходится обратиться к товарищам в советах, в партийных организациях и профессиональных союзах – мобилизовать из своей среды в самый короткий срок всех тех товарищей, у которых есть известное прошлое командной деятельности. Всех, кто умеет командовать хотя бы небольшими частями, должно немедленно предоставить в распоряжение военного комиссариата для отправки на чехо-словацкий фронт. Вы, советские и профессиональные организаторы, должны взять всех находящихся среди вас боевиков, всех, кто были унтерами, прапорщиками, и, без исключения, отправить их на чехо-словацкий фронт; им не место теперь здесь, на штатской работе; нам нужны наши собственные командующие в небольших частях, ибо практикой подтверждается, что, если у небольших военных единиц будут подлинно советское командование, никакое высшее командование нам не будет страшно, хотя мимоходом я должен заметить, что если мы со стороны того или иного офицера, которому вручены командные права, заметим подозрительные действия, то, разумеется, виновный, – об этом нечего и толковать, тут вопрос ясен и прост, – должен быть расстрелян. Но вопрос не в том, как обстоит дело в тылу далеком или ближнем. Мы не имеем ни одного лица в высшем командовании, у которого не было бы комиссаров справа и слева, и если специалист нам не известен, как лицо, преданное Советской власти, то эти комиссары обязаны бодрствовать, ни на один час не спуская глаз с этого офицера. Но мы не имеем, а должны иметь военных комиссаров на самом фронте, чтобы здесь возложить на них ответственность и наблюдение, чтобы здесь при каждом специалисте были комиссары справа и слева с револьверами в руках; и если они увидят, что военспец шатается и изменяет, он должен быть вовремя расстрелян.
Французская революция тоже началась с маленького дела, и ей также пришлось привлечь старых офицеров, но она ставила им условия: или победа или смерть. Такой же вопрос мы поставим перед теми, кого мы отправим на чехо-словацкий фронт. А чтобы это не было голословным, нам нужны в каждой части, в каждом штабе и организации наши советские люди, для которых эта война есть их война, война рабочего класса, и которые не остановятся ни перед какими опасностями. Итак, перелом нам нужен в другом, глубоком смысле.
За эти 8–9 месяцев Советской власти мы привыкли слишком легко расправляться с нашими противниками в гражданской войне. До недавнего времени это нам всегда удавалось. Алексеевские и корниловские банды мы разбивали в два счета небольшими отрядами, балтийскими матросами или красногвардейцами Петрограда и Москвы. В результате – у нас есть товарищи, которые работали в этих красных отрядах, а теперь занимаются советской деятельностью, сидят в своих священных, правда, советских, канцеляриях и читают отчеты о действиях на фронте. Проявления таких тыловых настроений наблюдаются также и у многих комиссаров, ибо не у всех, к сожалению, есть революционный закал, несокрушимый в борьбе, когда нужно уметь жертвовать жизнью или заставлять жертвовать жизнью других, ибо дело идет о самом высоком, что только может быть, – о судьбе социалистической революции. К стыду нашему, были случаи, когда отдельные комиссары покидали город не в числе последних. В то время как комиссар, подобно честному капитану, должен покинуть корабль последним или погибнуть вместе с кораблем, были товарищи, которые при первой опасности уносили ноги в безопасное место.
Военный комиссар, поставленный Советской властью, есть должность, дающая величайшие права и обязанности, и не пустые слова, что военный комиссар должен стоять на высоте, ибо комиссарский пост есть один из высочайших постов, какие только есть в Советской Республике. Комиссар – представитель вооруженной силы в стране, а это великая сила, ибо она определяет, на чьей стороне власть. И кто из комиссаров не чувствует в себе силы, закала и самоотверженности, пусть уйдет прочь, кто же взял на себя звание комиссара, должен отдать свою жизнь!
Я должен сказать, товарищи, что в некоторых провинциальных городах местные советские власти и учреждения также не всегда бывают на высоте. Нередки случаи, когда совет эвакуируется одним из первых, уезжает в другой безопасный город за большое количество верст и там мирно дожидается, пока Красная Армия отвоюет ему покинутую резиденцию. Я заявляю, – и таково общее мнение Советской власти, – что это недопустимо, что если советская армия потеряла город, то это, в значительной степени, лежит виной и на местном совете и на военном комиссаре, и они обязаны употребить все силы, чтобы вернуть город обратно. В качестве ли агитаторов или в качестве передовых бойцов, но совет того города, который занят чехо-словаками, должен быть на фронте в первой линии огня, а не на задворках, в мирном прозябании. Я подчеркиваю сейчас отрицательные стороны именно потому, что нам, прежде всего, нужно высказывать то, что есть, а эти отрицательные стороны имеются. Тем более, что мы собрались не для того, чтобы петь хвалы отдельным, многочисленным, героическим проявлениям в борьбе, – а на фронтах есть таковые, и они множатся, – мы собрались, чтобы искать ресурсы и последовательным практическим действенным путем улучшить положение на чехо-словацком фронте. Но вместе с тем, я не могу не отметить, что т. Раскольников сообщает о героической борьбе одного из наших вооруженных кораблей на Волге, который погиб геройской гибелью.
Вы видите, что наши моряки-балтийцы на Волге, – а их число все множится, нами вооружается все большее количество пароходов, и мы надеемся, что на Волге появятся более могучие пушки, чем 3-дюймовки, – ведут себя так, как это отвечает революционному званию Балтийского Красного флота.
Были примеры превосходной доблести и со стороны красноармейских частей. Однако, состояние частей хаотично, многое в них не налажено и не пригнано на свои места, и героические порывы не есть результат одного общего основного усилия, так как для такого организованного напряжения еще не всюду имеется сознание того, что на фронте дело идет о жизни и смерти рабочего класса, а следовательно, всей страны. Правда, в общем и целом наше положение улучшается во всех смыслах. Я упомянул, что на Волге мы создали большую и крепкую военную флотилию, которая скоро даст о себе знать белогвардейцам и чехо-словакам. Мы направили туда и военные части, которые, вместе с находящимися там частями, дадут нам огромный перевес в военной силе. Нам необходимо этот перевес за собою обеспечить. Нам необходимо обеспечить за собою перевес нравственной силы, которая нам принадлежит по праву, ибо мы защищаем дело рабочего класса, а те защищают дело французской и английской буржуазии. Обеспечить этот нравственный перевес могут только представители рабочего класса из наших лучших городских промышленных центров. И мы сейчас, помимо всех мер, о которых я говорил, переходим к дальнейшей мобилизации рабочих для пополнения кадров нашей рабочей и крестьянской Красной Армии. Сегодня вечером в СНК вносится проект декрета о том, чтобы в ближайшее время, в ближайшую неделю, мобилизовать рабочих, родившихся в 1896–1897 гг. во Владимирской, Нижегородской, Московской и Петроградской губерниях. Вы знаете, товарищи, что мы мобилизовали в Москве и Петрограде рабочих, родившихся в 1896–1897 гг. Они уже дали пример тем частям, которые будут созданы. Они будут нашими лучшими частями. Сейчас Москве предстоит дать новый пример, новый образец. Мы хотим в Москве мобилизовать рабочих, родившихся в 1893, 1894 и 1895 гг., и ваша обязанность, обязанность районных советов, профессиональных союзов, заводских комитетов и всех рабочих организаций, оказать нам на фабриках и заводах помощь в проведении этой мобилизации. Вам нужно будет указать рабочим на их обязанность мобилизоваться. Такая помощь нужна и в Петрограде – в нашей северной столице. Без вашей помощи и содействия, – а оно нам обеспечено, – мы этой мобилизации провести не можем. Благодаря вам, мы первую мобилизацию провели прекрасно, без сучка и задоринки, и вы теперь обеспечите нам эту вторую, несколько более широкую мобилизацию. Вы распространите ваше влияние на всю Московскую губ. и проведете мобилизацию двух возрастов, а мы создадим несколько новых дивизий в помощь тем дивизиям, которые находятся на чехо-словацком фронте.
Мы требуем от вас ясного понимания того, что положение серьезное. Мы потеряли Симбирск и Екатеринбург.[316] Это факты, которые свидетельствуют о крайней серьезности положения и о том, что с нами борются не мелкие разбросанные отряды, а обученная армия, пополняющаяся русским офицерством, которое если и не блещет большими талантами, то, во всяком случае, имеет свои большие преимущества. Опасность серьезная, и мы на серьезную опасность должны отвечать серьезным отпором.
Понять это мы можем и должны. Это должно войти в сознание каждого рабочего везде и повсюду. Это надо вспоминать по всякому поводу и, прежде всего, по поводу голода, ибо чехо-словаки и белогвардейцы запирают сибирские врата, через которые мы можем получить хлеб. В течение ближайших дней вы должны дать десятки, сотни рабочих, вы должны снять со штатских постов людей, занимавшихся в прежнее время военным делом, и хотя, может быть, они недостаточно опытны, всех их должны передать военному ведомству. Вы должны облегчить проведение мобилизации трех возрастов в Москве и двух возрастов в Московской губ. Вот практические задачи, которые стоят перед нами. Я не сомневаюсь, что московские рабочие покажут пример своей стране и справятся не только со всеми задачами, стоящими перед ними, но и с шатающимися и неустойчивыми советами по Волге и по Уралу и со слабыми частями, которые отныне будут опираться на волю пролетариата, а эта воля ведет к победе – эта воля есть половина победы.
Я упоминал о французской революции. Да, нам, товарищи, нужно возродить ее традиции в полном объеме. Вспомните, как якобинцы[317] во Франции еще в период войны говорили о полной победе, и им жирондисты[318] крикнули: «вы говорите, о том, что вы сделаете после победы; разве вы заключили договор с победой?» Один из якобинцев ответил: «мы заключили договор со смертью». Рабочий класс не может потерпеть поражения. Мы – сыны рабочего класса, мы заключили договор со смертью, а, стало быть, и с победой!
Резолюция, принятая по докладу
Соединенное Заседание ВЦИК Советов, Московского Совдепа, профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов, заслушав доклады представителей центральной Советской власти, постановило:
1. Признать социалистическое отечество в опасности.
2. Подчинить работу всех советских и иных рабочих организаций основным задачам настоящего момента: отражению натиска чехо-словаков и успешной деятельности по сбору и доставке хлеба в нуждающиеся в нем местности.
3. Повести самую широкую агитацию в рабочих массах Москвы и других местностей по выяснению критического момента, переживаемого Советской Республикой, по выяснению необходимости и в военном, и в продовольственном отношении очищения Волги, Урала и Сибири от всех контрреволюционеров.
4. Усилить бдительность по отношению к буржуазии, всюду становившейся на сторону контрреволюционеров. Советская власть должна обеспечить свой тыл, взяв под надзор буржуазию, проводя на практике массовый террор против нее.
5. В этих целях соединенное заседание считает необходимым перевод ряда ответственных работников советских и профессиональных в область военную и продовольственную.
6. Каждое заседание какого бы то ни было советского учреждения, какого то ни было органа профессионального рабочего движения или иной рабочей организации будет отныне ставить в свой порядок дня вопрос о практическом проведении самых решительных мер по разъяснению пролетарским массам создавшегося положения и по осуществлению военной мобилизации пролетариата.
7. Массовый поход за хлебом, массовое обучение военному делу, массовое вооружение рабочих и напряжение всех сил для военного похода против контрреволюционной буржуазии с лозунгом:
«Смерть или победа» – таков наш общий лозунг.
7. Первая победа (Взятие Казани)
Л. Троцкий. КАЗАНЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ВЗЯТА![319]
(Приказ Народного Комиссара по военным и морским делам от 24 августа 1918 г.)
Солдаты 5-й армии, моряки волжской флотилии! Мы получили радостную весть. С северо-востока вплотную к Казани подошли солдаты 2-й советской армии. Казанские чехо-белогвардейцы попытались им дать бой. Но советские войска отбили атаку, перешли в наступление, захватили два броневика и пулемет, подбили два орудия, обратили неприятеля в бегство и завладели деревнями Киндеры и Кощаково. Таким образом, геройские войска 2-й армии находятся в двенадцати верстах от Казани.
Теперь дело за вами, солдаты 5-й армии! Вы должны двинуться навстречу 2-й армии и, вместе с нею, задушить казанскую контрреволюцию в стальных тисках.
Солдаты 5-й армии! Моряки Волжской флотилии!
Взятие Казани означает освобождение казанских рабочих и крестьян.
Взятие Казани означает начало гибели буржуазной сволочи на Волге, Урале и в Сибири.
Взятие Казани означает беспощадную расправу с врагами революции.
Взятие Казани означает для вас заслуженный отдых и награду для всех мужественных и твердых бойцов революции.
Враг уже чувствует свою гибель.
Готовьтесь! Наступил час решительного натиска. По первому слову вашего командующего, товарища Славина, вы, как один человек, двинетесь вперед и нанесете обессиленному врагу смертельный удар.
Командиры! Комиссары! Солдаты! Матросы! Все на места!
Троцкий. ИЗ-ЗА ЧЕГО ИДЕТ БОРЬБА?
Рабочие Казани! Честные граждане! Ваш город сейчас в руках чехо-словаков и белогвардейцев.
Чехо-словаки – это наемники французской буржуазии. Парижские банкиры, биржевики и ростовщики желают получить с русского народа десятки миллиардов рублей, которые брал у них взаймы царь. Английские хищники хотят захватить северное побережье России. Японцы стремятся отрезать у нас Сибирь. Наконец, французские, английские и американские капиталисты хотят заставить истощенную Россию снова ввязаться в войну с Германией.
Вот почему они вступили в борьбу с рабочей и крестьянской Россией.
Чужестранцы-капиталисты содержат на жаловании чехо-словаков и царских офицеров. Французский капитал правит в Казани, в Симбирске, в Самаре. А Фортунатовы и Лебедевы[320] – это только жалкие и преступные дурачки, которые играют роль фальшивой вывески.
Рабочие Казани! Наемники иностранного капитала отрезали вас временно от рабочей и крестьянской России. Вам лгут, вас обманывают в газетах и листках. Вам рассказывают, будто советские войска разбиты и рассеяны. На самом же деле рабочие и крестьянские полки спешат со всех концов России освобождать Поволжье и Урал от чехо-белогвардейского засилья. Казань окружена сейчас кольцом революционных войск.
Рабочие и крестьяне! Советские войска не допустят, чтобы русские белогвардейцы продавали вас иноземной буржуазии. Мы не позволим помещикам отнять землю у крестьян. Мы не позволим выродкам романовской династии захватить в свои руки власть. Мы не позволим наемным чехо-словакам хозяйничать на русской земле.
Казань будет скоро вырвана из рук контрреволюции и чехо-словацких банд.
Готовьтесь, рабочие и честные граждане Казани! Близок час, когда наши враги будут раздавлены, и трудовая Казань вернется в семью Советской России.
Долой чехо-словацких, англо-французских, японских и иных бандитов!
Смерть белогвардейцам!
Гибель предательской казанской буржуазии!
Да здравствуют казанские рабочие и крестьяне!
Да здравствует Советская рабочая и крестьянская Россия!
«Гражданская Война» (орган 5-й армии) N 2, 28 августа 1918 г.
Л. Троцкий. У ВОРОТ КАЗАНИ
Пятой армии поставлена задача: взять Казань. Наш враг стремится из Казани прорваться на Нижний, на Пермь, на Вятку, на Вологду, соединиться с англо-французскими войсками, задушить сердце рабочей революции – Москву.
Но под Казанью поставлены рабочие и крестьянские полки Красной Армии. Они знают свою задачу: не дать врагу ни на шаг продвинуться вперед; вырвать из его рук Казань; отбросить чешских наемников и офицеров-громил назад, утопить их в Волге, раздавить их преступный мятеж против рабочей революции.
В этой борьбе мы пользуемся не только винтовками, пушками, пулеметами, но и газетой. Ибо газета тоже оружие. Газета свяжет все части 5-й армии единой мыслью, единым стремлением, единой волей.
Вперед на Казань!
Август 1918 г.
Л. Троцкий. ПЕРЕД ВЗЯТИЕМ КАЗАНИ
(Речь на заседании Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета 2 сентября 1918 г.)
Товарищи, я не предполагал иметь возможность в эти дни выступить перед вами, перед высшим органом Советской Республики, и явился я сюда не по делам того ведомства, в котором работаю, а вызванный известием о покушении на тов. Ленина.[321] В разговоре с товарищами по этому поводу я иначе не мог формулировать создавшееся положение, как такое, благодаря которому, на ряду с фронтами, которые у нас имеются, у нас создался еще один фронт – в грудной клетке Владимира Ильича, где сейчас жизнь борется со смертью, и где, как мы надеемся, борьба будет закончена победой жизни. На наших военных фронтах победа чередуется с поражениями; есть много опасностей, но все товарищи несомненно признают, что этот фронт – кремлевский фронт – сейчас является самым тревожным. На фронте – на том, армейском фронте, весть о покушении на вождя рабочего класса не вызвала подавленности и упадка, насколько я мог судить по первому впечатлению, а, наоборот, вызвала прилив ожесточения и воли к революционной борьбе. Нет надобности говорить, как отнеслись сознательные борцы на фронте к тов. Ленину, когда узнали, что он лежит с двумя пулями в теле. Мы знали, что о т. Ленине никто не мог сказать, что в его характере не хватает металла; сейчас у него не только в духе, но и в теле металл, и потому он будет еще дороже рабочему классу России.
Обращаясь к тому фронту, с которого я прибыл, я должен сказать, что не могу, к сожалению, доложить о решающих победах, но зато, с полной уверенностью, имею возможность заявить, что эти победы предстоят впереди; что наше положение твердо и прочно; что произошел решительный перелом; что мы теперь застрахованы, – поскольку можно быть застрахованным, – от крупных неожиданностей, и каждая неделя будет усиливать нас за счет наших врагов. Что касается армейских масс, то они прошли известную школу, и боевую и политическую, и в этом направлении огромную роль сыграли те передовые рабочие Петрограда, Москвы и других городов, которые были отправлены на фронт. Трудно оценить то значение, которое имеет на фронте каждый сознательный передовой рабочий. В самый критический момент, когда Казань пала и возобновились бои, тт. коммунисты все трудности положения вынесли на своих плечах. Они организовали передовые отряды. Их ушло 50, а вернулось 12. Они являются агитаторами, но, когда нужно, берут винтовки, как комиссары вкрапливаются в ненадежные части и создают в них прочный скелет. Они устанавливают всюду твердый, порою суровый режим, ибо война вообще суровое дело. Вместе с тем, благодаря тем же силам и тесному соприкосновению частей с населением, совершился огромный перелом в настроении волжского крестьянства.
Наша страна огромна и требует для себя громадных сил и политической напряженности. Мы на Волге и на Урале еще не затронули толщу крестьянства так, как выворачивают целину, в бедноте еще не пробуждено сознание, но она уже приходит в соприкосновение с красноармейскими частями, которые не мародерствуют, не грабят, и хотя кое-где эксцессы бывают, мы в целом имеем твердые дисциплинированные части; опять-таки здесь огромную роль играют те же петроградские и московские рабочие. Политические обстоятельства слагаются целиком в нашу пользу; наши части крепнут и растут духовно и численно; что же касается неприятеля, то, по сведениям, полученным от наших разведчиков, в его частях – полное разложение и распад, и те рабочие и крестьяне, которые относились к ним безразлично или слегка враждебно, являются теперь их врагами и нашими друзьями. Это видно из того, что когда наша артиллерия молчит, то казанская буржуазия немедленно примыкает к белогвардейцам, но когда гремит наша артиллерия, реют наши аэропланы и осыпают буржуазные кварталы динамитом, – в рабочих кварталах начинаются митинги, буржуазия прячется по щелям, белогвардейцы оказываются изолированными. Поскольку нашим частям приходится наступать, постольку наше командование придерживается осторожной тактики. Мы не имеем права внушать ему другую тактику, если оно считает, что это более отвечает характеру частей, которые вовлечены в эту войну, и, вместе с тем, эта тактика гарантирует нас от опасностей и крупных неожиданностей, и при ней успех можно считать твердым и обеспеченным.
На других фронтах положение тоже с колебаниями в ту или другую сторону, но на фронтах сейчас имеется гораздо больше шансов на успех. Лучше всего дела в направлении Поворино-Царицын, где мы выступаем против банд Краснова. Последние сведения, о которых вы, вероятно, знаете, сообщают о занятии Качалинской станицы. Здесь некий 6-й казачий полк был разоружен, а другой такой же полк присоединился к нам и вместе с нашими частями преследовал бежавшего противника. Это, товарищи, произошло не случайно, это имеет глубокие внутренние причины. Рабочий класс и трудовые массы поняли, что дело идет о жизни и смерти, что они идут на смертный бой, и что каждый день способствует изменению положения в нашу пользу. И потому мы должны работать, не покладая рук, от нас требуется работа решительная и напряженная.
В области командования дело обстоит лучше, чем обстояло раньше, хотя еще далеко не благополучно. Наш новый фронт сложился в то время, когда отмирал старый аппарат командования вообще, а аппарат военной организации был рассчитан на старый фронт. Отсюда двойственность в организации. Мы формировали дивизию на началах добровольчества и, в соответствии с этим, формировали обширные штабы этой дивизии. Добровольческий принцип нами уже отменен. Мы перешли к обязательному набору рабочих и крестьян, не эксплуатирующих чужого труда, и штабы старых дивизий должны быть переброшены туда, где формирование проводится с наибольшим успехом. Вблизи нового фронта, там, где крестьянин находится под непосредственно-угрожающим ударом чехо-словаков и белогвардейцев, крестьянство с возрастающей охотой идет навстречу в деле создания новых формирований.
В верхах нашего военного аппарата мы не имеем сейчас необходимого единства. У нас имеется бывший Высший Военный Совет, который был построен применительно к старому фронту, Революционный Военный Совет в Арзамасе, организованный для нужд Восточного фронта, причем мы в настоящее время подчинили ему и Северо-Восточный фронт.
В чем же заключаются наши неотложные задачи?
Здесь докладывали, что Англия собирается с нами воевать три года.[322] Трудно, товарищи, предсказывать что-нибудь насчет срока. Когда началась мировая война, думали, что она будет длиться 3 месяца, – она длится 5-й год. Теперь крупные английские дипломаты говорят, что война с Советской Россией будет длиться 3 года, и те успехи, которые мы имеем, отнюдь не говорят, что мы войну закончим в ближайшие три недели или три месяца. Эти успехи свидетельствуют лишь о том, что рабочий класс научается воевать, создавать военную организацию, и что Советская Республика, если захочет, сумеет себя оборонить. Как долго будет длиться империалистический натиск, какие формы он примет, к каким дальнейшим мерам нам придется прибегать для обороны – сказать нельзя. Одно нужно сказать, что опасность еще в высшей степени велика, и что велика особенно она будет в течение двух ближайших месяцев – до зимы, которая парализует, по крайней мере на этот зимний период, усиление английской помощи чехо-словакам. Эти два ближайшие месяца будут временем самой напряженной, энергичной, я скажу, героической работы нашей по военному упрочению всех рубежей Советской Республики. Мы истощены, мы бедны во всех областях, в том числе и в военной, и нам необходимо все ресурсы страны поставить на службу делу обороны Советской Республики.