скачать книгу бесплатно
Глава вторая
Задержание рецидивиста и беспредельщика Петра Горбунова, три месяца назад бежавшего из колонии строгого режима, милиционеры, коротко посовещавшись, назначили на пять вечера.
Беглые рецидивисты – не частые гости в сонном провинциальном Степановске. К этому мероприятию, по здешним меркам, мероприятию чрезвычайному, экстраординарному, заместитель начальника горотдела милиции майор Юрий Иванович Девяткин привлек все силы, имевшиеся в наличии. Не сказать, чтобы этих сил было в избытке. Скорее наоборот, людей по пальцам считать.
Девяткин долго перебирал тех, кого можно взять на эту операцию. Насчитал троих: самого себя, бывшего борца Савченко, к своим сорока годам дослужившегося аж до сержанта, и младшего лейтенанта Афонина, год назад окончившего среднюю школу милиции. Девяткин решил, что Горбунова, четвертый день пившего водку на хате своей сожительницы Усовой, они повяжут и втроем. Нужно лишь немного везения.
Из соображений конспирации на операцию выехали в гражданской одежде и не на милицейском канареечном «газике», а на личных «Жигулях» Девяткина. Трущобная городская окраина, застроенная бараками и хозяйственными постройками, утопала в грудах не вывезенного мусора и зелени тополей. К бывшему общежитию текстильной фабрики, ныне жилому дому, подъехали в шестнадцать тридцать. Девяткин подогнал машину вплотную к щербатому штакетнику забора. Хорошая маскировка – разросшийся с противоположной стороны забора куст сирени, цветы которой уже обломали местные кавалеры.
Деваться Горбунову некуда, – решил Девяткин. С этой стороны дома – милиционеры. За домом открытое пространство, не спрячешься, там тянулись засаженные картошкой и зеленью огороды местных жителей. Кое-где попадаются небольшие грядки клубники, похожие на свежевырытые могилы. Поэтому огороды напоминают кладбище. Дальше тянется до горизонта кочковатое поле.
С водительского места хорошо просматривался вход в единственный подъезд двухэтажного деревянного здания, украшением которого стала четко выписанная табличка, прибитая на углу: Хомутовский тупик 10. Тесная квартира Усовой точно над козырьком подъезда, похожего на крысиную нору.
В шестнадцать сорок пять, когда милиционеры проверили оружие и уже готовы были выйти их машины, небо потемнело, будто вдруг наступил поздний вечер, на лобовое стекло упали крупные капли. Спустя пару минут хлынул проливной дождь. В окне над козырьком подъезда вспыхнул свет. На белую матерчатую занавеску легла отчетливая тень мужчины. Кажется, он курил. Тень задвигалась, взмахнула руками и, наконец, исчезла.
– Вылет откладывается, подождем немного, – Девяткин посмотрел на часы. – Скажем, на полчасика.
– Да, спешить некуда, товарищ майор, – отозвался с заднего сидения Савченко. – Хорошо, что дождь. Хоть жара на убыль пойдет. И мокнуть не хочется.
Девяткин усмехнулся.
– Я не боюсь ноги промочить, особенно твои ноги. Просто показалось, в окне Горбунов. Может, повезет, он побегает, побегает и завалится спать. Нам же работы меньше.
– А как вы узнали, что Горбунов здесь лежбище устроил? – сидевший на переднем сидении белобрысый Афонин заерзал от любопытства. – Ну, что он у своей марухи?
Девяткин загадочно ухмыльнулся.
– Сведения из закрытых источников, – лаконично ответил он. – Оперативных.
* * * *
Много говорить, что-то объяснять сейчас, перед важным делом, не очень хотелось. «Оперативным источником» стал престарелый ханыга Вазюкин, переступивший порог милицейского кабинета вчерашним утром. Старик Вазюкин числился внештатным осведомителем, но информация, которую он время от времени приносил в клюве, была скудной, не слишком ценной. Касалась она главным образом почему-то краж сушившегося на веревках белья.
«Опять ты про тряпье рассказать хочешь?» – Девяткин с тоской взглянул на пенсионера. Вазюкин многозначительно поднял кверху кривой указательный палац, порыжевший от табачного дыма. Рука Вазюкина дрожала то ли от напряжения, но, скорее, с похмела. Скорчив плаксивую рожу, пенсионер, как ни странно, сообщил нечто важное.
На квартире своей сожительницы Гальки Усовой объявился здешний уроженец, можно сказать, знаменитость районного масштаба Петр Иванович Горбунов, бандит и убийца, за почти двухметровый рост и богатырское сложение носивший кликуху Клоп. Сорок шесть лет отроду.
На Горбунове висят три мокрых дела. И это только доказанные эпизоды. Шесть судимостей, два побега. Последний – из зоны строгого режима во Владимирской области. По-хорошему, его бы давно к теплой стенке поставить. И пулю в затылок. Но не сложили ещё той стенки и не отлили ту пулю.
Выспросив у старика все подробности, Девяткин открыл сейф и выдал внештатнику премиальные: три поллитровки поддельной водки, двадцать ящиков которой конфисковали на местном базаре неделю назад. Вазюкин с достоинством принял вознаграждение, бережно, как малых младенцев, запеленал бутылки старой газетой и, выпрямив гордую спину, удалился. Девяткин откатил кресло на колесиках к стене, водрузил ноги на письменный стол и стал размышлять.
Бежать из колонии, чтобы вернуться к немолодой сожительнице Усовой, некрасивой костлявой женщине. На хату, которая на милицейском прицеле, где наверняка повяжут… Нет, это выше логики нормального человека. До такого решения дойти надо, точнее, допиться. У этих рецидивистов никакой фантазии. Тоже цвет бандитского мира. К вечеру Девяткин проверил информацию Вазюкина через свою хорошую знакомую, соседку Усовой по коридору. Все точно: Горбунов появился у своей сожительницы третьего дня, с тех пор пьянствует, не выходя их квартиры.
Усова по три раза на дню гоняет на станцию, в тамошнем магазине огненная вода – самая дешевая. Девяткин установил наблюдение за квартирой, посадив оперативника на чердак ближайшего к дому Усовой дровяного сарая. Сегодня в шестнадцать часов снял наблюдение: полный порядок, клиент на месте, можно паковать.
…От нечего делать Девяткин курил, стряхивая пепел через полуопущенное стекло, и думал, что хорошо бы взять на эту операцию ещё пару сотрудников. Но с кадрами проблема. Во-первых, лето – пора отпусков и болезней. Даже начальник горотдела Ефремов якобы отлеживается с ангиной, а на самом деле окучивает картошку на дачном участке. На хозяйстве остался он, Девяткин. Во-вторых, сегодня суббота, особый день.
Степановск, прежде бывший рабочим поселком, неизвестно за какие заслуги пять лет назад получил статус города районного подчинения. По субботам городок, не просыхавший и в будни дни, просто утопал в водке. Поэтому субботний вечер для милиционеров – страдная пора. Драки, выяснение супружеских или родственных отношений местные жители почему-то откладывали именно на субботу. Словно между собой сговорились, словно по будням нельзя решить семейные проблемы, кулаком жену приложить, детям шеи намылить.
Все эти страсти, подогретые водочными парами, часто заканчиваются жестокими драками, а то и поножовщиной. К ночи все четыре камеры предварительного заключения горотдела наверняка будут битком набиты пьяным народом. В конторе Девяткин оставил два милицейских наряда, один из которых уже выехал на вызов, дежурного по КПЗ и ещё человека на телефоне.
Кроме того, сегодня танцы в клубе железнодорожников, пустить на самотек это мероприятие Девяткин не имел права. В клубе, как всегда, будет большая драка, можно сказать, побоище между местечковыми парнями и их всегдашними противниками из поселка Знаменский. Этим не лень приезжать сюда, за десять километров только, чтобы помахать кулаками и велосипедными цепями.
Добро, если дело кончится сломанными ребрами и синяками. В прошлом месяце на танцах зарезали студента, приехавшего на летние каникулы из Москвы. Парня с пятью ножевыми ранениями в живот обнаружили на земляном полу летнего туалета в тот момент, когда медицинская помощь ему уже не требовалась. Кровь сошла в вырубленное в полу загаженное очко. Сегодня Девяткин отрядил на танцы двух милиционеров, крепко подумал, и дал им в помощь ещё одного сотрудника, тем самым, исчерпав все кадровые резервы.
Проклятый город… Проклятый субботний вечер, когда нечем дышать, воздух, словно пропитан миазмами насилия.
Серенький денек незаметно растворился в серой мгле хмурого раннего вечера. Ливень сменился мелким дождиком, моросившим час кряду. Девяткин устать ждать, когда дождь закончился. Тяжелая туча уползла за горизонт, волоча за собой темный водяной шлейф. Низкое серое небо посветлело, свет в окне Усовой погас. Через минуту из подъезда вышла сутулая худая женщина с маленьким лицом похожим на фиолетовый кукиш. Женщина быстрым шагом проследовала вдоль дома и завернула за угол.
Девяткин смачно, до костяного хруста потянулся.
– Усова. На станцию пошла, за бутылкой. Ее хрен, скорее всего, дрыхнет. Выходит, не зря ждали. Одного Горбунова легче вязать будет. Да ещё сонного. Пошли.
– Можно задать вопрос, товарищ майор?
Афонин нервно сглатывал слюну. Это была первая крупная операция, в которой принимал участие младший лейтенант. Неожиданно для самого себя в последний момент Афонин так разволновался, что у него задергалось порозовевшее лицо и, кажется, уши тоже задергались.
– Спрашивай, если приспичило.
– Товарищ майор, в какой у нас план?
– План? – Девяткин поскреб пятерней голову, о плане он ещё не думал. – Ну, как какой план… Обычный план. Самый обычный. Действуем по обстановке. Входим и надеваем на Горбунова браслеты. Таков наш план.
Афонин остался не доволен столь коротким невнятным объяснением. Он хотел спросить ещё о чем-то, но новый вопрос застрял в горле. Девяткин отмахнулся, мол, некогда болтать. Милиционеры выбрались из машины, разминая затекшие ноги, быстрым шагом направились к подъезду. Но ходу Девяткин отдал последнюю команду.
– Афонин, ты стоишь под окном, у подъезда. Савченко, со мной наверх.
– Слушаюсь, – отозвался Савченко.
* * * *
Подъезд крепко пропах сыростью, мышиным пометом и ещё каким-то отвратительным тошнотворным запахом, происхождение которого Девяткин в первую минуту не смог определить. Наконец, дошло. Дом старой постройки, без особых удобств, два туалета на этаж. Женский и мужской. Выгребная яма полна под завязку. Лето, жара… Девяткин не стал доводить до конца не слишком эстетичные мысли.
Полумрак, деревянная лестница в два пролета со стертыми ступенями и утлыми отполированными человеческими ладонями перилами протяжно заскрипела под башмаками дюжего Савченко. Прошагав несколько ступенек, Девяткин оглянулся, сверху вниз глянул на подчиненного и, округлив глаза, скорчил страшную рожу и беззвучно зашевелил губами. Савченко понял смысл непроизнесенных слов, стал ступать на носки, но лестница все равно скрипела.
На втором этаже буйствовали уже человеческие запахи и звуки. Пахло подгоревшим луком и кислой капустой. За ближней дверью сладким женским голосом пел то ли телевизор, то ли радиоприемник. Прямой темный коридор тянулся вдоль всего этажа и упирался в торцевую стену с мутным подслеповатым окошком. Слава Богу, никого из жильцов не видно.
Девяткин расстегнул верхнюю пуговицу темно серого три раза надеванного пиджака, вытащил из подплечной кобуры пистолет. Держа оружие дулом вниз, передернул затвор. Тихо ступая по сухим доскам пола, Девяткин быстро зашагал вперед, но вдруг остановился, как вкопанный.
Дверь квартиры Усовой под счастливым тринадцатым номером, находящаяся с левой стороны, точно посередине коридора, широко распахнулась.
Порог переступил дюжий мужик в белой майке без рукавов и темных тренировочных брюках. Мужик захлопнул за собой дверь, сделал три шага навстречу вросшему в пол Девяткину, на секунду замер на месте. Повернувшись через плечо, мужик в длинном прыжке достиг двери, толкнул её локтем. Через секунду с другой стороны звякнула металлическая цепочка, на два оборота повернулся замок.
– Черт, мать твою, – выругался Девяткин. – Клоп.
И припекло же Горбунову справить нужду именно в тот момент, когда за ним пришли. Девяткин бросился вперед, стукнул в дверь кулаком.
– Открывай, Горбунов, к тебе гости пришли.
Он дважды ударил по двери подметкой ботинка.
– Сейчас открою, – отозвался вежливый Горбунов. – Минуточку, пожалуйста.
Тишина. Девяткин, услышав из комнаты характерный металлический звук взводимых ружейных курков, рухнул на пол. Старшина Савченко, сообразивший, что к чему, остался на ногах, прижался спиной к стене. Выстрелы грянули, будто орудийные залпы. Картечь, выпущенная из двух стволов охотничьего ружья двенадцатого калибра, снесла почти всю верхнюю часть старой деревянной двери.
Противоположная от двери стена коридора брызнула сухими щепками. Запахло горелым порохом. Было слышно, как Горбунов завозился с ружьем, перезаряжая его.
Девяткин отполз от двери, спиной к стене сел на корточки.
– Клоп, лучше сдайся по-хорошему, – громко сказал он. – Тебе не уйти. Дом окружен.
– Не трахай мне мозги, – заорал Горбунов. – Кем окружен этот сраный дом? Одним тобой окружен? Только сунься, сука. Отделаю, как корову на бойне.
– Не дури, – миролюбиво ответил Девяткин. – Не валяй дурака. Ты умный мужик, мы с тобой договоримся.
– Договорился волк с овцой.
Девяткин, сидя на корточках, тянул время, чтобы принять правильное решение. Стены коридора прочные, из круглого леса. Такие не прострелишь картечью даже из ружья крупного калибра. Но что дальше? Возможно, у Горбунова не только одно ружье. Может, под рукой у него пистолет или что похуже. Но решить эту головоломку отсюда, из коридора, не представляется возможным.
– Будь умным мальчиком, – сказал Девяткин. – И мы с тобой поладим.
В коридоре было слышно, как Горбунов переломил ружье и загнал новые патроны в патронник. Цокнули взведенные курки. Звякнула бутылка. Видимо, Клоп допил остатки водки. Савченко, прижавшись спиной к стене, беззвучно матерился. Его лицо лоснилось от пота. Правой рукой он держал пистолет, левом рукавом пиджака вытирал жаркую испарину. Девяткин знал эту особенность Савченко, обильно потеть в минуту опасности.
В коридоре стали открываться двери. Жильцы, высовывались из квартир.
– Не выходите в коридор, – крикнул Савченко. – Здесь вооруженный преступник.
Но грозное напоминание оказалось лишним. Любопытство быстро пошло на убыль. Открытые двери снова захлопывались. Люди накидывали цепочки и запирались на все замки. Савченко понизил голос до интимного шепота.
– Что, попробуем живым взять? Или как?
– Попробуем, – кивнул Девяткин.
Сейчас он сильно сомневался, что эта попытка окажется удачной.
* * * *
Горбунов одной правой рукой держал за ложе внешнекурковую двустволку ТОЗ. Указательный палец положил на спусковые крючки, направив ствол на развороченную дверь. Он отступил спиной к окну, свободной рукой схватил тряпочную занавеску и с силой дернул её на себя. Затрещала ткань, деревянный карниз грохнулся вниз, на круглый стол, стоявший у подоконника.
Полетели на пол пустые бутылки, пепельница, полная коротких, докуренных до самого фильтра окурков, обглоданные куриные кости и кастрюля с холодной вареной картошкой. Горбунов схватил карниз и отбросил его в сторону, на продавленную софу, застеленную несвежими простынями. Затем, продолжая держать дверь под прицелом, ухватился за столешницу, опрокинул стол, освобождая себе дорогу к окну.
– Сдайся, – попросил Девяткин.
– Пошел ты, пидармон обиженный, – крикнул Горбунов. – Тварь ментовская. Перхоть. Ну, возьми меня за рупь двадцать. Учти, у меня тут килограмм тротила. Если ты, сука, рыпнешься, взорву эту халабуду со всеми жильцами. Мне терять не хера. Если сдохнем, то вместе с тобой.
– Сукин сын, – рявкнул Савченко. – Заткни пачку.
Молчание. Какая-то возня в комнате.
– Он блефует, – прошептал Савченко. Крупные капли пота капали с подбородка на пиджак и светлую сорочку. – Откуда у него тротил?
– Что, легавый, очко слиплось?
Надо что– то отвечать.
– Не хочешь по-хорошему, твое дело, – Девяткин не разрешил себе разозлиться. – Но лучше не доводи до греха. Бросай свою пуколку. И выходи с поднятыми лапками.
Горбунов не ответил. Он левой рукой он справился со шпингалетами внутренней оконной рамы и распахнул створки настежь. Верхний шпингалет внутренней рамы уже опущен вниз. Горбунов поднял нижний шпингалет, дернул за ручку, окно не открывалось.
Он покосился назад, увидел ржавые шляпки гвоздей. Черт, рама прибита к оконному блоку. Горбунов сжал в огромном кулаке ручку, с силой дернул её на себя. Зазвенели стекла, ручка вместе с гнутыми гвоздями вылетела из рамы, осталась в кулаке Горбунова.
Девяткин слышал звон оконного стекла. Он уже представил себе, что происходит в комнате. Если Горбунов откроет окно, выберется на козырек подъезда, то по дежурившему внизу Афонину, пожалуй, можно заказывать панихиду. Пистолет Макарова против картечи – плохой вариант. Если дойдет до рукопашной, то верзила Горбунов за три секунды открутит белобрысую голову младшего лейтенанта и забросит её на крышу. Значит, надо… На раздумья не осталось времени.
– Слышь, Клоп, а правду говорят, что на СИЗО тебя петушили? – повысил голос Девяткин. – Ну, люди говорят… Будто ты возле параши спал и зонтиком закрывался. Правда?
– Заткнись, сука, – отозвался Горбунов. – Тварюга.
Он заскрипел зубами, от ярости руки чуть не ходуном заходили. На этот прием он не клюнет. Нет, уже клюнул… Мент хотел вывести его из себя и, надо сказать, задумка удалась, он добился своего. Стоя спиной к окну, Горбунов сжал цевье обеими руками. Махнул прикладом ружья и с одного удара высадил подгнившую оконную раму. Еще удар, на козырек подъезда посыпались трухлявые деревяшки и битое стекло.
Сидя на корточках, Девяткин сунул пистолет в подплечную кобуру, расстегнул вторую пуговицу пиджака, выпростал руку из рукавов. Сняв пиджак, подбросил его вверх к развороченной картечью двери.
Горбунов уже поднял одну ногу, чтобы перешагнуть подоконник, когда увидел в коридоре то ли чью-то серую тень, то ли метнувшегося человека. По ту сторону порога слишком темно, не разобрать, что это за движение. Он инстинктивно согнул указательный палец, нажав одновременно оба спусковых крючка. Восемьдесят граммов картечи, выпущенные из обоих стволов, разорвали новый пиджак Девяткина в мелкие лоскуты. Картечины вошли в бревна противоположной стены, на пол посыпалась деревянная труха.
* * * *
Девяткин, словно подброшенный мощной пружиной, вскочил на ноги. Он двинул правой ногой в целую нижнюю часть двери, двинул так, что в стороны деревяшки разлетелись. Путь свободен. Девяткин прыгнул вперед, но обо что-то споткнулся в тесной двухметровой прихожей, упал на руки, перевернулся через голову, поднялся…
Горбунов уже выбросил стреляные гильзы, загнал новые патроны в патронник и собрался складывать ружье. Ему не хватило секунды, чтобы выстрелить. Мент кубарем вкатился в комнату, вскочил и бросился на растерявшегося Горбунова. Клоп схватился за ствол ружья, чтобы пришибить противника прикладом. Но двустволка слишком неудобное оружие для ближнего рукопашного боя.
Он отбросил ружье в сторону и пропустил удар кулаком в лицо. И в туловище… И в живот… Клоп пошатнулся, но устоял на ногах, даже не согнулся. Девяткин занес руку для нового удара, но Горбунов поймал мента на встречном движении. Резко выбросил вперед согнутую ногу, угодив коленом точно в пах противнику. От боли у Девяткина потемнело в глазах. И в этой кромешной темноте заплясали веселый танец кровавые козявки. Он потерял ориентировку в пространстве.
Застонав, согнулся, инстинктивно схватился за пах и получил удар по затылку. По голове будто не кулаком, а молотом хватили. Девяткин тяжело, как мешок с картошкой, рухнул на пол. Но дышавший ему в затылок Савченко уже вцепился в руки Горбунова, стремясь борцовским болевым приемом вывернуть кисти.
Двое дюжих мужчин примерно одно роста и комплекции, сцепившись друг с другом руками, добрых пару минут пыхтели у подоконника, пока Девяткин корчился на полу. Наконец, Горбунов вжал голову в плечи, откинул её назад. И ударил Савченко лбом по носу и губам.
Из носа сержанта брызнул кровавый фонтанчик. Милиционер охнул, ослабил хватку. Горбунов выдернул руки, размахнулся правой и прицельными ударами в ухо и в верхнюю челюсть уложил Савченко на пол. Падая спиной, тот выломал ножку лежавшего на боку стола, опрокинул тумбочку, тяжело ударился затылком об пол.
Не теряя времени, Горбунов перешагнул низкий подоконник, перекинул вторую ногу на козырек подъезда. Сделал шаг к краю, прикидывая, в каком месте безопаснее соскочить вниз.
Превозмогая боль в паху, Девяткин встал, схватил с пола ружье. Теперь он видел лишь широкую спину Горбунова, собиравшегося прыгать вниз с козырька подъезда. Девяткин, прижав локтем в боку ружейный приклад, выстрелил не целясь, навскидку.
Заряд картечи, попавший в спину, сбросил Клопа с козырька подъезда.
Стоявший внизу младший лейтенант Афонин потной от напряжения ладонью сжимал рифленую рукоятку Макарова. Он собирал в душе все свое мужество, всю волю до последней капли. Он мысленно готовил себя к жестокому единоборству с преступником. Но мужества и отваги не потребовалось, на этот раз Афонину нужно было лишь проворство, чтобы отскочить в сторону, когда дюжий Клоп с трехметровой высоты полетел вниз. Афонин успел прыгнуть под козырек и спас свою шею от перелома.
Горбунов упал лицом в глубокую лужу и пустил в грязную воду предсмертные пузыри. Изрешеченная картечью спина и затылок сочились кровью, в серых сумерках кровь казалась черной.
Через минуту невесь откуда появилась женщина в темной кофте с сумкой в руке. Поставив свою ношу на сухое место, она опустилась на колени в грязь, всхлипнула и беззвучно заплакала, размазывая по одутловатому лицу мелкие слезинки. За спиной женщины неловко переминался с ноги на ногу младший лейтенант Афонин, бледный от волнения. Он испытывал неловкость, душевную подавленность. Афонин, не зная, что делать со своими слишком длинными руками, то совал их в карманы брюк, то снова вытаскивал.
