Операция «Сентябрь»

скачать книгу бесплатно

– Виталий, очень прошу, будь осторожен. Город обезлюжен, в основном поляки, все друг друга знают, неизвестные вызывают подозрение.

– Не волнуйся, командир, прорвёмся. А ты сейчас куда?

Проводив Храмова до дверей, Нестеров ответил:

– Хочу на городской телефонный узел заглянуть. Надо выяснить, кто звонил в последнее время сюда, в лавку, кому звонил убитый Штерн. И этот странный звонок меня насторожил… Забирай машину, я пешком прогуляюсь.

Оставшись в разгромленной лавке один, Нестеров присел на старый венский стул, закурил и задумался. Он не мог понять, как работает здешняя милиция… По сути, всё держится на нескольких литовцах из местных, лишь они знают город, а поляков нет ни одного. Ну а что мы, приехавшие русские? Словно котята слепые, всё на ощупь, без знаний местных условий, без агентуры…

Он стал анализировать, что у них на руках по делу убитого антиквара. Куча отпечатков, следы обуви, красная глина, шерсти клочок, орудие убийства – штык-нож. На всё это, требующее тщательного анализа и экспертизы, уйдёт много времени. Это тебе, брат, не на Петровке.

Из показаний кузины убитого, если, конечно, она не врёт, выходит, что убийство совершили бандиты Бруса, пытавшиеся через пытки добиться у антиквара выдачи броши. Но ведь всё может быть с точностью до наоборот. Могло случиться и так, что Штерн «кинул» Шперковича, соврав о похищении материнской реликвии, и пообещал Брусу продать ему драгоценную брошь после того, когда узнает её истинную цену.

Странно, Шперкович больше за брошью не приходил, а бандитам вырвать её под пытками не удалось. Хотя антиквар, по словам кузины, человеком был мягким и пыток бы не выдержал.

Обе версии жизненные. Но возможна ли иная? Возможна, если вмешался кто-то третий. А могло случиться так, что антиквар не знал, где замурована коробка с брошью? Маловероятно. Но чем чёрт не шутит…

Докурив третью папиросу, Нестеров повесил на плечо «ППС»[10 - ППС – пистолет-пулемёт Судаева.], оглядел ещё раз лавку и направился к выходу. Уже ступив на приступок, он заметил, как в щели половых досок что-то блеснуло. Скорее всего, осколок стекла, мелькнуло в голове. Но профессиональная привычка всё перепроверять заставила вернуться. Достав нож, он встал на колени и извлёк из щели простенькое золотое колечко с маленьким камушком голубовато-серого цвета. Повертев его, Нестеров сунул колечко в нагрудный карман и покинул лавку.

Директора телефонной станции на месте не оказалось. Предъявив удостоверение немолодой секретарше в приёмной, Нестеров попросил пригласить кого-либо из руководителей. В приёмную вошёл капитан с эмблемами связиста, в зелёного цвета вязаной шерстяной безрукавке поверх гимнастёрки, среднего роста, крепко сбитый, лицо мужественное, большие крепкие руки. «Такими руками, – подумал Нестеров, – не провода соединять, а рельсы гнуть». Всё в этом капитане вызывало уважение. Вошедший представился:

– Главный инженер капитан Семашко.

Нестеров также представился и показал удостоверение.

– Товарищ капитан, мы могли бы где-нибудь побеседовать?

– Конечно, пойдёмте ко мне, вторая дверь направо.

В узком тёмном кабинете, заставленном бухтами телефонного провода, помещались только небольшой письменный стол со старой, польского производства настольной лампой и двумя телефонными аппаратами, узкий кожаный диван и в углу – стоячая вешалка для одежды, на которой висела видавшая виды серая офицерская шинель.

– Присаживайтесь, – капитан указал Нестерову на диван. – Вы сегодня чего-нибудь ели?

Голодный Нестеров честно признался:

– Утром чаю попил с бутербродом, – он улыбнулся, – или вернее, бутерброд с салом запил кружкой чая.

– Всё ясно, – капитан достал из верхнего отделения стола бумажный пакет и короткий немецкий штык-нож, – давайте-ка порежьте, а я пока схожу, чайник поставлю.

За бутербродами со свиной домашней колбасой, чаем и папиросами офицеры кратко поведали друг другу о военном лихолетье. Поблагодарив за угощенье, Нестеров спросил:

– Можно установить номера, с которых звонили антиквару и его кузине, и по каким номерам звонили они в последнее время?

– Конечно, можно. И владельцев номеров установим, будь они хоть организациями, хоть частными лицами. Пойдёмте в операционный зал, там у каждой дежурной телефонистки имеется журнал регистрации звонков.

В длинном, заставленном аппаратурой зале, работали четыре телефонистки. Офицеры подошли к молодой симпатичной девушке, её вьющиеся белокурые волосы почти полностью были скрыты двумя большими наушниками. Тонкие, длинные, словно у пианистки, пальцы непрерывно бегали по панели, вонзая штекеры в разные гнёзда разъёмов. При этом она успевала через микрофон общаться с абонентами и улыбалась. Главный инженер потрогал её за плечо. Она вздрогнула, обернулась, сняла наушники и, увидев милиционера, как показалось Нестерову, на мгновенье растерялась, но быстро взяла себя в руки и мило улыбнулась.

– Малгожата, – обратился к ней главный инженер, – ты работала в пятницу?

– Да, я. А что-то случилось? – её кукольное личико выражало удивление.

– Будьте добры, – попросил Нестеров, пропуская мимо ушей её вопрос, – посмотрите, кто в тот день звонил по этому телефону и кому звонил данный абонент.

Он положил на стол записку с номером телефона погибшего антиквара, и когда девушка взяла записку в руки, Нестерова будто ток прошиб. На безымянном пальце её правой руки сверкнул маленький золотой перстенёк с халцедоном, точно такой же, как подобранный на полу в антикварной лавке и лежавший в нагрудном кармане гимнастёрки Нестерова.

– Какая прелесть! – воскликнул он. – Небось, кавалер подарил?

Щёки девушки заалели, она смущённо ответила:

– Так, пан капитан, рыцарж[11 - Рыцарж (польск.) – кавалер, рыцарь.] мой.

Девушка открыла нужную страницу оперативного журнала и написала на вырванном из блокнота листке номера телефонов абонентов, звонивших в тот трагичный день антиквару, и номера, по которым звонил погибший. Поблагодарив телефонистку, Нестеров вслед за главным инженером спустился на первый этаж.

– Слушай, капитан, установи как можно скорей этих абонентов. И можно поглядеть личное дело этой милой пани?

Связист улыбнулся и подмигнул Нестерову.

– Что, Москва, понравилась дивчина? У нас, брат, таких много. Пошли в отдел кадров.

Нестеров читал личное дело и делал пометки в блокноте. Малгожата Карпович, 1922 года рождения, место рождения – Вильно. Образование среднее. Не замужем. Отец – Збигнев Карпович, 1896 года рождения, г. Новогрудок, майор Войска Польского, командовал запасным пехотным батальоном, пропал без вести в сентябре 1939 г. во время боёв с немцами под Кельцем. Мать – Мария Карпович, в девичестве Квятковская, 1902 года рождения, из обедневшей шляхты Виленского воеводства, проживает с дочерью. Дядя Малгожаты – Бронислав Эдуардович Квятковский, 1894 года рождения, старший брат её матери, профессор виленского университета, ныне преподаёт в городской мужской гимназии русский язык и литературу.

– Слушай, друг, – прощаясь, попросил Нестеров, – вызнай про её кавалера. Кто, да что, да где живёт? Не хочу, понимаешь, пугать девушку расспросами. Ну, спасибо тебе за всё. Бывай, до встречи. Жду звонка.

Выйдя на залитую сентябрьским солнцем улицу, Нестеров глубоко вдохнул наполненный запахом увядавшей листвы воздух, поправил на плече автомат и, сориентировавшись, широко зашагал в сторону райотдела милиции. Интересно, думал он, колечко телефонистки краденное или купленное. Будь оно неладно, колечко это! Возможно, оно ключик к ещё одной версии убийства антиквара. Какими силами все эти версии отрабатывать?

4

Капитан Стойко вместе с лейтенантом Антанасом Каулакисом из райотдела МГБ уже четвёртый час без перерыва выслушивали показания потерпевших от преступных деяний банды Слона, по документам – Адама Шперковича. Согласились дать показания восемь человек, все они были литовцами или белорусами с ближних и дальних хуторов. Потерпевшие от бандитов поляки от дачи показаний отказались.

Картина вырисовывалась незамысловатая, но в кровавых тонах: бандиты, вооружённые советскими автоматами и облачённые в польскую довоенную форму, являлись на хутора, описывали имущество, скот, птицу и устанавливали оброк, который хуторяне должны были платить продуктами дважды в месяц. Тех, кто отказывался, убивали, скот и птицу резали, хутор сжигали. За год от рук варваров погибло более пятидесяти человек, в том числе женщин, детей и стариков, сгорело семь хуторов. Несколько попыток чекистов и милиционеров устроить засады и окружить бандитов закончились безуспешно. Бандиты, как правило, кем-то предупреждённые, оказывали ожесточённое сопротивление и без особых потерь уходили с награбленным в лес. Потери несли и чекисты, и милиционеры, и солдаты внутренних войск.

Шперкович был личностью интересной. Из спецсообщения МГБ СССР следовало, что родился он в семье бригадного генерала артиллерии Юзева Шперковича и Ядвиги Коморовской, в девятьсот первом году, в Вильно. В 1922 году после окончания офицерской пехотной школы был направлен в Корпус охраны границы. Служил помощником командира пограничной заставы на границе с СССР. В начале августа 1924 года отличился в боях с перешедшим границу советским разведывательно-диверсионным отрядом.

Он, Шперкович, тогда и представить не мог, что его застава столкнулась с отрядом спецназа ГПУ во главе с талантливым разведчиком Станиславом Ваупшасовым. Дзержинский лично поручил Ваупшасову захватить и уничтожить белогвардейский штаб, созданный в Польше, на границе с СССР, совместно с польской и французской разведками, для заброса на советскую территорию шпионов и диверсантов.

В ночь с 3 на 4 августа 1924 года отряд чекистов в составе ста человек пересёк советско-польскую границу и атаковал Столбцы в Новогрудском воеводстве. Городок был захвачен, разведцентр уничтожен, разгромлены жандармский и полицейский участки, взорвана железнодорожная станция.

Чекисты под командой Ваупшасова на линии Пинск – Лунинец, под населённым пунктом Ловча, задержали поезд, в котором ехали полесский воевода Станислав Довнарович, сенатор Польской Республики Болеслав Вислоух и минский католический епископ Зигмунт Лозиньский. Изъяв у воеводы и сенатора секретные документы, чекисты вернулись в СССР.

Вот за те самые бои Шперкович был награждён крестом «За заслуги» 3-го класса и досрочно получил чин поручика.

В сентябре тридцать девятого года сводный пограничный полк под командованием майора Шперковича оказал упорное сопротивление частям Красной армии в районе Барановичей и Слонима. Шперкович избежал плена и интернирования. В 1941–1942 гг. партизанский отряд Армии Крайовой под его командованием мародёрствовал на Виленщине и в Белоруссии, избегая прямого столкновения с немецкими частями и полевой жандармерией.

Зимой 1943–1944 гг. батальон АК под его командованием принимал участие в боях с отрядами украинских националистов-бандеровцев на Волыни. Отличился крайней жестокостью. В ответ на уничтожение бандеровцами польских сёл и хуторов аковцы Шперковича выжигали украинские сёла и деревни, не оставляя в живых ни малых, ни старых. Затем командование АК вновь перебросило Шперковича на Виленщину, и летом сорок четвёртого, во время наступления Красной армии, он со своим отрядом пытался захватить ряд населённых пунктов в пригороде Вильно и установить там власть «лондонского» польского правительства.

В ходе боестолкновений с частями НКВД, сотрудниками НКГБ и военной контрразведки «Смерш» значительно поредевший отряд ушёл в леса. Шперкович под бело-красным знаменем Речи Посполитой и лозунгом «Виленщина для поляков» начал заниматься обычным уголовным бандитизмом. Да ещё воевать с литовскими бандитами.

Вот и в последней сводке говорилось, что неподалёку от Ошмян бандиты Слона намеревались ограбить литовский хутор, но напоролись на хорошо вооружённую группу литовских «зелёных братьев», грузившую на подводы изъятые на хуторе продукты. Прибывшие на уже догоравший хутор милиционеры и взвод внутренних войск обнаружили тела двух поляков в старой форме Войска Польского и двух литовских бандитов. И литовцы, и поляки так быстро покинули место боя, что ни трупы не унесли, ни оружие, даже подводу с битыми курами и двумя мешками овса бросили.

Лейтенант Каулакис, перебирая фотографии, сделанные на разграбленном и сгоревшем хуторе, внимательно рассматривал две из них.

– Товарищ капитан, – он протянул фотографии Стойко, – гляньте, это отпечатки протектора или «виллиса», или «доджа». Помните, вчера на совещании у подполковника Савельева капитан Нестеров докладывал, что в Вильнюсе у разграбленной антикварной лавки тоже нашли следы похожих протекторов. Он ещё сказал, что на протекторах сохранилась красная глина.

Стойко взял фотографии и, поморщившись, заметил:

– Рисунок протекторов сходится, но не разобрать, что там на них.

Каулакис порылся в ящике с вещдоками, извлёк пакет из плотной бумаги, помеченный криминалистами особым шифром, высыпал содержимое на газету.

– Вот она, красная глина, товарищ капитан, – лейтенант сиял, словно медный самовар.

– Интересно, – Стойко размял пальцами кусочек глины, – кто же угнал машины, литовцы или поляки?

В дверь постучали. Вошёл молоденький, лет двадцати двух, невысокого роста, худой, но плечистый старший лейтенант милиции, вскинул руку к козырьку и доложил:

– Товарищ капитан, докладывает старший лейтенант милиции Иваньков. Вчера вечером военные из сапёрного батальона опознали по протектору угнанный у них «додж». Капитан Нестеров велел передать вам копию акта опознания машины, – старший лейтенант положил на стол тоненькую папочку, – там же увеличенное фото протектора и копия справки криминалистов о составе красной глины и предположительном месте её залегания в Вильнюсском районе. Сапёры ещё сказали, что на заднем левом крыле машины кто-то, возможно мальчишки, нацарапали маленькую звезду, видимо, гвоздём.