Улиткин Дол

– Я понял, – сказал Готик, кивая кому-то, – надо научиться пользоваться страхом. Для развития. А Бог наблюдает и радуется.

Яша подумал, – или кто-то сказал внутри? – что если думать о каждой своей мысли как о Творении? У каждого получится так: кто во что горазд, тот то и имеет. Но авария – чему Яша научился? Скорее, сбросил. Тяжесть себя того, что в камзоле сидел в кресле, не верил ни во что, упирался в негатив, грузил им других. Давно это было, но осталось для доработки. Яша вспомнил выражение, которое как-то оборонил Людвиг Иванович «трудовая Вселенная».

– Друзья, садитесь за стол, – сказал Сол как всегда с улыбкой, и все с удовольствием сели вокруг любимого стола с розово-чёрными прохладными мраморными шахматками. Все как один тут же положили ладони на каменную мозаику, а она в ответ начала слегка светиться.

– Сегодня я хочу сообщить вам следующее. – Сол внимательно смотрел на всех сразу. – Люди Мира Доски, то есть Четвёртого измерения, в ближайшие сроки условно разделятся на две группы. Одни будут встречать перемены, словно серфингист, вспрыгивая на волну. Другие, желая жить по-старому, примут удары волн в спину и будут отброшены ими. Это не зло, а эволюция, мощное движение раскручивающихся на Доске новых преобразующих энергий.

– А их отбросит – как? – поинтересовался Михайло.

– Они будут вновь и вновь наталкиваться на свои проблемы, и напряжение от этих проблем будет нарастать. Люди старых убеждений – не отсталые и не плохие. Просто каждый развивается со своей скоростью, но развитие происходит у всех, замечают они это или нет, так уж устроен мир. О последней группе сейчас подробнее. Прежде всего, их на Земле Четвёртого измерения – большинство, поэтому и перемены тормозятся.

– Но они всё равно происходят? – спросил Глеб.

– Это эволюция, дорогой мой. Совершенно напрасно бороться по весне с силами, которые по высшим законам рождают листья, поднимают травы. Однако, человечество радикально разделилось. Среди большинства, которое мы рассматриваем, есть часть людей, которые выбрали быструю деградацию и уход, не пользуясь разумом, а эмоции оставив только заниженным примитивным набором. Помните, однако, что простая мать из Монголии, жизнь которой на внешний взгляд составляют только хозяйство и дети, не обязательно относится к этой группе. Часто в глубине разных народов есть высоты Духа, это вы понимаете. Сословия и степень образованности здесь не критерий. Также самобытность и глубина есть в каждой нации и социальной прослойке. Но, повторюсь, каждый человек развивается со своей индивидуальной скоростью.

Вот об этом слова Энштейна: « Есть два способа жить: одни люди верят в чудеса, другие же – верят, что всё вокруг – это чудо».

Сол постоял немного, размышляя, глядя в пол, и продолжил:

– Так вот, часть людей верят в чудеса, потому что они не очень хорошо познали истинную реальность, законы физики в Духе и прочее. Они верят, а не знают. К этой группе относятся и те, которые категорически отрицают всякую «мистику». Эта группа «верю – не верю» существует, как вы знаете, по принципам искусственно созданной системы, которую мы условно именуем Матрицей.

Это есть до данного момента времени суть Доски – быть полем массового сознания, испытать эту реальность в таком виде, рабском, тёмном, малодуховном, технократическом. А зачем? Чтобы изучить «на собственной шкуре» эту фазу, понять её опытным путем и выйти из неё, из Матрицы, уже точно зная, куда.

Кстати, характерная особенность: тип «верю – не верю» постоянно хочет находиться в большом скоплении людей. Они не любят и не умеют находиться в одиночестве, для них это состояние – пугающая пустота.

– Что, и высшее образование тут не поможет? – спросил кто-то.

Сол улыбнулся, как показалось Яше, ехидно.

– Высшим на Доске названо образование весьма ограниченное, узкоспециализированное, подстроенное Матрицей под свои нужды: делать из людей рабсилу, которая об этом не подозревает. То есть создаётся иллюзия свободы и знаний. Обществу также внушается, что выпускники институтов выше всех остальных и эту кость они гложут всю жизнь, ни о чём не подозревая.

– А о чём они не подозревают? – спросила Джамиля, а Оля толкнула её в бок.

– О том, что они как все, – ухмыльнулся Антон. – Так?

– Давайте вернёмся к нашему более полному обобщению: группа «верю – не верю». Пожалуй, самая точная характеристика этой группы: в их сознании нет понятия божественности каждого человека. Жемчуга в ракушке.

– Тогда в этой компании большинство учёных? – спросил Миша-«Ломоносов». – А вот Ломоносов к ним не относился!

Прокатился всеобщий смех. В комнату вбежал Сиро, за ним вбежала и остановилась его фиолетовая тень. Яша давно заметил, что оленёк обожает смех и всегда старается присутствовать на занятиях: сколько взрывов этой золотисто-искристой энергии было за год в Доме Красной Герани! А во всей Школе Улиткиного Дола за полторы тысячи лет?!

– Массовое сознание уверено, что оно изучает науки глубоко, на самом деле изучение наук жёстко дозируется и контролируется. Потому что как вы знаете, настоящие знания дают инструменты свободы, а тогда человек выходит из Матрицы. Ей это не нужно, она собирает урожай энергий для себя и каплей не поделится. Она создаёт целые институты, вырабатывающие массовое мнение по поводу инакомыслия, целых областей наук и разных понятий, знаний. Мнение это, как вы понимаете, часто являет собой просто осуждение, категорию ненаучную…

– Осуждают, кроют, ясное дело. Не все же учёные такие, это ясно тоже… Так другие учёные – в другой группе… Есть же полно народа, которые изучают то, что общая масса называет мистикой, и среди них физики, биологи… и археологи… – галдели ребята.

– Я так понял, что большинство под-матричного народа составляют в основном обычные люди? – поднял ладошку Петя-Итальянец.

Ему ответил Антон:

– Да, брат, обычные типа граждане. Просто едят-спят, смотрят телевизор, стараются жить семьями, выживают, как могут. Как правило, книг не читают совсем или что-нибудь легко-развлекательное. Они не идут за бандитами и фанатиками, ежедневно смотрят всё подряд в телевизоре, стройными рядами ходят в церковь, только чтобы быть как все… Так?

Сол, глядя на гобелен-шпалеру на стене, изображавшую сцены средневековой сельской жизни, вспоминая о чём-то своём, давно прожитом, кивнул и ответил:

– Да. Знания обычных людей об устройстве жизни ничтожны, и у них нет привычки в чём-то разобраться поглубже. Обычно они подбирают к случаю народную пословицу, и на этом дело заканчивается. Они пока не пришли к нормальному подходу решения проблем: сознательно измениться самому. А уж стремиться к совершенству души или действительно – поговорить со своим Высшим Я… Хотя у некоторых это неосознанно получается.

– Но ведь в храме люди обращаются к святым? – спросила Оля.

– Обращаются, только когда беда нагрянет, – хмыкнул Серый.

– Святой, конечно, отвечает, но его не слышат, – заметила Маха.

– Именно, – подхватил Учитель. – Эти люди не знают, что с Богом или святыми они могут говорить в любую минуту жизни и… обязательно получить ответ! Но ведь они всё-таки обращаются к святыне и это уже хорошо. Но вы знаете, что помощь приходит, если они готовы принять её. Только в пустой сосуд можно налить свежую воду.

Матрица гуляет по спинам этих людей «на полную катушку». В их сознании крепко посажено чувство собственной ничтожности, которое и обеспечивает им их уровень жизни как следствие: низкая зарплата, низкопробные развлечения, отравленная пища и вода.

– А почему среди них так много алкоголиков? – спросила за Олю Джамиля.

– Хороший вопрос, – подхватил Сол, поглаживая Сиро, который пролез под столом к нему и подставил свою спинку. – Их много, но… это хорошо.

– Ничего себе, – удивился Антон, – как это?

– А вы не заметили, что среди «пьющих» много творческих натур? Поэтов, художников, писателей? Есть, конечно, люди других профессий. Пьющие люди, а особенно пьющие во времена Перехода – это те, что почуяли нечто, другое, другую жизнь, перемены!

– Точно! – понял Антон, – они вечно горюют, что им что-то не хватает, что им тесно, что они хотят вырваться и… не могут. Потому и пьют.

– Учитель, некоторые пьют банально, от зависти к тем, у кого зарплата и блага повыше, и от собственного бессилия, конечно, – вставил Петя, а Оля молча кивнула.

– Может, ближе к общей теме? – робко предложила Джамиля, подняв ладошку.

Сиро под столом подошёл к ней. Сол опять слегка кивнул.

– На занятиях в Доме Красной Герани мы всё время говорим об измерения или уровнях сознания, но помните, что чётких границ измерений нигде и никогда не существует, всё перетекает, развивается, двигается каждый миг, деградирует или эволюционирует с каждым поступком или мыслью.

– А если так: сегодня хорош-молодец, а назавтра напился, – ляпнул Антон.

– Но ведь всё это большинство «верю – не верю» топчутся на месте, а это может длиться много-много жизней подряд, – строго заметила Эльвира.

– Вот кстати, – блеснул улыбкой Сол. – Очень строго скрывается истина, что человеческое сознание живёт вечно. Матрица внушает на каждом углу, что человек живёт один раз, потому что ей это выгодно. Почему? Потому что вечное – это постулат свободы, а на неё у Матрицы – табу. Она может предоставить только иллюзии свободы, чтобы «больно умные» успокоились, попавшись в эту ловушку.

Но есть пытливые и они идут дальше, потому что их начинает раздражать жизнь «как у всех» или «как положено». Эти люди больше наблюдают, читают, размышляют, ищут, задумываются, изучают, переживают тоньше. Даже организовывают лаборатории для изучения разных вопросов, ставят опыты, пишут книги, снимают кино…

– Но? – спросил кто-то.

– Но это только начало выхода из Матрицы. Видите ли, когда выходишь из толпы, появляется ощущение боли. Это и одиночество, и поиск смысла жизни, и желание для себя и близких чего-то иного, иные краски приобретает любовь, я бы сказал, более божественные.

– А большинство..? – спросил Глеб почти с ужасом, и Сиро теперь ему подставил свою спинку.

– Большинство, увы, живёт страстями и рефлексами. А это воронки, которые требуют постоянного «корма» и обеспечивают его себе с помощью разноцветных каруселей: потока дешёвых фильмов и бульварных страстей или книжек про преступников, извращений, чёрных фантазий про тотальную власть зла. В отдельной семье или в целом государстве или по всей планете.

– Шарманка, каруселька! – покрутил пальцами воздух Антон.

– А могут они пожалеть или спасти животное? – спросил Глеб, не отрывая взгляд от глаз-маслин Сиро.

– Конечно, могут, могут и спасти! Но создают приюты, лечат, продвигают законы о защите животных уже люди, продвинувшиеся на шаг вперёд от собственного эго, – ответил Сол, и вдруг из воздуха над столиком соткался светящийся всей радугой шарик.

Сиро в ответ начал бешено носиться кругами по комнате. Ребята хохотали, потому что оленёк развивал скорость. Когда, наконец, Сиро пулей вылетел через дверь в сад, приступ колик от хохота достиг девятого вала.

После передышки все повернулись к столику и заметили, что радужный шарик разделился на двенадцать шариков, и каждый из них подплыл по воздуху к каждому из ребят. Сол поправил свой пояс с драгоценными камнями – это означало итог лекции.

– Так не забудем людей, сделавших первых шаг-полушаг из толпы, из собственного эго, из Матрицы… Они посвятили себя альтруизму в высшем смысле, самоотверженном, то есть отвергшем эго, и те, что начали подниматься выше общественных установок, морали и догм. Не обязательно напоказ.

– А всё-таки, – прищурившись сказал Петя, – про большинство можно ведь сказать, что в их жизни есть если не гармония, то некий баланс, а?

Сол всегда озарялся улыбкой, когда слышал от ребят глубокие мысли.

– Молодец. Да, это – тоже тип баланса. Только с балансом высших измерений есть принципиальная разница: отсутствие свободы. Итак, друзья, куда же движется Корабль Человечества? К Полимиру.

Тут вскочила Раса и повторила по слогам:

– По-ли-мир! Небо и земля вместе! Слепить вместе!

– Вот оно, чудо рядом, – с особой нежностью произнёс Сол и подтолкнул радужный шарик Расы к её лбу. Шарик стукнулся об лоб Расы, отскочил, заплясал и стал сиять золотом. Раса звонко рассмеялась и Серый тоже – эхом.

Тут же в гостиную опять вбежал Сиро и, не раздумывая, ткнулся носом Расе в колени.

– Да, дорогие мои, – продолжил с чувством Учитель, – за десятки тысяч лет появилась возможность привнести в сознание земной жизни… Пятое измерение. Дверка, чтобы начать его пускать на Землю, это вы уже поняли. А какова цель?

– Неужели из Четвёртого сделать Пятое? – недоумённо спросил Михайло. – А Четвёртое куда денется? Это же испытательный полигон!

– Вот молодец, а? – хлопнул в ладоши Сол и даже подпрыгнул. – Разумеется, измерения по порядку никто не отменит, но!

– Я, я, я! – Маха трясла поднятой ладонью, и всех это рассмешило, – как в первом классе!

Палец Учителя показал на неё.

– Туда-сюда будем ходить? – выпалила Маха, сияя чайными глазами.

– В точку!.. – завопил бывший король французов. – Что за день!.. Это и есть суть Полимира, друзья!

– Стоп, тогда мы – его первопроходцы, что ли? – задал Петя вопрос всем.

– Ну да! Точно! – полетели голоса над столом.

– Только не забывайте, что впереди много работы над этим вопросом, – продолжая ликовать, говорил Сол, но его слова потонули в общем непроизвольном веселье, центром которого опять стал Сиро, который впал в бешенство и совершал ритуальный танец диких оленьков. Ребята и учитель присоединились к нему. Женя тоже осторожно кружилась, разведя руки в стороны.

В саду все повалились на траву и повалили оленька.

– Короче, открыли дверцу…

– И что будет дальше происходить?

– Что? Мир начнёт постепенно меняться! Обязан!

– Ну да, наши мечты начнут материализоваться… Не придави оленюшку…

– А сколько лет Матрице, братцы?

– Говорят, около пяти тысяч… Старушенция!

– Интересно, как старушка выглядит? В смысле схема энергетическая?

– Как будто на голову каждому надета клетка с прутьями, силовыми линиями.

– Типа шапка-невидимка?

– Типа телек на башке? Кастрюля?

Сол, распластавшись на траве, глубоко вздохнул, глядя в небесную синь.

– Многие сначала просто почувствуют, что что-то не так, что-то изменилось, но информацию они пока не будут искать, а многие так и окончат жизнь, в пределах вещества Матрицы.

– А новорождающиеся дети все будут носителями Нового Сознания, – сказала Женя, уютно устроившись в плетёном кресле, – мне гномы рассказывали, все уши прожужжали. Растворят они эту Матрицу постепенно.

И она подставила лицо Солнцу Пятого мира. Но Петя, снизив голос, сказал:

– А почему в последнее время такой натиск на детишек вообще? Я читал. Крепчает ад в детских домах, торговля детьми во всю, смерти в семьях от побоев и голода, в школах – вкручивание матричных гаек массовым способом. То есть… Матрица обороняется?

– Совершенно верно, – Сол закрыл глаза, и веки скрыли взор сострадания. – Вот вам и два мира: один – это кластер лжи, лаборатория всего отжившего, мир иллюзии, и другой – пробивающаяся, словно зелёная трава из-под снега, реальность.

– Ничего, против эволюции не попрёшь, да, Сиро? – поглаживая оленька, сказал Антон.

– Долго невозможно сидеть на заборе, – подвёл итог Сол, – придётся выбирать ту или другую сторону.

– Но потом будет объединение? – каждый воспринял вопрос Расы как утверждение.

В этот момент разговора неслышными шажками к лежащей компании подошёл кот Жиль. Не смущаясь, он прошёл по животам ребят к Сиро, лизнул его ухо и лёг Солу на грудь.

– Кажется, нам пора в прошлое, к Отил, – сказала Эльвира, приподнявшись на локте.

– А перекусить? – спросил всех Антон.

– Мимо Берканы идите – она торт с грушами приготовила, забыл сказать, – сонно отвечал Учитель.

– Все к мосту номер сколько?.. За котом! Жень, тебе торт можно? Эх, давненько я кабана не обнимал… Брюншель не любит панибратства, тяпнет! Спорим?..

Голоса умчались. Сол открыл зеленоватые глаза. Над ним стоял Яша.

– Ну да, возможно полное исцеление, хромой писатель, – прочитал вопрос Учитель.– Получил наработанное, потом осознал, потом это растворяется.

– Главное, – служить эволюции? – спросил Яша, глядя на огромную Красную Герань, которая цвела над крышей Дома.

В эту минуту Сол был похож на Людвига Ивановича.

– Я вижу в тебе надежду, а эта штука – инструмент материализации.

– До встречи в «ЧБ коте»! – Яша припустил за остальными.

Глава 31. Остров Леды Бара

В Москве Серый рисовал день и ночь. Он выгородил для Расы место у окна и устроил для неё там садик из растений в горшках. Она копалась в земле, обрезала сухие листья и могла проводить тут целый день. Кроме, конечно, трапез, которые они готовили вместе, – это занятие тоже очень увлекало Расу.

Она также продолжала свои записи, и Серый собирал эти драгоценные листочки в папку, а потом переносил по строчке на свои картины, готовил выставку.

Маха всё ещё пребывала в Европе с родителями, а Яков пытался плавать в речке под присмотром Барсука, конечно. Успехи были относительными, и это удручало Яшу: нога не желала плавать дальше трёх метров. Однажды в июле они вдвоём лежали на скромном речном песчаном пляжике.

– Да, на море надо, – сказал Барсук-отец. – Едем? Тебе полезно.

Яша резво опёрся на локоть:

– В Грецию? К Савке?

Мама Марина пребывала с младшим сыном в Коринфском заливе в Греции, в своём обычном состоянии обиды. На этот раз она обиделась на отказ Якова ехать с ней. А на Савку обиделась, потому что он потащил её на развалины древнего Коринфа. Савка носился по развалинам улиц этого древнего города, подбегая то к древней бане, то к бассейну, высохшему пару тысяч лет назад, то к храму, а Марине пришлось изнывать в тени стены одного из домов.

На самом деле, Яша не отказывался: у Марины была особенная способность передёргивать понятия другого человека, превращая почти любой разговор в ссору. Она позвонила Яше из Женевы сразу обиженным тоном, потом внезапно прекратила разговор, услышав яшины вопросы. Он просто хотел прояснить обстоятельства поездки.

– В Греции, – загадочно сказал Барсук, – тебя ждёт большой сюрприз.

– Какой?

– Я тоже еду…

– Здорово! Ты там – это сюрприз!

– Не перебивай. Да, мы там встретимся и кое-куда сходим… съездим, вот это будет сюрприз, – хитрил Барсук-отец.

– А Савку… можно будет взять с собой?

– Думаю, да, если Марина разрешит…

В это время берег огласился громким рёвом. Яше на мгновение показалось, что кто-то заводит мотор новенького байка Барсука, которого он приобрёл с лёгкой руки Миши-байкера, чтобы вдвоём с Яковом ездить на природу.

– Это Лапка, – хихикнул Барсук, вставая, – попросила покататься.

Яша увидел, как из ивовой рощицы на берег выскочила Лапка, а за ней, вприпляску по песку, – Людвиг Иванович. У Лапки на руках была… пропавшая Ежевичка!

– Людка мою ягодку нашёл!!! Вот она, моя доченька собачья, – плакала от счастья Лапка, – нашлась в Салазкино, голодная, милостыню просила…

– Ну вот, а ты переживала, – улыбался Барсук, – мы с Людвигом Ивановичем тебе говорили, что она найдётся, а ты плела про порталы…

– Я страдала, – говорила Лапка, счастливо плача синими очами.

– Кстати, господа, – обратился Людвиг Иванович к Барсуку и Якову, – за спасение собачонки вы должны мне визит. В кафе «ЧБ кот» новые деликатесы! Прошу в ближайшие дни.

В «ЧБ коте» произошёл интересный разговор. Владелица кафе Вика-робот, дочка Людвига, всё так же молча поприветствовала гостей отца и удалилась, а официант заполнил стол блюдами со средиземноморскими ароматами. Лапка теперь не расставалась с Ежевичкой, нарядила её в пышное платьице («мы же в ресторан идём!»), и поставила собачке под стол отдельную тарелочку.

– Леопарда, – шутливо изображая ревность, спросил лапку Людвиг, – я прослышал, что у тебя в селе Салазкино завёлся поклонник?

Лапка сунула собачке под стол тигровую креветку.

– Булочник? Это сплетни. Мы бы не сошлись с таким человеком. Во-первых, он не любит животных, а во вторых, у него радиокулит.

Яша засмеялся:

– Радикулит?

Но Лапка глядела на подростка с высокомерием большой птицы.

– Ты не ослышался, Яков. Целыми днями у него в пекарне работает радио. Он слушает всё подряд.

– И что? – Яша ожидал Лапкиных заключений, как дитя мандаринку.

– Он заболел: на всех обижен, поэтому всё путает. И тема только одна – политика.

– А что слышно, – Людвиг Иванович отправил в рот мидию, – эта болезнь лечится?

Помог Барсук:

– Лечится, если пациент захочет лечиться.

– Тот пекарь считает не себя больным, а всех остальных, – качала головой и вилкой Лапка. – Но всё-таки я сказала ему напоследок… что пусть каждый живёт так, как считает нужным, и что меня ничто не остановит, к примеру, ежедневно молиться за медведей.

– Каких медведей? – спросил Яша бывшую бабу-ягу с набитым ртом.

Лапка выдержала полуминутную паузу, глядя точно Яше в глаза и ответила:

– Всех медведей. Я ежедневно молюсь за медведей и их семьи, чтобы они были в безопасности и могли жить в своей радости. Все существа на Земле имеют право на жизнь.

Людвиг Иванович приобнял свою старую подругу.

– Ах, дорогая, как же я тебя люблю! Бесконечно! Потому что ты бесконечна, как Вселенная!..

Лапка сунула Ежевичке под стол очередной кусок и налегла на мидии с рисом, а Людвиг продолжил разговор.

– Правильно! Все существа, а также девяносто процентов людей хотят просто жить, заводить семьи, детишек, жить мирно, без всякой политики, которая упорно делит людей и сталкивает эти группы. Вспомните Григория Мелехова из «Тихого Дона»! Ему до лампочки были красные и белые. Да провались!.. И царь наш последний с большой семьёй тоже так думал… – Людвиг отпил глоток белого вина, отщипнул от ломтика хлеба маленький кусочек и показал его всем сидящим за столом. – Маленькая кучка персон портит жизнь всему человечеству. Это спятившие из-за денег параноики: боятся, что денег им не хватит. Правда, они сами сидят в тенёчке, а на солнцепёк выводят нанятых ими политиков, их слуг, чтобы они добывали кучке ещё больше денег. Какая-то чертовщина! Люди никак не поймут, что ими играют, как куклами!.. Куклы-политики, куклы-обыватели, куклы-солдаты, – карусель дураков. А всё почему?

– Почему? – спросил Яша.

– Не почему, а для чего! – неожиданно весело, нараспев произнёс, улыбаясь, не менее непредсказуемый, чем Лапка, Людвиг Иванович и съел тот маленький кусочек хлеба. – Чтобы люди проснулись и осознали свою силу. Каждый в отдельности и все вместе. Не нужны людям «руководители» из числа людей. Только Бог в каждой груди!..

И Людвиг театрально залпом осушил бокал – там было вина с чайную ложку.

– Нам пора на самолёт, – сказал Барсук, вытер рот салфеткой и встал. – Такси подъехало.

Афины открылись взору Яши за пять минут до посадки самолёта. Море было словно обсыпано абрикосового цвета блёстками (дело было к вечеру), а древний город тонул в сиреневатой дымке.

– А когда сюрприз – завтра? – спросил Яша отца с детским нетерпением.

– Я должен буду сначала позвонить туда, куда мы направимся, – ответил Барсук, укутав тайну дополнительным одеялом. – Сегодня переночуем в отеле в Афинах, завтра осмотрим Акрополь… Желаешь?

– С ума сошёл? Ещё бы!

– Потом на таком смешном полустеклянном поездике отправимся в Коринф. Пара часов – и мы предстанем перед сердитой Мариной… Нога справится в Акрополе?

Яша только отмахнулся и опять прилип к иллюминатору, счастливо созерцая новые места.

Акрополь произвёл на Яшу странное впечатление. Его захлестнула волна негодования: почти весь шедевр лежал на земле кусками.

– Я не понял, что ЮНЕСКО не имеет средств поднять эти куски колонн и поставить один на другой?! Вон же видно: сначала этот, потом на него вон тот поменьше… Это же вред, показывать людям свалку камней, ты что, не понимаешь? – тряс Яша отца за локоть. – Где та красота, которую люди едут сюда смотреть? Они же приезжают сюда раз в жизни и что они видят?..

– Я с тобой согласен, старик, – вяло отвечал Барсук. – Не кипятись – и так жарит…

Жара, действительно, давила бетонной плитой на каждую клетку тела.

Вечером Барсук позвонил маме Марине. Оказалось, что они с Саввой уже перебрались из Коринфа на какой-то остров и ждут Яшу там, в комфортной гостинице.

– А нам только лучше, – сказал Барсук, блаженно растянувшись на диване после душа.

Савва как всегда встретил брата бешенными объятиями. Он сразу же увлёк Якова в свою комнату показывать найденные ракушки и камешки. Барсук нехотя остался с Мариной наедине и, после пятиминутного кофепития, ушёл спать.