Он тебя не любит (?)

Но ведь Эва была трезвая! Она даже шампанское не пила, таскалась с бокалом, пока Макар его не отобрал. Дурак пьяный. Потом принесла ему мобильник и должна была уйти. Так почему не ушла?

Ни Руслан, ни Алена не знают, что у них все получилось, еще как получилось. У Макара, по крайней мере. Вся в бурых пятнах простынь и измазанный в крови презерватив очень красноречиво об этом свидетельствовали. А простынь такая измятая, потому что Эва… сопротивлялась?

Макара бросило сначала в жар, потом в холод. У него даже руки затряслись. Те кадры, которые вспоминались, не давали четкой картины. Они как сполохи – вот он ее целует, вот он заводит ей руки над головой, а она выгибается… И тут Мак снова похолодел. Ведь он думал, она от удовольствия выгибалась, а выходит, наоборот, от боли?

Стало так мерзко, будто его в дерьмо с головой сунули. Надо все прояснить, надо поговорить с Эвангелиной. Только прежде нужно избавиться от этой дряни в крови, концентрация которой, судя по состоянию, была ощутимой.

Достал телефон и нашел контакт отцовского друга Геннадия Кравченко, владельца «Медикал Центра», лучшей частной клиники города.

– Макар, ты? Привет, дорогой, я так рад тебя слышать!

– Здравствуйте, Геннадий Викторович, мне нужна помощь.

– Очень плохо, – голос в трубке сразу стал серьезным. – Хотя я понимал, что вряд ли ты звонишь мне в воскресенье среди бела дня, чтобы просто поздороваться. Что у тебя, Макар?

– Интоксикация, потеря координации, – Мак постарался вкратце обрисовать проблему.

– Значит так, сиди на месте, я пришлю людей, тебя доставят быстро и с комфортом. Слышал? Не вздумай рыпнуться. Не боись, почистим, будешь как новенький.

Кроссовер с охраной прибыл в кратчайшие сроки. За руль «Феррари» пересел один из прибывших охранников, а Макара пересадили во внедорожник. Его встретили на пороге и провели в отдельную палату, а потом выяснилось, что Геннадий Викторович лично прибыл в клинику.

– Ну что, считай, ты отделался легким испугом, – Кравченко сидел возле Макара, вокруг которого суетились медсестры, – не настолько все плохо. Вот если бы они подмешали чего посерьезнее, думаю, ты у меня дня три бы отлеживался.

Когда Мак вышел из клиники, уже стемнело. Кравченко вышел его проводить.

– Постой со мной, покурим, – остановился он на крыльце, доставая сигареты. – Ты курить не начал?

– И не начинал никогда. Пробовал, конечно, не понравилось, – Макар сунул руки в карманы джинсов.

– Молодец, – похвалил Геннадий Викторович, – а я вот не брошу никак, – а потом продолжил без предисловий: – С отцом так и не миришься?

– Я с ним не ссорился, – Макар смахнул ногой с крыльца пух, налетевший с росшего прямо перед клиникой развесистого тополя.

– Но вы не общаетесь. Он переживает, Макар, а ему нельзя, – Кравченко выпустил облако дыма и серьезно взглянул на Макара. – Он недавно прошел у меня полное обследование. Все очень плохо, Мак, ты даже не представляешь как. Сердце ни к черту, истаскалось, лохмотья одни, а не сердце. Я настаиваю на операции, но ты знаешь Романа, он еще упрямее тебя. Вы, Демидовы, как Китайская стена, не сдвинешь!

Макар хмуро смотрел в сторону, избегая взгляда Кравченко, но тот задумчиво курил, глядя на темнеющее небо.

– Ладно, я поеду, спасибо, что откачали, – Макар сделал шаг по ступеньке вниз, а потом обернулся: – И что об отце сказали, тоже спасибо. Я навещу его. Обещаю.

– Навести, – тот затушил сигарету и посмотрел в упор, – смотри только, не тяни, как бы не опоздать.

Макар сел за руль с тяжелым сердцем. Весть о старшем Демидове оказалась довольно неожиданной, он чуть было не направил свой «Феррари» в сторону отцовского дома. Но оставалось еще одно незаконченное дело, и Макар забил адрес в гугл-карту.

Дом, где снимала квартиру Эвангелина, он нашел очень быстро, дверь открыла тощая рыжеволосая девчонка, усеянная таким количеством веснушек, что Макар в жизни столько не видел.

– Эва дома? – спросил он, на всякий случай ставя ногу в проем, чтобы та не вздумала захлопнуть дверь перед его носом.

– Она спит, – ответила девчонка, – а вы случайно не Макар?

– Случайно он, – Макар аккуратно, но твердо отодвинул рыжеволосую девушку и ступил на порог.

– Эвочка, это к тебе, – побежала рыжая в комнату, и Макар последовал за ней.

«Эвочка… Надо же…»

Она сидела на кровати, поджав ноги, и исподлобья смотрела на вошедшего Макара. Спала или не спала, но то, что проревела полдня, к бабке не ходи. Глаза красные, на щеках такие же красные пятна. Испуганная. Растерянная. Молоденькая… Девочка…

Макар развернул подружку и выставил из комнаты, плотно прикрыв дверь, а потом подошел и присел возле кровати. Он бы взял ее за руку, если бы не опасался, что ему задвинут ногой в челюсть. Спросил и задержал дыхание.

– Эвочка! Скажи, я тебя изнасиловал?

Она распахнула свои и без того большие глаза и непонимающе уставилась на Макара.

– Н-нет, ты что, конечно же нет.

Он прикрыл ладонью глаза. С души свалилась та самая Китайская стена, которой тыкал ему сегодня Кравченко.

«Все. Уезжай, Макар. Узнал, что хотел, и поезжай».

Но он никуда не поехал. Поднял голову и посмотрел на жавшуюся в углу кровати девушку. Внутри все стенало и завывало: уезжай, идиот! Однако что-то там же внутри, только глубже, удерживало.

Он смотрел на ее сжатые коленки, прикушенную губу, судорожно сплетенные пальцы и чувствовал, как кровь начинает разгоняться по венам.

«Мак, не будь дураком, уходи, пока не поздно…»

– Тогда скажи мне, Эва, – начал он вкрадчиво, придвигаясь ближе, – скажи, почему ты не стала сопротивляться. Я плохо помню, что было ночью, но тебя я вспомнил, и секс вспомнил. А как ты от меня отбиваешься – нет, не было такого. Я не бросался бы на тебя просто так, в том шампанском, которое я выпил, был стимулятор. Это Руслан подмешал тебе, чтобы ты на меня повелась. Но шампанское ты выпить не успела, так почему же ты повелась, а, Эва?

– Какой стимулятор, Макар? – она снова выглядела испуганной, а он заводился все больше.

– Тебе нужно название препарата? Можешь спросить у Руслана, а я хочу знать, почему ты не дала мне по морде бутылкой или не задвинула в пах коленом. Клянусь, этого хватило бы с головой, чтобы меня отключить. Я же был пьяный в хлам, тебе настолько было похер, как пройдет твой первый раз?

Его трясло от злости, а почему, он сам не понимал. Как будто это не он лишил ее девственности, а она его, но то, что она позволила ему с собой сделать, выбешивало просто до белого каления.

– В первый? – в больших глазах мелькнуло недоумение. – Ты… ты не первый у меня, Макар, с чего ты взял?

Она поднялась, неторопливо прошла мимо к окну и встала, повернувшись спиной и сложив руки на груди. Он смотрел на эту ровную спину и сам не знал, почему вдруг пришло сравнение с натянутой струной, что вот-вот лопнет от сильнейшего напряжения. А потом его запоздало накрыло, даже в глазах потемнело.

Как это, он не первый? Рванул следом и развернул Эву к себе. Она расцепила руки, но тут же скрестила ноги, будто закрываясь. Подбородок вздернут, глаза смотрят с вызовом, ну кого тут не поведет?

– Эва, не зли меня, – предупредил по-хорошему, нависая и упираясь одной рукой в подоконник, другой в откос, – а кровь тогда откуда? Простынь пришлось выбросить.

– Так я сказала тебе, ты, наверное, не помнишь. У меня месячные были, но они почти закончились, и я думала…

Он не дал ей договорить и схватил за руки, чуть не вывихнув их в суставах.

– Выходит, у нас все было по взаимному согласию? И как тебе, понравилось?

– Да, все было просто замечательно. Ты крутой!

– Супер! И именно поэтому ты сбежала на такси среди ночи? Почему же не осталась до утра? Мы бы продолжили, раз я такой охеренный.

– Я вспомнила, что у меня на понедельник срочный заказ, пришлось уехать. Но мне было очень жаль тебя оставлять, – ответила, не моргнув, и Макар едва удержался, чтобы ее не придушить, даже вперед качнулся.

И почему его это так бесит? Может, надо было еще пару ведер в себя через капельницу влить? Иначе как объяснить, что кровь несется по венам как сумасшедшая, сердце колотится так, что вот-вот пробьет грудную клетку, дыхание сбивается на хрипы? Все остальное в полной боевой готовности, и, если Эва еще дальше продолжит сжимать коленки и исподлобья смотреть на Макара, то…

«Мак, не дури, вали отсюда скорее, иначе тебе…»

И снова он проигнорил внутренние вопли и склонился еще ниже над Эвой.

– Так может, проверим? – сузил глаза, а сам чуть не задохнулся от тонкого, девичьего аромата, ударившего прямо в мозг.

– Проверяй, – она даже не шелохнулась, лишь еще выше вздернула подбородок.

И он, чувствуя, как летят ко всем чертям его внутренние тормоза, подхватил ее и усадил на подоконник. Впился и сам себе напомнил тигра, вгрызающегося в нежную шею пойманной антилопы.

Запустил руку в гладкие густые волосы и стянул на затылке, а потом оторвался от нее и заставил посмотреть себе в глаза, сам вглядываясь в расширенные зрачки.

Ну хоть что-то он должен там прочесть? Увидеть отвращение и брезгливость, если она его обманула. Или удовлетворение и торжество, если Алена говорила правду, и Эва на него запала.

Ничего. Ничего там не было. Лишь две пропасти, полные утреннего тумана.

– Целуй меня, – не попросил, потребовал, еще сильнее стягивая волосы.

– Тебе надо, ты и целуй, – ответила та чуть хрипловато, и он с полубезумным стоном впечатался ей в губы.

А когда почувствовал, как его нерешительно обнимают за плечи тонкие руки, последние остатки здравомыслия улетели в две подернутые туманом пропасти. Он свободной рукой рванул ремень и дернул молнию, успев лишь подумать, как хорошо, что надел джинсы на молнии, а не на болтах.

* * *

Ну конечно, она его обманула, и конечно, он сразу это понял. Ему бы сделать над собой усилие, остановиться, застегнуть джинсы, дать по заднице этой дурочке и валить. Чем быстрее, тем лучше.

Но он не мог. Не мог заставить себя оторваться от нее. От нежной, как шелк, девочки, везде, везде, как шелк…

Она поначалу пыталась изображать искушенную любовницу, хоть и довольно неумело, а потом не выдержала. Толкнула в грудь и закрыла лицо руками, отворачиваясь. Мак сразу же остановился, отнимая руки, они уже лежали на кровати – когда только успели перебраться, он и не помнил.

– Зачем было врать, дурочка? – он шептал на ухо, покрывая ее поцелуями, лаская дыханием теплую кожу. Нежную, шелковую. – Такая сладкая, шелковая Эвочка…

Она ничего не отвечала, но уже перестала дрожать и прислушивалась.

– Обними меня, не бойся, – он продолжал шептать в волосы, в виски, в губы, – я медленно, тебе больше не будет больно. Доверься мне, Эвочка.

На затылок несмело легла одна ладонь, потом вторая, затем обе ладошки осторожно поползли по его разгоряченной спине. Смесь, клокотавшая сейчас в венах, пузырясь и взрываясь, была такой концентрации, что куда с ней равняться той жалкой мешанине алкоголя с возбудителем! Здесь месяц лежи под капельницами, не поможет.

И был только один способ остудиться и выпустить ее наружу, проверенный веками и тысячелетиями. Макар захватил губы Эвы своими и закрыл глаза…

…Она еще дышала часто и прерывисто, когда Мак, придавив ее сверху всем телом, взял за затылок, навис лицом к лицу и сказал, стараясь выдыхать не слишком шумно:

– Ну рассказывай, Эвочка.

Глава 9

Она не смогла солгать Макару. Тот смотрел с таким напряженным ожиданием, с таким острым, раздирающим чувством вины в глазах, что у нее не повернулся язык сказать: «Да. Ты меня изнасиловал». А ведь Мак поверил бы, как тут не поверить? Эва хорошо помнит странный лихорадочный блеск его глаз.

Она, дура, решила, что это он от нее потерял голову, а он, оказывается, получил порцию женского аналога «Виагры». Или это какой-то наркотик был?

Неважно, в любом случае Макар определенно заслуживал на правду. И когда после ее слов он шумно заглотнул воздух, а потом выдохнул, Эва сама испытала колоссальное облегчение, которое так явно проступило на его красивом и до боли близком лице. О том, когда это он успел стать настолько близким, Эва боялась даже думать.

А вот когда Макар спросил, почему она не сопротивлялась, ее охватила паника. Как признаться мужчине, что она влюблена в него бесповоротно и безоговорочно? Что она чувствует его как себя, и каждая его эмоция, хорошая или нет, проходит сквозь нее как сквозь высокочувствительный сканер?

Тогда пришлось бы признаваться и в остальном. Что с тех пор, как впервые его встретила, каждый вечер, лежа в постели, представляла его рядом с собой в этой же постели. И, если бы он смог увидеть хоть малую часть ее вечерних фантазий, она этого просто не пережила бы.

Нельзя такое говорить. Особенно мужчине. Особенно Макару, который до определенного времени обращал на нее внимания не больше, чем на домашнюю зверюшку, скажем, на шпица. Вышло солгать не в пример убедительно. Макар даже поверил поначалу, а потом у него что-то закоротило в голове, и он как с цепи сорвался.

При этом Эва была убеждена, она и сейчас могла его остановить. И это было бы самым разумным, что она сделала бы за последние сутки, но… Не стала. Или, правильнее сказать, не захотела.

Стоило представить, что он прямо сейчас уйдет, сядет в свой хищный «Феррари», и она больше его не увидит, хотелось покрепче обхватить его руками и ногами. Пришлось саму себя обхватить, чтобы не сорваться.

Она провоцировала его не то, чтобы сознательно, скорее интуитивно, потому что внутри все вопило: «Держи, он сейчас уйдёт!»

И Эва отчаянно боялась выдать себя, потому и затаилась, едва дыша. Но он все равно не ушел. Впился пальцами в затылок и заглядывал в глаза, как будто надеялся там увидеть… Что? Откуда ей знать.

Внезапно в голову пришла отчаянная мысль. А что, если попробовать сыграть, показать себя опытной и искушенной? Ну смотрела же она фильмы с любовными сценами, да и для взрослых фильмы смотрела.

В конце концов, Макар не в бордель пришел, высший класс она не обязана демонстрировать, а то, что второй раз не больно, она читала в интернете…

Или интернет оказался подлым обманщиком, или сама Эва – ненормальной инвалидкой, но боль была еще более обжигающая. Может, потому что в этот раз Макар не слишком церемонился.

Лучше бы он снова чего-то обпился, а то смотрит прямо внутрь нее своими бешеными глазами и хрипит, будто совсем дикий. А может, это потому, что Мак слишком большой, в интернете не уточняли, но вряд ли там имели в виду таких, как он.

Она честно продержалась какое-то время, а потом попыталась оттолкнуть его, но как можно столкнуть с себя тонну сплошных мышц? Да нереально это. Снова она попалась в собственную ловушку. Мак все равно догадается, если уже не догадался, хоть бы не разреветься под ним.

Но слезы все равно потекли по щекам, и она непроизвольно закрыла лицо ладонями. Теперь Макар посмеется над ней и правильно сделает.

Но Мак просто убил. Он отвел ее руки и снова вгляделся в лицо, а потом начал шептать на ухо так ласково и успокаивающе, что она онемела. Он может быть таким? Нежным, не изнуряюще настойчивым и напористым? Не клеймить губами, а просто прикусывать, прокладывая невидимую дорожку от виска к шее, от шеи к плечам, и ниже от плеч…

Мак попросил довериться ему, и она доверилась. Он сдержал слово, боль не ушла, но уже не обжигала, и даже как будто притупилась. Эва услышала прямо над ухом мужской, прерывающийся глубоким дыханием голос:

– Поцелуй меня, Эва, не бойся…

Не приказывал, как недавно совсем, а просил, и Эва решилась. Потянулась губами и прикоснулась к влажной от пота груди, нависающей прямо над ней. Вспомнила, как это делал сам Макар, и потихоньку начала плести цепочку поцелуев по его крепкой шее, которую обнимала и поглаживала.

И теперь, когда она сама втянулась в эту воронку, полную запретного, неизведанного, но такого завораживающего и сладкого, что ей стало все равно. Что она уже второй раз за неполные сутки отдается практически незнакомому, пусть и уже любимому мужчине. Что она выгибается и подставляется под него, издавая глухие стоны, достойные самого горячего «взрослого» фильма. И что за тонкой стенкой не спит Ирка и все слышит.

Хотя что Ирка? Когда Макар финишировал, наверное, об этом узнала вся их панельная многоэтажка.

– Ну рассказывай, Эвочка.

– Мне тяжело, Макар, ты меня раздавишь, – она попыталась выбраться из-под него.

– Не раздавлю. Расскажи и отпущу, – а глядя на ее судорожные телодвижения, добавил предостерегающе: – Не прекратишь елозить подо мной, пойдем на второй заход, а презервативы в машине.

Но все же перенес вес тела на руку, и дышать стало намного легче. Он снова оттягивал ей волосы на затылке, проводя свой допрос, поэтому сейчас отделаться выдумкой, достойной детсадовской песочницы, не получится. Эва облизала сухие губы, твердо решив говорить только правду, ничего кроме правды, но… немного ее перевернуть.

– Мне нравится один парень.

– Так, хорошо. Просто прекрасно. А я здесь при чем? Вперед к нему, – снова злится. Ну что за бешеный темперамент?

– Он любит другую девушку, – сказала и замерла. Догадается?

Не то чтобы Макар был непроходимо туп. Просто в ту реальность, в которой живут такие, как он, Руслан и Алена таких, как Эва, не допускают даже мысленно. Поэтому он не догадался, зато неожиданно помог.

– Так это что, месть такая? Раз я тебе не нужна, отдамся первому встречному?

– А разве у тебя не так? – тихо спросила Эва, радуясь этой внезапной подсказке. – Разве ты не мстишь Алене?

Макар снова навалился сверху, на этот раз подложив ей под затылок обе руки, согнутые в локтях, а вес тела перенес на локти. И тогда ее ладони сами взметнулись к его затылку.

– Ты не самый худший вариант, – она даже улыбнулась от радости, что получается говорить только правду. Чистую. – Не то, что не худший, а один из лучших. Нет, не так. Лучший.

Зарыться в волосы, пробежаться кончиками пальцев по рельефной спине, погладить и обнять плечи…

Эва вспомнила, как эти мышцы двигались под ее руками, и пальцы ног сами собой сжались в сладкой судороге, а Макар неизвестно как, но почувствовал. Он не то чтобы улыбнулся, скорее оскалился в ответ и неожиданно прихватил зубами шею под подбородком.

– Издеваешься? Я тебя предупредил, презервативы в машине, а второй раз без защиты лучше не рисковать.

Он резко выпустил ее и поднялся, подбирая с пола джинсы. Сразу же без него стало неуютно и холодно. И пусто. Эва сдернула со стула платье и поспешно натянула – почему-то, стоило ему одеться, собственная нагота сразу стала смущать.

Макар тем временем порылся в карманах джинсовой куртки и положил на стол три порядком измятые купюры.

– Вот возьми. Извини, это все что нашел.

– Что это? – она встала и подошла ближе. – Доллары?

Горло перехватил спазм, и Эва чуть не задохнулась. Стодолларовые купюры, триста долларов. Это для нее все, что произошло, казалось сбывшимся сном и воплотившейся мечтой. А для Макара – всего лишь очередным проходным вариантом, который он тут же отконвертировал в более устойчивую валюту. В триста долларов.

Она метнулась к нему как кошка, он даже отпрянул от неожиданности. А Эва со всего маху влепила звонкую пощечину. Макар уставился на нее, изумленно потирая щеку, но видя, что она снова замахивается, отбросил куртку и схватил девушку в охапку.

– Ты с ума сошла?

– Не смей, – говорить не получалось, из груди вырвался несвязный сиплый шепот, Мак даже наклонился, чтобы лучше слышать, – не смей мне платить, я не буду спать с тобой за деньги!

Он посмотрел очень странным взглядом, а потом сжал объятия сильнее, полностью ее обездвижив, и уперся в макушку подбородком.

– А не за деньги будешь? – и продолжил негромко, по-прежнему обвивая ее руками: – Дурочка. Я не собирался платить тебе за секс. Это за фотографии.

– Фотографии? – пробормотала она ему в плечо.

– Кто-то обещал фотопортрет на день рождения, или ты уже забыла?

– Нет, не забыла, – Эва сглотнула и потерлась щекой о футболку. Она была так благодарна ему за находчивость и эту маленькую, но такую важную для нее ложь, что готова была расплакаться. – Дай мне свою электронную почту, я пришлю туда.

Макар осторожно ослабил одну руку и заглянул ей в лицо:

– Ты больше не будешь драться? Мне нужно взять телефон.

Эва помотала головой и отстранилась. Она понимала, зачем Мак оставляет деньги, понимала, что никакого продолжения не будет.

Такому мужчине, как Макар, не нужна восемнадцатилетняя девчонка даже в качестве любовницы. Тем более в качестве любовницы. Значит, в принципе не нужна. Тем временем Мак протянул Эве ее же телефон.

– Разблокируй, – вбил свой номер, нажал на вызов, а затем сохранил контакт. Положил телефон рядом с купюрами и повернулся к ней. – Все, жду фотки.

Надел куртку, окинул Эву тем же непонятным взглядом с ног до головы, и направился к двери.

«Ты куда?», «Не уходи», «Останься, Мак!», «Ты вернешься?», «Мы больше не увидимся?»

Она изо всех сил стиснула зубы, казалось, стало слышно, как они заскрипели, чтобы ненароком ни одна из этих фраз, рвущихся наружу, не была сказана вслух. Если бы можно было, рот руками зажала.

Нельзя. Такое нельзя говорить под страхом смертной казни, потому что она не имеет никаких прав ни на этого мужчину, ни на его внимание, ни на его время. А выпрашивать Эва ничего не станет под страхом той же казни. Смертной.

Только об одном она имеет право знать, хотя, скажет ли он правду?

– Макар! – он обернулся. – Алена знала, что в шампанском?

Помолчал, а потом сказал, отворачиваясь:

– Спроси у нее сама. Спокойной ночи, Эва, – и ушел.

* * *

Теперь перед Эвой встала важная задача – не позволить себе скатиться в опасную яму нытья по поводу Мака. Эвангелина старательно убеждала себя, что в ее жизни он – случайность, коротенькая даже не лав-стори, а секс-стори. Прошло несколько дней, и ей уже не верилось, что у них что-то было.

Надо сказать, тут Макар помогал как мог – не звонил и не появлялся. Эве в голову не приходило удивляться, скорее, она бы ошалела, если бы тот позвонил. Зато появилась Алена, приехала без предупреждения в университет.

– Эва, подожди! – Эва увидела бегущую от стоянки сестру, и почему-то представила, как та спотыкается и летит на асфальт. Желательно, лицом вниз…

Она не то чтобы устыдилась своих мыслей. Просто понимала, что это уровень детского сада, а вот развернуться и пойти по своим делам вполне допустимо. Так что развернулась и пошла к троллейбусной остановке.

– Да погоди же ты! – Алена все-таки догнала ее и схватила за руку. – Давай поговорим.

– Давай, – тут же согласилась Эва и спросила: – Скажи, что подмешал мне в шампанское Руслан?

– Ты знаешь? – опешила та, но быстро сориентировалась. – Эвка, я не в курсе, правда, но он клялся, что там что-то легкое, просто адреналин поднять. Ну, прости. Хочешь, Руслан тоже извинится? Мы как лучше хотели, тебе ведь понравился Макар! Вот и решили, если ты будешь немного раскованнее, у вас может получиться. Мак он такой, не любит, когда девушка никакая, ему характерные нравятся. Кто же знал, что он выпьет твое шампанское и вырубится?

Эва даже рот от удивления приоткрыла. Вырубится? Они думают, что у них ничего не было, значит, Макар не сказал? И о том, что домой к ней потом приезжал, не сказал?

Щеки вспыхнули и загорелись. Тут бы порадоваться, но, скорее всего, Мак не стал ничего говорить не для того, чтобы пощадить ее самолюбие, а оттого, что ему нечем хвастаться. Это не та победа, которой гордятся и трубят на каждом шагу. Эва уж точно в его коллекции не самый желанный трофей.

– Папа плешь проел, – донеслось как сквозь вату, и Эва вспомнила об Алене. Вслушалась, та жаловалась на отца, что он урезал финансирование, – кстати, они в воскресенье тебя на ужин приглашали.

Значит, снова кому-то надо пустить пыль в глаза. Но предвыборная кампания давно позади, может, получится отвертеться? Эва смотрела на сестру, хотя какая она ей сестра? У них не было никакого общего прошлого. Так, знакомая, не самая близкая причем.

Следом пришла неожиданная мысль, что, если бы не Алена, они с Макаром нигде никогда бы не пересеклись. Выходит, Эва должна быть ей благодарна…

– Ты меня простила? Ну, не обижайся! Если отец узнает, мне тогда точно абзац, – не отставала Алена, и тут Эву осенило. Их недавний разговор до сих пор не давал покоя, бередил душу и ум.

– Хорошо, я тебя прощаю. Если пришлешь мне фото, где вы с семьей на пляже или где-нибудь в аква-парке. Мне все равно, когда это было, можно там, где ты маленькая.

– Конечно, – Алена вздохнула с таким облегчением и так явно обрадовалась, что Эва чуть не рассмеялась.

Со стороны посмотришь, и правда переживает, а зачем ей на самом деле мириться с Эвой… Что ж, скоро узнаем. Возможно.