скачать книгу бесплатно
Наконец в музыкальной школе прозвенел звонок, и оттуда высыпали дети – со скрипками, с нотными папками в руках. Эти тоже не миновали Мурата. Девочка лет семи, первоклассница, остановилась напротив Мурата и стала молча и сосредоточенно разглядывать его. Долго разглядывала.
От этого всеобщего внимания Мурату было не по себе, но он молчал, терпел.
Наконец вышла Соня.
Увидев Мурата, изумленно остановилась.
Он встал, направился к ней. Девочка-первоклассница молча двинулась за ним. Как привязанная.
– Прилука, иди домой, – сказала девочке Соня.
Девочка посмотрела на нее, словно очнулась ото сна. Покраснела и убежала.
– Здравствуй, – сказал Мурат Соне.
– Здравствуй. Как ты меня нашел?
– Нашел, – сказал Мурат. – Я за тобой приехал.
– Как это? – не поняла Соня.
В окнах окружающих хат торчали любопытные женские головы. Мурат посмотрел на эти прислушивающиеся к их разговору лица, спросил:
– Ты тут где живешь?
– Я… – Соня чуть замялась, потом сказала: – Пойдем сюда.
Она завела его во двор музыкальной школы, там в саду стояла беседка. Соня села на скамью, показала ему место напротив себя.
– Садись.
Они были вдвоем, вокруг – стена плотной зелени. И Мурат не удержался, порывисто потянулся к Соне.
– Соня!
– Не нужно. Подожди. Сядь, – мягко и грустно остановила его Соня. – Сядь. Слушай.
Он сел, но слушать не стал.
– Почему ты не писала? – сказал он.
Она смотрела на него, как смотрят взрослые женщины на что-то далекое и грустно-прекрасное. Потом сказала:
– Послушай. Ты молодой. Ты ведь еще совсем молодой. Тебе еще рано…
– Не рано! – перебил он. – Мне уже восемнадцать лет. Через четыре месяца. Отец сказал, если ты приедешь…
– Подожди, подожди! – попросила Соня с какой-то мукой в голосе. – Глупый… – Она вздохнула: – Я замужем, Мурат, я тут вышла замуж.
Он смотрел на нее молча, одеревенев. Потом встал. И на деревянных ногах пошел из беседки.
– Мурат! – позвала она. – Мурат…
Он не оглянулся.
А она не стала звать его больше – что она могла сказать ему? Она сидела в беседке и плакала, сама не зная почему…
Где-то вдали, за поселком, прогудел поезд, а по зеленой деревенской улице, где купались в пыли куры и гуси пили воду, вытягивая к небу длинные шеи, от Сони уходила молодость – ее южная беззаботная молодость…
Поздним вечером пришел с работы муж. Ему было 28 лет, он работал хирургом в местной больнице. На столе его ждал остывший ужин, а Соня сидела по другую сторону стола, проверяя нотные тетради – диктанты по сольфеджио. В стороне от тетрадей лежал вскрытый почтовый конверт.
– От брата? – спросил у Сони муж, подойдя к умывальнику и принимаясь по профессиональной привычке долго и тщательно мыть руки.
– Да, – сказала Соня.
– Ну, можно поздравить?
– Нет, – сказала Соня.
Он удивленно повернулся к ней.
– Наверно, он провалился на экзаменах, – сказала Соня.
– Но он же прошел творческий конкурс…
– А потом – экзамены, – грустно сказала Соня. – Пишет, что его взяли на работу в газету, стажером. Уже напечатал одну статью…
– Н-да… – неопределенно сказал муж. – Где же он живет?
– Пока у какого-то приятеля. Я поеду к нему на каникулы.
– Ну-ну… – Он вымыл наконец руки, сел к столу, вздохнул: – Устал. Даже есть не хочется…
Она вопросительно глянула на него.
– Парня одного привезли, – сказал он. – Я уже домой уходил, и так две операции было сегодня, и вдруг привезли. То ли с поезда упал, то ли сам бросился – трезвый совершенно. Между прочим, земляк твой. Расулов фамилия.
Соня в ужасе посмотрела на него.
– Как ты сказал? – медленно произнесла она.
– Я говорю, земляк твой. Расулов фамилия. – Он принялся есть.
– Что с ним?
– Ребро сломал и вообще – побился. Но ничего, жив, я его заштопал. Ты чего? – Он удивленно перестал есть, глядя, как Соня вскочила с места, заметалась было по комнате, собираясь то ли переодеться, то ли набросить что-то на себя, а потом – как была в домашнем халате – бросилась из комнаты.
– Соня!
Но она уже выбежала из дома.
Она прибежала в больницу запыхавшаяся, с растрепанными от бега волосами. С трудом переведя дыхание, спросила у дежурной медсестры:
– Где он?
– Домой ушел, час как ушел, что с вами? – удивилась та.
– Кто ушел?
– Ну, муж ваш, Олег Павлович…
– Расулов где? Расулов, мальчик!
– А, мальчик! В боксе он, спит.
– Проводи меня…
Медсестра, недоумевая, провела ее в бокс – маленькую палату. На ходу говорила:
– Олег Павлович ему операцию сделал и швы наложил, спит он теперь… Чернявый такой, грузин, наверно… Вот он тут.
– Сама ты грузинка, – сказала Соня и открыла дверь палаты.
На койке – перебинтованный, с пластырями на лице и с запекшимися губами – спал Мурат.
Соня вошла, села рядом с койкой на стул.
Молча смотрела на спящего Мурата.
Медсестра мялась в двери, потом кашлянула.
– Иди, Зоя, я посижу… – сказала Соня.
Медсестра ушла, а Соня продолжала сидеть. Во сне Мурат чуть поморщился от боли – видно, у него еще горело от ушибов лицо.
Соня наклонилась к нему и тихо, почти неслышно поцеловала сначала рассеченную бровь, потом – пластырь на лбу, расцарапанную щеку…
Он вздохнул во сне и словно улыбнулся. Она отстранилась. Потом медленно встала, вышла из палаты и тихо закрыла за собой дверь.
По коридору больницы навстречу ей шел озабоченный муж, его сопровождала медсестра.
– Что случилось? – спросил он у Сони. – Ты знаешь этого парня?
– Знаю, – сказала Соня. – Он приезжал ко мне.
– К тебе? – удивился он. – Зачем?
Она посмотрела на него, потом сказала медсестре:
– Зоюшка, когда он проснется, ты не говори ему, что я была. Он будет спрашивать – ты не говори, ладно? А утром я ему с Олегом Павловичем завтрак пришлю. Но ты скажешь ему, что это такой… ну, больничный завтрак, ладно? – Соня посмотрела на мужа и сказала ему: – Пока он будет лежать, я буду ему готовить. Только не говори ему, что ты мой муж…
– Ну хорошо… – пожал плечами муж. – А кто он тебе?
– Теперь это уже не имеет значения, Олик, – грустно сказала она. – Сколько он будет лежать?
– Перелом ребра. Месяц, – сказал муж. – Ты же собиралась ехать в Москву, к брату.
– Значит, не поеду.
Осенью, когда тутовые деревья осыпают на тротуары нашего города спелые мохнатые ягоды и на улицах не встретишь ни одного незагорелого человека, перед зданием университета собирается огромная толпа бледнолицых юношей и девушек. Это – абитуриенты, сдавшие последний экзамен и теперь лихорадочно отыскивающие свои фамилии в списках зачисленных в институт.
В этой клокочущей всеми страстями – от буйной радости до безутешных девичьих слез – толпе прорваться к спискам так же нелегко, как к кассам кинотеатра во время очередной недели арабского фильма.
Мурат, Гога Махарадзе и Серый все же протиснулись к спискам принятых на физико-математический факультет.
Список был невелик – фамилий тридцать, столбиком, и фамилии были в нем не в алфавитном порядке, а по числу баллов, которые набрали абитуриенты, – сначала шли фамилии тех, кто набрал 25 баллов, потом – 24 (и среди них фамилия Сашки Серого), а в самом конце списка стояли две фамилии – какой-то Аверидзе и Расулов М., то есть Мурат.
– Приняли! – радостно бросился в объятия Серого Мурат и тут же оглянулся на опечаленного Гогу Махарадзе. – Слушай, а где твоя фамилия?
Вдвоем с Сашкой Серым они опять провели пальцем по списку, но фамилии Махарадзе в нем не было.
– У тебя ведь тоже 23 балла! – сказал Мурат с недоумением.
Гога в ответ пожал плечами.
– Это ошибка, – решительно сказал Мурат. – У меня 23 балла – меня приняли, у тебя 23 балла – тебя не приняли. Нет, это ошибка. Пошли к декану! – И, схватив Гогу за руку, Мурат потянул его сквозь толпу.
* * *
Декан сидел в своем кабинете, возвышаясь над письменным столом, как усталый монарх после изнурительной, но победоносной битвы с вандалами. На столе перед ним лежали гроздья спелого винограда «шаны», в открытое окно тянулась тутовая ветка, полная, как сказал бы Юрий Олеша, плодов и листьев.
Монарх, то бишь декан, чем-то похожий на киноартиста Этуша, блаженствовал от разом наступившего после экзаменов затишья. Впереди была, конечно, полоса дипломатических переговоров, то есть скандалов, с родителями абитуриентов, не принятых в институт, слезы, угрозы, истерики, но все это начнется через несколько часов, когда только что вывешенные списки станут известны этим родителям. А сейчас можно было передохнуть. Поэтому декан говорил, растягивая каждое слово, словно разжевывая отдельно каждую ягоду винограда «шаны».
– Расулов… Расулов… – сказал он Мурату, стоявшему вместе с Гогой и Серым в двери его кабинета. – Слушай, Расулов, а сколько у тебя по математике?
– Пять, – ответил Мурат.
– А почему 23 балла набрал?
– По английскому тройка…
– Теперь ты, Махарадзе, скажи – у тебя сколько по математике?
– Тройка, – понуро сказал Гога Махарадзе.
– Но у него по всем другим отлично, – сказал Серый.
– Совершенно правильно, – доброжелательно сказал декан. – Значит, если бы я был деканом факультета иностранных языков, я бы из них двоих кого принял в первую очередь? Тебя, Махарадзе. Но ты, дорогой, поступал на физико-математический факультет. Таким образом, если для тех, кто набрал 23 балла, оставалось только два места, кого я должен был принять в первую очередь? Того, у кого пятерка по математике. То есть Расулова. Логично я рассуждаю?
