Схватка за Америку. Триумф белой лилии

Американские колонисты вернулись домой разозлённые. Война была кровопролитна, погибли две тысячи только массачусетцев. В Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии зрело недовольство действиями центрального правительства, лелеялись мечты о реванше.

В Квебеке, Труа-Ривьере и Монреале теперь сформировались совсем другие настроения. Губернаторы менялись один за другим, Галиссоньер, Ла Жонкьер, Дюкен, все они были временщики, им мало было дела до Канады, в колонии умами правящей элиты (военных и высшего духовенства) постепенно овладевали отчаяние и уныние.

Становилось ясно, что новая схватка не за горами. Что в случае новой войны Новая Франция может и не устоять. И стороны яростно готовились к новому конфликту.

Отдав Луисбург французам, англичане, тем не менее, совершили ход конём и в 1748 году основали город-порт Галифакс, опорную военно-морскую базу на северо-востоке Новой Шотландии неподалёку от оставленной французской крепости. Теперь они ещё более укрепились в Акадии и получили возможность в два-три дня блокировать Луисбург (раньше выдвигаться приходилось далеко с юга, из Бостона и Нью-Йорка) и в две недели – устье реки Святого Лаврентия, закрыв пути следования продуктовых конвоев для полуголодной Канады.

Французы также действовали решительно. Замирившись с ирокезами в 1748 году, они постепенно переманили на свою сторону некоторых их вождей и начали проникновение в долину Огайо (срезая угол транспортной коммуникации, раньше шедшей через Детройт), а в 1753 году состоялась настоящая военная экспедиция из 1000 канадцев и 300 индейцев, в ходе которой на слиянии двух рек, Аллегейни и Мононгахелы (образующем собственно реку Огайо) был основан форт Дюкен (современный Питтсбург). Теперь «французские отцы», как их называли местные племена, могли угрожать своими набегами не только северным, но и южным американским колониям (например, Вирджинии).

В Акадии на стратегически важном перешейке Чебукто, где поперечный хребет спускался к морю, в 1751 году началось строительство форта Босежур. Именно отсюда де Виллье в 1747 году атаковал Гран-При и именно здесь находилась главная база канадских партизан в кампаниях 1746-1748 годов.

Навстречу двигались англичане. Для колонизации Огайо в 1747 году была основана целая компания, предполагавшая освоение края путём переселения примерно 200 семейств. В Акадии же вблизи Босежура состоялась целая мини-война, чуть было не переросшая в глобальную схватку между колониями. В ходе этой кампании карательная партия из Галифакса разорила и сожгла франкоязычное поселение Бобассен или Минас (так называемый «Бобассенский кризис»), вынудив его жителей искать спасения за перешейком Чинекто.

Старые враги и не собирались мириться. Война в Европе могла вновь столкнуть их лбами, но она уже фактически разгоралась здесь, в Северной Америке, без всякого участия Старого Света.

И Белой Лилии (официальному символу французских канадцев) ещё предстояло удивить весь мир своими победами…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕТЫРЕ УДАРА.

ГЛАВА I. НА ПОДСТУПАХ.

1.1. Описание французской Канады.

Канада… Бескрайние просторы лесов, озёр и рек… Бесконечные горы, формирующие неведомые хребты и плато с непроходимыми дебрями… Холодные суровые зимы, осень с её туманами и промозглыми ветрами, лето, тёплое, уютное, но (по европейским меркам) короткое, и весна, когда таял снег, вокруг всё оживало и бурные потоки вод устремлялись вниз, к океану.

Водоёмы здесь кишели рыбой, реки были бурны и изобиловали множеством перекатов и порогов, а в лесу водилось множество всякой пушной живности. Человеческое население оставалось малочисленно, теряясь на фоне огромной страны, будто бы и не было его вовсе.

Такими увидели Канаду первые европейцы, когда, страдая от качки и авитаминоза, сопровождавшего их во время долгого перехода через океан, прибыли к берегам этой страны. Длинные бесконечные берега высились вдоль полного мелких островов и опасного для навигации залива, сужающегося к истоку и незаметно переходящего в Реку, самую огромную из всех видимых ранее.

Река эта тянулась, подобно дороге, далеко в глубь материка и, подобно водам Нила в Египте, давала жизнь протяжённой долине, широкой и тёплой, раскинувшейся между двумя горными цепями на северо-востоке и юго-западе от неё. На расстоянии 400 километров от Залива Святого Лаврентия, в узкой теснине между двумя крутыми скалами, был воздвигнут Квебек, прошедший с 1608 года путь от небольшого форта-поселения на месте индейской деревушки до города-крепости, Нового Гибралтара, охраняющего покой уходящей на юго-запад страны от.

Непросто было выжить в этом краю, холодном и суровом. Зимние холода были трескучими, а снегу выпадало столько, что не имело смысла выходить из дома. Весной же, когда приходили корабли из Европы, начинались болезни, нередко выкашивавшие поселения первых колонистов почти целиком…

С середины ноября по середину апреля (иногда позже, иногда раньше) эти земли были отрезаны от Европы: лёд доходил до двух метров толщиной, иногда больше, судоходство в такой период становилось невозможным. За месяц до и после ледостава безопасность навигации оставляла желать лучшего из-за ветров, штормов и туманов, а весной ещё и из-за остаточных плавучих льдов. Тем самым, до половины года обитатели Канады оставались изолированы от Старого Света, существуя тем, что было им припасено заранее.

«Не более нескольких арпанов снега!» – восклицал французский просветитель Вольтер, подразумевая прежде всего экономическую целесообразность Канады. И действительно, существование колонии, как и в прежние времена, определялось завозом из Европы, по морскому пути жизни, шедшему мимо островов Ньюфаундленд, Иль Рояль (современный Кейп-Бретон) и Сен Жан (современный остров Принца Эдуарда) – прямо к устью реки Святого Лаврентия и далее к Квебеку, являвшемуся столицей и главным портом Канады.

Располагавшиеся выше по течению Труа-Ривьер и Монреаль снабжались из столицы по Реке на меньших судах из-за сложной навигации. Имелся ещё Великий тракт (или Королевская дорога) со столбовой разметкой, открывавший сухопутное сообщение между Квебеком и Монреалем. Он был открыт в 1741 году, использовался преимущественно для почтового сообщения (цена доставки корреспонденции колебалась от 5 до 10 су), мелкие водные преграды (например, реку Кап-Руж, в 15 километрах выше Квебека) пересекал мостами, через более крупные (ту же реку Батискан) оказывались переброшены паромные переправы.

Экономическую жизнь королевской колонии можно определить к середине 18 века двумя словами: меха и коррупция. Большими достижениями французской Канаде, увы, похвастаться было нечем.

Как мы помним, первые экспедиции, от которых по примеру испанцев ожидали золотых рек, разочаровали тогдашних правителей Франции. Но вскоре некоторые купцы были заинтересованы сравнительной легкостью добычи мехов в этой суровой стране.

Первые поселенцы занимались меновой торговлей с индейцами, обходившейся сравнительно дешево. И спустя полтора века основным предметом экспорта Канады – теперь королевской колонии, – продолжали оставаться меха, чья доля достигала 70%, обеспечивая не только французские шляпные мастерские, но и, через посредничество голландцев, другие страны Европы. Результатом ориентированности колонии на добычу и торговлю мехами стало слабое развитие или пренебрежение другими отраслями.

Всё промышленное производство этой северной области в середине 18 столетия состояло из нескольких пороховых мельниц, построенных на государственные дотации для колониальных нужд, и такого же убыточного (несколько раз разорялся, начальники постоянно ловились на казнокрадстве) железоделательного завода «Кузни Святого Мориса, в 15 километрах к северу от срединного города Труа-Ривьера, открытого в 1737 году на берегах одноимённой реки. В лучшие времена на последнем трудилось до 400 рабочих.

Было некоторое количество лесопилок. Но строевой лес, не в последнюю очередь из-за больших расстояний, не играл большой роли в экспорте колонии. Местное же судостроение из-за полной неразвитости смежных отраслей при французском правлении налажено не было.

Уже отмечалось, что в колонии было небольшое количество крестьян относительно непроизводящих слоёв населения – солдат, чиновников, купцов и представителей торговых кампаний, завязанных на добычу пушнины через королевские лицензии. Собственно, этот факт и превращал колонию в дотационную.

Без сомнения, эта проблема осознавалась на протяжении всего французского владения Канадой. Прежде всего она понималась крупными держателями земельных владений, на которых нередко просто некому было работать. Однако на пути её решения вставали многие препятствия: сеньориальная система владения землёй, бюрократическая система управления и, увы… ориентированность колонии на торговлю мехами.

Все эти факторы оказывались взаимосвязаны между собой. Установление прямого королевского управления колонией, бывшее благом в начале, с течением времени становилось палкой о двух концах.

Хотя в колонии от имени короля – главного собственника всех земель – осуществлялись значительные земельные пожалования, значительные их участки долгое время оказывались неразработанными. Такая ситуация возникала из-за низкого уровня иммиграции, значительно отстающей от соседних английских колоний. Французские сеньоры совершенно не желали, чтобы их крестьяне убывали в далекие страны, да и сами крестьяне вовсе туда не стремились (ждать их там могли те же феодальные повинности местным сеньорам).

Поэтому слой крестьян-цензитариев – абитанов – в Канаде пополнялся бюрократическими методами. Причём это делалось путем нередко насильственной отправки зафрахтованных слуг, которые по истечению трех лет получали право осесть на земле (и, соответственно, нести феодальные повинности местному сеньору), а также предоставления возможности поселения на земле отслужившим шесть лет солдатам Вольных рот.

Последние, кстати, отнюдь не всегда стремились этим правом воспользоваться. Нередко отставные солдаты предпочитали или вернуться во Францию, или продолжить службу, или встать на путь свободного траппера – курьера де буа, «лесного бродяги».

Подобные меры предпринимались крайне неравномерно и зависели в основном от личностного фактора. Акции Кольбера и Талона сводились на нет большим количеством французских и местных чиновников, предпочитавших личную выгоду развитию королевских владений.

Наконец, торговля мехами отвлекала значительное количество потенциальных абитанов. Сложностям разработки участка, феодальным повинностям местному сеньору и церкви всегда была альтернатива «лесного бродяги» – вольного охотника за пушниной. Разумеется, это не устраивало местную земельную аристократию и церковь, и имелся институт лицензирования добычи пушнины.

От продажи лицензий королевский двор фактически и получал основные доходы от Канады, позволявшие хотя бы содержать местный бюрократический аппарат и Вольные роты. Хотя коррупция в среде чиновничества Канады позволяла закрывать глаза на «лесных бродяг», занятых в единственном доходном промысле колонии.

В результате удивление вызывал не сам факт зависимости Канады, а то, что в удачные годы колония могла самостоятельно обеспечивать себя хлебом и даже вывозила зерно в Вест-Индию. Доля экспорта зерна доходила в удачное время до 17% от всего экспорта колонии. Увы, не все годы были удачными, а отвлечение и без того немногочисленных абитанов в отряды милиции в случае войны полностью ставило колонию в зависимость от поставок метрополии.

Перепись населения, произведённая губернатором Дюкеном (вернее, Мишелем-Анже Дю Кеном де Менневилем) в 1754 году, показала 55009 человек белого населения, две трети из которых было сконцентрировано в окрестностях Квебека. Эти «55 тысяч человек» включали в себя свыше 10000 мужчин возрастом старше 16 лет и порядка 6000 женщин той же возрастной категории.

Для сравнения: в «старой» Франции в 1755 году жило порядка 22 миллионов человек. Даже небольшая по площади испанская Куба оказывалась более заселена: 120 000 колонистов и негров-рабов.

Кроме того, насчитывалось ещё порядка 10-12 тысяч местных аборигенов, индейцев-католиков из племён абенаков, гуронов, оттава, монтанье и прочих, проживавших в долине реки Святого Лаврентия и на Лаврентийском плато к северу от неё.

Ещё 10 тысяч франкоговорящих (не считая индейцев) обитало в Акадии, за хребтом Нотр-Дам, и до 7 тысяч – на островах Иль Рояль и Сен-Жан (речь про 1754 год). Кроме того, примерно 2000 французов жило на территории Верхней Канады (современная канадская провинция Онтарио), в Иллинойсе и Огайо и свыше 5 тысяч – в Луизиане, преимущественно в устье Миссисипи, в районе городов Новый Орлеан и Батон-Руж.

Общая численность населения Новой Франции в середине 18 столетия, тем самым, не превышала 80 тысяч человек, в том числе Нижней Канады – 55 тысяч колонистов.

Из них акадийцы формально проживали на «английских» землях. Границы этих территорий, отошедших британцам по миру 1713 года, не были точно оговорены: французы ограничивали их только полуостровом Новая Шотландия, тогда как англичане настаивали на более значительных приобретениях.

Они претендовали на огромные просторы значительной части американского материка, удерживая обширные полосы полупустынных территорий вдоль основных водных магистралей. В сравнительных величинах это составляло порядка одного поселенца на 120 квадратных километров площади, совершенно невообразимые в наши времена величины.

Только население Нижней Канады – области в нижнем течении реки Святого Лаврентия, от Монреаля и ниже, – потребляло ежесуточно порядка 150 тонн продуктов. В случае же блокады морских коммуникаций и прибытия крупных подкреплений из метрополии, колонии предстояло вовсе жить впроголодь. В таком случае её тощая продовольственная безопасность могла быть обеспечена только мобилизационными методами с драконовской спецификой: запасанием сушёной рыбы, мяса животных и птиц и охотничьих артелей, участием солдат в посадке сельскохозяйственных культур, и всё – в принудительном порядке, с изъятием излишков в пользу государства (что и делалось в итоге).

В 1754 году расходная часть канадского бюджета составляли порядка 6 миллионов ливров (большая часть которых уходила на строительство крепостей, преимущественно разворовываясь, та же цитадель Луисбурга, не лучшим образом построенная, стоила 30 миллионов ливров), доходная – менее 4 миллионов (3930 тысяч, если быть точным), больше половины которой (свыше 2 миллионов) приносила перевалочная торговля через Луисбург (где имелся таможенный пост). Тем самым, возможные активные операции противника на море, блокада французских путей сообщения в корне убивали почти всю прибыль и без того скудной канадской экономики.

Фактор зависимости от метрополии дополнялся крайней путанностью канадской, да и вообще французской, финансовой системы. Внутри Новой Франции циркулировал французский ливр (равный 20 су, каждое по 12 денье).

Драгоценных металлов для чеканки монет катастрофически не хватало. В ходу были даже испанские золотые монеты, которые, кстати, ценились очень высоко.

(Если в самой Франции после неудачных экспериментов начала 18 века с бумажными деньгами и мер кардинала Флери в середине 1720-х годов, банкноты были не в ходу, то в Новой Франции наблюдается прямо противоположная картина. Вместо звонкой монеты в обращении находились векселя местной администрации, при помощи которых местная администрация осуществляла расчеты с населением, исполнявшие в итоге для канадцев функции денег при взаиморасчетах).

В случае большой войны возникал соблазн напечатать столько векселей, сколько требовалось, заменив дефицит, соразмерный экономике – профицитом. Это было то, что могло сформировать скачкообразную инфляцию в случае кризисной ситуации. Финансовая система Новой Франции была совершенно неустойчива к любым внешним потрясениям.

Меры, предпринятые французским правительством в ходе активизации боевых действий, также не способствовали финансовому оздоровлению колонии. Были напечатаны и отправлены в колонию «векселя короля», те же бумажные деньги, они оказались ничем не обеспечены и совершенно обесценились, когда за целую кипу их можно было купить корову, а за телегу – лошадь.

В итоге в 1760 года главнокомандующий силами метрополии в Канаде шевалье де Леви в обращении к Версалю, помимо чисто военных мер и запросов, был вынужден обратиться и к этому вопросу. Он попросил установить курс выкупа векселей на год и выделить суммы на их выкуп, а на оставшиеся векселя выслать в Канаду галантерейные товары и ликёры, которые в колонии в десять раз дороже, чем в метрополии, ликвидировав государственный долг. Метрополией не было предпринято соответствующих мер ни тогда, ни ранее.

Образ существования колонии (транзитный путь из «варяг в греки», из Франции в Луизиану), значительная доля бюрократического аппарата и духовенства в населении колонии, приводил к соответствующему быстрому росту городов. Фактически, в 6 поселениях Новой Франции, признаваемых городами (Квебек, Труа-Ривьер, Луисбург, Монреаль, Новый Орлеан, Батон-Руж) жило свыше 25% её населения.

Уровень урбанизации был очень высок по сравнению с Европой. В столице, Квебеке, насчитывалось до 8000 жителей, в Монреале – 4000 обитателей, в Труа-Ривьере примерно 800 человек. В Луисбурге горожане составляли больше половины четырёхтысячного населения острова Иль-Рояль, порядка 2500 человек.

Стоило ли и говорить, как только Канада попала в руки англичан и перестала быть на довольствии у Франции, а большая часть непродуктивного населения эмигрировало в Европу – ситуация резко изменилась. Нижняя Канада стала захолустным сельскохозяйственным краем, города обезлюдели, тот же Квебек, изрядно потрёпанный войной, восстановил свою популяцию только к концу 18 века.

Географически Новая Франция представляла цепь торговых постов и поселений вдоль основных водных магистралей, составленных бассейном рек Святого Лаврентия и Миссисипи и Великих озёр. Картографы любили рисовать обширность владений французской колониальной империи в Северной Америке, широким пятном протянувшиеся через сердцевину континента, однако по факту они кривили душой. Помимо долины реки Святого Лаврентия и окрестностей Нового Орлеана в Луизиане, где пытались развивать крупные владения по добыче сахарного тростника по примеру Вест-Индии, остальные французские земли видели французское присутствие только в виде фортов на основных путях, католических миссий и торговых постов.

(Погоня за пушниной и была одной из главных причин такой разбросанности «французских владений». Французские охотники и торговцы пушниной заходили всё дальше и дальше, вслед за истощением пушного зверя на заселённых территориях. Стремление к новым местам торговли с индейцами и желание не допустить конкурентов с английских территорий толкали искателей приключений на всё более дальние путешествия).

От американских владений Великобритании эту тонкую линию «дороги жизни» Новой Франции отделяли лишь огромные непроходимые дебри безлюдных просторов тогдашней Америки: леса, буреломы, горы и степи. Это была своего рода полоса преодоления, где на ключевых путях стояли французские форты да жили переметчивые индейские племена.

Далеко не всегда указанные племена оказывались лояльны французской короне, если судить по той же Ирокезской лиге. Периодически «дорога жизни» оказывалась атакована, в зависимости от политической конъюнктуры вождей, её сторожевые форты – осаждены.

Названная «дорога» в течение десятилетий шла через Великие озёра. Она проходила названные водоёмы, затем делала извив через озеро Мичиган и форт Детройт и дальше шла на юг, в долину Миссисипи и Миссури. Решение «срезать» указанный угол через Огайо, проникнув с северо-востока в долину этой реки и заключив союз с местными племенами, и стал одной из причин эскалации войны с французами и индейцами в 1754-1760 годах.

Следовало отличать собственно «Новую Францию» (как совокупность всех владений Франции в Новом Свете) и отдельные её области. Самостоятельно считались Канада (долина Святого Лаврентия, земли к северу от Великих Озёр), Акадия (современные канадские провинции Новая Шотландия и Нью-Брансуик) – как мы помним, официально находившаяся во владении англичан, но оспариваемая французами, – острова Иль-Рояль и Сен-Жан под властью губернатора Луисбурга, Огайо, Иллинойс и огромные просторы Луизианы, представленные большей частью бассейна Миссисипи. Последние были совсем непохожи на современный маленький американский штат с тем же именем в составе современных США.

С военной и экономической точки зрения области эти представляли собой полуизолированные друг от друга территории. Последовательно сосредотачивая против них превосходящие силы, противники могли бить их по частям. Обладая господством на море, англичане могли последовательно «выкусывать» сперва Акадию, затем Луисбург, затем, за удалённостью, Огайо, после чего, отрезав от всех сообщений, могли уже угрожать самому сердцу Новой Франции – Канаде.

Канада, как следовало отметить, стояла особняком. Почти всё французское население было сосредоточено здесь, в компактной и тёплой долине реки Святого Лаврентия. Это было сердце, самое сердце тех огромных владений, что контролировала Франция в Америке в 1754 году.

Самой природой эта страна превращена была в крепость. С севера Канада оказывалась прижата непроходимым и безлюдным плато, а с юга – густыми лесами и горной цепью Адирондаков, северо-восточного отрога хребта Аппалачи.

Административное деление и иерархическая система подчинение государственной власти Новой Франции были путанными, основанными ещё на феодальном принципе освоения колонии. Существовали отдельные губернаторства Канады, Луисбурга, Луизианы, формально не подначальных друг другу, каждое со своим генерал-губернатором (флотским чином в адмиральском звании, поскольку колонии традиционно для Франции находились в ведении военно-морского министерства). Губернаторы назначались из Парижа, волею короля, и его же распоряжением снимались.

В рассматриваемый период (до начала войны с французами и индейцами 1754-1760 годов) в Квебеке правили четыре губернатора. С 1725 по 1747 годы колонией правил Шарль де Буаш, маркиз де Богарнэ, в 1747-1749 годах его сменил граф Ролан-Мишель Барри де ла Галиссоньер, знаменитый впоследствии победитель английского адмирала Бинга в морском сражении при Минорке в 1756 году, его заместителем в 1749-1752 годах стал Жак-Пьер де Таффанель де ла Жонкьер, участник экспедиции Анвилля в 1746 году, затем в 1752-1755 годах власть перешла в руки маркиза Мишеля-Анже Дюкена, того самого, при котором разгорелся конфликт в Огайо.

В 1755 году Дюкена сменил Пьер де Риго, маркиз де Водрей-Каваньяль, последний канадский генерал-губернатор. О нём будет рассказано отдельно.

Само устройство Канады также было неоднородным. Нижняя Канада, по сути, состояла из трёх отдельных мини-губернаторств (Квебека, Труа-Ривьера и Монреаля) и двух городов «с особым статусом» (Квебек и Монреаль). Каждое губернаторство или «город с особым статусом» выставляли своё ополчение под отдельным командованием своего административно-военного чина.

Основу военной, административной и экономической деятельности колонии составляли так называемые «сеньории», полуфеодальные владения, каждое со своим правителем, обязанные выставлять по мобилизации отряд ополчения во главе с капитаном-сеньором. Число их составляло 250 территориальных единиц.

За малой численностью населения сеньории кооперировались и выставляли сводные роты, по одной роте от каждых двух-трёх сеньорий. Кроме того, сеньории были объединены в своего рода «округа», выставлявшие уже сводную группу ополчения из нескольких рот, именовавшуюся «батальоном» или «бригадой». Впрочем, вопрос об организации обороны Канады будет ещё освещён самостоятельно.

По горизонтали власть в Канаде была разделена на три самостоятельные ветви: военно-административную, интендантскую и духовную. Военно-административная была представлена, как уже говорилось, генерал-губернаторами и подчинёнными им лицами, прочие две выглядели следующим образом.

Интендантство (а со времён Людовика Четырнадцатого интендантство во Франции было отдельным, самостоятельным учреждением) было представлено деятельностью в Канаде интенданта Франсуа Биго. Человек этот был непростой и хитрый, занимавший эту должность с 26 августа 1748 года. Его жизнь непрерывно была связана с Северной Америкой с 1739 года (когда он был послан в Луисбург).

Биго знал все входы и все выходы, превратил деятельность интендантства, по сути, в свою монополию, своё личное предприятие, активно злоупотребляя хищениями и получая с коммерческих операций канадских торговцев свою долю прибыли, на чём сколотил целое состояние. Однако за свои деяния он оказался наказан самой судьбой: на судебном процессе в 1761 году, посвящённом расследованию нелицеприятных результатов войны в Канаде, Биго, по сути, был сделан «козлом отпущения», лишён всего, опозорен и умер один в нищете в Швейцарии.