Рим. Распятие

–Слава Богу, хоть нос тебе мой достался, а не её всегда горделиво задранный и губы… А то так она ими всегда презрительно кривится ко всему и вся…

Задохнувшийся от возмущения мальчик протестующе вскинулся на защиту матери:

–Папа! Да ну ты что? Мама у нас хорошая! Она знаешь, как переживает когда ты здесь, на стене?! Она всю ночь не спит. Я раньше, когда ещё маленьким с ней спал, проснусь, а у меня рубашка на спине от её слёз мокрая…

Грустно-иронично улыбнувшийся отец, сильно и шумно вздохнув и выдохнув, посмотрев в глубокую ночную темень за стенами Города, прокомментировал:

–Вот-вот! А сейчас она об Агафью… – лицо отца осветилось радостью воспоминания о самой младшей дочери, – сопельки свои высмаркивает. Ну-ну, не надо, сынок! – предупреждающим жестом остановил Гермоген пытающегося снова "встать на защиту", «любимого сыночка своей любимой матушки». Сосредоточенно прислушавшись к шагам возвращающегося Тихвика, обоснованно заметил:

–Если б не три твои сестры и только что родившийся брат, твоя мать уже была бы здесь! И утащила бы тебя домой, потому что «рано ребёнку ещё», так же как и с твоим первым заработком у нас с ней целая "баталия" произошла, «зачем это надо, мы же ни с в чём не нуждаемся, одни из самых зажиточных людей во всём Городе!» – непохоже пискляво попытался передразнить мужчина певуче-нежный голосок своей жены, – ну как сходил? – заинтересованно посмотрел он на запыхавшегося Тихвика.

С шумом вздыхающий и выдыхающий молодой парень ответил:

–Еле ноги унёс! В жизни б не подумал, что Матушка Дария так ругаться может! Я думал она меня поколотит! А я то при чём?!…

От души расхохотавшийся начальник городской стражи, хлопнув по плечу, недоумевающего таким "тёплым" приёмом всегда ласковой и дружелюбной женщины, Тихвика, дополнил:

–А вслед тебе, она сказала, чтобы мы оба домой не возвращались!

Парень даже рот приоткрыл от изумления:

–А откуда ты знаешь?

Взволнованный мальчик встревоженно-заинтересованно подёргал отца за рукав:

–Действительно, папа! Откуда? Мама никогда так не говорила…, и не вела себя так…, я не помню такого!

Приобняв за плечи, рано осиротевшего, оставшегося без отца, Тихвика и своего родного сына, глубоко-грустно и еле слышно, мужчина проговорил:

–Именно так она "напутствовала" меня на моё первое дежурство, когда ещё только была беременна тобой, сыночка. И когда я был не намного старше тебя… – задумчиво посмотрел он на соседского мальчика, взятого им под отцовскую опеку, – знаете что, ребята? Запомните, хорошо запомните это, особенно важно это для тебя сейчас, Тихвик. Потому что не сегодня, завтра, ты можешь встретить свою Наречённую. Женщина не провожающая своего, добровольно идущего навстречу опасности, мужчину именно так, как сегодня она…, не может быть хорошей женой и матерью.

Попадание в цель "Белая Роза-2"(раскалённый добела меч).

–Сынок, я скажу тебе об этом всего один раз и более уже никогда повторять не буду… Ты тоже слушай внимательно! – посмотрел Гермоген на "усыновлённого" паренька, – не получалось мне ранее тебе объяснить это, всё как-то недосуг, всё суета суетная, ну да ладно, Слава Богу, что сейчас сподобил Он.

Совершившие вместе с начальником ночного караула ежечасный обход, уютно пригревшиеся, у пылающего на главной башне костра, мальчишки переглянулись. Связанные несмотря на шестилетнюю разницу в возрасте, братско-соседской дружбой, проводящие вместе почти всё своё свободное от житейских хлопот время, Тихвик и Орестус поёжившись от потянувшего из-за стены холодка, приготовились внимательно слушать. Заметивший их мимолётную судорогу отец, привычно сняв-стряхнув с плеч, собственноручно сотканный его женой, шерстяной плащ укрыл им плечи подростков.

–Ничего-ничего! – решительно пресёк он слабые протесты, – я привычнее вас к ночному холоду, а вам… Да и намёрзнетесь ещё, вся жизнь впереди… Так вот что я хочу вам сказать… – слегка отвлёкшись от разговора, привычным взглядом всмотревшись и вслушавшись в непроглядную темноту за стеной, продолжил, – каждая Девочка, да-да!, детки мои, любая хорошая женщина, до самой глубокой старости, в душе своей остаётся маленькой девочкой. Бывает и стареют их души. Бывает стареют так рано, что вроде бы ещё совсем девочка-подросток, а душа уже старческая. А бывает и умирают их Душа и Сердце, убиваются лукавым через действия человеков в рабстве у него находящихся. Но Господь наш, и Бог наш – Всесилен, и любого, даже самого тяжкого грешника может Оживить. Об этом я вам сейчас и поведаю, но сначала объясню свои слова о правильной и доброй жене и матери. Хорошая женщина, какой бы социальный статус она бы не имела, хоть царица – хоть рабыня, обязательно ощущает себя Госпожой над своими родными. Да-да, сыночка, именно так! – улыбнулся Гермоген глядя на приоткрывших от удивления рты собеседников.

–Да ну нет! Я ж часто, очень часто видел как вы общаетесь! – горячо возразил Тихвик, – и ни одного разу, никогда не видел и не слышал, чтобы матушка Дария командовала тобой, она всегда так покорна, почему я и удивился так сегодня. А ты? – толкнул он локтём в бок, притулившегося к нему "младшего братишку", – замечал такое, когда-нибудь?

Непонимающе пожавший плечами Орестус отрицательно помотал головой.

–Эх, ребята, ребята… – вздохнув отец, – в этом та и вся соль, что искренне и честно Любящая своих Родных и Близких Девочка, ощущая себя Полноправной Хозяйкой, ответственной за их жизнь и судьбу, сама себя ограничивает в этом. Не всегда правда у них это хорошо получается, но на то мы и мужчины, чтобы помогать им в этом. А иначе они б никого из нас и "за порог" бы не выпустили. А мужчина, если он конечно настоящий мужчина, он по сути своей, до самой своей старости, "пацан-хулиган", всё время ему "больше всех надо" и всё время он "поперёк батьки в пекло". А иначе, ребята, никак. Мы обязательно должны действовать на опережение, не "сиднем" сидеть и ждать за закрытыми дверями, когда "тать" придёт в ночи и под "стены дома" подкопается, а ещё на подходах "врага" перехватить и уничтожить. Поэтому и послал я тебя, сыночка, несмотря на активное сопротивление твоей матери, поработать самостоятельно, одному, чтобы ты осознал как трудно честные деньги добываются, знал к чему тебе быть готовым. И с собой сегодня, здесь поэтому же оставил, чтобы ты прочувствовал себя защитником своей матери, своих сестёр и младшего брата. А матушка твоя…, она конечно сейчас плачет, сильно плачет, перебарывая себя, своё нормальное человеческое чувство собственницы, на принадлежащее ей по Праву Родства… Она справится, она у нас очень сильная, хоть и с виду маленькая и слабенькая такая…

Попадание в цель "Белая Роза-3"(бело-огненные лепестки).

Задумчиво нахмурившийся подросток внимательно посмотрев на отца возразил:

–Папа, я не согласен. Во-первых, мама у нас не такая уж и маленькая и слабая, она и ростом почти с тебя и работает с утра до ночи не покладая рук…

Рассмеявшийся Гермоген согласно покачал головой:

–Всё верно сынок, так и есть как ты говоришь… Только вот что, ребята… Если муж не видит свою жену Маленькой Беззащитной Девочкой, то он не муж ей, а так, просто совместно живущий с самкой самец. По такому принципу и живут многие, поэтому так и глубоко несчастны они.

Слегка ошарашенный новым открытием Орестус снова "бросился в атаку":

–Хорошо! А вот насчёт того, что мама только за нас переживает? Помнишь когда у Тихвика его мать "пропала", последний раз это было, больше, после того раза, она никогда. Так вот, помнишь?, когда он ушёл искать её в ночь, по портовым притонам, мама разбудила тебя, несмотря на то, что ты днём сильно устал на работе, а вечером ещё Собрание было…, она ведь тебя ни о чём не просила тогда, просто рассказала, а ты сразу же встал и ушёл. А когда вы с Тихвиком вернулись под утро, она на тебя даже не посмотрела, а сразу же его жалеть и обхаживать начала. Прям как меня, когда я чуть в море не утонул. Почему мама тебя тогда не удерживала, ведь тогда ты тоже шёл навстречу опасности? Ведь портовые притоны ночью, это то ещё местечко. И кстати почему мама с Мириам обращается также как с Анной? Ведь эта гордячка ведёт себя так, как будто не вы с мамой её купили на невольничьем рынке, а она вас.

Встрепенувшийся, услышавший какой-то шум на стене начальник ночной стражи, предупреждающе подняв руку и покачав вытянутым вверх указательным пальцем, приказал:

–Сидите здесь! Я сейчас! – выхватив из корзины и возжигая от костра факел, непривычно жёстким и тяжелым голосом добавил, – ни шагу отсюда! Оба!

––

Проводивший взглядом Гермогена Названный Побратим, укоризненно посмотрел на подростка:

–Орестус, ты не прав. Конечно я могу ошибаться, но думаю, что со стороны это виднее. Знаешь, иногда твоя мама, думая наверное, что этого никто не видит и не замечает, в том числе и твой отец, бросает на него такой взгляд!… У меня даже слов нет, чтобы выразить те чувства которые меня при этом охватывают. Ощущение возникает как при первых детских обидах, ну помнишь когда ты не виноват и тебя несправедливо обидели? Вот-вот, горло душит горячий комок и слёзы, и всё, больше ничего, никаких слов – одни эмоции. И матушка Дария больше ни на кого так не смотрит, ни на тебя, ни на твоих сестёр, ни на младшего брата. По крайней мере я никогда не замечал. А тогда, когда произошёл тот случай, после которого моя мама одумалась, перестала беспутничать и старается сейчас вести благочестивый образ жизни… Так вот, мы когда оставив её в нашем доме пришли к вам и матушка Дария пожалела и приласкала меня, как бы совсем не замечая приведшего меня Гермогена… Потом, когда она налила мне немного вина в воду, чтобы по словам твоего отца я придя к себе домой мог спокойно лечь и поспать… Выпил я значит эту чашу, ем без аппетита, через силу толкаю в себя кашу, которую матушка Дария "приказала" мне съесть… А твоя мама в это время поливала твоему отцу на руки. Я на мгновение приподнял голову и знаешь… В этот момент твой отец, вешая полотенце, которым он вытирался, на сгиб руки твоей матушки, мимоходом приобнял её за талию и привлёк к себе. Они ни слова не сказали друг другу, они даже не посмотрели друг на друга, но она так к нему приникла! Это было как смешивание воды с вином, как соединение друг с другом двух расплавленных металлов…

Резко умолкнувший Тихвик вздрогнул от раздавшихся с той стороны куда ушёл начальник городской стражи двух коротких тревожных свистков. Испуганно-заинтересованно посмотревший на выскочивших из находящегося внутри башни караульного помещения трёх стражников, быстро на ходу подтягивающих и подправляющих свою амуницию, Орестус спросил:

–Может хоть издали глянуть? Потихоньку? Что там случилось? Вдруг что-то интересное?, или страшное? А вдруг с папой что?

Несогласно покачавший головой Тихвик обоснованно возразил:

–Ну-ну…, или страшно-интересное. Потерпи и всё узнаем. Твой отец чётко сказал – отсюда нам с тобой, вместе, ни шагу. А он никогда не ошибается. Даже если нам иногда кажется, что он не прав и надо поступить по другому – это неверно. Пока ты находишься в чьём-либо подчинении, ты должен полностью доверять своему командиру, а иначе и смысла нет служить под его началом. Я это понял тогда, когда Гермоген взял опеку надо мной и моей тогда ещё непутёвой матушкой. Я понял тогда, что если полностью не доверюсь ему, не признаю его авторитет непререкаемым, не буду слушаться его как родного отца, то и не получится у нас добрых взаимоотношений… Ты уж не обижайся, что я тоже считаю его своим отцом, как и ты… – слегка толкнул юноша, прижимающегося к нему, подрагивающего от ночного холода мальчика. Задохнувшийся от возмущения, разом согревшийся Орестус разгорячённо выпалил:

–Ты с ума сошёл?! Да я лучшем чем ты старшем брате и мечтать не могу! И вообще… – осёкся он услыхав шаги, – возвращаются.... Надеюсь, что всё хорошо.

––

Идущий впереди виновато понурившихся, преждевременно снятых с караула стражников Гермоген, мимоходом, начальственно ткнув пальцем куда им встать, посмотрел на замыкающего шествие командира отделения:

–Ну что, Саша, это твои подчинённые – ты и проводи допрос, а я послушаю… – тяжело опустившись на протестующе скрипнувший под весом одетого в кольчугу воина табурет, обречённо-жалостливо посмотрев на обоих перепуганно вскочивших Сыновей, продолжил, – и вы тоже внимательно слушайте. Ты, Тихвик, уже в ночном дозоре, а тебе, Орестус, не сегодня-завтра тоже самое предстоит.

Напряженно сосредоточеный командир взвода обведя взглядом вокруг себя, как бы пытаясь заметить кого-то ещё кроме стоящих перед костром трёх молодых стражников и мальчика, посмотрев на сосредоточенно смотрящего в огонь, задумчиво теребящего аккуратную, коротко подстриженную бороду начальника ночного караула, звонко-чётко выговаривая слова обратился к своим подчинённым:

–Докладываете. Оба по порядку. Сначала один, потом второй. Друг друга не перебивать и не поправлять. Второй начнёт говорить только после того, как первый полностью изложит свою версию произошедшего. Не раньше. Говорить чётко, ясно, не путаясь в словах. Давай ты! – ткнул пальцем, поигрывающий желваками, перекатывающимися на чуть заросших пушком скулах, молодой, не намного старше своих подчинённых, мужчина в одного из вяло поникших парней.

–Ну я…, это самое значитца… – начавший было мямлить стражник, вздрогнув как от удара под оторвавшимся от созерцания пламени взглядом Гермогена, откашлялся и вытянулся по стойке смирно, – примерно через три четверти часа после ежечасного обхода начальника караула, мой "левый" дозорный вдруг нагнулся и что-то поднял. Я спросил его, что случилось. Он сказал, что откуда-то забрела на его пост кошка и показал её мне. Я сказал ему, что её надо сбросить со стены, а он ответил, что ему её жалко, потому что по всему видно, кошка очень дорогая, породистая, что можно будет утром вернуть её хозяевам за вознаграждение. Я сказал ему, что это неправильно, он мне возразил и пошёл ко мне со словами, что мол ты посмотри только на неё, какая она красивая. Я сказал, чтобы он не смел приближаться к моему посту и приготовился к бою. А он обиделся на меня, сказал, что я ему оказывается не друг совсем, потому что готов убить его из-за пустяка и тут уже пришёл начальник караула. Всё!

Одобрительно кивнувший Александр посмотрел на второго стражника:

–Теперь давай ты!

Подрагивающий от осознания своей вины юноша покорно-согласно кивнул головой:

–Всё так и было. Ничего добавить и ни в чём возразить не могу. Готов понести заслуженное наказание.

Удовлетворительно кивнувший, принявший рапорты начальник подразделения посмотрел на Командира:

–Гермоген. Допрос окончен. Твоё решение.

Сосредоточено-сильно вставший начальник караула, неспешно натягивая на правую руку боевую перчатку, проговорил:

–Первый из вас, сделавший всё, поступивший согласно уставу, назначается заместителем командира взвода. Наконец-то, Саша, будет у тебя помощник. А ты, Серёжа, будешь наказан…, строго наказан… – неуловимо быстро схватив пригревшуюся на руках молодого стражника, чисто белую, без единого пятнышка кошку, – поскольку телесные наказания в Моём Дозоре запрещены категорически…

Прервавшись и внимательно посмотрев на кошку, извивающуюся в его руке как змея, пытающуюся укусить и поцарапать толстокожую, отделанную металлическими пластинами воинскую перчатку, заглянув ей не под хвост, а в глаза, насмешливо хмыкнул:

–Самка. Вот уж истинно – любопытство кошку сгубило!

Швырнув, стряхнув с руки далеко за стену, в сторону ночной степи, отчаянно завопившую тварь, негромко напутствовал:

–Хозяину привет. От меня.

Повернувшись к изумлённо приоткрывшим рот, ошалелым от непонятности происходящего собеседникам, обменявшись понимающим взглядом с командиром взвода, завершил:

–То что сейчас произошло, вам непонятно, и понимать вам это ещё рано. Когда сможете воспринять это Знание, тогда и поймёте. Саша он уже удостоился Милости Божьей, а у вас ещё всё впереди. Серёжа, хоть ты и нарушил устав, но после исполнения назначенного тебе наказания, останешься с нами, потому что искренне и честно признал свою вину. В противном случае мы бы с тобой навсегда распрощались. Наказание тебе будет суровое и тяжкое. Не потому что так хотим мы, твои начальники, а потому что это надо тебе, чтобы полностью очиститься от совершённого проступка, чтобы у тебя не осталось чувства вины ни перед нами, ни перед своими товарищами. А теперь вы оба свободны. Идите отдыхать. Постарайтесь, изо всех сил постарайтесь сохранить свою дружбу несмотря на то, что сегодня происходило между вами. Помните, что обида – это бесчестие для христианина.

––

Напутствовавший подчиненных:

–Давай, Саша, проводи их до выхода из периметра. Скажешь начальнику центральных северных ворот, что это я освободил их сегодня от службы, передашь ему это! – сняв с руки и засунув в подмышку перчатку, стянул с мизинца перстень с отчеканенным на нём рисунком.

–Ну надо же, какая злобная тварь попалась! – чуть ли не "одобрительно" проговорил то поглядывая вслед уходящим внутрь стены стражникам, то на поцарапанную перчатку, – эх ты!, сколько ж когтей то она здесь наоставляла…, а это что?…, ну надо же, даже зуб один, об металл видимо обломился.

Брезгливо стряхнув с перчатки "воспоминания" о произошедшем и заткнув её за пояс наклонился над стоящим рядом с костром котелком. Осторожно сняв с запарившей медно-закопчённой ёмкости крышку, зачерпнул большой чашей горячей, кипячёной воды. Налив её в две другие, поменьше, добавив в них, из стоящего тут же на столе глиняного горшочка, мёда, немного помешав и удовлетворённо хмыкнув, убедившись что напиток готов, дал чаши в руки возбуждённо дрожащих Подручных:

–Нате вот, попейте и согреетесь. А потом я вам кое-что интересное расскажу, ну это уже после смены караулов. Рассказ некороткий, а времени уже до обхода осталось чуток совсем… Со мной пойдёте, конечно со мной! – предупредил он вопрос вскинувшегося Орестуса, – а иначе какой смысл был бы мне тебя сегодня на стене оставлять? Да и Тихвик, всегда со мной ходит, ординарец ведь. А тебя одного здесь разве я оставлю?

Задумчиво-рассеяно кивнув на благодарное бормотание обоих мальчишек, снова уставился в уже едва тлеющий костерок:

–Надо будет перед уходом дровишек подбросить, а то пока проходим, может совсем затухнуть, разжигай потом… Сделаешь, сыночка?

Чуть не поперхнувшийся, с готовностью вскинувшийся Орестус, «конечно, папа!», остановленный спокойным рокотом отца, «да не сейчас, перед уходом, не забудь только», снова присел рядом с побратимом.

–А вот похоже, нам уже и пора! – проговорил Гермоген заслышав одиноко-протяжные трели свистков и крики.

–Северная Стена! К Смене Караула готовсь! – гаркнул что есть силы сильный и смелый муж, озорно, по мальчишески подмигнув восхищённо вытаращившемуся на него, никогда ранее не видевшему такого, Орестусу.

––

–Сынок, я тебе не буду пересказывать наше семейное предание о том, что наш род, как христианская семья ведёт своё начало от римского легионера, одного из тех кто конвоировал Спасителя на Голгофу и той иудейской девушки, которая напоила Его на Крёстном Пути. Напомню лишь о том, что когда ему, после многолетнего ухаживания за ней, всё-таки удалось "приступом захватить в плен" её сердце, наутро после первой брачной ночи, она призналась ему, что именно его сосредоточенное лицо, идущего впереди конвоя, римского солдата, привлекло её. Что не запади оно ей "почему-то" сразу же в душу, она при приближении конвоя, учитывая какая она всегда была трусиха, сразу же шмыгнула в один из боковых проулков…

Умолкнувший Гермоген, поворошил веткой застрелявший искрами костёр. Посмотрев на напряжённо-сосредоточенно внимающих ему "ребятишек", откашлявшись и прихлебнув горячего медового напитка продолжил:

–Всё это ты уже знаешь, но я тебя прежде чем рассказать историю начала нашей семьи, хочу спросить. Помнишь мы в прошлом году плавали в гости к твоим бабушке и дедушке? – утвердительно кивнув сам себе, завершил вопрос, – что тебя поразило тогда больше всего? Я не имею ввиду само путешествие и мой родной город.

Серьёзно задумавшийся Орестус, шёпотом "посовещавшись" сам с собою, придя к однозначному выводу возбуждённо выпалил:

–Больше всего меня сначала поразило, это когда бабушка и дедушка начали нас, и Анну, и меня, и Софью, и Агафью…, Саша тогда ещё не родился, хотя живот уже у мамы… Они, эти совсем для меня на тот момент "чужие, незнакомые старики", вдруг стали нас так обнимать, тискать, целовать… Бабушка так расплакалась навзрыд… Вы все её еле-еле успокоили.

Согласно покивавший улыбающийся отец уточнил:

–Ты тогда понял, что такое Любовь Родных по Плоти. А потом когда ты привык, понял что они тебе родные бабушка и дедушка, для тебя не были удивительными их слёзы при нашем с ними расставании. А вот скажи мне, сын мой, как они относились к твоей маме, ты заметил это?

Вытаращивший глаза, еле выталкивающий слова из разума ошарашенного новым открытием, мальчик проговорил:

–Они к моей маме относились лучше, нежнее и заботливее чем к тебе…, а ведь ты их сын!, а она для них в общем-то "чужая"… Ну на самом деле? – вопросительно посмотрел он на "согласно"-иронично закивавшего Тихвика.

––

–Это потому, сынок, что твоя мама – она часть меня, причём лучшая моя часть. Потому что только она могла подарить мне тебя и твоих братьев и сестёр. Я это увидел тогда, когда первый раз встретился с ней. Мы с моим отцом, твоим дедушкой пришли на рынок по своим делам. Надо было приобрести кое-что для нашей семейной кузницы… – Гермоген тяжело вздохнул подавляя нахлынувшие воспоминания, – я не помню уже, почему мы проходили мимо того места на рынке, где продают рабов. Обычно отец всегда старался миновать, обойти его. Ему как христианину неприятно было это место. Твою мать как раз вывели на помост… Да-да, Орестус, твоя мама была рабыней! – ободряюще улыбнулся, совсем "оглоушенному" падающими на его голову откровениями, сыну отец, – она было покорно собиралась снять с себя одежду, как наши взгляды встретились. До сих пор помню какой презрительной гримасой перекосилось её лицо. А мне…, мне вдруг стало так стыдно и за неё и за себя, что я быстро опустил голову. И тут же услышал крики. Твоя мама яростно сопротивлялась продавцу отказываясь раздеваться. Он начал её избивать. Потенциальные покупатели недовольно загудели, действительно, кому нужна рабыня со таким строптивым характером. Я подёргал отца за рукав и сказал ему, отец, я уже имею право на часть наследства и всегда старательно исполнял и свой сыновний долг, и обязанности твоего подмастерья, прошу тебя, купи её, я не хочу чтобы её били. Отец поднял моё опущенное к земле лицо за подбородок, недолго пристально посмотрел мне в глаза и ни слова не говоря стал протискиваться к помосту. Продавец заломил дорого, понятное дело, молоденькая девственница, да ещё и необычной, редкой народности. У нашей семьи не было таких денег, отцу пришлось собирать их по всем друзьям и родственникам. Моя мама, твоя бабушка, встретила её очень осторожно. Мне тогда даже показалось, что враждебно. Да и неудивительно, пришлось так потрудиться потом, чтобы рассчитаться с долгами. Твоя мама долгое время не понимала зачем она у нас, она тогда ничего своими руками делать не умела. Я имею в виду то, что она умеет сейчас. Твоя бабушка научила её всему, а позднее твоя мама "отблагодарила" её тем, что научила меня стрелять из лука и биться на мечах… – улыбнувшись на восхищённые возгласы Тихвика и Орестуса, – ну ничего себе!, она это умеет! – подтвердил кивнув, – да, ребята, матушка Дария, выросла в степи, где-то далеко на север от нашего города, в бродячем кочевом разбойном племени. И тогда, когда пришла в нашу семью, только это и умела…

––

–Она попыталась убежать в первую же ночь… – осуждающе покачал головой Гермоген, ей даже до стен города не удалось добраться. Её схватил ночной патруль города. Она отчаянно и храбро сопротивлялась, ранила одного из солдат, за что они её очень сильно избили. Мы с отцом принесли её домой чуть живую. Пришлось тогда заплатить еще и стражникам за "беспокойство", нарушение принадлежащим нам рабом правопорядка. Глупенькая она тогда была ещё, не понимала, что это рабовладельческое общество веками отрабатывало методы борьбы с непокорными рабами… Эта ночь надломила её. После выздоровления, тихая и покорная она стала помогать моей матери и постепенно многому быстро у неё научилась. А потом мой отец подарил ей свободу. Она спросила его, когда в городской чиновник оформлял всё это дело, что происходит? Тот в ответ переадресовал её вопрос ко мне и сказал, что поскольку она куплена на мои деньги и это моё волеизъявление, то и спрашивать, что происходит надо не его, а меня. Она пришла и спросила. Я ей честно ответил, что не хочу чтобы моя жена была рабыней. Надо было видеть её лицо в этот момент. Все эмоции какие только может выразить женское личико пронеслись по нему практически одновременно! Потом она рассмеявшись так, как-то холодно и зло, сказала, так тебе значит захотелось просто поиметь "необычную дикую кобылу", "домашний городской скот" тебя не устраивает?, не вопрос!, и стала лихорадочно рвать с себя одежду. Я схватил её за руки и еле справился, не дал ей "растерзать" себя, сказал глядя ей прямо в глаза, что мне нужна Жена, а не Наложница. Она плюнула мне под ноги и ушла… В свою комнату…