Проект «Белый Слон»

–Господи, прости меня, за то, что я говорю это, Господи, прости, – стоящий на коленях, в пустом Трапезном храме, Алексей Петрович плакал. Вытянувший к нему ухо иеромонах, время от времени поправляя синюю резинку маски, терпеливо слушал, – Господи, если бы я знал, что мне предстоит – я бы не пошёл этим путём. Прости меня, Господи, но я бы не пошёл! Я – трус, Господи! Господи, какой же я трус!

–Вечернее правило, утреннее читать не забываешь? – спросил батюшка, дослушав "горький вопль" исповедника, – постишься? Святых Отцов читаешь? Евангелие? Земные поклоны? А Четьи-Минеи?… Как это нет?! Чтоб обязательно начал! Имя данное, Вам, при Святом Крещении? – прочитав разрешительную и благословив, отпустил, – иди с миром, причащайся…

"Сейчас, моя родная, только чай допью, забегу, наберу в дорогу водички святой и выезжаю домой", – дописал Алексей Петрович вотсапсообщение, сидя в абсолютно пустой комнате, заставленной двухъярусными кроватями.

–Вы в Послушниках у Старца! – весело прокричал в приоткрывшуюся дверь детский голосок.

Алексей Петрович чихнул, поперхнувшись горячим чаем, подскочив со стула, бросился к захлопнувшейся двери, стремясь поймать, неведомо зачем пришедшую в мужской корпус,  озорницу.

"Никого," – озадаченно смотрел туда-сюда вдоль коридора Алексей Петрович, – "куда она могла деться? Явно же видел, мордочка смеющаяся, волосики светло-русые, вьющиеся, густые-прегустые, переливающиеся  прям…"

–Да что вы прям – все спрашиваете и спрашиваете про старца? – досадливо проворчала возюкающая по полу шваброй уборщица.

Прощающийся с парнишкой администратором, Алексей Петрович прислушался.

–Сказано же вам, нет его сейчас, нигде нет, карантин, спрятался он, чтоб не заразили, не дай Бог! – остановившись, посмотрела на печально опустивших головы молоденьких супругов, – да и зачем он вам, если что-то вам нужно, и так будет…

–Совершенно верно! – вмешался в разговор, идущий из умывальника, свежевыбритый красномордый паломник, – сказано же! – ткнул жирным указательным пальцем вверх, – что Господь, с каждым, выстраивает личные отношения!…

Набрав полную полторашку и бросив её в рюкзак, Алексей Петрович быстро печатая шаг, "дешманскими" китайскими кроссовками пошёл на выход из Лавры.

"Что за?! – замер, так же как и немногочисленные остолбенелые фигуры, уже перед самыми воротами, – что это ещё за "паноптикум"?

Старец шёл навстречу в сопровождении двух дюжих охранников в камуфляже и двух келейников: сорокалетнего и молоденького первогодки. Напоминающий раскрывшую крылья чёрную курицу, распахнувшую их над прячущимися под ними, цыплятами желторотиками, монах неторопливо шёл, время от времени благословляя решающихся "рыпнуться" к нему "овец", прямо на Алексея Петровича.

–Чего лыбишься? – осенними листьями прошелестел вопрос из уст, не смотрящего на напряжённо-серьёзное Алексея, старца, – первый раз, что ли, Домой не в обосранных штанах приезжал?

–Да, вроде как, да, первый раз.

–Ясно. Пошли, милок, поговорить мне с тобой надо.

–Бить будете? – всхлипнул Алексей Петрович.

–А поможет? – заинтересованно посмотрело снизу вверх лицо, напоминающее голову советской "синей" курицы.

–Пока – плохо помогало.

–Тогда надо, обязательно надо…

Молоденький послушник, оглянувшись назад, на оживлённо перешептывающихся между собой охранников, посмотрел на спины сидящих на скамейке старца и Алексея Петровича:

–Чего это они? Вроде разговаривать собирались, а сами сидят и молчат. Час уже.

Стоящий рядом с ним, сосредоточенно перебирающий лествицу монах, посмотрев исплаканными глазами на, неведомо почему вырванного старцем из оравы других мальчишек, послушника, попросил:

–Ну, так давай и мы, тоже помолчим…

—А если он не вылезет? – спросил Алексей разглядывая маячащего на горизонте, закованного в злато-серебряные латы рыцаря.

—Вылезет, не может не вылезть, он гордый, а тут вызов на бой! А он всегда уверен, что победит, – убеждённо возразил Старец.

Рыцарь вздыбил тревожно заржавшего коня. Из разрывающейся ткани мироздания начал проявляться Дракон. Сначала появившаяся, как маленькое чернильное пятнышко, тьма, сгущаясь и увеличиваясь, превратилась в многоглазое, страшнее самой смерти чудовище. Рыцарь опустил загоревшееся оранжево-золотым пламенем копьё, пришпорил коня и безстрашно ринулся прямо на раззявившего пасть Дракона.

—О, нет! – испуганно охнул Алексей, глядя как всадник вместе с конём прыгнули прямо внутрь, прямо в светящуюся нестерпимо белым светом пасть.

Дракон содрогнулся и стал неумолимо уменьшаться.

—Ну, вот и всё, – безстрастно констатировал Старец, наблюдая как конь топчет копытами, соскользнувшую с копья, чёрную ящерицу.

—Георгий? – спросил Алексей.

—Нет.

—А кто?

—Сам спроси.

—А как?

—Лёха! Ты чё, совсем дурак, что ли? – удивился Старец.

—Христос Воскресе! – что есть силы крикнул Алексей в сторону гарцующего на горизонте Рыцаря.

Рыцарь, лихо отсалютовав и перебросив в левую руку копьё, откинул забрало:

—Воистину Воскресе!

—Доченька моя, – всхлипнул Алексей глядя на развевающиеся за спиной, стремительно скачущего сквозь вселенную, расплёскивающего Копытами Коня лужицы галактик, Рыцаря, Белые Крылья…

–Я поехал, – осторожно спросил у старца Алексей Петрович, – или мне можно остаться?

–Давай, давай, ехай уже, – подтвердил монах, – какой ещё остаться? Мало ли что хочется? Если мы только то, что нам хочется будем делать – кто тогда работать будет? Иди давай уже, а я здесь ещё побуду, так мне здесь хорошо, – обвёл взглядом старик застолблённую православными крестами землю…

Решительно купив на последние деньги, билет на верхнюю полку в купе, еле успевая на отходящий поезд, Алексей Петрович нетерпеливо переминался перед разглядывающей его паспорт улыбчивой пожилой проводницей.

–Проходите, проходите, четвёртое купе, – кланяясь Алексею Петровичу проговорила женщина.

"Чего это она мне "челом бьёт"? Дурак ты, Лёха, она просто штыри, контрящие лист перехода из вагона на перрон, вытаскивает. Совсем уже", – ругал сам себя Алексей Петрович, пробираясь по коридору вагона. Перезнакомившись с попутчиками и убедившись, что им дальше, чем ему, полез в "свою нору", спать…

Маленький, двухлетний пацан ревел благим матом на руках мамочки:

—Мама! Я больше туда не вернусь! Не хочу! Мамочка, мне там страшно! Оставь меня здесь! Пожалуйста! Они меня там всего покусали! "Вавка" вот у меня! Вот ещё! И вот! И вот!

—Алёша! Алёшенька, перестань, перестань сейчас же, – одетая в Царские Одежды Мать всех христиан, то строго, то ласково успокаивала, слёзно вопящего малыша, – "вавки", твои, мы тебе вылечим. А Домой тебе ещё рано, ты ещё не всё сделал. И, Я, всегда рядом с тобой, как же, Я, тебя там, одного среди этого зла оставлю? А если все, по Домам попрячутся, кто тогда работать будет? Один, Отец, что ли?

Алексей Петрович проснулся. Слез со своей полки и взяв всё необходимое вышел в коридор из спящего купе. Стоя перед окном, глядя на мелькающие там, среди зелёных листьев, золотые лучи восходящего солнца, как смог помолился.

"ОХ, ГОСПОДИ! ЧТО ЭТО?!"

Внутри Алексея Петровича , вскипая пузырьками шампанского возопил сводный детский хор:

"Величаааем, величаааем, тя, Святителю наш Сергие, и чтим Святую пааамять твою, ты бо молиши за нааас, Хриииста Бооога Нааашего!"

"Только бы не  разреветься, только бы не разреветься," – успокаивал сам себя Алексей Петрович, тараща слезящиеся глаза в, мелькающую вдоль железнодорожного полотна, лесополосу.

–К лекциям готовитесь? – поинтересовался подошедший сзади молоденький проводник.

–Угу, – согласно кивнул, не в силах что-то объяснять через сдавленное горячим комом горло, Алексей Петрович.

–А чё в коридоре? – поинтересовался парнишка потирая заспанное лицо и поправляя на шее верёвочку православного крестика, – а у вас купе полное! А идите сюда, здесь час назад все вышли и до самого конца уже не будет никого. Здесь, Вам, спокойно будет и никто не помешает.

Поблагодарив доброго мальчишку, подумав:

"Смотри-ка, Лёха, тебя уже за препода начинают принимать, надо б тебе "харю попроще" делать, а то на самом, стоишь такой, с книжками и тетрадками, "доцент" ёлы-палы!"

Зашуршала открываясь дверь:

–Вот, – довольно улыбающийся, уже одевший рубашку и пиджак парнишка втиснулся в купе и, поставив на стол стакан чая, положил рядом пачку печенья, – позавтракайте, профессор, ехать то ещё далеко. Ненене! – категорично запротестовал на засуетившегося было, собравшегося идти за деньгами в своё купе Алексея Петровича, – это подарок, от меня, я же, так-то студент, летом только, маме помогаю, вместо отца здесь, а он на даче, на огороде-то, сейчас самая горячая пора. Так что так! Вот и решил, Вам, услужить, авось и мне, как-нибудь зачтётся!

Перезагрузка завершена.

(Postscriptum)

"Облетев Землю в корабле-спутнике, я увидел, как прекрасна наша планета. Люди, будем хранить и преумножать эту красоту, а не разрушать её!" – так писал Гагарин после возвращения на Землю.

А сейчас, на этой прекрасной планете, ежедневно, убивается в абортариях около ста пятнадцати тысяч детей, что чуть не дотягивает до количества, ежедневно умирающих, по разным иным причинам, человеков, из числа родившихся и живущих на Земле людей. И первый же вопрос, который слышат, покинувшие земную юдоль, совершившие Преступление, родители, это:

–Мамочка! Папочка! За что?! За что вы меня убили?! Почему вы не дали мне пожить на этой прекрасной планете?! Почему?! Почему расценивая свою жизнь как бесценный дар, будучи готовы за каждую минуту своей жизни отдать все сокровища мира, вы решили что мне жизнь не нужна, так как она(моя жизнь) помешает вашему комфорту?!

Долгое время, лично я, не мог, мой разум отказывался понять – как?!, как Бог может любить КАЖДОГО человека? В голове постоянно всплывал вопрос:

–Да как же так: Христос – оплёванный, изувеченный, умирающий от невыносимых мук на кресте, молится за тех, кто всё это с Ним сотворил?

До тех пор, пока я сам, лично, не встретился с дьяволом во плоти. Пока, понимая, что – это: не галлюцинация, не бред, не подсевший в чужую плоть бес, а именно он, воплощённая ненависть ко всему роду человеческому; пока: не ощутил его смрадное дыхание, не увидел горящую в глазницах ярость, не почувствовал кожей исходящий от него космический холод. Тогда, и только тогда, я осознал, что он ненавидит всех человеков ОДИНАКОВО; что он не разделяет праведников и грешников, невинных младенцев и изгаженных грехами стариков; что ему, всё равно кто перед ним: Серафим Саровский или Чикатило, апостол Пётр или Робеспьер, блаженный Августин или доктор Менгеле, христианский священник или ведьма-сатанистка. И только понимание того, что – изо всех сил старающиеся услужить дьяволу, из кожи вон лезущие человеки, будут им же и наказаны страшнее всего в признательность за их верную службу, – примирило меня с Постулатом Абсолютной Любви Божией.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.