Наперегонки

***

Свалившийся с неба с пустыми руками Сергей с тоскливым сожалением смотрел: то на стены детской комнаты, то на свою "новую" поношенную, но тёплую зимнюю одежду, то на увеличивающуюся в размерах дорожную сумку, в которую заботливые супруги всё добавляли и добавляли "всё самое необходимое в дорогу", время от времени вытаскивая из неё постоянно-нахально залезающего туда кота.

– Присядем на дорожку, – предложил хозяин дома, застегнув наконец собранный "баул".

–Это комната, нашего сына, Серёжи, – без предупреждения, ровным, обессиленным от многолетней боли голосом начала повествование Ольга Ивановна, – не совсем она, обстановка, вещи, поздно мы его родили, всё Бог не давал и не давал. Тряслись над ним. Когда время пришло в армию ему, всё сделали, чтобы…

– Взяли грех на душу, – влез в разговор и тут сникнув умолк убитый горем отец.

– А он, всё отвергнув, сам, не послушав нас, как доброволец на фронт. Там на войне и пропал. На первой чеченской. И до сих пор ни слуху, ни духу. Ничего…, а мы всё ждём, всё надеемся. Когда невмоготу стало там, в Якутске, решили сюда, на родину, вот и комнату эту здесь, такую же устроили, хоть на один день, да пригодилась. Дима когда случилось это, днями и ночами при храме, там ещё на севере его сначала в дьяка, а потом в батюшку и рукоположили. А когда сюда решили ехать, здесь, прям как по заказу, приход пустой, как будто ждали нас тут. Храм наш маленький и приход небольшой, зато все свои, никого чужих нет. И дом рядом "с работой", ходить далеко не надо.

– Небогато живёте, – непонятно почему ляпнул вдруг Сергей.

– Это, да, – согласно кивнул настоятель, – Слава Богу, что пенсия у нас у обоих северная, а то и не знаю как бы…

– Как, как! – укоризненно перебила "сотрудника" Ольга Ивановна, – с Божьей помощью!

– И то верно, матушка, – непонятно почему повеселев согласился отец Дмитрий, – вот с Божьей помощью и поехали.

Уже почти расположившийся в пустом купе Сергей, то поглядывая в затянутое испариной изморози окно, то упираясь взглядом в заваленный домашней снедью стол, не в силах больше бороться с распухающим и распухающим в горле комом, встал и решительно зашагал на выход.

– Мужчина, куда Вы? Отправление уже! – попыталась остановить его притопывающая от мороза полная проводница.

– Я быстро, – просипел сквозь зубы Сергей, чуть не бегом направляясь к переминающимся в двух десятках шагов от вагона супругам.

Покорно склонив перед ними понемногу обрастающую голову, смиренно попросил:

– Благословите, Батюшка.

– Бог Благословит, – дрогнувшим голосом ответил отец Дмитрий, погладив по голове новообретённого раба Божия.

– Я вас никогда не забуду, – крепко обнял Сергей тихо плачущую Ольгу Ивановну, – обещаю, – повернувшись на поторапливающий возглас проводницы, бегом заскочил в вагон.

***

– Серёженька! Приехал! Вернулся, – радостно встрепенувшаяся Ольга Ивановна увидев полубезумный, обречённый взгляд вновь вернувшегося "незваного гостя", решительно вырвав из его рук собранный четыре дня назад ею же "дорожный баул", – брось это, брось никто не возьмёт, никому это не нужно, – стащив с него зимнюю куртку и шапку своего мужа, бросила поверх сумки, – и это тоже, а то вспотеешь, всё пошли, Галя за этим присмотрит, – посмотрев на согласно кивающую, стоящую за прилавком женщину, вытащила Сергея из крохотной свечной лавки.

– Батюшка, как чувствовал, сегодня пораньше исповедь начал, – проговорила ведя за собой по полутёмному, готовящемуся к всенощной храму. Попросив прощения у редкой очереди согласно закивавших исповедников, подтолкнула к сидящему перед аналоем на стареньком советском стуле отцу Дмитрию. Дождавшись когда от него отойдёт подросток лет тринадцати-четырнадцати, Сергей подошёл к батюшке, и по только что виденному примеру опустился на колени.

– А, Серёжа, здравствуй, – не удивлённо покосился на него Дмитрий Сергеевич, – с Праздником, – накрыв голову исповедника епитрахилью повернул к нему своё ухо, – ну, рассказывай…

[Пропутешествовав в полном одиночестве почти двое суток, то ли спавший, то ли не спавший Сергей так и не придумал что он будет говорить, как объяснять своё двухмесячное отсутствие. Включаясь временами, при проезде через крупные населённые пункты, в сеть, недоумённо вглядывался в экран телефона. Ни одного звонка, ни смс, ни писем на электронку, ничего. Поезд прибыл на Казанский вокзал не рано утром, в самый раз чтобы неспешно позавтракать и собрать вещи. Поразившись какой-то пришибленной тишине всегда нагло-шумной столицы, вспомнил о ненормально длинных выходных. Дверь Лериной квартиры, подаренной им ей на "трёхлетний юбилей", открыл своим ключом. Тихонько закрыв замок, поставил сумку и сняв верхнюю одежду, присел разуться. В находящейся рядом со входной дверью ванной комнате перестала шипеть и булькать льющаяся вода. Сергей ожидая, что сейчас, оттуда, выйдет "любовь всей его жизни" натянул на лицо виноватую улыбку. Щёлкнула ручка открывающейся двери: "Ох, ты! Да это же я!" – ошалело уставился Сергей на шагнувшего в коридор полностью гладко выбритого молодца.

– А-ва-ва-ва! – затрясся от ужаса увидевший его молодой мужик и нырнул обратно за дверь.

– Сашульчук, ну ты долго ещё там? Твоя маленькая девочка тебя заждалась, – раздался из спальни по-детски писклявый возглас Леры.

"Да это же Саня, мой друг Саня", – мгновенно сообразивший что к чему, не вовремя вернувшийся "муж", побрёл на призывный, так ранее сумасшедше возбуждающий его капризный голосок. Встав в дверях спальни равнодушным взглядом патологоанатома посмотрел на полусидящую раздвинув точёные ножки, разбаловано лепечущую тоненькими губами Леру:

– А где же, где же мой "дружок"? Моя "киска" уже без него соскучилась, очень соскучилась, а его всё нет и…

Увидав кто стоит в дверях она заорала так, что Сергею показалось: ещё чуть-чуть и его голова лопнет и разлетится как гнилой арбуз от удара кувалды.

– Заткнись, сука рваная, – от негромкого, какого-то утробного рычания изменщица резко смолкла и закутавшись в простыню, дико блестя выпученными чёрными глазами смотрела как бывший сожитель присев перед сейфом ковыряется в нём вытаскивая свои документы.

– Все не забирай. Там не только твои деньги, – пересилив алчностью страх, просипела сдавленным, полузадушенным горлом.

– Да знаю я…, мне твои нахрен не нужны. Ты зачем мои счета заблокировал? – покосился на кутающегося в халат Александра, – а ладно, не важно, как-нибудь переживём…, как и это, тоже, – помахал рукой в сторону съежившейся на постели распутницы. Встав и проходя мимо в испуге шарахнувшегося из дверного проёма "единственного друга":

– Санёк, а тебе идёт, в смысле быть лысеньким, гладко-гаденьким. И чего ты раньше надо мной насмехался?]

– В, общем, как оказалось, никому и низачем я там не нужен. А всегда думал, что без меня там никак, вся жизнь остановится…, дурак…, помаялся я в гостинице пару дней…, к папе с мамой на могилку съездил, а больше и не знал чем там заняться, ничего не хочу и ничего вроде и не надо. Потом решил, а махну-ка я на море. В аэропорт приехал, слышу рейс на Оренбург, регистрацию объявляют и как магнитом меня, а оттуда уже на автобусе сюда…, примите, хоть ненадолго?

– Ты, как я понимаю, в последние дни и не ел толком ничего? Угу, значит считай попостился. Всех простил? Ни на кого не сердишься? Ну и славно. Властью данною мне…, прощаю и разрешаю…, раба Твоего Сергия…

Встретивший Рождество Христово первым в своей жизни Причастием Сергей "клевал носом" за сытным утренним столом.

– Серёженька, иди уже приляг, – оторвалась от беседы, с заполнившими до отказа гостеприимный дом прихожанами, Ольга Ивановна, – иди, милый, я тебе уже там постелила, иди отдохни.

"Я Дома, наконец-то, я Дома," – плакал в подушку "блудный сын", обволакиваясь, проваливаясь в тёплый, сладостный сон.