скачать книгу бесплатно
.
Усугубляло ситуацию то обстоятельство, что имелись противоречия между церковью и орденами, а также разногласия между самими орденами относительно вопросов, которые виделись весьма существенными. В сентябре 1558 года фра Франсиско де Бустаманте, провинциал (то есть глава) францисканцев Новой Испании, осудил культ Девы Марии Гваделупской, чей образ мистически явился верующим в 1530 году
. Бустаманте обвинил архиепископа Монтуфара в поддержке еретиков (двумя днями ранее Монтуфар призвал восхищаться случившимся чудом). Фра Франсиско уверял, что образ Богоматери – дело рук какого-то индейца, а вовсе не промысел Божий. Доминиканец Монтуфар, выросший в снисходительной к еретикам Гранаде, а позже служивший в монастыре Святого Фомы в Севилье, велел провести специальное расследование. Другие францисканцы тоже выражали недовольство, поскольку культ Девы Марии Гваделупской представлялся им сродни поклонению идолам. Этот случай показателен для характеристики скверных отношений между францисканцами и архиепископом
.
Между тем архиепископ Монтуфар составил прошение, в котором перечислил трудности, вызванные наличием монастырей, где проживало не более двух монахов, – а окормлять этим монастырям полагалось по 100?000 душ. Есть деревни, писал Монтуфар, куда ни один монах не заглядывал добрый десяток лет, а если и появлялся, то лишь затем, чтобы бегло провести мессу, окрестить несколько человек и благословить несколько браков. В попытках избежать назначений в малонаселенные, но обширные области ордена и миссии ссорились, добиваясь доступа к многолюдным и богатым краям. Еще Монтуфар упоминал, что приор августинцев решил назначить две дюжины местных дьяконами и священниками, но мало кто из них знал латынь и почти никто не умел читать на этом языке. (Впрочем, некий доктор Ангиус утверждал, что даже отдельные священники, рукоположенные самим архиепископом Монтуфаром, были «неразумными существами» и не годились для таких трудов
Император Карл поручил вице-королю, одним из своих последних официальных указов, разрешать споры между миссиями и орденами в Новой Испании на том основании, чтобы никакой орден не мог проникать в города, где уже утвердились другие, без их одобрения и разрешения. Монтуфар негодовал: «Возможно ли отыскать более дьявольское измышление, нежели вот это? В нем нет ничего христианского, ибо ни один из орденов не в состоянии учить катехизису или отправлять таинства лишь на пятой, десятой части или даже на половине своей территории! Разве по-христиански возбранять какому-либо ордену приходить на помощь другому? Они ведут себя так, словно повелевают своими вассалами!..»
Не вызывает удивления тот факт, что в Новой Испании бытовала предубежденность в отношении верований индейцев. Светские католики отвергали саму идею о священниках из числа аборигенов, поскольку отсюда следовало, что «добрым испанцам» придется исповедоваться индейцам. Вице-король Мендоса, обыкновенно демонстрировавший широту взглядов, поддерживал эту предвзятую точку зрения, заявляя, что неправильно приобщать индейцев к таинствам церкви, покуда они не достигли того же уровня цивилизованности, что и священники старой Испании. Однако вольнодумец архиепископ Монтуфар не согласился и рукополагал индейцев, метисов, а также, разумеется, испанцев. Если уж на то пошло, обращенные местные священники служили еще в 1527 году, как уверял преподобный?[28 - Подробнее об этом священнослужителе и его деятельности см. далее в тексте. Свое прозвище францисканец Торибио де Бенавенте заслужил от индейцев, которые будто бы, разглядывая его поношенные одежды, говорили: «Он беден» (на науатле – motolinia). Слово «преподобный» в данном случае – обращение к священнику, распространенное в католической практике.] Мотолиния. А в 1540 году священник появился среди тарасков – тогда рукоположили Пабло, внука последнего правителя тарасков, Тангашуана. Однако начальство Монтуфара из Кастилии в конечном счете потребовало от архиепископа прекратить подобные действия.
Между тем францисканцы оказали некоторую поддержку Монтуфару. Так, фра Хакобо Дасиано, монах датского происхождения (поговаривали, что это брат короля Дании Кристиана II) и известный богослов, провозгласил, что мексиканская церковь зиждется на неверных основаниях, потому что не поощряет рукоположение местных священников. Дасиано рассуждал, назовем это так, прекраснодушно, оставив позади европейский мир религиозных споров еще в 1513 году. Его рассуждения публично оспорил испанский францисканец фра Хуан де Гаона. К числу других теологов той эпохи принадлежал францисканец Хуан де Товар, mestizo?[29 - Метис (исп.).], сын конкистадора того же имени и принцессы из королевской семьи Тешкоко, одного из трех исходных королевских городов Мексики. От своей матери Товар научился нескольким местным наречиям и стал секретарем собора в Мешико / Теночтитлане. В 1570-х годах он вступил в Общество Иисуса, и глубина познаний принесла ему прозвище «мексиканского Цицерона». Еще следует упомянуть уроженца Тлашкалы?[30 - В отечественной литературе не наблюдается единообразного написания при передаче латинского «x» в ацтекских топонимах; для данного перевода выбран вариант через «ш», как в классическом переводе на русский сочинения Д. де Ланды, но в других текстах можно встретить написание «Тлакскала» (или «Тлакскала»), «Тексоко» и пр.] Диего де Валадеса, протеже королевского бастарда фра Педро де Ганде. Валадес отправился в Испанию в 1574 году, был радушно принят как первый мексиканец, опубликовавший собственную книгу («Rhetorica Christiana ad Concionandi et Orandi»?[31 - «Христианская риторика для проповедей и молитв» (лат.).], 1579) в Европе, а именно в Перудже.
В самой Испании конфликт между Лас Касасом и Сепульведой относительно того, что считать справедливым обращением с индейцами, по-прежнему продолжался
. Совет по делам Индий тщетно пытался убедить тех мудрецов, которых привлекали к разбирательству этого вопроса, предоставлять свои соображения в письменной форме. В 1557 году было составлено письмо, обращенное к хитроумному доминиканцу Мельхору Кано и гласившее, что, поскольку остальные судьи уже изложили свое мнение, ему незамедлительно надлежит сделать то же самое. К слову, до наших дней не сохранилось ни единого текста, за исключением письма фра Анайя, который утверждал, что завоевания были оправданны – как способ помешать индейцам далее грешить против «естественных законов». Богослов также полагал, что новые экспедиции на средства короны и ведомые богобоязненными капитанами, «кои ревностно служат Господу и королю, станут хорошим примером для индейцев и будут далее исследовать новый континент, ради блага индейцев, а не ради золота, которое вполне возможно отыскать»
. Но следует предъявлять местным особые requrimientos (требования и условия), прежде чем прибегать к насилию
.
Фра Бартоломе де ла Вега, который не только первым озаботился справедливостью в отношении индейцев, но и долго спорил о ней с многочисленными докторами права, которые всеми силами отстаивали противоположные взгляды, попытался убедить совет по делам Индий опубликовать доводы в защиту Лас Касаса. «На карту поставлено, – утверждал ла Вега, – не что иное, как спасение или истребление тел и душ обитателей недавно открытого нового мира… Эта работа чрезвычайно важна и насущно необходима для всех нас. Автор сих доводов приложил немало труда к своим изысканиям, постарел от избытка треволнений и бесчисленных ночей без сна»
. Однако кабильдо (городской совет) Мешико / Теночтитлана писал королю Филиппу, что рассуждения Лас Касаса вызвали обильное недовольство в городе, и пришлось поручить двоим богословам и городским стряпчим подготовить послание в совет по делам Индий; в этом послании решительно осуждались «дерзкий священник-хулитель его одиозная доктрина». Если коротко, доводы Лас Касаса опубликованы не были.
Сепульведа же писал Франсиско де Арготе, члену известного кордовского семейства, который решал, как следует распоряжаться имуществом, конфискованным инквизицией у еретиков Кордовы
: «Я никоим образом не утверждаю, что варвары должны оставаться рабами. Я лишь призываю привести их к покорности и подчинить нашему правлению. Я не утверждаю, что мы должны лишить их всякого имущества; нет, я говорю, что мы должны побеждать их, не совершая против них несправедливых действий. Я не утверждаю, что нам следует злоупотреблять своею властью над ними; я лишь говорю, что наше владычество должно быть благородным, любезным и полезным для них. Потому нам надлежит искоренить их языческие обычаи, добротою склонить их к следованию естественным законам и, после должной подготовки… обратить их, с апостольским терпением, в христианскую веру»
.
Это был совсем другой способ постановки вопросов, сильно отличавшийся от того, к каким Сепульведа прибегал ранее. Возможно, с годами и он смягчился.
В Испании тех лет назревал и иной религиозный кризис. В сентябре 1557 года был подготовлен новый, весьма длинный список еретических книг, подлежащих сожжению, составленный римской инквизицией. Двоим кардиналам вменили в обязанность удостовериться, что книготорговцы не потеряют слишком много и сразу. Однако все книги Эразма требовалось сжигать незамедлительно, заодно с трудами Макиавелли и с язвительными «Фацетиями» Джанфранческо Поджо, сборником юмористических новелл, содержавших нападки на духовенство и на религиозные ордена. Все разрешения на чтение запрещенных книг отзывались, единственными исключениями оставались великие инквизиторы и кардиналы, которым допускалось выдавать особые позволения. Закон о цензуре 1502 года пополнился в 1561-м более строгими формулировками, и теперь любая книга должна была получить печатное одобрение цензора, а ввоз каких бы то ни было книг из-за рубежа без королевской лицензии приравняли к тяжкому преступлению.
На основе римского списка от сентября 1557 года был подготовлен новый «Список запрещенных книг»; эту работу для испанского правительства проделал консервативный севильский книготорговец по имени Антониус Бладус. Испанский вариант списка содержал отдельные изменения в сравнении с римским. Документ Бладуса содержал «перечень авторов и книг, относительно которых римская и вселенская инквизиция велит всем христианам быть начеку». Труды одних авторов запрещались безоговорочно, пускай они ни словечком не критиковали веру: примером такого автора был Эразм Роттердамский, прежде горячо любимый книготорговцами. Ко второй категории относились авторы, у которых признавались еретическими одна или несколько книг. В третью категорию входили отдельные книги, поименованные опасными. Все книги, где не указывалось имен автора и печатника и места издания, осуждались автоматически. Латинский и прочие переводы Библии возбранялось читать или даже иметь в своем распоряжении без разрешения инквизиции. Шестьдесят одна печатная мастерская тоже подверглась запрету
. После публикации списка было сожжено значительное количество книг: например, не меньше 10?000 экземпляров в Венеции в субботу перед Вербным воскресеньем 1558 года. Но парижская Сорбонна и испанская инквизиция дружно проигнорировали этот список. Архиепископ Вальдес
, великий инквизитор Испании, в 1559 году составил собственный список запрещенных книг.
Тем не менее ересь, казалось, продолжает распространяться. Вот путешествие в 1556 году образованного монаха по прозвищу Эль Хулианильо (Хулиан Эрнандес) в Севилью из Женевы с многочисленными кальвинистскими книгами. Прежде он побывал в Шотландии и Париже, стремясь к освобождению от строгой католической доктрины, а теперь намеревался отправиться в вольнодумный монастырь Сан-Исидоро дель Кампо, чуть к северу от Севильи. Но по ошибке его копия «La Imagen del Anticristo» («Образ Антихриста») попала в руки истового католика, который донес в инквизицию. Двенадцати монахам пришлось бежать из Сан-Исидоро, и большинство из беглецов заочно сожгли несколько лет спустя. Самого Эль Хулианильо схватили в Сьерра-Морене и сожгли на аутодафе на площади Святого Франциска в Севилье – но перед смертью он успел гневно обличить своих палачей.
Одновременно возникли подозрения в глубине веры доктора Константино де ла Пуэнте, который был капелланом императора Карла
. 2 июня 1558 года великий инквизитор Вальдес написал отрекшемуся от трона императору, предлагая распространить деятельность инквизиции на Галисию, Астурию (откуда он сам был родом) и на Страну басков; еще предлагалось объявить исповедь, а также причастие обязательными для всех подданных его величества; запретить школьным учителям преподавать до одобрения со стороны инквизиторов и не допускать издания книг без предварительного разрешения Святого трибунала. Иностранцам возбранялось торговать книгами; от книготорговцев требовалось иметь в наличии список всех книг, которые они выставляют на продажу; всех осведомителей предлагалось вознаграждать четвертью или даже третью имущества еретика, на которого они донесли
. Сам Карл уже не мог принимать соответствующих решений, но считалось, что он по-прежнему пользуется значительным влиянием.
Известие о том, что архиепископ Карранса, приблизительно тогда же, опубликовал сомнительный труд о катехизисе, вызвало в Риме настоящий переполох. Отчасти в качестве реакции на это событие блестящий, но жестокий папа Павел IV (Джанпьетро Караффа) наделил великого инквизитора Вальдеса особыми полномочиями
. Седьмого января 1559 года корона увеличила сумму, выделявшуюся на нужды инквизиции. Великий инквизитор получил возможность проводить расследования в отношении всех старших клириков и даже арестовывать их, если сочтет необходимым. В Севилье сожгли как протестантов двадцать одного человека, в том числе Хуана Понсе де Леона, благородного юношу, брата графа Байлена
. В ноябре 1559 года по всем испанским университетам прокатилась будоражащая новость: мол, кастильцам, которые обучаются за границей в «подозрительных» иностранных университетах, велено вернуться домой. Этот шаг многие восприняли как предвестие катастрофы, хотя на данный момент возвращения требовали только от кастильцев, но не от арагонцев и не от басков
.
Список инквизиции 1559 года запретил пятьсот пьес. Почему именно пьесы удостоились такого внимания, сказать сложно, однако отныне всем драматургам следовало предаваться сочинительству, уделяя пристальное внимание содержанию текстов
. Подвергся запрету и плутовской роман «Жизнь Ласарильо с Тормеса», причем в обеих частях (во второй части, увидевшей свет в Антверпене 1554 году, Ласарильо представал в облике рыбы). Целиком роман не издавался в Испании вплоть до девятнадцатого столетия.
Особо отмечу, что инквизиция как будто не возражала против издания и распространения рыцарских романов, проявляя поразительную терпимость. Ни один из этих мирских текстов не был внесен в список запрещенных книг, хотя иногда и высокопоставленных авторитетов, пусть даже порой высокопоставленные персоны – императрица-регент или принц Филипп в юности, – осуждали бы «бесчисленные сочинения и вымыслы на народном языке наподобие Амадиса»
. Возможно, дело было в том, что у этих необычных романов имелось слишком много сторонников при дворе (сам император, святой Игнатий, святая Тереза Авильская)
. Судя по всему, королевский двор беспокоился не столько из-за того, что сами испанцы в Новом Свете продолжат читать эти книги, сколько из-за того, что эта вредная привычка могла распространиться на индейцев, весьма подверженных, как чудилось со стороны, чужому влиянию.
В 1561 году «конференция» по всем этим малоприятным вопросам состоялась в доминиканском монастыре Аточа в Мадриде. Лас Касас предстал перед королем Филиппом точно так, как прежде нередко появлялся перед императором Карлом V. Францисканец Хуан Сальмерон обосновывал справедливость войн с индейцами «их смертными грехами и человеческими жертвоприношениями»
. Лас Касас же многие годы умолял папу отлучать от церкви всякого, кто верит, что идолопоклонство индейцев оправдывает насилие в их отношении. Филипп постарался избежать многословных прений по этому вопросу и сосредоточился на урегулировании статуса монастырей в новых владениях короны. Он распорядился проследить за тем, чтобы соседние монастыри в Новой Испании разделяло по меньшей мере шесть лиг (то есть восемнадцать миль): «Нам докладывают, что монастыри строятся близко друг к другу, потому что верующие люди предпочитают обосновываться на плодородных землях недалеко от города Мешико, а пространства протяженностью от двадцати до тридцати лиг пребывают в небрежении, поскольку люди веры не хотят селиться на каменистых и бедных почвах и там чрезмерно жарко»
.
В том же 1561 году архиепископ Монтуфар и епископ Кирога, просвещенный утопист, который руководил делами центральной Новой Испании из Паскуаро, выдвинули обвинение против всех трех основных орденов – мол, в Новой Испании эти ордена творят насилие над индейцами. Кирога пояснял: «Когда индейцы отказываются повиноваться, монахи осыпают их бранью и колотят, вырывают им волосы, заставляют раздеваться и подвергают жестокой порке, а затем бросают их в тюрьмы в кандалах и цепях…» Францисканцы фра Франсиско де Рибера и фра Хуан Кихано, оба из монастыря Тлашкала, действительно однажды арестовали некоего индейца только потому, что он непочтительно с ними разговаривал; его привязали к столбу и выпороли
.
Провинциалы всех орденов, трудившихся в Новой Испании, тут же принялись писать письма королю Филиппу, умоляя монарха не навлекать на себя гибель, ибо за его действиями им виделось покушение на прерогативы самой церкви
. Еще они обращали внимание на возрождение старых верований: 11 октября 1565 года архиепископ Монтуфар и другие епископы Новой Испании признали наличие этого явления в меморандуме, адресованном верховному суду (audiencia). В документе упоминалась «великая охота, с какой эти новообращенные индейцы возвращаются к былому идолопоклонству, обрядам, жертвоприношениям и празднествам». Например, жители Чальмы, славного своими мастерами-строителями аграрного поселения в той же котловине, где находился Мешико / Теночтитлан, собирались в труднодоступных пещерах; порой, в Чолуле, они умело маскировали изображения старых богов под христианскими крестами. Подобные шествия и моления проводили касики (вожди), а также бывшие жрецы и колдуны
. Надо признать, что открытое письмо королю оказалось пустой тратой времени. В 1563 году Ликенсиадо Альфонсо де Осегера писал, что францисканцев не найти в Новой Галисии (где он был судьей) из-за бесплодия местности и варварства местного населения
.
Несмотря на эти трудности, в 1563 году первые камни легли в основание собора в Мериде на Юкатане, а завершилось строительство в 1599 году. Этот просторный храм с боковыми нефами во многом походил на новый кафедральный собор в Санто-Доминго
. В 1569 году к возведению аналогичного собора приступили также в стремительно растущем городе Гвадалахара в Новой Испании. Были и другие положительные результаты: 21 марта 1569 года, например, епископ Мичоакана записал, что большинство местных индейцев обратились в христианство, а некоторые из них и вовсе уже проповедуют своим собратьям на родном наречии
. Десять дней спустя неутомимый архиепископ Монтуфар сообщил папе, что лично окрестил 5000 индейцев
. Он, похоже, сообразил, что и вправду лишь монахи – особенно францисканцы – способны верно истолковывать побуждения. Многолетние скитания и уединение в сочетании с хотя бы поверхностными познаниями в местных наречиях и обычаях позволяли им лучше, чем кому бы то ни было, разбираться в характере индейцев. Ордена теперь ожидали от братии изучения местных наречий (отоми, тотонака, сапотека, тарасканского и микстека), а также общего языка науатль.
В 1569 году доминиканец Луис Бертран, позже беатифицированный, начал с успехом проповедовать Слово Божие индейцам Новой Гранады (Венесуэла, Колумбия, Эквадор, отчасти Перу и Бразилия); исключительная аскеза, которую он соблюдал, была наилучшим доказательством истинности его проповедей. Он совершал дальние походы, пробирался через мнившиеся непроходимыми леса, нисколько не боялся палящего солнца, часто постился и ходил вооруженный только требником. Вдобавок обычно он странствовал босым. Его радения принесли церкви как минимум 20?000 новообращенных
. Вскоре после того, увы, Бертран покинул Новую Испанию, дабы не оказаться причастным к тем беззакониям, которые, как ему было известно, творят колонисты. Но его товарищ фра Луис Веро оставался в тех краях до 1588 года
. Доминиканцы стремились оправдать себя перед Римом и перед советом по делам Индий всевозможными способами.
Среди прочего, нас обвиняют в том, что мы живем в роскоши и строим просторные здания, кои служат нам монастырями. Сие легко проверить, ибо стены невозможно спрятать, и Ваше святейшество [письмо было обращено к папе] может распорядиться, чтобы их все осмотрели, и принять такие меры, каковые ему будет желательно и угодно предпринять. Но вот о чем мы хотим поведать Вашему святейшеству: из сорока восьми монастырей и молельных домов, каковые мы основали в Новой Испании, не найдется и трех, полностью достроенных, ибо мы тщательно следим за тем, чтобы индейцы работали честно и с удовольствием, без принуждения и не выказывая раздражения… Кроме того, хотя имеются несколько молельных домов значительного размера, остальные, то бишь большинство из них, весьма скромные и простые в убранстве, без чрезмерных украшений, отделки или излишеств, и при строительстве оных мы не чинили никакого насилия над индейцами, каковые на самом деле жаждут почтить свои поселения, где нет иных церквей, кроме монастырских…
Чуть ранее, в 1564 году, Лас Касас закончил свой последний труд, «Разрешение двенадцати сомнений», из которого явствовало, что он лишь укрепился в своем негодовании на испанских колонистов. В мае 1565 года он отправил копию сочинения королю Филиппу с пометкой, что сей труд обобщает его взгляды. К сожалению, рукопись была опубликована лишь в девятнадцатом столетии.
Лас Касас также составил 17 марта 1564 года завещание, в котором предрекал, что «Господь всенепременно обрушит Свою ярость и гнев» на Испанию за «неправедные войны, развязанные против американских индейцев»
. Его представитель в Риме писал, что он передаст всякую новую весточку суровому новоизбранному папе Пию V (Антонио Микеле Гисльери, последний папа, которого канонизировали), когда Лас Касас пришлет хоть что-нибудь. Сам Лас Касас тогда засел за следующее письмо. В нем он требовал отлучения от церкви любого, кто готов начать войну против язычников лишь из-за их идолопоклонства или воевать ради распространения веры. К письму он приложил текст своего первого, как представляется, памфлета. Текст назывался «Единственный путь» и призывал всех людей обратиться в истинную веру. Папа Пий – возможно, по настоянию Лас Касаса – обратился к королю Филиппу с увещеванием «облегчить ярмо Христово для индейцев». В ноябре 1568 года папа Пий направил своему нунцию в Мадрид новые наставления относительно обращения с индейцами в Америке. Папа напоминал, что испанским монархам даровали право завоевывать земли за пределами океана только во имя утверждения там христианской веры. Потому обязанность короля заключается в том, чтобы в Америку отплывали добросердечные проповедники и священники и чтобы гражданские власти поддерживали их деятельность справедливыми налогами. Крещение надлежит проводить лишь над теми туземцами, которые воистину приобщились к Господу. А для тех, кто уже крестился, нужно подыскивать учителей, которые объяснят, что значит быть добрыми христианами. Необходимо, говоря современным языком, расширять сеть центров обучения вере на благо туземцев. Там, где индейцы живут далеко друг от друга и в малочисленности, следует собирать их в деревни. Языческие святилища, разумеется, нужно уничтожать, а все испанцы Нового Света, естественно, должны подавать наглядный благой пример
.
Конечно, папа Пий знал, что индийская (американская) церковь теоретически передана (с точки зрения назначений и переводов с места на место) в руки испанского монарха буллой папы Юлиуса II от 1508 года. Посему король Испании обладал правом назначать аббатов и даже прелатов, а все папские буллы, касавшиеся Нового Света, подлежали одобрению совета по делам Индий. Но все же формально следовало получить папское разрешение до того, как начинать строить храм.
Перемены в религиозной структуре Америк начались в конце 1560-х годов. Первое поколение миссионеров, что называется, сходило со сцены: Мотолиния умер в 1569 году; Педро де Ганде в 1572-м; фра Андрес де Олмос, способный проповедовать на двенадцати туземных языках, и епископ Юкатана Тораль оба скончались в 1571 году. Педро де Ганде, возможно, сводный брат императора, был, пожалуй, самым примечательным человеком среди всех этих великих людей. «Он учил индейцев всяким искусствам, – писал фра Диего де Валадес, – ибо сам сполна овладел ими всеми»
. Архиепископ Монтуфар однажды обронил: «Я не архиепископ Мексики, эта честь принадлежит фра Педро де Ганде».
Во-вторых, на протяжении 1560-х годов многие миссии разрастались и превращались в города, а посему Священная канцелярия сочла, что подробные записи о старинных обычаях Индий (наподобие «Флорентийского кодекса»?[32 - Сочинение фра Саагуна называется «Общая история свершений в Новой Испании». Рукопись оставалась неопубликованной до конца XVIII столетия, свое второе название она получила благодаря хранению в библиотеке Медичи Ларенциана во Флоренции.] Саагуна)
ни к чему и лишь стимулируют ненужный интерес к древним обрядам. По той же причине на стали публиковать ни собрание Саагуна («Псалмодию»), ни записи индейских преданий и прекратили печать «Евангельских стихов и эпистол» фра Арнальдо де Басаккьо. Даже двуязычный словаре фра Алонсо де Молины (испанский – науатль) вызвал подозрения, но выяснилось, что причиной недовольства стала банальная опечатка.
Подобного рода осложнения возникали не только в Новой Испании. К примеру, в Перу, втором по размеру из испанских вице-королевств (и первом по доходам), архиепископ Лоайса созвал встречу теологов, чтобы составить наставления для исповедников: следовало определить, до какой степени можно наседать на энкомьендерос и прочих, кто разбогател на первых войнах с индейцами, с просьбой вернуть туземцам хотя бы часть награбленного. Были утверждены правила, предусматривавшие в определенных случаях возврат имущества как необходимое условие для отпущения грехов. Эти обсуждения вылились в составление общего руководства для миссионеров, подготовленного Алонсо де ла Пеньей Монтенегро; данное руководство использовалось последующие два столетия
. Фра Луис Лопес, один из первых иезуитов в Перу, писал об испанцах, с которыми ему довелось столкнуться: «Они крайне жестоки к индейцам, каковые видятся им не людьми, а животными, и они обращаются с оными соответственно, радея исключительно о заветном серебре…»
(Как считается, Лопес позднее был осужден инквизицией за чрезмерное сочувствие к индейцам.)
Споры и дурная слава, окружавшие Лас Касаса, достигли и Перу: его доводы горячо отвергались в открытом письме, опубликованном в 1570-х годах с титулом «Апология законности правления испанской короны в Индиях, в опровержение фра Бартоломе де Лас Касаса»
; автором письма был местный монах, приятель вице-короля де Толедо. В письме говорилось, что Лас Касас никогда не бывал в Перу и потому ничего не ведает о здешних условиях. По мнению автора, Индии являлись заслуженной наградой Испании за восемь столетий войны против мусульман. Инки правили своими подданными тиранически. Однако Лас Касас, утверждалось в «Апологии», почти убедил императора покинуть Перу, и хорошо, что Франсиско де Витория не открыл правителю правду об инках. Лас Касас же приобрел такое влияние, что мало кто отваживается с ним спорить. Если не установить раз и навсегда безоговорочность прав короны на Индии, это чревато бедой. Некоторые испанцы и без того уже, продолжал автор письма, женятся на индейских принцессах лишь затем, чтобы оказаться в очереди на трон, если инки вернутся к власти.
Монах осуждал тех, кто «под прикрытием борьбы за справедливость пытается наделить индейцев правами… для них неуместными… ибо они зависимый малый народ, коим надлежит управлять извне… Это, вне сомнения, утонченные происки дьявола, коий выбрал своим инструментом церковника и, по всей видимости, ревнителя веры [то есть Лас Касаса], но сей человек рад обманываться, скверно мыслит и пишет и совершенно лишен смирения, как следует из его опубликованных сочинений и из тех хлопот, какие он доставил Перу, когда сюда прибыл вице-король Бласко Нуньес».
В Европе между тем подходил к завершению Тридентский собор, величайшая на тот момент попытка Римской церкви радикально пересмотреть и внести разумные исправления в свою доктрину. Среди итоговых решений, объявленных 3 декабря 1563 года, одно ставило всех без исключения священников под контроль епископов. Это оказалось проблемой для Нового Света, где многие приходы управлялись монахами, а не священниками-мирянами. Архиепископу Мешико / Теночтитлана пришлось нижайше просить папу не требовать непременного соблюдения нового правила на территории его епархии
.
Между тем папа официально одобрил решения Тридентского собора, а 12 июля 1564 года король Филипп принял эти решения в качестве закона для Испании – и для всех испанских доминионов. Тридентскому собору, выразителю контрреформационной идеологии Римской католической церкви, понадобилось два десятка лет на выработку принятых решений, но теперь, когда эти решения были обнародованы, оказалось, что у них имеются далеко идущие последствия. Пий V направил решения собора епископу Санто-Доминго, соответствующие письма разослали и другим епископам Нового Света, а также прелатам «золотого Гоа»
. В январе 1565 года король Филипп созвал королевский совет, чтобы обсудить способы осуществить на практике все решения Тридентского собора: провести реформирование всех религиозных орденов, призвать к порядку приходских священников, внести изменения в литургическую практику, ликвидировать отправление нескольких древних обрядов; принять новую мессу, новый молитвенник и новый календарь, изменить дни памяти ряда святых, заняться обучением миссионеров и учредить полноценные религиозные школы. Таким вот образом Католическая церковь демонстрировала, что готова к нововведениям. А чтобы помочь ей и даже в какой-то степени возглавить процесс реформ, был создан еще один религиозный орден – Общество Иисуса
.
5. Иезуитский вызов
Преодолей себя.
Любимое изречение святого Игнатия Лойолы
После 1570 года братья Общества Иисуса начали прибывать в Новый Свет и стали быстро вытеснять прежде могущественные другие религиозные ордена – даже францисканцев, которые сыграли столь важную роль в первые пятьдесят лет испанского имперского владычества в Индиях.
Общество Иисуса было плодом контрреформации, в особенности в том, что касалось образования. Орден был учрежден 27 сентября 1540 года в Париже, где десять мало кому известных молодых людей, преимущественно испанцев, над которыми потешались за их ломаный итальянский, получили папское благословение своих усилий. Вожаком этой группы был баск Игнатий Лойола. К 1556 году, когда Лойола скончался, Общество насчитывало 1500 братьев и владело шестьюдесятью пятью миссиями. Испанское влияние в новом ордене неизменно продолжало ощущаться на протяжении всех этих лет, поскольку главными советниками Лойолы были сплошь кастильцы: Хуан Альфонсо де Поланко, уроженец Бургоса, учившийся в Париже; Херонимо Надаль из Пальмы-де-Майорки; Диего Лайнес из Альмасана в Сории; валенсиец Хуан Херонимо Доменек. Последний вскоре получил назначение в качестве представителя ордена на Сицилию. Франсис Хавьер (Франциск Ксаверий) из Хавьера в Наварре и Косме де Торрес из Валенсии окормляли Индию и Японию. К 1556 году в Испании действовало сразу несколько иезуитских колледжей
. Франсис Борха, бывший вице-король Каталонии и герцог Гандийский, стал «суперьором» (для него придумали особый титул) Испании в 1554 году. Аналогичные организационные принципы применялись в Италии, особенно в Апулии, где религиозное невежество оказалось столь велико, что позволяли себе шутить насчет «итальянских Индий» (почти то же самое в Испании говорили об Астурии).
Основой преподавания и обучения во всех этих колледжах служил документ под названием «Ratio Studiorum», план образования, опубликованный в 1599 году. Составил этот план фра Клаудио Аквавива, выходец из неаполитанской аристократической семьи, и, согласно документу, образование, по сути, сводилось к изучению классических дисциплин. До сих пор ни один религиозный орден не уделял пристального внимания образованию. А вот иезуиты с колокольчиками в руках уводили детей в школу по всему миру. Даже знаменитому (и весьма вспыльчивому) драматургу Лопе де Веге довелось посещать иезуитскую школу.
Игнатий (Игнасио, Иньиго) Лойола
, вдохновитель этого нового ордена, родился в 1491 году в небольшом семейном замке в Гипускоа, на дороге из Аспетии в Аскотию, примерно в двадцати милях от Сан-Себастьяна в Стране басков. Его отец часто отсутствовал дома, участвуя в военных походах, и за мальчиком присматривали два старших брата, один из которых, Педро Лопес де Лойола, был священником (другой, Мартин Гарсия де Лойола, был солдатом). Учился Игнатий у Хуана Веласкеса, алькайда (командира) крепости Аревало в Кастилии, двоюродного брата Диего Веласкеса, первого губернатора Кубы. Вплоть до 1521 года юноша выказывал большой интерес к оружию и ратному делу, увлекался азартными играми, завел несколько интрижек, и у него даже родился бастард. Затем, при осаде Памплоны (1521), его ранили в ногу, другую он сломал, и ему пришлось дважды перенести операцию. На долгое время он остался калекой и вынужденно томился в отцовском замке, а ухаживала за ним невестка Магдалена. Он просил принести книги о рыцарях, но по ошибке вместо популярных рыцарских романов наподобие «Амадиса Галльского» и «Тиранта Белого» ему в руки попала «Vita Christi» («Жизнь во Христе») Лудольфа Саксонского, сочинение конца четырнадцатого века, выдержавшее множество изданий в пятнадцатом и шестнадцатом столетиях.
Лойола вознамерился сравняться свершениями со святыми, чьи жизнеописания он прочитал, и подумывал о том, чтобы вступить в знаменитый картезианский монастырь в Севилье, но это желание остыло – те монахи-картезианцы, с кем он был знаком, виделись ему празднолюбцами. Потому он отправился в Каталонию, сперва в бенедиктинский монастырь Монсеррат, а затем чуть севернее, в Манресу, где целый год предавался суровой аскезе в пещере. Там же он сочинил свои «Духовные упражнения» (1522).
В начале 1523 года Игнатий двинулся в Рим, где в марте получил благословение строгого папы-фламандца Адриана VI. Несомненное личное обаяние (если угодно, магнетизм) Игнатия уже начало оказывать влияние на церковь. Возвратившись в Испанию нищим – в намерении совершить паломничество в Святую землю ему отказали, – он изучал латынь в Барселоне, а затем обучался в Алькала-де-Энаресе и Саламанке. Во втором из этих городов его арестовали, заподозрив в нем реформиста. В 1528 году он уехал в парижскую Сорбонну, где познакомился с савояром Пьером ле Фером (Петр Фавр), наваррцем Франсиско Хавьером из одноименного города в Астурии и тремя кастильцами: Диего Лайнесом, о котором уже упоминалось, Альфонсо Сальмероном из Толедо и Николасом Бобадильей (настоящее имя – Николас Алонсо Перес из Боадильи-дель-Камино в Паленсии), сыном converso, учившимся в Вальядолиде. Также Лойола встретил португальца по имени Симон Родригеш. Среди прочих первых «I?iguistas»?[33 - Букв. «иньиговистов» (исп.), последователей Иньиго (Лойолы).] (как их называли в то время) были савояр Клод ле Жей и два француза, Паскасио Броэ и Жан Кодюр. Впрочем, первым полноценным последователем Лойолы стал Хуан Альфонсо де Поланко, который сделался его секретарем, а первым немецким «рекрутом» оказался Петер (Петр) Канизий, защитивший докторскую диссертацию в Кельне. Большинство перечисленных персон были докторами философии
. К тому времени Лойола уже обзавелся разрешением папы на привлечение последователей служения Христу.
К оным вскоре добавились Пьетро Контарини и Гаспар де Диоктис, оба из Венеции. Группа целиком отправилась пешком в этот город зимой 1536 года, а оттуда двинулась в Рим, но сам Игнатий остался в Венеции. В Риме последователей Лойолы приветствовал Педро Ортис, полномочный представитель императора, а также беспокойный гений кардинал Караффа, которому вскоре предстояло стать нетерпимым папой.
Странники возвратились в Венецию, где Игнатий, Хавьер и пятеро других были рукоположены. Далее группа отправилась странствовать по Италии, а к 1537 году I?iguistas уже стали называться «Обществом Иисуса». Игнатий снова направился в Рим в компании Ле Февра и Лайнеса, и в Ла-Стории, на окраине Рима, им было видение Христа. Иисус рек Лойоле: «Я буду милостив к тебе». Кардиналы Ортис и Контарини (венецианец, полагавший иезуитов «особыми духовными сыновьями во Христе») оказали новому ордену существенную поддержку, Ортис провел сорок дней с Лойолой в монастыре Монте-Кассино на полпути между Неаполем и Римом. Затем они перебрались в здание на Капитолийском холме в Роме, и там в мае 1538 года состоялось общее собрание. Кардинал Каррафа даровал иезуитам позволение проповедовать и отправлять таинства
.
Новый орден, то есть Общество Иисуса, в 1540 году получил папское одобрение, и Лойола стал его генеральным настоятелем («генералом») в апреле 1541 года. Пьетро Кодачо предоставил иезуитам пожалованную ему папой церковь в Риме. Вскоре Каррафа, ныне папа Павел III, затеял строительство нового храма, легендарной Джезу?[34 - Имеется в виду римская церковь Дель Сантиссимо Номе ди Джезу, Святейшего имени Христова; в этой церкви был позднее похоронен И. Лойола.]; архитектором считается Джакомо Виньола (работал до 1575 года), но фасад является творением Джованни де Розиса и Дж. Тристани.
Игнатий закончил первый набросок своих «Конституций», новых правил нового порядка, в начале 1550 года, будучи в Риме, где он и умер 31 июля 1556 года. В «Духовных упражнениях» он выражал надежду, что обретет способность к «внутреннему познанию своих грехов и отвращение к ним»?[35 - Здесь и далее перев. С. Лихаревой. Цит. по: Игнатий Лойола. Духовные упражнения // Орден иезуитов: правда и вымысел. М.: АСТ, 2007.]. Это необходимо, «дабы по крайней мере боязнь наказания удержала меня от греха».
Пятое упражнение представляло собою размышление об аде. Перво-наперво, утверждал Лойола, «следует представить себе длину, ширину и глубину ада… Представить мысленно огромные языки пламени и души [осужденных], как бы заключенные в раскаленные тела». Далее следовало «услышать упреки, плач и вопли, предание проклятию Иисуса Христа и святых Его… Почувствовать запах дыма, серы, разложения и гнили… Внутренне ощутить горькое – слезы, скорбь и угрызение совести… Представить, что мы сами осязаем этот огонь, как он прикасается к душам и сожигает их»
.
Души в аду можно разделить на три группы: «первая – это погибшие до пришествия Христа; вторая – погибшие при Его жизни; третья – погибшие после Его пребывания на земле» (таковых большинство). По Лойоле, уместнее и «лучше использовать тонкие веревки, которые причиняют лишь внешнюю боль, нежели что-либо иное, способное вызвать внутреннее заболевание, которое может оказаться весьма серьезным».
На второй неделе упражнений следовало вообразить, как считал Лойола, «некоего земного царя, избранного самим Богом, которого должны почитать и слушаться все христианские князья и народы». И этот земной царь заговорит со всеми людьми и скажет: «Воля моя [такова] – покорить неверных всей земли». Нужно стремиться «к почету более, чем к презрению» и жаждать наступления «времени спокойствия, когда душу не тревожат разные духи и она пользуется своими природными силами свободно и спокойно», а Люцифер был «смертельным врагом человеческим».
На третьей неделе необходимо вообразить себе горницу Тайной вечери: «большая ли она или нет, и какого она вида»; далее следует «увидеть участников Вечери, и, обращаясь [мыслью] в себя, постараться извлечь из этого какую-либо пользу», «слушать то, что они говорят, и подобным же образом постараться извлечь из этого какую-либо пользу», «смотреть на то, что они совершают, и извлечь из этого какую-либо пользу». Затем воображается «дорога от горы Сион в долину Иосафата, также к [Гефсиманскому] саду, широкая ли она, длинная ли, имеет ли такой вид или иной». За едой необходимо воображать, что ты восседаешь за столом с Христом и апостолами, представлять, как Христос ест и пьет, как смотрит и говорит. Еще следовало вспоминать о том, что апостолы были невежественными людьми и большинство из них принадлежало к низшим слоям общества.
Девятое правило «Упражнений» гласит, что имеется несколько причин, по которым люди ощущают себя в оставленности; первая и наиболее важная из них такова, что люди невежественны, ленивы и небрежны в своих духовных упражнениях, а потому по собственной вине не обретают утешения. Лойола хотел, чтобы у каждого иезуита были все книги, которые ему могут понадобиться для частных занятий; следовательно, требовался доступ к хорошей библиотеке.
* * *
Вдохновляясь этими «Упражнениями», иезуиты отправились в Перу в 1568 году. Они отплывали из Севильи и Санлукара-де-Баррамеда, ведомые фра Херонимо Руисом де Портильо, который прибыл из Риохи и вступил в Общество Иисуса в Саламанке. Он был исповедником главы канцелярии Вальядолида. Руис де Портильо и его собратья везли с собой многотомное собрание книг, а также несколько грамматик перуанских наречий. В пути корабль превратился в этакую плавучую школу, пассажиров и моряков разделили на группы по четыре человека, дабы они могли изучать «полезные и душеспасительные книги». Порта Кальяо путешественники достигли в марте 1568 года
, а до самой Лимы добрались 1 апреля. Фра Диего де Бракамонте, первый ректор?[36 - В данном случае – руководитель общины.] нового сообщества, восторгался тем, что «сей город поразительно схож с Севильей». Вскоре иезуиты получили подходящее место для строительства колледжа, который станет известен как колледж Святого Павла, на улице Энфермерос (Санитаров). Этот колледж сделался центром преподавания humanitas?[37 - То есть изучения классики (античной риторики, философии и литературы).], а еще здесь творил неугомонный фра Руис де Портильо и просвещал городских рабов фра Луис Лопес.
Четыре года спустя, в сентябре 1572-го, в Новую Испанию прибыла первая иезуитская миссия – дюжина братьев во главе с фра Педро Санчесом. Они успешно проповедовали в Пуэбле, а далее отправились в столицу. Иезуитские школы не замедлили появиться в центральных городах Новой Испании – в Паскуаро, Оахаке, Пуэбле и Тепосотлане, а также в Веракрусе на побережье Карибского моря. Сами иезуиты принялись осваивать местные наречия. К 1583 году в Новой Испании имелось восемь иезуитских миссий и 150 проповедников. Индейцы любили иезуитов, поскольку те, казалось, искренне интересовались жизнью туземцев
.
