Просчет мистера Бергоффа

К предположению этому склоняет нас и то обстоятельство, что Чарльз Бергофф, не отрицая существования насекомых типа “G.D.” не только не сообщил о них никаких подробностей, но наотрез отказался объяснить значение этих таинственных инициалов. Однако один из лаборантов Чарльза, которого наш корреспондент угостил коктейлем в городском баре, по секрету сообщил ему, что инициалы “G.D.” расшифровываются как начальные буквы слов “Green Death” (“Зеленая смерть”)».

– Ну, что вы на это скажете, Михаил Александрович? – спросил Дубравин, когда Птицын прочитал заметку.

– Все ясно, – ответил Птицын. – Странная разновидность тлей, появившихся у нас, – это, по-видимому, и есть «G.D.». – Он помолчал и добавил раздраженно: – Тоже «научное» достижение!.. Небось, целая лаборатория на эту пакость работает.

На лице старого агролесомелиоратора отразилось презрение.

– Да, наука у них служит темным целям, – заметил Дубравин и глубоко затянулся догорающей папиросой. – И не случайно пробирки с «G.D.» попали в грязные руки Гарри Бенджа. Бендж, правда, теперь официально числится чиновником одного посольства, совершающим развлекательную поездку по Советскому Союзу, но, надеюсь, вы не удивитесь, что он так часто меняет профессии и почему из всех живописных уголков Советского Союза выбрал именно зону полупустынь?

Дубравин бросил папиросу в пепельницу, усмехнулся и добавил:

– Прибыв в наши края, Бендж увлекся вдруг рыбной ловлей. Однако это увлечение прошло у него тотчас же, как только он узнал, что ожидается длительная ветреная погода. Получив такие сведения, Бендж поспешил в гостиницу и заявил администратору, что ему нужно срочно вылететь самолетом в Саратов. Но так как он будто бы боится воздушной качки, попросил навести справку о погоде в областном метеорологическом бюро. Когда бюро подтвердило, что ожидается ветер, Бендж заявил, что не собирается рисковать, и заказал билет на саратовский поезд. «Обязательно на вечерний», – настаивал он и, вопреки своему пристрастию к комфорту, соглашался в крайнем случае ехать даже в жестком вагоне, если не окажется мест в мягком. Вам понятно, Михаил Александрович, зачем Бендж так торопился пересечь наши степи, узнав, что ночью ожидается сильный ветер?

Дубравин умолк, пытливо поглядывая на Птицына и легонько постукивая кончиками пальцев по краю стола.

– Когда он выехал в Саратов? – спросил Михаил Александрович.

– Двадцать первого, скорым номер пятьдесят девять.

– Все очаги паразитов, – заявил Птицын, – мы обнаружили вдоль линии железной дороги, и это было утром двадцать второго числа.

Михаил Александрович встал и взволнованно прошелся по комнате.

– А расчет их был, конечно, таков, – продолжал он, немного успокоившись, – повторить у нас тот эксперимент, который случайно или нарочно был проделан на полях Блэкшипского графства.

– Цель его в данном случае? – спросил Дубравин. – Как вы считаете?

– Полагаю, что политическая сторона дела и без того ясна, – ответил Михаил Александрович. – А сторона биологическая… Тут уж пойдет не «чистая» наука, сторонником которой выставлял себя профессор, а довольно грязная. Бергофф рассчитывал, видимо, что насекомые типа «G.D.», выброшенные в ветреную погоду в нашу степь, быстро распространятся на большом пространстве, уничтожая растительность. Лишившись же растительного покрова, пески под действием ветра придут в движение, соберутся в барханы и пойдут в наступление на железную дорогу, на сады, поля и поселки. Однако то, что было возможным на полях Блэкшипского графства, немыслимо в наших степях. В этом и заключается один из просчетов мистера Бергоффа.

Встав из-за стола, Птицын распахнул окно. В комнату пахнуло ароматом фруктового сада. Михаил Александрович вдохнул полной грудью и продолжал:

– Что произошло с почвой в графстве Блэкшип? Истощенная посевами однолетних растений, часто одних и тех же на протяжении ряда лет, не знающая правильного севооборота, она давно потеряла структурность и оказалась легко подверженной выветриванию. Этим-то и объясняется возникновение «черной бури» в Блэкшипе, после того как паразиты типа «G.D.» уничтожили посевы. У нас же в степях получилась совсем иная картина. Многолетние травы, посеянные нами на песчаных землях полупустыни, не только скрепили своими корнями и корневищами «бродившую» прежде почву и обогатили ее отложениями перегноя, но и придали ей структурность, поэтому, когда паразиты уничтожили на песках растительность, пески не распались, не поднялись на воздух, а оставались на месте, прочно сцепленные мощной корневой системой многолетних трав. Это были не те пески – в этом-то ведь дело.

Иван Ильич Дубравин тоже подошел к окну и с явным удовольствием слушал Птицына. А Михаил Александрович торжественно закончил:

– Эффект, на который рассчитывал Бергофф, явно не удался, потому что мы, большевики, осуществляя сталинский план преобразования природы, производим не только внешние, но и глубокие качественные изменения нашей земли.

Михаил Александрович повернулся к майору Дубравину и, слегка повысив голос, добавил:

– А второй просчет мистера Бергоффа заключался в том, что он не учел бдительности наших людей, веры в свои силы, веры в передовую советскую науку, их умение преодолевать всяческие препятствия, – словом, не учел самого главного – нашей советской действительности! Не понять, видно, нашим врагам, что не остановить им нашего движения вперед ни реакционными идеями, ни диверсиями…

Он уселся на подоконник и невольно залюбовался своими садами, будто увидел их впервые. Смягчились в вечернем свете глубокие морщины на лице старого агролесомелиоратора, вспыхнула в лучах заходящего солнца копна его все еще непокорных волос, и показалось от этого, будто исчезла вдруг седина и снова стал он молодым и светловолосым, как в дни далекой молодости.

Терра инкогнита, повесть

1

– Уж очень все мрачно, Алеша, – вздыхает Василий Васильевич Русин, дочитав последнюю страницу научно-фантастической повести сына, опубликованной в альманахе «Мир приключений». – Ведь не что-нибудь – целая планета превращается у тебя в космическую пыль. И не просто планета, а обитаемая, населенная разумными существами… Право же, это ужасно!

Он не смотрит в лицо сына – знает, какое оно. Алексей молчит – обиделся, значит… Надо бы утешить его, подбодрить чем-то.

– Сам не пойму, откуда у меня это чувство страха… Может быть, иллюстрации так повлияли? Художник не поскупился на мрачные тона… Ты не сердись на меня, Алеша, – на обсуждении тебе, наверное, и не то еще скажут. Я ведь и раньше говорил, что в твоей повести много спорного…