
Полная версия:
Полное собрание сочинений. Том 29. Хозяин и работник
Недовольство рассказом повлекло и усиленную правку, о которой красноречиво свидетельствуют сохранившиеся гранки. 14 февраля Толстой писал сотруднику «Северного вестника» A. Л. Волынскому, отправляя вторую исправленную корректуру: «Посылаю вам, Аким Львович, исправленную коректуру. Извините, что так много перемарал. Пожалуйста, пришлите мне еще раз и, лучше всего, в сверстанном виде. Мне нужно теперь исправить только вкравшиеся неточности и стилистические ошибки. Но и это очень нужно, и потому очень прошу поскорее прислать».27
Около 23 февраля была закончена последняя (третья) правка Толстым корректур «Хозяина и работника». «Посылаю вам коректуры, – писал он 22—23 февраля A. Л. Волынскому. – Мне больше смотреть их не нужно, но желательно, чтобы внесенные поправки не были перевраны».28
5 марта вышла в свет мартовская книжка «Северного вестника», в которой на стр. 137—175 был напечатан «Хозяин и работник». Одновременно рассказ печатался в Москве в издательстве «Посредник» и в 14 томе издававшихся С. А. Толстой «Сочинений гр. Л. Н. Толстого».
«5 марта 1895 года, – пишет в своих воспоминаниях Е. И. Раевская, – одновременно с «Северным вестником» этот рассказ выпущен был в свет фирмой «Посредник» в двух изданиях (в 15 и 20 копеек) и разошелся в первые четыре дня в количестве 15 000 экземпляров. Кроме того, графиней Софьей Андреевной Толстой издан 14 том полного собрания соч. гр. Л. Н. Толстого; этот том, где между прочими статьями находится и рассказ «Хозяин и работник», вышел в то же воскресенье 5 марта 1895 г. и продавался в доме гр. Толстой в Москве в Хамовниках. Тот же день в четыре часа времени раскуплено было 15 000 экземпляров по 50 копеек за книгу (на 7500 р. с.). 9 марта фирма «Посредник» пустила в обращение народное издание «Хозяина и работника» по цене в 3 коп.».29
Набор обоих московских изданий делался с корректур «Северного вестника». Но текст «Посредника», хотя и получил цензурное разрешение 17 февраля – на девять дней раньше «Северного вестника», – испытал перед выходом в свет еще одну дополнительную правку Толстого (184 исправления). Поэтому в основу настоящего издания кладется текст «Посредника».
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ
1. Автограф на половинке вырванного из тетради листа. Начало: «1) Вас. Андр., уезжая, приказывает об овсе и рушке»; конец: «Но лень встать. Мечты». На обороте листа копия рукой М. Л. Толстой, с поправками и вставками Л. Н. Толстого, отрывка из «Христианского учения». Первоначальный набросок, конспект, лишь частично осуществленный в первой редакции рассказа.
2. Автограф. 15 лл. в 4°, исписаны с обеих сторон и нумерованы рукой Толстого. С многочисленными поправками и вставками на полях и между строк. Начало: «Хозяин и работник. Это было в 70-х годах на другой день после зимнего Николина дня»; конец: «Никита вылез из саней, огляделся и в 100 саженях увидал, что чернеется, и пошел туда. Это была деревня».
Рукопись является первой черновой редакцией всего рассказа. Напечатана впервые в журнале «Летопись», 1916, № 1, стр. 104—115, с вступительной заметкой В. С[резневского]. Перепечатывается в вариантах с некоторыми уточнениями по автографу.
3. Копия рукой М. Л. и Т. Л. Толстых с рукописи № 2, с многочисленными поправками и вставками на полях и между строк рукой Толстого. 36 лл. в 4°, между лл. 33 и 34 вставка в 1 л., исписанная с обеих сторон рукой Толстого. Из лл. 4, 6, 9, 11, 12 и 13 вырезки перенесены в рукопись № 4. Начало: «Хозяин и работник. Это было в 70-х годах на другой день после зимнего Николина дня»; конец: «Ночевал он в 100 саженях от дороги. Л. Толстой. 25 декабря 1894». Подпись и дата рукой Толстого.
Копия была сделана М. Л. и Т. Л. Толстыми, очевидно, в середине сентября 1894 г. (см. письмо Т. Л. Толстой к матери от 14 сентября), но Толстой взялся за работу над нею лишь в 20-х числах декабря и закончил правку 27 декабря.
Рукопись можно считать второй редакцией «Хозяина и работника». Печатаются варианты №№ 1, 7, 17.
4. Копия рукой М. Л. Толстой и П. И. Бирюкова с рукописи № 3, с многочисленными поправками и вставками Толстого. Без начала, с вырезками и пропусками. Всех листов 58, нумерованных 1—17, 20—24, 26—34, 36—66, 57—63. Листы исписаны с одной стороны, кроме лл. 51—54 и 63, заполненных и на обороте вставками Толстого. Начало: «успеть доехать до Горячкина, в кот. он торговал дешево продававшийся лес»; конец: «Лучше или хуже ему там стало, мы все скоро узнаем. Л. Т.».
Дата: «25 декабря 1894», рукой П. И. Бирюкова, стоящая в конце перед последней вставкой Толстого, списана с рукописи № 3 и не определяет времени написания рукописи № 4, которую можно датировать 26—28 декабря 1894 г., так как следующая рукопись № 5, являющаяся копией с нее, датирована 29 декабря. Рукопись можно рассматривать как третью последовательную редакцию рассказа. Печатаются варианты №№ 3, 9, 10, 12, 18.
5. Копия рукой М. Л. Толстой с рукописи № 4, с многочисленными поправками и вставками Толстого. Без начала и конца, с пропусками и вырезанными местами. Всего листов и вырезок 57, нумерованных 1—4, 7—11, 13—17, 17а—21, 23—39, 39а—52, 52а—58. Листы исписаны с одной стороны, кроме л. 44, где на обороте находится вставка Толстого. Начало: «Покупка должна была быть особенно выгодная»; конец: «И вспоминает он про Никиту, как он сказал ему: прости Христа ради и ровно на печи». На обложке надпись рукой М. Л. Толстой: «Хоз. и раб. 29 д. 1894». Печатаются варианты №№ 5, 11, 13, 15, 19, 22, 26, 29.
6. 11 листков и вырезок, списанных с рукописи № 5. Без начала и конца. Рукой П. И. Бирюкова и М. Л. Толстой, с многочисленными поправками Толстого. Начало: «Это был самый смирный, искусный на всякие работы, умный и трудолюбивый человек»; конец: «грозно мотавшийся бурьян этот почему-то навел на него самый большой страх. Про». Печатаются варианты №№ 4, 20, 23.
7. 15 листков и вырезок, без начала и конца, списанных частью с рукописи № 6, частью с других несохранившихся частичных копий, рукой М. Л. и Т. Л. Толстых и П. И. Бирюкова, с поправками Толстого. Листки вынуты из черновых рукописей «Христианского учения», над которым Толстой работал в это время. Начало: «Получив приказание хозяина, Никита взял в сарае»; конец: «Он нагнул голову, ничего не видел и только гнал лошадь, надеясь, что она вывезет его».
8. 30 листков и вырезок, без начала и конца, списанных с рукописи № 7, рукой Т. Л. Толстой, с вставками и вклейками рукой М. Л. Толстой и многочисленными поправками Толстого. Начало: «под носом, если бы он опоздал»; конец: «от ворочавшегося в них и все укладывавшегося хозяина и то задремывал, то опять просыпался». Печатаются варианты №№ 24 и 25.
9. Копия рукой Т. Л. Толстой и, вероятно, М. Мейендорф с рукописи № 8, с наклейками из рукописей №№ 6 [?], 7, 8 и еще одной несохранившейся, с вырезками и пропусками. 125 лл., листы нумерованы: 1—116, 116—124 и исписаны с одной стороны, кроме лл. 104, 105 и 116, исписанных и на обороте вставками Толстого. Начало: «Хозяин и работник. Это было в 70-х годах, на другой день после зимнего Николиного дня»; конец: «Лучше или хуже ему там, где он после этой настоящей смерти проснулся, разочаровался ли он или нашел то самое, что ожидал, мы все скоро узнаем. Лев Толстой. 13 я. 1894». Подпись и дата рукой Толстого. В дате, несомненно, описка, вместо: «1895». Печатаются варианты №№ 2, 6, 8, 14, 16, 21, 27, 28.
10. Копия рукой Т. Л. Толстой и, вероятно, М. Мейендорф с рукописи № 9. 122 лл. в 4°, нумерованы: 1—199 и исписаны с одной стороны, кроме лл. 95 и 108, исписанных и на обороте (вставки Толстого). Поправки Толстого начинаются с л. 49 и становятся особенно многочисленными с л. 95 (гл. VII – размышления покинутого Василием Андреичем Никиты). Деления на главы, как и во всех предыдущих рукописях, нет. Начало: «Хозяин и работник. Это было в 70-х годах, на другой день после зимнего Николиного дня»; конец: «Лучше или хуже ему там, где он после этой настоящей смерти проснулся, разочаровался ли он или нашел там то самое, что ожидал, мы все скоро узнаем».
Эта рукопись является тем окончательным текстом, который был передан в «Северный вестник» и послужил для набора (об этом свидетельствуют пометки метранпажа, размечавшего листы для раздачи наборщикам).
Подписи и даты нет. Дата – 14 января – определяется на том основании, что рукопись является копией с рукописи № 9, датированной 13 января 1895 г., и что 14 января она была отослана в Петербург H. H. Страхову для передачи в редакцию «Северного вестника». Печатаются варианты №№ 30 и 32.
11. Две гранки (гл. VIII—IX) «Северного вестника», с многочисленными поправками Толстого. Начало первой гранки: «Вдруг перед ним зачернелось что-то и послышался какой-то новый звук»; конец: «Что ж это такое? Не может быть, мелькнуло у него в голове». Начало второй гранки: «о чем-нибудь другом надо было думать что-нибудь»; конец: «Только рассветает, и вдруг стало темно и всё исчезло». Печатается вариант № 33.
12. Копия рукой М. Л. Толстой с первой гранки, с поправками Толстого. 2 лл. в 4°. Начало: «Вдруг перед ним зачернелось что-то»; конец: «Это был лошадиный след и не мог быть ничей иной, как его собственный. Он очевидно».
13. Копия рукой М. Л. Толстой со второй гранки, с поправками Толстого. 1 л. в 4°. Начало: «Подвинься! сказал он, выгребая снег из саней»; конец: «и не переставая радовался тому, что он отогревается под ним».
14. Копия рукой М. Л. Толстой с гранки и с рукописи № 12, с поправками Толстого. 2 лл. в 4°. Начало: «о чем-нибудь другом, надо было думать что-нибудь»; конец: «не слышал ни движений лошади, ни свиста бури, а». Печатается вариант № 31.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОМУ ТОМУ ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ.
В настоящем томе печатаются художественные и публицистические произведения Л. Н. Толстого за 1891—1894 годы. Среди них – рассказы «Хозяин и работник», статьи о голоде, «Предисловие к «Крестьянским рассказам» С. Т. Семенова», неоконченные художественные произведения: «Кто прав?», «Мать», «Петр Хлебник» и др. Идейная проблематика большинства вошедших в этот том работ Л. Толстого непосредственно связана с вопросами, возникшими в жизни России в связи с охватившим страну в 1891—1893 годы голодом.
Голод был одним из проявлений крайнего обострения социальных противоречий, особенно резко обозначившихся в России в 90-е годы. В. И. Ленин писал в 1902 году в статье «Признаки банкротства»: «Хищническое хозяйство самодержавия покоилось на чудовищной эксплуатации крестьянства. Это хозяйство предполагало, как неизбежное последствие, повторяющиеся от времени до времени голодовки крестьян той или иной местности… С 1891 года голодовки стали гигантскими по количеству жертв, а с 1897 г. почти непрерывно следующими одна за другой… Государственный строй, искони державшийся на пассивной поддержке миллионов крестьянства, привел последнее к такому состоянию, при котором оно из года в год оказывается не в состоянии прокормиться»30.
1891—1894 годы явились значительным этапом в жизни и творчестве Л. Толстого. Именно в эти годы он особенно ясно осознал социальные причины тяжелого положения трудового народа. В эти годы он пришел к несомненному выводу, что долго строй насилия и угнетения продержаться не может, что «дело подходит к развязке». «Какая будет развязка, – писал он 31 мая 1892 года Г. А. Русанову, – не знаю, но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, – я уверен»31.
Толстой не увидел пути, который должен был привести к этой «развязке». Не революционная борьба масс за свои права, а добровольный отказ господствующих классов от привилегированного положения представлялся ему средством спасения от всех социальных зол. В этом сказалась слабость Толстого, выразителя взглядов политически отсталого патриархального крестьянства. Но величайшей заслугой писателя остается то, что «он сумел с замечательной силой передать настроение широких масс, угнетенных современным порядком, обрисовать их положение, выразить их стихийное чувство протеста и негодования»32. Это стихийное чувство протеста многомиллионных масс крестьянства против помещичье-капиталистического гнета, малоземелья, податной зависимости, против темноты и забитости, экономического и политического бесправия с огромной силой и искренностью выразил Толстой в произведениях, созданных им в период 1891—1894 годов.
I
В творчестве Толстого 1891—1894 годов центральное место принадлежит публицистике. К этому времени относятся широко известные статьи о голоде, которые явились горячим откликом писателя на всенародное бедствие.
Чтобы вполне понять и оценить все значение общественной и писательской деятельности Толстого этого времени, необходимо иметь ясное представление о той обстановке, в какой ему приходилось писать и действовать.
Уже летом 1891 года в газетах стали появляться тревожные известия из различных губерний России о надвигающемся голоде. Однако ни правительство, ни земства, ни официальная печать не проявляли беспокойства. В одной из статей августовской книжки консервативного журнала «Русский вестник» сообщалось: «Теперь недород хлебов поразил более десяти губерний, и никому не приходит в голову мысль о непосильности для государства борьбы с голодом… Печать исполняет свою обязанность, спокойно обсуждая меры необходимой помощи». Либерально-народническая «Русская мысль» так же «спокойно обсуждала меры необходимой помощи» и все свои упования и надежды возлагая на «чуткость» правительства. «Русские ведомости», в свойственном им тоне «умеренности и аккуратности», тоже старались не «пугать» общественное мнение надвигающимся голодом и горячо протестовали против запрещения вывоза хлеба за границу. Даже в ноябре 1891 года, когда многие губернии охватил жесточайший голод, «Русская мысль» оптимистически утверждала: «Итак, нет причины отчаиваться и опускать руки; пусть только пойдут широким руслом частные пожертвования – и наиболее острый кризис без особого труда будет осилен».
Земства, взявшиеся за организацию помощи голодающим, возглавлялись помещиками и интеллигентами, настроенными либерально, а часто и консервативно. Они не только не требовали от правительства серьезной помощи, но в своих статистических сведениях всеми способами «сокращали едоков» – число крестьян, нуждающихся в продовольственной или денежной ссуде. А губернская администрация находила обычно преувеличенными или излишними и эти урезанные требования и часто уменьшала размеры помощи, а то и вовсе отказывала в ней.
Отношение Толстого к средствам борьбы с голодом, в котором он видел огромное народное бедствие, было крайне сложным и противоречивым. С глубоким возмущением отнесся он к лицемерному обсуждению мер помощи народу, ограбленному и доведенному до крайней нужды теми самыми людьми, которые теперь собирались «опекать» своих «меньших братьев». В Дневнике он записывает: «Все говорят о голоде, все заботятся о голодающих, хотят помогать им, спасать их. И как это противно. Люди, не думавшие о других, о народе, вдруг почему-то возгораются желанием служить ему. Тут или тщеславие – высказаться, или страх; но добра нет»33. Толстой отвергает, как нелепую, мысль о возможности прокормить народ за счет подачек богачей.
Вместе с тем, всецело в духе своего утопического и реакционного религиозно-нравственного учения, он надеется, что достаточно написать или сделать то, что смогло бы «тронуть сердца богатых»34, как совершится чудо: отказавшись от своих привилегий, сытые с раскаянием и любовью придут к своим голодным «братьям».
Глубоко сочувствуя народу, Толстой с тревогой следил за тем, что происходило в охваченных голодом деревнях. Положение народа становилось все более тяжелым и безысходным, а правительственная и земская помощь неспособна была что-либо изменить.
В сентябре 1891 года Толстой объезжает ряд деревень Тульской и Рязанской губерний и близко знакомится с народной нуждой. Голодных крестьян, у которых нет вдоволь даже хлеба с лебедой, огромное число нищих, развалившиеся дома, отсутствие топлива, и все это рядом с довольством помещичьих усадеб – нашел Толстой во всех деревнях. Возвратившись в Ясную Поляну, он начал работать над статьей «О голоде», в которой собирался рассказать подлинную правду обо всем, что видел: о крестьянской нужде, помещичьей роскоши, преступном равнодушии «верхов» к народу и о ничтожности правительственной и земской помощи.
Под впечатлением невыносимых страданий народа Толстой приходит к мысли, что нельзя ждать, пока господа раскаются в своем «грехе». Он убеждается, что в существующих условиях, если не оказать народу помощи, тысячи людей будут умирать от голода и болезней, не возбудив и тени сострадания у господствующих классов. И Толстой решает заняться организацией помощи голодающим. С этой целью он в октябре 1891 года поселяется в имении своего друга И. И. Раевского Бегичевке Рязанской губернии. Вместе со своими помощниками он устраивает в окрестных деревнях многочисленные столовые для крестьян и их детей, собирает и распределяет пожертвования, организует медицинскую помощь. «…Не могу жить дома, писать. Чувствую потребность участвовать»35, – пишет он в это время H. Н. Ге.
Деятельное участие Толстого в помощи голодающим и его статьи этого периода, полные гнева к эксплуататорам и горячей любви к народу, навсегда останутся свидетельством глубокой и кровной связи великого писателя с народом.
Статьи Толстого о голоде можно разделить на две группы. Одна – это статьи «О голоде»36, «Заключение к последнему отчету о помощи голодающим», «Голод или не голод?»37. В них писатель ставит коренные, общие вопросы, возникшие в связи с голодом, показывает во всей неприглядности тяжкую долю народа, с беспощадной резкостью критикует современный общественный порядок, выдвигает требования, которые, по его мнению, необходимо удовлетворить, чтобы не было голодовок, постоянной нищеты и вымирания русского крестьянства. Эти статьи представляют наибольший интерес, хотя именно в них со всей остротой проявляются поистине кричащие противоречия взглядов Толстого: обличение существующего строя и вместе с тем незнание подлинных путей его изменения, проповедь нравственного совершенствования и непротивления злу насилием.
Другая группа – это статьи «Страшный вопрос», «О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая», непосредственно связанные с практической деятельностью Толстого во время голода, отчеты об израсходовании пожертвованных денег. В этих статьях писатель рассказывал о своей работе и работе своих помощников по борьбе с голодом и обращался к прогрессивной части русского общества с призывом воспользоваться его опытом. В них он настойчиво требовал широкой организации бесплатных столовых для крестьян как наиболее действенной формы помощи голодающим.
В обличительном пафосе статей Толстого о голоде ярко отразились настроения многомиллионного русского крестьянства, у которого «века крепостного гнета и десятилетия форсированного пореформенного разорения накопили горы ненависти, злобы и отчаянной решимости»38.
Правда о русской деревне, рассказанная Толстым в статье «О голоде», обличала эксплуататорский строй царской России. Это была та правда, которую тщательно старались скрыть и консервативные, и либеральные защитники существующих порядков. В своей статье Толстой указывает, что хищническим хозяйничаньем помещиков и капиталистов крестьяне доведены до крайней нужды и разорения. Уже в самом начале осени, рассказывает писатель, в одной из деревень Ефремовского уезда «из 70-ти дворов есть 10, которые кормятся еще своим. Остальные сейчас, через двор, уехали на лошадях побираться. Те, которые остались, едят хлеб с лебедой и с отрубями, который им продают из склада земства по 60 копеек с пуда». Толстой на основании многочисленных фактов утверждал, что в таком положении постоянно, а не только в голодный год находятся миллионы крестьян России. Он разоблачает клевету господствующих классов, будто народ голоден оттого, что ленив, пьянствует, дик и невежествен. Народ голоден оттого, что его душат малоземелье, подати, солдатчина, что «распределение, производимое законами о приобретении собственности, труде и отношениях сословий, неправильно». Улучшить положение народа можно, по мысли Толстого, лишь тем, чтобы перестать грабить и обманывать его. А взять у господ часть их богатств и раздать голодающим – все равно, что заставить паразита кормить то растение, которым он питается. «Мы, высшие классы, живущие все им, не, могущие ступить шагу без него, мы его будем кормить! В самой этой затее есть что-то удивительно странное», – восклицает Толстой. Именно эти слова Толстого имел в виду В. И. Ленин, когда в статье «Признаки банкротства» писал: «В 1892 г. Толстой с ядовитой насмешкой говорил о том, что «паразит собирается накормить то растение, соками которого он питается». Это была, действительно, нелепая идея»39.
В статье «О голоде» Толстой беспощадно разоблачает лицемерие эксплуататорских классов, которые делают вид, что озабочены голодом, встревожены положением народа, а в действительности более чем равнодушны к совершающемуся бедствию и стараются всеми средствами еще сильнее закабалить крестьян. Писатель гневно обнажает подлинную сущность происходящего, показывает, что между эксплуататорами и народом нет иных отношений, кроме отношений господина и раба. «Не говоря о фабричных поколениях, гибнущих на нелепой, мучительной и развращающей работе фабрик для удовольствия богатых, – пишет Толстой, – всё земледельческое население, или огромная часть его, не имея земли, чтобы кормиться, вынуждено к страшному напряжению работы, губящей их духовные и физические силы, только для того, чтобы господа могли увеличивать свою роскошь. Всё население спаивается, эксплуатируется торговцами для этой же цели. Народонаселение вырождается, дети преждевременно умирают, всё для того, чтобы богачи – господа и купцы жили своей отдельной господской жизнью, с своими дворцами и музеями, обедами и концертами, лошадьми, экипажами, лекциями и т. п.».
Однако в статье «О голоде», как и в других произведениях, Толстой высказывает иллюзорную надежду, что господа могут добровольно «перестать делать то, что губит народ», возвратить награбленное, изменить свою жизнь и тем самым разорвать кастовую черту, отделяющую их от народа. Он обращается к «высшим классам» с призывом: отнестись к народу «не только как к равным, но к лучшим нашим братьям, таким, перед которыми мы давно виноваты», прийти к ним «с раскаянием, смирением и любовью», поступить подобно мученику Петру, который, раскаявшись в своем жестокосердии, отказался от всего богатства и сам продался в рабство40. Так решение глубоко поднятых и со всей резкостью поставленных в статье «О голоде» социальных вопросов Толстой переводит в плоскость отвлеченных рассуждений о «грехе», «братской любви» и т. п.
Занимаясь помощью голодающим, Толстой еще больше убедился в том, что причина бедственного положения народа – не в неурожае, а в самой системе угнетения меньшинством эксплуататоров огромного большинства трудящегося народа. Подводя итоги всему тому, что он видел во время голода, Толстой в «Заключении к последнему отчету о помощи голодающим» снова указывает, что связь роскоши одних с лишениями и страданиями других очевидна, что народ вымирает от непосильной работы и постоянного недостатка пищи. Толстой утверждает здесь, как и позднее в романе «Воскресение», «что люди, которые служат правительству, делают это не для блага народа, который не просит их об этом, а только потому, что им нужно жалованье; и что люди, занимающиеся науками и искусствами, занимаются ими не для просвещения народа, а для гонорара и пенсии; и люди, удерживающие от народа землю и возвышающие на нее цены, делают это не для поддержания каких-либо священных прав, а для увеличения своего дохода, нужного им для удовлетворения своих прихотей».
Превосходно зная истинное положение русской деревни, Толстой понимал, что голод и в последующие годы не перестанет душить нищую, обездоленную русскую деревню. И если господствующие классы будут молчать «про нужду, холод и голод, вымирание замученных работой взрослых и недоедающих старых и малых сотен тысяч людей», как это было в 1891—1892 годах, то лишь для того, чтобы скрыть истину и не возбуждать общественного мнения.
Вместе с тем, вступая в противоречие со своей трезвой оценкой действительного отношения господ к народу, вопреки тому, что он наблюдал во время голода, Толстой и эту статью заключает призывом к богатым раскаяться, отречься от «ложного» христианства и признать «истинное».
90-е годы были временем бурного развития в России капитализма и крайнего обнищания, ограбления, вымирания народа. По поводу этого десятилетия в экономической жизни России В. И. Ленин писал в 1901 году: «Не одно только разорение, а прямое вымирание русского крестьянства идет в последнее десятилетие с поразительной быстротой, и, вероятно, ни одна война, как бы продолжительна и упорна она ни была, не уносила такой массы жертв»41.