скачать книгу бесплатно
– Это ты… была в открытом саркофаге… – пробормотал Алонсо, через силу заставляя себя думать. Фраза вышла странной, но девушка всё поняла.
– Я, – кивнула она. – Кажется, аккумуляторы почти выдохлись, и система решила разбудить меня. Меня, кстати, зовут Кара.
Он порылся в памяти: Кара, Кара… среди дочерей семьи Сольер была и Кара, но он припомнил её с трудом, как и имена остальных женщин внизу их семейной иерархии. Ни одной не светило в старом мире стать Матерью-Волчицей, так что к чему было по-настоящему заучивать их имена. Ни одной… но теперь… могло быть иначе.
Алонсо отогнал эту мысль.
– Как давно ты здесь?
– Четыре месяца, – всхлипнула она и, залившись слезами, бросилась ему на шею.
Это было уже слишком. В голове у него застучали молоточки – сердце билось так быстро, что он задрожал, сглотнул нервно и попытался высвободиться из её объятий, но она цеплялась за него только сильнее.
– Ты первый из волков, кого я увидела, – сквозь слёзы бормотала она. – Ты спасение, спасение и дар Матери-Волчицы, дар…
Неужели она не понимает, с тоской подумал он, что его воля вот-вот проиграет похоти? Она должна знать, чем заканчиваются такие вещи… в её состоянии.
Откуда-то пробилась мерзкая мысль, что может быть это ей и нужно. На самом деле она всё знает. Они всегда знают.
Он с силой оторвал руки Кары от себя:
– Иди сюда, успокойся, – и подтолкнул её к стулу. Она послушно села, продолжая всхлипывать.
– Ты не представляешь, что они делают, – прошептала она.
– Кто?
– Эти… – Кара дёрнула плечами, её мягкая грудь колыхнулась, и Алонсо судорожно сжал зубы. – Эти люди. Я наткнулась на них сразу же… и с тех пор они держат меня в плену. Я пыталась управлять ими, чтобы спастись, но после склепа со мной что-то не так… А они думают, если съедят меня, то превратятся в бессмертных. Или что-то такое… такое же глупое. – Она подняла глаза и посмотрела на него умоляюще. – Мне кажется, ещё чуть-чуть, и они начали бы отрезать от меня кусочки и бросать в эту их яму. Но…
Она замолчала, сложив руки на коленях.
Он подошёл ближе, старательно смотря ей в глаза, а не куда-то ещё.
– Они потом придумали другое, – мертвенно произнесла она.
От неё исходило отчаянье. Кара так жаждала утешения и сочувствия, что он не мог ей отказать. Проснуться в нынешнем мире – ужасно, но проснуться так, как это случилось с ней, – ужаснее в десятки раз.
Он опустился на колени и осторожно взял её руку.
– Расскажи.
– Они захотели создать… волчью ферму, – отведя глаза, тихо сказала Кара. Казалось, она с трудом выговаривает слова. – Решили, что могут использовать меня как… как… свиноматку. А потом поедать… приплод.
Он едва поверил своим ушам, но она продолжала говорить:
– У них ничего не получилось. И не могло – их семя… – её передёрнуло, – как сопли, как… Оно бесполезно. Я чуяла его внутри. Они, кажется, не понимают, что я могу управлять этим, не представляю, что бы они со мной сделали, если бы узнали…
– Зачем тебя привели сюда? – спросил он.
– Они решили, что ты замаскированный охотник, первый охотник за несколько лет, – она даже нашла силы едва заметно улыбнуться. – Потому что ты держишься уверенно. А они никого не знают, кроме охотников, кто бы так делал. И думают, что у охотников «гуще кровь», что они «почти как хозяева». Если им самим не удаётся оплодотворить меня, то может охотник сможет…
Она закрыла лицо руками.
Алонсо отодвинулся и сел на пол, прикрыв глаза.
Это было полное безумие. Он ещё не встречал ничего такого, и охотники о таком не рассказывали, и даже слухи не ходили. Новый виток коллективного сумасшествия.
Новый виток мерзости.
А ведь Капитолий ничего не делает с этими… общинами. Затхлыми вырождающимися мирками. Просто ждёт, когда ядовитая «муравьиная» мутация, которую доктор Оро так и не смог извести, растворится сама собою. И это даже бы могло сработать, так растворяется капля яда в океане, да только общины не смешиваются ни с кем, они оберегают свою гниль, как когда-то хозяева оберегали старые гены. Ещё одна вещь, которая сближает муравьёв с теми, кого они так страстно ненавидят, обожают и желают поглотить.
Он думал об этом, презирая их – и себя, потому что всё равно чуял запах Кары и всё равно хотел её. На одной стороне были ужас, гнев и щемящая жалость, но на другой – необоримый инстинкт. Алонсо как будто уже и отвык от его власти. В стенах Капитолия сопротивляться было… проще.
Он отодвинулся ещё немного. Чем же можно перебить это? Дочерь Сольер. Видимо, последняя из семьи. Готовая к рождению потомства. Такой она стала бы Матерью Сольер в старом мире, хозяйкой всего.
А он был бы голодранцем в её глазах. Он никогда не посмел бы даже взглянуть на неё.
Эти мысли не помогали, наоборот. Ведь теперь у него был шанс. Это только возбуждало ещё сильнее.
Она ведь тоже проспала два века и тоже очень давно не чувствовала этого, ей это тоже нужно, думал он. Это же инстинкт, его не остановить.
– Этот новый мир… ужасен. – Кара как будто прочла его мысли. Он осторожно взглянул на неё.
– Не только люди стали такими странными, – задумчиво продолжала она. – Я не нашла ни следа от горного дворца, когда выбралась. Если не считать, конечно, кусков его стен, ставших частью здешней… архитектуры. Я ведь правда стала думать, что я последняя из всего вида.
– Нас… не очень много, – с трудом ответил он. – Но мы с тобой не последние.
Она кивнула, не отводя от него взгляда.
– Ты заберёшь меня отсюда?
– Не сомневайся, – он поднялся. – Как только эти уроды уснут, я тебя выведу.
Она тоже встала, улыбнулась, хотя в глазах блестели слёзы, и прижала ладонь ко рту. Потом покачала головой, опустила руку. И подошла к нему вплотную; он дёрнулся, но она прижалась к нему.
– Я всё понимаю, – сказала Кара тихо. – И это даже кажется мне правильным. Мир изменился, значит, мы тоже должны забыть о том, кем мы были. Важно лишь будущее, правда?
Она могла говорить, что угодно, он всё равно думал только об одном.
Нет, не думал. Мыслей не осталось, горячий пар заполнял голову.
Она была слишком близко, её запах заслонил всё – ушедший день, странных и, возможно, опасных людей. Воля Алонсо, наконец-то, рухнула. Он зарычал и схватил Кару, впиваясь ртом ей в шею, потом в губы.
Во сне он увидел зелёный дом на холме – четыре этажа и обсерватория рядом, серая круглая башня блестела в утренних лучах; тёмные тени у подножия холма вызвали в нём тревожное ощущение – будто приближается что-то неизбежное, и ты не знаешь, хорошим оно будет или плохим. Или таким чуждым, что окажется вне понятий «плохое» и «хорошее».
Внизу текла река, делая петлю, высокие глиняные берега поросли кустарником и плакучими ивами, в ясные дни их отражения дрожали в воде, тёмно-бордовой от ила. Как крылья расходились в стороны полосы двух садов. И за ними лежали две маленькие деревни – вот и весь лен семьи Веламма.
Потом всё затянуло туманами, разрослись и одичали сады, провалилась внутрь башня, пустыми окнами зиял дом, лишившийся верхних этажей. И люди исчезли, ушли в места, где ещё теплилась жизнь.
Через решётку на окнах он смотрел во двор зоопарка – две аллеи, сходящиеся возле величественной статуи доктора Оро: единственная рука воздета к небу, длинные редкие волосы трепет невидимый ветер, выражение безмерной печали застыло на лице – опущены уголки рта, от крыльев носа тянутся глубокие морщины, горько кривятся брови и взгляд устремлён вдаль, будто в поиске ответов. Жалел ли доктор когда-либо о том, что сделал? Или до конца жизни пребывал в уверенности, что всё было правильно?
Чьё-то дыхание за спиной – пахнет кровью и разорванной плотью. С его собственных когтей падают тяжёлые капли. Когда-то Алонсо был уверен, что не забудет лицо своего «первого раза», первой жертвы, исполосованной неуверенными порезами. Умирающей слишком долго и мучительно, хотя его всегда учили: необходимость не должна быть жестокой. Если вообще можно сравнивать, то быстрая и лёгкая смерть предпочтительнее. Тогда он на собственном опыте почувствовал, какая это ужасная, но правда. И не поверил бы, что настанет день и тот человек всё-таки изгладился у него из памяти, а сейчас, спустя триста лет, две трети из них – в анабиозе, он не сможет сказать даже, мужчина то был или женщина. Просто кто-то, кого ему привели родители. На кого пал жребий. Или тот, кто продал себя, чтобы накормить родных.
И во сне у мёртвого тела не было лица.
Компас тихонько кольнул его, и Алонсо проснулся. Секунду соображал, где он и что произошло.
Потом резко сел на постели. Как он вообще мог заснуть, когда они до сих пор в этой спятившей деревеньке?
Он посмотрел на Кару: она не спала, её зрачки слабо блестели в полумраке.
– Я раньше никогда никого не видела спящим, – прошептала она.
– Даже родных? – вполголоса спросил он. Кара покачала головой.
– Нам нужно идти, – он откинул одеяло и опустил ноги на пол. – Пока ещё темно, мы сможем уйти далеко.
– Куда? – помолчав, спросила она. – Я ничего не видела в новом мире, кроме этого посёлка. Наткнулась на него сразу же и… всё. Каким стал мир? В нём есть безопасное для нас место?
Он хотел бы утешить её, но пришлось ответить честно:
– Почти всё выглядит так же. Грязь, нищета, безумие. На севере хуже, на юге – немногим лучше. Революция началась оттуда, им удалось быстрее выбраться из… последствий того, что они совершили. На юге стоит Капитолий.
– Столица?
– Больше, чем столица. Ты поймёшь, когда увидишь.
– Ты хочешь пойти туда?
Он вздохнул:
– Нет других вариантов. Они должны знать, что ты проснулась. Как и обо всех остальных.
Кара спросила холодно:
– Так то, что болтают эти пустомели, – правда? Про подземные лаборатории, где волков разбирают на части, про зоопарки и прочую чушь?
– Нет, – ответил он, поднимаясь. – Про лаборатории – почти всё ложь. Про зоопарки… – он заколебался. – Частично правда. Но это не то, чем может показаться. Я был там раньше. Это просто убежище.
– Убежище? – она тоже поднялась, одеяло соскользнуло с её груди. Он отвернулся, заговорил быстро, чувствуя спиной её пристальный взгляд:
– То, что охотники не разбирают людей на части, не значит, что никто так не делает. Этот мир может быть опасным для того, кто ещё не научился в нём ориентироваться. Попасть в беду проще, чем кажется. Лучше начать с Капитолия. Они пытаются защищать нас. Они научат тебя выживать в этом времени. Если ты не сможешь прижиться там, то всегда можешь уйти… если захочешь.
– И ты ушёл?
– Да, – Алонсо поворошил ногой кучу одежды на полу, пытаясь найти штаны. – Я ушёл. Я пошёл домой, но не нашёл ничего, кроме развалин и мёртвого оборудования в запечатанном хранилище, которое мародёры не смогли открыть. Из всего, что там было, заработал только живой компас. Сейчас он со мной. Единственное наследие семьи Веламма.
– Наш мир совсем исчез, да? – печально спросила она. – Я иногда надеялась, что это только здесь всё так ужасно, что может быть где-то остались дворцы… или хоть что-то.
– Нет, – коротко ответил он. – Но новый не так плох, когда к нему привыкнешь.
Кара следила, как он одевается, но с постели так и не встала. Он решил дать ей немного времени. Она не обязана тут же ему поверить. Она ничего о нём не знает.
Наконец Кара спросила:
– Ты не останешься в Капитолии со мной? – её голос дрогнул. – Мы могли бы… быть вместе?
Он замер:
– А ты… хочешь этого? Хочешь… семью?
Она смотрела в сторону и было не разглядеть, что за выражение у Кары на лице, но в голосе звучали слёзы:
– Я ведь правильно поняла: ты был в склепе у горы? Должно быть, искал выживших? Ты видел, во что превратилось старое убежище. Так что я не очень-то в них верю теперь, в убежища, – она будто подыскивала слова. – Я не знаю, каково это – быть в безопасности. После смерти матери старшие братья будили меня, только чтобы показать народу – вот она, будущая Матерь – и позабавиться за мой счёт. Дед-отец не спешил меня делать Матерью, ему хватало волчат, а делиться хоть крохой власти он не желал. Или будто ждал чего-то… Семь с лишним десятков лет – из них едва ли месяц я провела вне холодильника. А это вовсе не старые камеры из убежищ, в холодильнике не снятся сны, но время – ощущается. Одинокие годы тьмы и холода. Но и до того… до смерти Матери-Волчицы я людей почти и не видела, – горечь в её голосе была такой явной, что у Алонсо сжалось сердце. – Никого не встречала дважды, кроме деда-отца и братьев, остальные были не люди – статисты; я просыпалась – и статисты всегда были новыми. Когда мне хотелось, я съедала кого-нибудь из них, сначала не понимая, что они настоящие, живые, а потом наплевав на это. Ведь они никогда не были такими, как я.
Что-то было в её рассказе… будто щелчок. Но она продолжала говорить, и Алонсо упустил это.
– Они и правда были другими, – заключила Кара без какой-либо гордости. – Жители низин, они казались муравьями. Мы владели горным хребтом, недрами под ним и воздушным пространством над ним. Наши подвесные сады поднимались уступами к вершинам, а заводы вгрызались в землю. Так про нас говорили. Правда, когда я проснулась в предпоследний раз, вокруг вместо садов были огонь, крики и толпы странных людей, и мы мчались мимо всего этого, деда-отца с нами не было, а из братьев – только трое самых младших. И ещё с нами были несколько слуг. И я спросила у братьев, что происходит. Они были слишком злы, чтобы отвечать, вместо этого сорвались на мне, как обычно, избив и изнасиловав. Я помню их семя… – она вздрогнула. – Дефектное. Бесполезное. Моё тело его даже не принимало… Но я почувствовала: дед-отец мёртв. Что-то сказало мне это, инстинкт, ощущение… Если бы они не были такими… такими дефектными, мои братья, я бы уже тогда понесла от них. Именно этого они и пытались добиться, я до сих пор так думаю.
Она помолчала и решительно добавила:
– Ты не удивишься теперь, узнав, что я постаралась испортить саркофаг одного из братьев, когда проснулась? Остальные и так были мертвы, а он должен был вот-вот очнуться. Я залезла в управление и… что-то сделала. Мне повезло, что мой процесс пробуждения занял немного меньше времени, и я очнулась раньше. Что с ним там стало?
– Он превратился в жижу.
– Я рада, – кивнула она. – Интересно, что стало с теми, кто не добрался до убежища…
– Их… – Алонсо запнулся. Муравьи разорвали их на части, когда вспыхнула революция. Всех, кто не успел спрятаться. – Они давно погибли.
– И этому я тоже рада. Можешь презирать меня за это. Но я хочу оставить прошлое в прошлом. Я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы вызвать жалость. У каждого есть свои ужасные истории. Но мне бы хотелось объяснить тебе: у меня никогда не было семьи. Я не знаю, как это должно происходить. Наверное, всё же как-то иначе. Но…
– Я не такой, как твои братья, – сказал он. Ему хотелось оправдаться, потому что теперь он вовсе не был уверен, что поступил правильно, поддавшись инстинкту. Не нужно было её трогать, пусть даже она была согласна. – В этом мире у меня никого нет. И наш вид упал на самое дно. Я хотел бы, чтобы у нас был шанс жить спокойно и тихо, где-то, где нас никто не тронет. Я мог бы сказать… да, я мечтаю об этом.
– Тогда можно мне пойти с тобой в это место?
Алонсо горько усмехнулся:
– Да если бы я только знал, где такое искать.
Он вернулся к кровати, сел рядом с Карой, и она тут же потянулась к нему – доверчиво, будто признав, что он никогда её не обидит.
– Когда ты рассказал о компасе, – прошептала она, – я… Знаешь, эти люди… они водят меня в одну пещеру, и именно там и… ну… – Кара вздрогнула и вздохнула глубоко. – Это что-то вроде святилища, там есть круглый камень, который они поливают тем, что разводят в яме. И алтарь, я думаю, это именно алтарь: закуток, где они держат живые вещи, похищенные из горного дворца, а может откуда-то ещё.
Алонсо понял её: реликвии семьи, такое не оставляют муравьям. Он и сам вернулся за компасом, единственным, что у него осталось.
– Думаешь, веди ещё живы? Ты их слышала?
– Нет, мне не дают прикасаться ни к чему в пещере, кроме камня. Не верят мне. Но они сами постоянно хватают эти вещи. И притворяются, что это что-то значит, ведут себя так, как будто вещи говорят с ними и что-то делают.
