скачать книгу бесплатно
– Кто?
– В широком смысле – ценитель прелести увяданья. В узком – голых мёртвых девочек. Если что, уголовно ненаказуемо.
– Мерзость какая, – опешил Вадим. – Господи, да как вы такое подумать-то могли? Я женатый человек!
– Жаль, – серьёзно кивнула следовательша. – Это бы всё очень упростило. Всего-то и дел было бы – найти вашего поставщика фантазий.
– Да я не…
– Поняла уже. Дашу Свирову вы тоже, конечно, не знали. Девочку с фотографий.
– Нет. А кто она?
– Студентка из добровольческой бригады. Неделю как похоронили. Чем-то помогала метростроевцам на Шигарёвской станции, и сорвалась с лесов. Несчастный случай, не подпрыгивайте вы так. Двадцать свидетелей. С девочкой-то всё понятно. А вот с вашими фотокарточками – нет. Вадим, вот скажите: как они перекочевали из архива судебной экспертизы к вам на стол? Хоть какие-то идеи у вас есть?
– Не знаю. Пошутил кто-то, может.
– Славная шутка, – кивнула Диана. – Чья же?
С улицы доносились раздражённые трели трамваев.
Кажется, мой брат восстал из мёртвых и мстит за предательство, отправляя мне сожжённые рукописи и фотографии мёртвых девочек. Да, с полицией после такого заявления проблем не будет. Зато вот с психиатром разговор выйдет долгий и душевный.
– Понятия не имею, кому могло понадобиться отправлять мне письма, – Вадим сдвинул брови. – А вообще, это ведь ваша работа, Диана Николаевна – искать этого шутника…
Он осёкся.
– Письма, – с удовольствием протянула следовательша. – Были и другие?
– Не было! – взвился Вадим.
– Ну значит, не было, – неожиданно легко согласилась Диана. – То есть ваша версия, если я правильно поняла – неизвестно кто неизвестно зачем подбросил никак не связанному с ним человеку фотографии мёртвой девицы. Как это у вас, словесников, называется? Сюрреализм?
– А у вас как?
Она ответила. Вадим покраснел.
– Ладно уж, – следовательша потянулась за каким-то бланком. – Идите с миром. Заявление, что ли, подайте. О нанесении вам морального ущерба. А то получается, что вы вроде как и не прочь были фотографиями разжиться.
– Подам, подам обязательно, – торопливо закивал Вадим. – А поможет?
– Помочь могу я. Но вам, похоже, не надо. Кстати, а как вы относитесь к метро?
– Я – никак, – промямлил Вадим. – Даже интересно было бы посмотреть…тьфу, то есть покататься…
Она обидно рассмеялась.
3
Он пришёл через два дня, когда Вадим уже начал свыкаться с уютной мыслью о том, что всё обойдётся.
Класс был охвачен предканикулярным оцепенением. На задних партах лениво переговаривались, у доски почти отличник рассказывал почти выученный отрывок из поэмы. Вадим слушал, рассеянно глядя в окно. Тенистая улица была почти безлюдна в десять часов утра.
Почти.
Влад стоял у обочины, задрав голову. Точно такой, каким стал бы в тридцать один год – рослый, смуглый, с сединой в кудрявых волосах.
Просто стоял. И смотрел на него, Вадима – безошибочно узнавая брата-отступника в неясном силуэте по ту сторону окна.
Пальцы, изъеденные селитрой. Быстрый взгляд исподлобья.
– Вадик, дурашка, в партию так просто не берут. Нужно доказать, что мы пригодимся. Что без нас никуда. И я даже знаю, что мы сделаем. Из плюсов – экзамены сдавать тебе уже не придётся. Из минусов – это точка невозврата. Оно тебе надо? Ты подумай. Хорошо подумай.
В голове метались обрывки мыслей – липкие, жалкие. Наде позвонить. Она дома. Одна. Или сразу – в полицию? И что им сказать?
Ничего не случится, понял вдруг Вадим. Он затем и пришёл, чтобы посмотреть в глаза – сквозь немытое стекло, через пыльную занавеску. Хоть в пример приводи детям, как гниловатый, приторный образчик драматического пафоса. Как нелепо, боже ж ты мой.
Как страшно, на самом деле.
…Та гражданская война, о которой бубнили вечерами в гостиной, и та революция, о которой рассказывал брат – были не одним и тем же. Первая была унылой страшилкой. От неё отдавало типографской краской, валериановыми каплями и прогорклой вонью залежавшихся запасов в кладовке. От второй захватывало дух. Это был прохладный шелест алых знамён, глаза нищих детей, удивлённо распахнутые навстречу хрустальным дворцам. Это было счастьем и смыслом. А потом это удивительное и сияющее вдруг переродилось в пыльную лабораторию в старом лодочном сарае. В обожжённые пальцы и затрёпанные перепечатанные под копирку брошюры по изготовлению бомб. В тёмные от копоти корпуса сталелитейного завода. И в презрительный взгляд брата: передумал? слабо?
Тонкий стержень перьевой ручки треснул в пальцах.
– Вадим Палыч, вам плохо? – спросил почти отличник.
Он помотал головой, не отрывая взгляд от окна.
Влад помахал рукой. Чуть припадая на левую ногу, побрёл к трамвайной остановке.
Всё?
* * *
В учительской было шумно и нервно. Сквозь гул голосов прорывался надрывный тенор естественнонаучника Андрея Васильевича.
– …и, представьте, одновременно! На Ясненской, Шигарёвской и Центральной. И да, говорят, прямо такая, как была – рыженькая, в костюмчике своём. Только уже не человек. Господи, это ж ровно девять дней…
Он осёкся, увидев Светлова.
– Вадим Палыч, девочка ваша объявилась, – заржал историк Королёв. – Та, с фотографий. Воскресла – и давай наших метростроевцев шугать. По тоннелям гуляет, пакости на стенах пишет.
– Не смешно, – проворчал рассказчик.
– Ну, постановка же, – прошипел кто-то. – Небось, ревнители старины постарались. – Вас-то там не было, – Андрей сдвинул брови. – Здоровенный, извиняюсь, мужик – один из той бригады – идёт прямо по проезжей части и всхлипывает. И дрожит. Ему сигналят, а он – не слышит. Ничего не видит вокруг, понимаете?
Пролаял звонок. Вадим проскользнул в дальний угол комнаты, рухнул в продавленное кресло и закрыл глаза.
Славно. Влад вернулся. Мёртвые девочки. Метро. Все рехнулись, это точно.
Хлопнула входная дверь. Вадим напрягся, услышав знакомый прокуренный голос. Её только сейчас не хватало, Дианы этой!
– Светлов? В учительской вроде, – бестрепетно сдал коллегу Королёв.
Вадим толкнул размокшую от ночного дождя раму окна. Влез на подоконник. Неуклюже спрыгнул – и, морщась от боли в пятках, бросился к забору.
* * *
– Ой, ты так рано, – обрадовалась Надя. – А к тебе Влад приходил!
– И ты открыла? – выдохнул Вадим. – Впустила его?
– Ну конечно, – растерянно захлопала ресницами Надя. – Он ведь твой друг.
– Охренеть. – Вадим швырнул портфель на пол. – Чужого человека? Надь, тебе сколько лет?!
Ему стало стыдно. Сам же искал – нежную, домашнюю. А не собаку цепную. И всё-таки…
– Надь, ну ты думай в следующий раз, – проворчал он, остывая. – Ведь чужой человек. А если бы вор? Или похуже?
– Вадюша, ну он же не вор! Вежливый такой. Тортик принёс. Мы поболтали.
– О чём?
– Ну, он восхищался, как мало город изменился. Мол, те же дома, те же заводы. Метрополитен ему нравится. Говорит, в столице красиво, а у нас ещё лучше будет.
Опять метро.
– Дальше, – сдавленно произнёс Вадим.
– Он сказал, что приехал по делам, и что ты, так или иначе, ему поможешь. А как именно, тебе решать. Вот. Сказал, что ты поймёшь. Кажется, правильно передала, – смутилась Надя.
– Злился?
– Совсем нет. Весёлый был. Шутил много. Вадь, а…
Кто он? Ну давай. Спроси. А я отвечу. Нечего уже терять. И будем решать, как дальше.
– …а у тебя туфли грязные. Давай я помою?
4
– Молебен мы, конечно, заказали, – рослый бригадир мял в руках метростроевскую фуражку. – Но чтобы уж наверняка… Можно ведь и ваш ритуал, и освящение?
Невысокий мужчина, лицо которого наполовину скрывали круглые зелёные очки, кивнул.
– А оплата как?
– По факту, – сухо сказал спирит, почти не разжимая губ. – Результат устроит – заплатите.
Бригада одобрительно загудела.
– Ну мы тогда того… Дежурный полицейский, он знает. Он вам мешать не будет.
– Идите уже, – раздраженно дёрнул плечом спирит.
Возражать никто не стал. За пару минут вестибюль опустел.
Оказавшись один, спирит повёл себя странно. Из рюкзака извлёк фонарь – старый, с ручкой, перемотанной изолентой. Подошёл к стене, долго водил пальцем по размытым потёкам, в которых смутно угадывались очертания букв. Наконец удовлетворенно кивнул. Минут десять ползал на четвереньках по рельсам. Наконец выпрямился, вытер пот со лба – и, вздрогнув, обернулся на знакомый голос.
– Посветить? – язвительно осведомилась Диана. – Конечно, вы тут ни при чём, Вадим Палыч. Мимо проходили. Равно как и я. Да?
Вадим часто заморгал. Свет ламп вестибюля слепил глаза, но ему всё равно удалось рассмотреть пистолет в руке следовательши.
– Надпись с ошибкой, – буркнул Вадим. – То послание, «подземелья оставьте мертвецам». Стилизация под старинную орфографию, но достаточно корявая. В слове «подземелий» только один ударный «е». Для редуцированных использовалась другая графема.
– Вы бы так не оплошали, да?
Вадим поморщился.
– Я понимаю, как всё это выглядит. Но я правда ни при чём.
– А зачем было ретироваться через окно? Ладно, спишем на интровертивный склад характера, – вздохнула она, опуская пистолет. – На рельсах что-нибудь есть?
– А что, ваши здесь ничего не осматривали? – удивился Вадим.
– Нет, – Диана ловко спрыгнула с края платформы. – Нас сюда и не звали. Ирония-то в чём? Никто не пострадал. На Шигарёвской одному метростроевцу стало плохо с сердцем. Он там полчаса пролежал, не меньше. Хотели бы убить – ничто бы не помешало. Ан нет. Убийство – это совсем другой уровень. Это уголовка. То есть эти силы зла грань-то не переступают… Имущество – да, попортили. Но бравая вечерняя смена почти всё отмыла. Выходит, никаких нарушений закона нет. А за развенчание городских легенд сверхурочные не платят. Они пошли вглубь тоннеля. По сторонам змеились сплетения проводов.
– А мне не нравится это всё. С душком каким-то этот маскарад. Вот как здоровые мужики могли испугаться ряженой девки? Да хоть как она будь размалёвана! На станциях днём освещение отличное. И что, они томатный сок с кровью перепутали? И ни у одного не ёкнуло подбежать и помощь предложить?
– Скорее уж лопатой врезать, – буркнул Вадим.
– Ну или так. Вообще, в чём смысл? Разогнать строителей? Так свято место пусто не бывает, новые найдутся – сроки-то срывать нельзя. Для государя это метро как игрушка любимая. Сегодня звонили из столицы – Его Величество приедет на открытие. Вот не было ж печали!
– Может, это рабочие подстроили, чтобы прибавку к зарплате выпросить?
– Мистический коэффициент? – Диана закурила. – Умно слишком. И для наших никтофобов, которые подписи против метро собирают – тоже…
Она споткнулась. Вадим еле успел подхватить её.
– Неудобно же, – не выдержал он. – Как вы на этих каблуках?..
– Привычка, – Диана улыбнулась. – Помню, вернулась я сюда после войны. Иду по дворцовому проспекту – грязная, в шинели, в огромных сапогах. А май, между прочим. И девицы порхают. И не девицы, а очень даже тётки, тоже порхают. И все – в платьицах, на каблучках, тонкие-звонкие. И ведь, зараза, парни на них смотрят, а не на меня, орденоносную героиню. Я-то думала, приеду… а, ладно. В общем, я на всю первую зарплату купила туфли. На каблучках, само собой. С бантиком.
Надя бы так не сглупила. Надя аккуратно вписывала доходы и расходы в разлинованную тетрадку. Надя ходила в удобных ботиках на плоском ходу.
Диана резко остановилась. Выхватила фонарь из руки Вадима, склонилась над рельсами.
– Парик? – Вадим, щурясь, вглядывался в тёмный комок пакли. – А это что за пятна? Кровь?
