скачать книгу бесплатно
Некоторое время ничего не происходило. Лернейская неподвижно застыла, лицо напряжено, на нем проступили капельки пота. Покалывание в моих висках продолжалось, ментальный контакт не был разорван. Но ни мысленно, ни вслух г-жа вице-директор ничего не произносила.
А затем все исчезло: и Лернейская, и секционный стол с черным телом уродца, и комната с кафельными стенами…
По лицу упруго захлестали ветви. Непроизвольно я крепко зажмурился, сберегая глаза, – но ничего не изменилась, гибкие прутья тальника продолжали бить по лицу, а я продолжал их видеть, – впрочем, ни боли, ни чего-либо еще не ощущал…
Сообразил: Лернейская транслирует мне образы, неведомо каким способом вытащенные ею из мертвого мозга. Последний, предсмертный видеоряд, наблюдаемый существом. Так что жмуриться бесполезно – волей-неволей это голографическое кино придется досмотреть до конца.
Потом был берег Славянки, короткая схватка с вороном, водная поверхность, несущаяся к лицу… Перемещение в водную среду не сделало картинку нечеткой и размытой, как произошло бы, будь существо человеком, – глаза земноводного одинаково хорошо видели и под водой, и на суше.
Впрочем, подводная часть эпопеи не затянулась. Слева, на грани видимости, мелькнул стремительный силуэт, – и картинку затянуло алое марево, оно становилось все гуще… А затем из него выплыло нечто, что никак не могло оказаться ни на дне Славянки, ни на ее берегах.
* * *
Это был мир сплошных болот и я видел его с высоты птичьего полета.
Внизу росли деревья, где густо, где отдельными купами. Высокие, с раскидистыми кронами, – все их стволы поднимались из воды на манер мангровых зарослей.
На нижнем ярусе тоже хватало растительности: обширные водные пространства покрывали поля растений, очень смахивающих на кувшинки, но без единого цветка, одни лишь громадные лопухи листьев. Кое-где, словно ворс ковра, топорщились заросли не то хвоща, не то осоки, с высоты толком не разобрать. В иных местах было, очевидно, чуть поглубже, там ни травянистой растительности, ни деревьям не удавалось укорениться в донном грунте, – и царствовали водоросли, заполняя зелеными сплетениями все до самой поверхности.
Вроде бы один сплошной, без берегов, водоем, но кархародон там живо бы протянул плавники… Зато благоденствовали земноводные, мелководья буквально кишели ими. Огромные, медлительные существа неторопливо пережевывали водоросли, оставляя за собой натуральные просеки. Хватало и других травоядных, размерами поскромнее. И охотились за ними хищники, самых разных форм и размеров, причем некоторых из них я скорее отнес бы к рептилиям, но не уверен, мог ошибиться при беглом взгляде с высоты. Чем питалась многочисленная земноводная мелочь, в изобилии шнырявшая внизу, я определить даже не пытался.
Вероятнее всего, водились в водно-болотном мире и рыбы, и всевозможные беспозвоночные: моллюски, ракообразные и т. п., – но оставались на вторых ролях, оттесненные на обочину жизни амфибиями.
Лишь верхний ярус, кроны деревьев, захватили и удерживали представители другого животного класса, – насекомые, причем громадные (по нашим меркам громадные, потягаться размерами с местными родственниками лягушек и тритонов они все же не могли). Порхали хищные стрекозоиды, и существа, весьма напоминавшие разросшихся мух и комаров, и еще какие-то крылатые насекомые, земных аналогов не имевшие. Вот только бабочек и прочих чешуйчатокрылых я отчего-то не приметил.
Насекомые царили не только в воздухе и на деревьях – некоторые их виды совершили экспансию на нижний ярус: огромные веслоногие жуки, закованные в хитиновую броню, вполне успешно там хищничали, на равных тягаясь с плотоядными земноводными.
Полет продолжался и продолжался. Никаких изменений в рельефе не наблюдалось, удивительно плоский мир: ни возвышенностей, свободных от воды, ни впадин, позволяющих образоваться нормальным, не заросшим водоемам. Впрочем, кое-какие перепады высот здесь имелись: пару раз я видел реки – медлительные, не имеющие долин и сухих берегов, сильно заросшие. Реки-болота, если уместен такой термин.
На одной из рек я заметил нечто вроде плотины, замедлявшей и без того медленное течение. Она не была рукотворным сооружением, даже не напоминала те примитивные конструкции, что строят наши бобры. Мне показалось, что плотина живая – по верхней ее части, доступной взгляду, прокатывались какие-то судороги, сокращения… Мелькнула мысль, что здешняя заболоченность возникла не совсем естественным путем, что кто-то искусственно разровнял рельеф и запрудил реки.
…По ощущениям, полет над болотным миром продолжался гораздо дольше, чем погоня, приведшая существо в воды Славянки. Я удивился: неужто агония головастика длилась так долго и его мозг еще генерировал предсмертные видения, когда Рада вытащила тело на берег? Потом сообразил: время в таких видениях субъективно, и длинный сюжетный сон может промелькнуть в голове спящего за секунду-другую. Надеюсь, Лернейская не заставит смотреть бесконечное кино до конца – все, что стоило знать о мире-болоте, я уже увидел.
Едва так подумал, в унылом сюжете наметились изменения. Вернее, наметились они в унылом пейзаже – впереди показалось нечто, весьма напоминающее сушу. Пусть низкую, лишенную не только гор, но и холмов, но хоть какое-то разнообразие.
И тут, как на грех, наблюдаемая картина начала бледнеть, размываться, исчезать… Очень скоро я понял, что вижу закрытыми глазами лишь фантомные пятна. Поднял веки и узрел кафельные стены и Лернейскую, отлепляющую «лицехвата» от головы мертвого головастика.
– Что скажешь? – поинтересовалась она.
– Любопытный мир… Царство амфибий. А это (я кивнул на секционный стол) тамошний венец эволюции, земноводный аналог Хомо сапиенса.
– Еще какие-нибудь выводы из увиденного сделал?
– Ну-у-у… Гравитация там вероятно слабее, чем у нас. Иначе стрекоза с дельтаплан размером в воздух не поднимется.
– Логично. Еще что-нибудь?
Вот ведь пристала… Я напрягся и выдал:
– Вполне возможно, что там кислорода в воздухе значительно больше.
– Не стоит проецировать на чужой Мир то, что нам известно о нашем каменноугольном периоде.
– Ладно, больше не буду… Тогда вот вам главный вывод, без всяких проекций: ОСВОД в том мире действовать не сможет. Кархародону не развернуться, быстренько завязнет. Разве что Ихти и Импи можно заслать в качестве отдельных боевых единиц, разведчиц-диверсанток.
– Других выводов нет? – невинным тоном спросила Лернейская.
Чего-то она от меня ждала, к чему-то подводила, подталкивала… А я не мог взять в толк, к чему. И брякнул первое, что пришло в голову:
– Еще могу расспросить Хуммеля – может, странствуя по Истинным Мирам, попадал когда-нибудь в этот.
– Не надо тревожить Хуммеля. Мир известный, местные называют его Ззуусс. И это не ИР, это ИАР.
– Э-э-э?
– Не Истинный Мир, а Истинно-альтернативный Мир.
Я ошарашено замолчал. Картина мироздания снова раскололась на куски. В который уже раз за последние десять лет? Не сосчитать…
Лернейская, заинтересованно понаблюдав за моим лицом, добавила:
– Кстати, напомни потом, чтобы не забыла оформить тебе допуск «алеф». С твоим «альфа-бис» знать такое не полагается.
Интересно, она у ЛБ позаимствовала эту эффектную фразу? Или он у нее?
Глава 6. К вопросу о дурных приметах
Приметы сбываются не всегда: хорошие реже, плохие гораздо чаще.
Но есть одно исключение, моя личная персональная примета, неизменно сбывающаяся: если встречаю кого-то из Хомяковых – день потом идет наперекосяк, планы ломаются, жизнь подкидывает поганые сюрпризы, босс – поганые задания, и т. д. и т. п.
В понедельник, казалось бы, ничто не предвещало неприятностей, – с Радой мы расстались двое суток назад, в Институте представители их семейства никогда не появляются. Но недаром люди опытные советуют никогда не говорить «никогда», ибо все когда-то случается впервые.
В ОСВОДе я появился спустя три часа после начала рабочего дня, – все утро провел в Бюро экспертиз.
Дверь отдела была приоткрыта, кодовый замок не работал, бейдж, чтобы войти, не понадобился. Шагнув через порог, я мгновенно заподозрил, что дисциплина среди подчиненных успела за столь короткий срок расшататься весьма основательно. Эти разгильдяи дошли до того, что затеяли сыграть в футбол на рабочем месте – мяч пролетел у меня между ног и исчез за дверью, которую я не успел притворить.
– Да вы тут совсем… – грозно начал я и осекся, сообразив, что ошибся.
Сотрудники в футбол не играли, равно как и в другие спортивные игры с мячом. Властимир сидел за общим столом, служившим нам для совещаний, и вид имел мрачный-мрачный, словно только что узнал, что лишился всего движимого и недвижимого имущества, а вдобавок болен неизлечимой болезнью. Ихти в уголке о чем-то тихонько переговаривалась с Импи и мне показалось, что сестрички старательно сдерживают весьма ехидные усмешки.
Хуммель, вопреки обыкновению, не спал. Сидел здесь же, в общей комнате. Странно… Обычно раньше обеда он по своей воле не просыпается, а против воли разбудить нашего сновидца не так-то легко.
Лишь Злата Васильевна – живое олицетворение трудовой дисциплины – находилась на своем рабочем месте и что-то набивала на компьютере.
– Что происходит? – спросил я напрямик.
Хуммель издал неопределенный хмыкающий звук, Властимир волком глянул на меня, будто на виновника всех своих гипотетических неприятностей, – и ничего не ответил.
– У нас пополнение- объяснила Ихти.
– Да еще какое, – добавила Импи и не выдержала, хихикнула.
Просьбами довести численность ОСВОДа до штатной численности я изводил ЛБ почти месяц, после того, как отдел покинул стажер Соколов. Но быстрого результата не ждал, – слишком уж высоки требования к потенциальным кандидатам: задачи мы выполняем особые, и сотрудники в отделе собрались куда как не простые… К тому же новичку, даже формально соответствующему всем условиям, не так-то легко вписаться в сложившийся и притершийся коллектив.
В общем, следовало радоваться, что хоть кого-то прислали на усиление. Но коллеги отнюдь не выглядели обрадованными.
– Вот приказ, Сереженька. – Злата Васильевна вручила мне листок, вложенный в прозрачный файл. – На втором экземпляре тебя надо расписаться. Изменения в штатном расписании будут готовы через час.
Интонации Златы Васильевны показались мне необычными. Приказ я взял в руки осторожно, подозревая какой-то подвох, осмотрел самым дотошным образом.
Печать… Подпись вице-директора по кадрам… Дата сегодняшняя, девять утра, интересно… Исходящий номер отпечатан на принтере, входящий поставила от руки Злата Васильевна… В левом верхнем углу утверждающая резолюция Биг Босса в виде нечитаемой закорючки, хорошо мне знакомой.
Я вдруг понял, что внимательнейше, чуть не с лупой, изучаю атрибуцию документа, потому что опасаюсь прочитать главное: кого же к нам назначили? Странный настрой подчиненных оказался заразным.
Тьфу… Что я в самом деле? Всякое переживали и это переживем. Итак, кого же нам послала судьба в лице высшего начальства…
Хомяков…
Хомяков?!!
Он самый, Хомяков Добромил Твердиславович, 2018 года рождения.
Я так и сел. Самым натуральным образом плюхнулся – хорошо, хоть не на пол, а в кресло, заботливо пододвинутое кем-то из сотрудников.
Всякого мог ждать, – например, внедрения в коллектив кого-нибудь из сотрудников Лернейской в целях внутриведомственного шпионажа и мелкого вредительства. Но такого поворота и в страшном сне бы не привиделось…
Подозрительно посмотрел на Хуммеля, на Властимира, на девчонок. Может, шутка? Слепили приказ, подсунули утром Злате Васильевне…
– Если это ваша работа, лучше сразу признайтесь. Отделаетесь выговором и лишением премии.
– Да мы сами в шоке… – заявила Ихти так, что я ей сразу поверил.
О том, что пошутили в отделе кадров, не стоило размышлять даже из академического интереса. Наши кадровики, это… В общем, у них шутки юмора не в чести.
– То есть к нам в отдел вот-вот заявится младенец трех дней от роду и приступит к трудовой деятельности… – медленно произнес я. Мозг столь же медленно осознавал неизбежное.
– Маленькая поправка: он уже заявился, – внес уточнение Хуммель. – Ты же с ним только что в дверях разминулся.
Я поначалу ничего не понял, потом вспомнил нечто, пролетевшее между ног и принятое за мячик.
– Этот вот колобок?! Ох…
– А по-моему, очень милый, – сказала Импи.
* * *
Вскоре я узнал, что Малыш Хомяков появился в ОСВОДе полтора часа назад.
И времени зря не терял:
– со всеми перезнакомился, сдружился (кое с кем успел рассориться и снова помириться);
– непонятным способом, дистанционно, сломал замок на двери, который и теоретически-то сломать было невозможно (пообещал, что сегодня же починит, но даже не пытался);
– пять раз подряд выиграл в шахматы-блиц у Властимира (у Властимира! у бессменного институтского чемпиона последних лет!), заработав неплохую сумму;
– разбудил Хуммеля, заявившись в его сон (в сон Хуммеля! против воли сновидца!);
– сделал Ихти и Импи официальное предложение руки и сердца (предложил им усыновить его в видах дальнейшего внебрачного сожительства втроем);
– сделал Злате Васильевне аж целых три предложения (все три – по улучшению компьютерного делопроизводства в отделе, причем все три толковые, как была вынуждена признать наша бессменная делопроизводительница);
– проголодался и поспешил в столовую с целью оформить бесплатное диетическое питание, а заодно позавтракать (зная Лавра Гирудовича Мишкунца, заведовавшего институтским общепитом, можно было смело держать пари: бесплатно позавтракать младенчику удастся после месяца-другого беготни с бумагами по инстанциям, – и Властимир такое пари с Малышом заключил, а теперь сомневался в выигрыше).
Дополнительно выяснилось, что умственное развитие нового сотрудника весьма опережает физическое: ни ходить, ни говорить он за минувшие после родов двое суток толком не выучился. Поэтому общается с окружающими ментально, а как передвигается… я, дескать, сам видел: происходит нечто вроде серии телепортаций на сверхкороткие дистанции, следующих непрерывно, одна за другой, отчего создается впечатление низкого полета.
– Всё, пропал ОСВОД, – сказал я обреченно.
Ответом стал хоровой тяжкий вздох. Злата Васильевна сказала:
– Он, конечно, ребенок: очень милый, непосредственный, живой… Но атмосферу создает совершенно не рабочую.
Теперь моя примета: встретил кого-то из Хомяковых, день насмарку, – будет сбываться ежедневно, с понедельника по пятницу, и еще в выходные, если отделу выпадет сверхурочная работа.
– Босс в курсе? – уточнил я на всякий случай: вдруг ЛБ не знает, что за ценный кадр у нас объявился, вдруг пособит от него избавиться.
– Он-то и привел Колобка, – безжалостно разбил надежду Хуммель. – Злой был, страсть… В смысле, босс был злой. Пойду, попробую уснуть. Но если этот паршивец еще раз в мой сон заявится без спроса, я за себя не ручаюсь. В смысле, Колобок если заявится.
И он отправился к себе, заступать на трудовую сонную вахту. А Злата Васильевна, словно решив, что проблем у меня недостаточно, подкинула еще одну:
– Казимир Сигизмундович принес черновик учетной карточки нового сотрудника, попросил тебя, Сережа, внести изменения и уточнения.
Казимир Сигизмундович – такое заковыристое имя-отчество стоит в документах ЛБ, он же Литл Босс, он же вице-директор НИИ Проблем Мирового океана, он же мой прямой и непосредственной начальник. Сомневаюсь, впрочем, что мама в детстве звала его Казиком или иным производным от нынешнего имени. Удивляться тому не стоит, я тоже стал Чернецовым только после того, как поступил на службу в НИИ ПРОМОК.
Удивительно другое: первичное тестирование новых сотрудников, исследование их способностей и заполнение учетной карточки никак в обязанности ОСВОДа не входит.
Рассеял мое недоумение Властимир – он водил знакомство с парнями из техотдела, занимавшимися тестированием, и был в курсе дела.
Оказывается, тестировали новобранца почти все воскресенье, выдернув техников с отдыха под предлогом важности и срочности. Могли бы и не спешить: все равно прямому и непосредственному изучению Колобок оказался недоступен (пусть будет Колобком, должен же быть у сотрудника какой-то рабочий псевдоним).
А вот так… Недоступен. Выяснилось это быстро: все приборы, пытающиеся «заглянуть» ему внутрь, сгорали мгновенно. И те, что пытаются снять параметры внешними датчиками – электрокардиографы, электроэнцефалографы и т. д. – сгорали тоже. Ктулху побери, в его личном деле даже фотографии нет! Цифровые фотокамеры выходили из строя, а с пленочными произошла та же история, что и с рентгеновскими аппаратами: пленка мгновенно засвечивалась.
Хомякова-самого-младшего растущее недоумение техников привело в хорошее настроение и он решил немного пошутить: во время последней сессии приборы (новые, доставленные со склада взамен пострадавших) уцелели, но выдали такую ахинею, что поверить им невозможно… Например, вес у младенчика получился отрицательным, минус сорок семь килограммов, а частота пульса якобы измерялась в мегагерцах… У всех Хомяковых странное чувство юмора.
Кончилось тем, что ЛБ, крайне раздраженный поломками дорогостоящей аппаратуры, сам недрогнувшей рукой вписал Малышу Хомякову в карточку сотрудника небывалую маркировку ПНН, в скобках расшифровав ее как «Прыщ на ножках». А в графе «тотем» вообще накарябал слово, каким выражаться в приличном обществе не принято. Потом, очевидно, задумался и решил, что высшее начальство может такой юмор не оценить, – и спихнул завершение дела мне. Молодец, чё…
Изучив карточку, я зачеркнул нехорошее слово и заменил его четырьмя вопросительными знаками, ПНН исправил на МП (маг-полиморф) и попросил Злату Васильевну подобрать цифровой код, хоть как-то соответствующий тем способностям Колобка, что успели проявиться.
