
Полная версия:
Информационно-семиотическая теория культуры. Введение
На кратко очерченном общем дискурсивном фоне «о грядущем» наиболее перспективной и соответствующей сути современной культурно-цивилизационной ситуации представляется именно концепция информационного общества [4], поддерживаемая также идеями символического капитала [5] и коммуникативного общества [6].
Однако общество может считаться информационным лишь при наличии у него определенного набора характерных признаков. Их спектр существенно варьируется, на взгляд различных исследователей, однако чаще всего манифестируются следующие признаки: доступность любой информации и любого знания, необходимых для жизнедеятельности каждому человеку; генерирование широкого спектра информационных технологий; наличие развитой инфраструктуры информационных ресурсов, а также глубокие преобразования в структуре труда под влиянием информационных технологий.
Очевидно, что все эти признаки присущи современному обществу (и российскому), нареченному Кастельсом «информационным».
При этом особое место в информационном обществе занимают социальные сети. Именно здесь, как полагает Кастельс, социально-культурное пространство утрачивает физико-геометрические измерения и характеристики, поскольку экономика (рынок, собственность, деньги) и механизмы коммуникации (масскультура, массмедиа, интернет) обретают «транс-пространственный», виртуальный и тотальный характер. В итоге социальное бытие в информационном обществе предстает не только и не столько как наборы «легитимированных временем и властью» онтологических структур (социальных, институциональных – парламентов, партий и т. д.) или устойчивых институций культуры, сколько как изменчивый и многообразный поток смыслов, информации, прецедентных культурных ситуаций, инновационных технологий, форм потребления, поведенческих стратегий, жизненных стилей, непосредственно адресующихся человеку (индивидуально). А это означает, что определяющими измерениями социального бытия зачастую становятся не «стягивающие силы» коллективности и социальности (власть, право, государство, традиции), а спонтанно заявляющие о себе типы, формы, механизмы культуры и культурных смыслов, генерируемых и циркулирующих в сетях. Понятно, что эти особенности информационного общества детерминируют культуру, а также особенности и механизмы ее бытия, что проявляется, прежде всего, в тенденциях развития и функционирования культуры в рамках современного модуса информационного общества:
– нарастает разрыв между элитарной и массовой формами культуры. При этом масскультура, обладая высокой степенью адаптивности, а также опираясь на мощь современных средств коммуникации, становится культурой «сотен миллионов», в то время как пространство элитарной культуры сужается;
– сознание человека в нарастающей мере обретает мозаичный и «клиповый» характер, и в итоге складывается тип личности «мозаичной культуры». Отличительной характеристикой этого типа личности является то, что его познавательные установки лишены системности и глубины, – он познает окружающий мир «по мере надобности» и на основе технологий соцсетей, ориентируясь на мейнстримы всевозможных мод (на потребление, поведение, коммуникацию) и их идентичности;
– нарастает культурное неравенство в обществе (уже в силу изложенных выше обстоятельств);
– широкое распространение на базе интернета получают принципиально новые художественные практики, изменяя при этом функции традиционных институтов культуры, таких как библиотеки, музеи, картинные галереи, вузы, школы. Типичные примеры: «сетевая литература», «сетевое изобразительное искусство», «сетевая критика», виртуальные библиотеки, виртуальные музеи, виртуальные картинные галереи, виртуальные дискуссионные клубы, электронные магазины, образовательные порталы и др.
Обрисованная картина дополняется еще и тем, что информационному обществу присущ целый спектр серьезных противоречий:
• между стремлением человека и общества к свободе, с одной стороны, нарастанием уровня манипулирования сильнейших групп влияния посредством СМИ массовым сознанием – с другой;
• между высокой (элитарной) и массовой культурой;
• между глобальным бытием общества и человека во «всемирной паутине» и нарастающей дезинтеграции и «атомизации» общества, ведущим к отрыву человека от реальности;
• между ростом объема информации и неуклонным уменьшением относительного объема объективного и рационального знания у «массового человека» [7], что, в свою очередь, чревато появлением общества «ничегонезнаек» по прогнозам
И. Валлерстайна [8].
В этом плане «симптоматично», что доля безграмотных в населении США – в стране, где уровень развития информационного общества едва ли не самый высокий в мире, по разным оценкам достигает 14 %. В унисон с этим феноменом известный культуролог К.Э. Разлогов утверждает, что по мере развития информационного общества масса безграмотных будет множиться и в других странах, вполне благополучных по технико-экономическим критериям. Более того, со временем на культурной арене начнет доминировать генерация поколения, читающая с трудом и умеющая писать разве что «тексты SМS, ММS», поскольку все их компетенции завязаны исключительно на «экранную культуру», на визуальные информационные технологии [9].
Однако при всех этих обстоятельствах, как это ни парадоксально, именно реальности информационной эпохи как нельзя ярче демонстрируют порождающую генетическую сущность (силу) культуры и «культурного» по отношению к онтологии общества социального, т. е. верховенство культурного в социогенезе. Ведь в современных условиях глобальности коммуникации и свободы выбора собственной идентичности решающим фактором обретения социальных ролей и позиций, а также возникновения и становления социальных общностей становится именно сходство или общность культурных предпочтений. В итоге реальной базовой основой современного общества становятся, скорее, не сила политического или экономического принуждения, а бесчисленные множества «малых групп», каждая из которых пребывает в пространстве собственного культурного предпочтения со своим спектром идентичностей, культурными типажами и ценностями, на что настойчиво указывает социальная философия [10].
И главное – в контексте ныне переживаемой человеком ситуации, когда на парадигмальные цивилизационные сдвиги накладывается чрезвычайно острая конкуренции стран и культур за влияние на глобальной арене, «на кону стоят» не только и не столько производственно-экономические и социально-прагматические факторы (доходы на душу населения, уровень технологического прогресса, доминирование на рынках), а скорее «культурные измерения будущего», а именно:
– многообразие и общий дизайн креативных идентичностей политического, культурного и профессионального самоопределения человека в той или иной стране;
– спектр форм потребления и горизонтов культурного будущего;
– интеллектуальный уровень социально-культурной практики стран и ее информационного обеспечения;
– масштабы и спектр способов вовлечения виртуального в социальное и культурное бытие человека и социума в стране (государстве).
И в заключение. Современные тенденции и модусы развития технологической культуры: термоядерная энергетика, клеточные, конвергентные (НБИК), «информационно-облачные» и «e-homo» технологии ведут к социальному бытию, сложность которого трудно выразить, а воспроизводство требует от субъекта сложных компетенций и высокой профессиональности. Но при этом доминирующим «культурным типом» в обществе «претендует стать» и почти стал человек клипового мышления и мозаичной культуры.
Однако информационное общество и его технологии создают также принципиально новые предпосылки и возможности развития культуры. В этом плане показательно появление феномена «электронная культура».
Всеохватные и глубинные воздействия информационных технологий на культуру и формы ее бытия нашли отражение в появлении и широком распространении категории (дефиниции) «электронная культура». При этом отдельные исследователи склонны видеть в появлении феномена «электронная культура» новый этап социокультурогенеза – этап формирования «третьей природы» (вслед за миром рукотворных вещей – «второй природой»), поскольку в позиции этих исследователей мир виртуального видится как некий модус бытия человека, порождаемого синтезом мира сознания (смыслов, образов, ценностей) и информационных технологий и якобы характеризующегося собственной онтологией, этикой и эстетикой.
А пока, судя по всему, большинство культурологов придерживается более умеренной позиции. Ее суть такова: в информационном обществе возникла и развивается такая область деятельности и модус культуры, как мультимедийная культура, которая может рассматриваться как новая структурная компонента современной культуры, бытующая и функционирующая на основе методов и средств информационно-коммуникационных технологий, связанных не только с развитием мультимедийных систем, но также мировоззренческих и нравственных универсалий информационного общества. Иначе говоря, в рамках и в общей системе информационного общества формируется некая сфера социокультурного бытия – «мультимедийная инфосфера» со своим уникальным статусом, перспективными возможностями, нормативными установками и многообещающими прогнозами на будущее [11–13]. Мы разделяем именно такую позицию.
И в заключение данного сюжета дискурса заметим: теория и методология «электронной культуры» пока, судя по всему, находится «в строительных лесах». Но самое главное в данном случае в том, что как бы ни относиться к онтологическому статусу феномена «электронная культура», она являет собой, прежде всего, систему информационных технологий, форму выражения и представления культуры, лишний раз подтверждая информационно-семиотическую сущность культуры.
Примечания1. Бауман З. Текучая современность. – СПб.: Питер, 2008. – 240 с.
2. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 358 с.
3. Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. – М.: Классика-XXI, 2007. – 420 с.
4. Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество, культура. – М.: ГУ ВШЭ, 2005. – 608 с.
5. Бурдье П. Социология социального пространства. – М.: Алетейя, 2007. – 288 с.
6. Луман Н. Социальные системы. – М.: Наука, 2007. – 648 с.
7. Шендрик А.И. Информационное общество и его культура // Знание. Понимание. Умение. – 2010. – № 4.
8. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. – СПб.: Университетская книга, 2001. – 416 с.
9. Разлогов К.Э. Метаморфозы идентичности // Вопросы философии. – 2015. – № 7.
10. Касавин И.Т., Щавелев С.П. Анализ повседневности. – М.: Канон+, 2004. – 432 с.
11. Вельтман К. Электронная культура: достижения и перспективы // Информационное общество. – 2002. – Вып. 1. – С. 24–30.
12. Колин К.К., Урсул А.Д. Информация и культура. Введение в информационную культурологию. – М.: Стратегические приоритеты, 2015. – 300 с.
13. Храпов С.А. Информатизация социокультурной реальности и общественного сознания постсоветской России. – Электронный ресурс: http://rgsu.net/netcat_files/ 827/1109/
Заключение
Цели нашего дискурса заявлены изначально, в самом названии книги. Удалось ли нам их достичь – судить читателю. Мы лишь позволим себе некоторые обобщения и выводы.
Ситуация в социально-гуманитарном познании ныне такова, что идеи и принципы постклассической и постнеклассической методологических парадигм (синергетики, глобального эволюционизма, теорий систем и информации, когнитивистики, социальной эпистемологии) стали главными ориентирами любой науки, претендующей на теоретичность.
Однако культурология при всех ее бесспорных успехах и достижениях пока остается преимущественно в рамках классического, точнее – феноменологического и эмпирико-нарративного модуса методологии. К примеру сказать, социология, которая изучает бытие человека в мерах «социального», с чем напрямую соотнесено и «культурное», за последние десятилетия шесть раз пересматривала собственные представления о предмете своего познания, т. е. о сущности общества – от позитивистских трактовок «общество есть организм, законы которого объективны и не зависят от человека», к следующему перебору вариантов понимания общества:
– как системы социальных действий (деятельности) субъектов;
– как сферы (пространства) интеракции, коммуникации и солидарности людей;
– как непрерывно меняющейся, конструируемой субъектами реальности;
– как динамического единства социальных институций и активных действий (коммуникативно-сетевых, прежде всего) личности.
А ныне разрабатывается и уже примеряется к реальностям акторно-сетевая или «материально-семиотическая» концепция социологии, которая утверждает, что «субъектами» социальных процессов, а точнее их акторами могут быть не только люди, но и материальные артефакты: компьютеры и роботы, «умный дом», медицинские, когнитивные и НБИК технологии, даже вирусы и эпидемии различных заболеваний. А это касается и культуры, культурного бытия, как и все «социальное».
Но цель нашего дискурса, как уже подчеркивалось, не критика культурологии (хотя критика – неотъемлемая часть любого дискурса), а поиск перспектив ее развития, способных обеспечить культурологической науке подъем к концептуально-смысловым и методологическим горизонтам современной постнеклассической науки. При этом мы исходили из полагания, что ключ к решению означенной задачи (парадигмального подъема культурологии) кроется в переосмыслении концептуально-методологических ориентиров культурологической науки в тесном взаимодействий со всем комплексом современных наук о человеке и обществе. И в этом контексте стало необходимостью сосредоточить внимание прежде всего на уникальной и беспримерной способности человека творить информацию в самых различных формах, на бесконечно разнообразных носителях и в неограниченных объемах, строя и развивая на этом все аспекты своего бытия.
Означенная стратегия («ход от специфик бытия человека» в восприятии современной науки) уже сама по себе вывела во главу угла исследования и интерпретации культуры информацию, ее роль и место в бытии человека, в процессах культурогенеза и исторической трансформации культуры, а заодно ориентируя культурологию на «междисциплинарный диалог» и взаимодействие со всем комплексом наук о человеке и обществе.
Исходя из этой базовой позиции и опираясь на методологический потенциал современной, постнеклассической социально-гуманитарной науки, мы попытались наметить общие контуры, объяснительные схемы, базовый круг понятий (категорий) информационно-семиотической теории культуры, а также продемонстрировать ее операциональность на ряде примеров (в частности: типологизации культуры, интерпретации культурной формы, анализа особенностей субъектности человека в культуре, осмысления форм, механизмов и граней отношений культуры и общества и т. д.).
В целом итог дискурса в рамках представляемой монографии, на наш взгляд, состоит в том, что продемонстрирована способность информационно-семиотического подхода вывести культурологию на горизонты постнеклассической парадигмы науки, агрегируя и синтезируя при этом смыслы целого ряда ныне бытующих в культурологии идей, концепций и теорий.
Речь, в частности, идет о деятельностной, системно-структурной и синергетической концепциях культуры. Это обстоятельство уже само по себе свидетельствует о том, что информационно-семиотическая теория выражает наиболее релевантным образом природу и реальный тип сложности культуры. Принципиально важно и то обстоятельство, что информационно-семиотическая теория вводит культурологию в русло содержательных междисциплинарных связей-отношений с большим спектром современных наук о человеке и социуме – от «материально-семиотической социологии» и синергетики до когнитивистики и информациологии.
Ныне человек живет, и культура бытует в условиях информационного общества, которое воочию являет экзистенциальную роль информации и информационных процессов в бытии человека (что, впрочем, всегда, на всем пути антропо-социо-культурогенеза имело место). Соответственно, облик и дух современной культуры, как и облик социального бытия, едва ли не в первую очередь определяется именно информационными процессами, прежде всего – в социальных сетях, вводящих человека в глобальное пространство коммуникации, самопрезентации и социального действия, открывая таким образом перед человеком как безграничные просторы для творчества, так и невиданные доселе риски. При этом, что принципиально важно, главной формой социального действия (социальной активности) человека и его субъектности в культуре и социуме теперь становится информационная активность, а точнее – «возмущение им информационного поля», т. е. завладение вниманием сетевого пространства или его значимых секторов (для чего, увы, не обязательно делать научные открытия, творить шедевры музыки или поэзии – достаточно необычных «селфи», выложенных в сеть или же сценок в «ютубе» в компании забавного щенка).
Очевидно, что означенная ситуация становится вызовом для всех социально-гуманитарных наук и, конечно же, для культурологии.
Если учитывать изложенные обстоятельства, очевидно, что информационно-семиотическая теория не только выводит культурологию на новый парадигмальный рубеж теоретико-методологического развития и междисциплинарной коммуникации, но и на новые конкурентоспособные позиции в пространстве социальной практики в плане, моделирования, проектирования и конструирования культурных процессов и культурной политики (государства, региона, муниципалитета), т. е. в плане разработки стратегий бытия человека в пространстве современного общества и современной культуры, а также продуцирования востребованных временем модусов и технологий культуры, прежде всего информационных.
Библиография
1. Агошкова Е.Б., Ахлибинский П.В. Эволюция понятия «система» // Вопросы философии. – 1998. – № 7. – С. 170–178.
2. Агошкова Е.Б. Категория «система» в современном мышлении // Вопросы философии. – 2009. – № 4. – С. 57–72.
3. Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества // Расы и народы. – 1972. – Вып. 2. – С. 8–30.
4. Архитектура // Новая иллюстрированная энциклопедия. Кн. 2. Ар-Би. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2002. – С. 21–22.
5. Аршинов В.И. Рекурсивность постнеклассического субъекта // Сб. научных статей «Проблема сборки субъекта в постнеклассической науке». – М.: ИФРАН, 2010. – С. 64–85.
6. Астафьева О.Н., Грушевицкая Т.В., Садохин А.П. Культурология. Теория культуры. М.: Юнити-Дана, 2012. – 487 с.
7. Астафьева О.Н. Мир синергетики как междисциплинарного направления // Электронный ресурс: http://spkuryumov.ru/.
8. Астафьева О.Н. Социокультурная синергетика: предметная область, история, перспектива // Синергетическая парадигма: синергетика образования (отв. редактор В.Г. Буданов). – М.: Прогресс-Традиция, 2007. – С. 470–481.
9. Астафьева О.Н. Эвристические возможности синергетики в исследовании современных социокультурных процессов. Докторская диссертация. Российская академия государственной службы при Президенте РФ. – М., 2002. – 371 с.
10. Афанасьев В.Г. Социальная информация. – М.: Наука, 1994. – 202 с.
11. Байбурин А.К. Семиотический статус вещей и мифология // Мифология и материальная культура. – Л.: Наука, 1981. – С. 215–226.
12. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер. с франц., сост., вступ. ст. Г.К. Косикова. – М.: Прогресс, 2000. – С. 196–238.
13. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. – М.: Прогресс, 1989. – 616 с.
14. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: «за» и «против». – М.: Прогресс, 1975. – С. 114–163.
15. Барулин В.С. Социальная философия. – М.: Гранд, 2000. – 558 с.
16. Бауман З. Текучая современность. – СПб.: Питер, 2008. – 240 с.
17. Бейтсон Г. Экология разума. – М.: Смысл, 2000. – 476 с.
18. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 358 с.
19. Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. – М.: Академический проект, 2007. – 272 с.
20. Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Вопросы философии. – 2000. – № 4. – С. 114–121.
21. Бурдье П. Социология социального пространства. – М.: Алетейя, 2007. – 288 с.
22. Бурдье П. Структура, габитус, практика // Журнал социологии и социальной антропологии. – 1998. – № 2.– С. 40–58.
23. Бюлер К. Теория языка. – М.: Прогресс, 1993. – 528 с.
24. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. – СПб.: Университетская книга, 2001. – 416 с.
25. Варганов В.В. Социальная информация: сущность и функции // Известия РГПУ им. Герцена. – 2009. – Вып. 93. – С. 52–61.
26. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. – М.: Мысль, 2005. – 284 с.
27. Ветров А.А. Семиотика как дедуктивная система // Системный анализ и научное знание. – М.: Наука, 1978. – С. 202–216.
28. Виннер Н. Творец и будущее. – М.: АСТ, 2003. – 732 с.
29. Выготский Л.С. Психология развития человека. – М.: Смысл, 2005. – 1136 с.
30. Гадасин В.А. Концепция триад – понятие «информация» как субстанция // Ежегодник ВНИИПВТИ: Сб. научных трудов. – Минск: ВНИИПВТИ, 2007. – С. 186–190.
31. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М.: Наука, 1981. – 139 с.
32. Гартман Н. Эстетика. – М.: Иностранная литература, 1958. – 692 с.
33. Гибсон Д. Экологический подход к зрительному восприятию. – М.: Прогресс, 1988. – 461 с.
34. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. – М.: Весь Мир, 2004. – 116 с.
35. Глушков В.М. О кибернетике как науке // Кибернетика, мышление, жизнь. – М.: Мысль. 1964. – С. 53–62.
36. Головко Ж.С. Культура и язык: аспекты взаимодействия // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: философия, социология, право. – 2008. – № 12 (52). – С. 173–179.
37. Горбунова И.Б. Феномен музыкально-компьютерных технологий как новая образовательная творческая среда // Известия РГПУ. – 2004. – № 9. – С. 123–129.
38. Грегори Р.Л. Разумный глаз. – М.: Мир, 1972. – 209 с.
39. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 1984. – 397 с.
40. Гурина Р.В., Соколова Е.Е. Фреймовое представление знания. – М.: Народное образование, 2005. – 176 с.
41. Гутнер Г.Б. Семиотика // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. – М.: Канон+, 2009. – С. 853–855.
42. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / Пер. с англ. Сост. В.В. Петров. – Благовещенск: Благовещенский гуманитарный колледж, 2000. – 310 с.
43. Докучаев И.И. Введение в историю общения. – Владивосток: Дальнаука, 2005. – 356 с.
44. Докучаев И.И. Семиотика культуры: программа курса // Культурологическое образование. – СПб.: РГПУ, 1998. – С. 67–75.
45. Докучаев И.И. Феноменология знака. Психические, социальные и культурные аспекты семиозиса. – СПб.: РГПУ, 1999. – 176 с.
46. Дриккер А.С. Эволюция культуры: информационный отбор: монография. – СПб.: Академический проект, 2000. – 181 с.
47. Дубровский А.Н. Информация, сознание, мозг. – М.: Высшая школа, 1980. – 286 с.
48. Евлампиев И.И. Философские проблемы развития науки. – Л.: ЛТИ, 1991. – 54 с.
49. Ельмыслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 1. – М.: Иностранная литература, 1960. – С. 264–389.
50. Ерасов Б.С. Социальная культурология. – М.: Аспект-Пресс, 2003. – 468 с.
51. Ерофеева К.Л. Человек в информационном обществе: сущность и существование / Федер. агентство по образованию, Гос. образоват. учреждение высш. проф. образования «Иван. гос. энерг. ун-т им. В.И. Ленина». – Иваново: Ивановский государственный энергетический университет, 2007. – 407 с.
52. Женнет Ж. Фигуры. Работы по поэтике. В 2 т.: Т. 1. – М.: Издательство Сабашниковых, 1998. – 471 с.; т. 2. – М.: Издательство Сабашниковых, 1998. – 471 с.
53. Жильсон Э. Разум и откровение в средние века // Богословие в культуре средневековья. – Киев: Путь к истине, 1992. – С. 5–48.