Чаро-Токкинский край. Повесть

Чаро-Токкинский край

Повесть

Павел Ткаченко

© Павел Ткаченко, 2025

ISBN 978-5-0065-2665-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

На географической карте Чаро-Токкинского края нет, потому что нет его в административных границах России. Название это исходит от главных рек, протекающих в этом регионе, по аналогии с тем, как раньше южная часть Дальнего Востока носила название Амурского края. Тем не менее в конце двадцатого века на левом берегу речки Торго располагалась даже его одноимённая «столица», вокруг которой раскинулись таёжные просторы, не потревоженные цивилизацией.

Край административно объединяет юго-западную часть республики Саха-Якутии и северо-восточную частицу Забайкалья, а географически захватывает Олёкмо-Чарское нагорье и хребет Удокан.

Здесь залегают крупнейшие в России железорудные месторождения, разведанные и сданные государству Чаро-Токкинской геологоразведочной экспедицией (ЧТГРЭ). В апреле 2025 года у экспедиции полувековой юбилей, к которому и приурочены эти строки.

На этой же территории, вблизи границы, разделяющей Якутию и Иркутскую область, залегает единственное в мире месторождение чароита, а на токкинском правобережье в верховье речки Усу обнаружены залежи рудного золота (их разрабатывает Нерюнгри-металлик в составе золотодобывающей компании Nordgold из Великобритании).

Здесь же в 30-х годах XX века проходили исследовательские маршруты знаменитого палеонтолога, геолога и писателя-фантаста Ивана Ефремова.

Когда велась разведка железорудных месторождений (конец 70-х и 80-е годы), эта территория была образцом первозданности, как и её водные ресурсы. Об их исследовании во время гидрогеологической съёмки и повествуется на этих страницах. То были времена интересные, наполненные молодостью, творчеством и приключениями.

Глава 1 ТАЁЖНЫЙ ОАЗИС

Лыжи четырёхкрылой «Аннушки» заскользили по укатанному снежному полю, самолёт-этажерка разогнался, оторвался от взлётной полосы, набрал высоту и, заложив вираж над аэропортом Олёкминска, лёг курсом на юг, в посёлок геологоразведчиков. Внутри самолёта вдоль бортов умостились на откидных сиденьях с десяток пассажиров, один из которых лет тридцати на вид, приник к иллюминатору и с любопытством следил, как под нижним крылом самолёта сначала промелькнула окраина райцентра, потом скованная льдом река Лена, а затем поплыли заснеженные просторы тайги.

Для любопытного пассажира это значило, что его недавние январские скитания по туманному от сильных морозов Якутску, как и неудобства, связанные с неопределённостью, остались позади. Вглядываясь в непотревоженные таёжные просторы, он ощутил, как душа его освобождается от тревог и сомнений, которые словно опостылевшая ноша остались в недавнем прошлом. Вперемешку с пейзажами мелькали в памяти и события последнего месяца, первые впечатления от встречи с незнакомой Якутией.

А встретила она его поздним декабрьским вечером в столичном аэропорту морозом в пятьдесят градусов по Цельсию. Он впервые сталкивался с таким дыханием Севера, поэтому спустившись по трапу ТУ-154 на землю, удивлённо обозревал, как в свете ночных фонарей над пассажирами причудливо клубился выдыхаемый ими пар, будто вышли они из бани, а не из самолёта. Слегка обжигающий и будто разреженный воздух освежал лицо, резиновые покрышки колёс, подъезжающих к самолёту автобусов и электрокаров, от соприкосновения с промороженным бетоном пронзительно визжали: «Мы з-з-з-з-замёрз-з-зли».

Вспомнилось ему и недавнее собеседование в кабинете республиканского управления геологии. Он почему-то сразу проникся доверием к увлекательному повествованию главного гидрогеолога об экспедиции, расположенной посреди таёжных дебрей. Даже не появилось мысли, что рассказчик приукрашивает, чтобы завлечь. Может, из-за того, что тот выражался предельно конкретно, без отвлечённых рассуждений. И сейчас, сидя у иллюминатора, ему окончательно стало понятно, что слова управленца не разошлись с фактом: внизу простиралась первозданная тайга.

Когда он представился главному: «я гидролог, зашёл к Вам по рекомендации отдела кадров насчёт трудоустройства» – тот оживился, спросил об опыте работ и сразу одобрил то ли опыт, то ли профессию, а потом, прочтя в трудовой книжке имя и фамилию вслух – Вечеслав Славич, усмехнулся:

– Славянин в квадрате, значит. А как в быту величают?

– Знакомые, как обычно, – по имени, а друзья по-разному – от Славентия до Славутича, потому что и отчество у меня славянское. Так что, можно сказать, славянин в кубе, – подыграл он гидрогеологу.

– Славутич… хм, кажется, так в древности Днепр называли, с профессией гидролога неплохо коррелирует, – подметил главный гидрогеолог. – Странно, в трудовой книжке имя Вячеслав с ошибкой написано, – продолжил он.

– Во всех документах так, – пояснил Славич. – Это дед мой постарался при получении свидетельства о рождении, он выходец из Новгородчины и говорил, что там народное «вече» славили, потому и Вечеслав, а «вяче», дескать, несуразица…

После внимательного рассмотрения трудовой книжки и нескольких наводящих вопросов он рассказал об экспедиции, ведущей разведку железорудных месторождений на южном рубеже республики в сотнях километров от цивилизации:

– Ближайший её очаг к югу – это, затерянная в Удоканском хребте, единственная якутская станция Байкало-Амурской магистрали с названием Хани. Но БАМ пока только строится, дорог туда никаких нет. Правда, для жизнеобеспечения экспедиционного посёлка с севера к нему тянется из райцентра зимник, но действует он пять месяцев в году, в остальное время, как в песне, только самолётом можно долететь.

Чаро-Токкинский край без административных границ

У него определённо было профессиональное чутьё на собеседника, он будто знал, что хочет услышать посетитель, и несколькими умелыми мазками обрисовал природу, самый «мягкий» климат юго-западной Якутии, благодаря которому через хребет Удокан, вырвавшись за пределы своего ареала, перевалили настоящие сибирские кедры; рассказал вкратце и об особенностях предстоящей работы.

– Руда рудой, а «без воды – и не туды, и не сюды», – процитировал гидрогеолог известное выражение. – Года через три-четыре разведка месторождений закончится, и для защиты их запасов в Госкомиссии потребуются сведения о водных ресурсах. Работа изыскательская: нужно составить карту подземных вод не только вокруг месторождений, но и на прилегающих площадях, а для этого нужна гидрогеологическая съёмка на двух листах двухсоттысячного масштаба. Это огромная территория, интересные маршруты, творческая камералка, поскольку с точки зрения водных ресурсов заданная площадь – белое пятно. Наша задача за два-три полевых сезона изучить режим естественных источников в меженный период и привести его к общему знаменателю, к девяностопятипроцентной обеспеченности.

Лучшего Славич и не желал услышать. Давно мечтал он связать свою профессию с тайгой, но получалось всё эпизодически, наскоками. И вот, наконец, мечта сама шла в руки! Да ещё с первопроходчеством! Это смущало, казалось, вот сейчас кончатся приятные для слуха фразы, и появится какой-то подвох, что-то такое, от чего всё услышанное померкнет. И опасение не замедлило подтвердиться. Несмотря на то что он без долгих раздумий согласился на работу в геологоразведке, собеседник вдруг сообщил: окончательная ясность о его кандидатуре станет известна следующим утром после сеанса радиосвязи с экспедицией. «Ну вот, начал за здравие, а кончил за упокой, – всплыла в памяти известная поговорка, – вдруг там уже нашли кандидата». И хоть виду он не подал, но покой покинул его на целые сутки.

Однако переживания окончились в секторе «плюс» – геологоразведочная экспедиция дала добро. Настроение мгновенно стало радужным, словно осветилось всё вокруг утренней зарёй, душа его окрылилась, вспорхнула, и он почувствовал, как светлая полоса жизни вступает в свои права. В этот же день он купил билет на нужный рейс ЯК-40 и улетел из столицы республики навстречу романтическим будням. И даже бессонная ночь в промёрзшей гостинице промежуточного районного аэропорта ничуть не изменила предчувствия хороших перемен…

Утром перед посадкой в АН-2, улетающего в посёлок геологов, Славич разговорился с высоким парнем из той же ночлежки об издержках зимних перелётов на севере и «прелестях» бессонницы, и с удивлением узнал, что летит тот по приглашению экспедиции на ту же самую гидрогеологическую съёмку.

– Здорово-то как! Будем теперь коллегами, – обрадовался Славич, – я там никого не знаю, ты первый.

– Тогда будем знакомы, – протянул коллега руку, – Сергей Сергеев.

Славич не удержался, чтобы не хохотнуть.

– Вот номер! Мы оба летим на новую работу и оба «квадратные», – и передал слова, сказанные ему в управлении главным гидрогеологом.

– Интересное совпадение, но я скорее всё-таки длинный, чем квадратный, – улыбнулся новый знакомый, намекнув на свой рост. – И потом я уже не новичок, работал там, но по личным причинам уехал. Теперь вот личное утряслось. Да и не отказываться же от интересного предложения в самом начале жизненного пути: съёмка – это не на скважинах дежурить при откачках.

После этих интригующих слов новоявленного коллеги о заманчивой перспективе у Славича испарились остатки тревоги, гнездившиеся в глубине сознания. Ещё почти ничего не зная о съёмке, он вдруг окончательно понял: судьба уготовила ему то, к чему тянулась душа…

Когда у небесного тихохода разогрелся двигатель, командир его, в лётном полушубке и в меховых унтах, распахнул дверь фюзеляжа и взмахом руки пригласил пассажиров на посадку. Разговор в грохочущем чреве летающей «этажерки» с постоянным переспрашиванием быстро утомляет, поэтому за полтора часа полёта общение новых знакомых ограничилось несколькими фразами.

И всё это время Славич, забыв о ночи без сна, не обращая внимания на замерзающие ноги, почти не отрывался от иллюминатора, за которым плыли пейзажи-близнецы, постепенно слившиеся в единое огромное полотно. В памяти периодически всплывала строка из известной песни: «Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги». И хоть «море» в чёрно-белых тонах более походило на спящее, чем поющее, но зато пела его восхищённая душа, радуясь предстоящему знакомству с неизведанными просторами. Прошлое почему-то стало казаться незначительным, будто бы съёжившимся. Как остатки сновидения мелькали в голове воспоминания о командировках в разбросанные по тайге крохотные поселения, и тут же поглощались новым всеохватным чувством. Эти всплески былого словно напоминали, что новое возникло не на пустом месте, а жило в нём что-то, втиснувшее его в холодное чрево крылатого труженика, и теперь благодаря этому «что-то» внизу раскинулась та самая сокровенная громада, ещё не проявленная, но непременно значительная и интересная.

Назойливо вспоминались недавние январские скитания по Якутску, жуткие пятидесятиградусные морозы, от которых замерзали нос и щёки и, чтобы отогреться, ходить по улицам приходилось перебежками от магазина к магазину. Навсегда отпечаталось в памяти тёмное утро, когда луч фонарика высветил на ртутном столбике термометра отметку минус 62о, и сомнения при выборе трудоустройства: какое из предложений лучше – гидрогеологическая съёмка в тайге или гидрографические работы на Индигирке. Большая северная река привлекала, но в итоге тайга всё же перевесила по главной причине – той самой всеохватной тяге, рождённой в геологической семье и переросшей с годами в любовь к неизведанным далям.

Глядя на спящие просторы, в голове его вихрем взметнулась и тут же растаяла мысль о том, что жизненный путь выкраивается в непрестанном соперничестве души и плоти: душа рвётся к новому, неизведанному бытию, а плоть – к устоявшемуся быту, в обустроенный уютный мир. И что на текущем отрезке жизни душа взяла верх в этом соперничестве, ведь экспедиционная жизнь представлялась Славичу сейчас намного полноценней расчётливой оседлости…

Часа через полтора самолёт начал снижаться. Колючими пиками торчали из снега голые лиственницы, напоминая гигантскую массажную щётку, да по распадкам темнели густо присыпанные снегом ельники. Но сколько ни вглядывался Славич в приближающиеся дебри, признаков присутствия человека не видел. Когда самолётные лыжи чуть ли не коснулись верхушек деревьев, из-за них вынырнула вдруг широкая речная долина, на ближней стороне которой в несколько рядов расположились деревянные дома и арочные сооружения, разделённые на два поселения, а у дальнего склона, на речной пойме – широкая посадочная полоса. После однообразного холодного безлюдья этот обжитый пятачок выглядел оазисом, обнадёживающим приютом, и тем самым вызывал к себе симпатию. При заходе самолёта на посадку мелькнули за иллюминатором полоски зимников, уходящих в северном и в южном направлениях от посёлка. А через несколько минут «Аннушка» затарахтела лыжами по утрамбованному насту.

Взревел и затих двигатель. Командир выглянул из кабины в салон и бодро оповестил пассажиров:

– На четверть часа быстрей долетели. Пока ни встречающих, ни улетающих не видно. У кого багажа мало, лучше своим ходом пробежаться, чтоб не мёрзнуть.

– Пошли, – тут же позвал Сергей нового знакомого, – с нашей поклажей до конторы дойдём за двадцать минут. Заодно и согреемся, ещё полчаса и мы бы примёрзли к этому летающему холодильнику.

– Да уж, не Ташкент, – поддержал попутчик.

После длительного грохота мотора тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под ногами, казалась оглушающей и одновременно умиротворяющей, а тёмные неподвижные ели, запорошенные снегом, напоминали картинку с новогодней открытки. Славич с любопытством осматривался по сторонам, словно опасаясь чего-то упустить из виду. Со всех сторон его обступал покой и сверкающая под солнцем зимняя тайга, или, говоря иначе, он оказался в самом центре своей воплощённой мечты. Не в силах идти молча от переполняющих душу чувств, он спросил первое, что подвернулось на язык, показав свободной от ноши рукой на белые гольцы в юго-западном отдалении.

Окрестности посёлка Торго

– Что, там, на вершинах, деревья уже не растут?

– Там под снегом заросли кедрового стланика. А ещё там железная руда, разведку которой ведёт экспедиция, а чуть в стороне есть гора Мурун с единственным в мире месторождением чароита.

– Чароит – красиво звучит. Наверно, первооткрыватели были очарованы минералом, раз такое название дали?

Чароит

– Вряд ли. Месторождение располагается в бассейне реки Чары, от неё и название, как и название нашей экспедиции от междуречья рек Чары и Токко – Чаро-Токкинская. Но если учесть, что ранее здесь, кроме эвенков других народов не проживало, то в переводе с эвенкийского «чар» – это домашний или ездовой олень, а «токи» – лось или сохатый, а значит, и название экспедиции по-русски звучало бы как Олене-Лосёвая или Олене-Сохатая… И минерал назывался бы оленит. Если его обработать и отполировать, переливается он фиолетово-перламутровым разнообразием, и хоть до драгоценности не дотягивает, бывают ювелирные образцы, от которых глаз не оторвать.

– А как рудное месторождение назвали?

– Их здесь три, и все называются по близлежащим речушкам. И название посёлка, в который мы прилетели, тоже от речки Торго, а не потому, что здесь торгуют.

– С воздуха посёлок вроде раскидистый, а дымов над ним почти нет. Днём не топят печки, что ли? Да и домов сейчас что-то не видно, – полюбопытствовал Славич.

– Вон за теми ёлками, как только речку перейдём, увидишь, – кивком показал попутчик вдоль дороги. – А не топят потому, что к домам от котельных теплотрассы подведены. Тут всё построено по-людски: школа, детсад, столовая, спортплощадка, электричество от дизельной станции круглосуточное, телевышка…

Торгинская улица Пионеров

Раньше было здесь и здание аэропортовское, так сгорело. Сейчас кому надо на рейс, к прилёту подъезжают.

– Что-то не похоже.

– Когда минус за сорок давит, люди подтягиваются к самому отлёту, чтоб лишку не мёрзнуть… да вон, едут уже.

Из-за елей выехал вахтовый ЗИЛ с будкой, из-под его колёс вздымались лёгкие клубы снежной пыли, слышен был скрип резиновых покрышек на промороженной дороге. А через минуту волна морозного воздуха от промчавшейся вахтовки ударила в лицо, защипало нос и уши. На какое-то мгновенье она словно сдула со Славича благостные впечатления. Но только лишь на мгновенье.

Когда проходили они по мосту через замёрзшую речку, навстречу им, чередуя быстрые шаги с перебежками, приблизился молодой мужчина в белом полушубке и меховых сапогах. Поравнявшись и, узнав Сергеева, он удивлённо воскликнул и распахнул руки для объятий:

– Привет, Серёга! Вот так встреча! А я думал, что ты навсегда укатил.

– Привет, Митяй! Я и сам так думал, да вот, позвали на съёмку и, как видишь, вернулся. Рад тебя видеть, – ответил тот после дружеских объятий.

– Слышал я про новый проект. Под гидрогеологическую съёмку даже отдельный штат утвердили, а в камералке для инженерно-технического состава уже и помещение выделено, там уже обживаются твои коллеги… Ладно, спешу на самолёт, через месяц опять приеду в командировку, ещё не раз увидимся, – и Митяй снова поспешил в сторону взлётной полосы.

Как только попутчики двинулись дальше, Сергеев пояснил:

– Это сотрудник института мерзлотоведения, мы с ним на Горкитском месторождении познакомились, он периодически приезжает промерять температуру породы на разных глубинах в отработанных скважинах, контролирует глубину вечной мерзлоты…

Прежде чем отправиться в администрацию экспедиции, Сергеев, на правах аборигена, потащил коллегу знакомиться с сослуживцами в камеральное здание, располагавшееся по соседству с административным корпусом. Комната, в которой сидели за письменными столами, заваленными топографическими картами и аэрофотоснимками, парень и две женщины, сразу же заполнилась приветливыми возгласами.

– О! Какие люди! Серёга! А мы ждём-пождём, а его всё нету и нету! – выскочил из-за стола ему навстречу улыбающийся сверстник.

– Привет, Данька, привет, девчата, – приобняв за плечи Данила и радуясь встрече, ответил Сергеев. – Недолгой оказалась наша разлука, летом уехал, зимой вернулся. Будто и не увольнялся, даже соскучиться толком не успел… Зато я не один вернулся, с пополнением, – и он представил рядом стоящего попутчика.

– Да и мы не больно-то скучали, – парировала одна из сотрудниц. – А о пополнении нам сообщили раньше тебя. Правда, мы думали, что Славутич – это солидный дядька. – Она критическим взглядом смерила Славича и вынесла милостивый вердикт: – Но, как говорится, золотник хоть и невелик, да всем нужен.

– Хорошо, что не золотарь, – стараясь скрыть смущение от последней фразы, согласился «золотник». – Выходит, прозвище вперёд меня прилетело…

В самый разгар обмена новостями в камералку вошёл худощавый мужчина лет сорока пяти. Он снял полушубок, меховую ушанку, пригладил ладонью светлые вихры на голове и пожал руки прибывшим сотрудникам.

– Сёмин Виталий Артемьевич, начальник гидрогеологической партии, – назвал он себя и, услышав имена в ответ, продолжил: – Выхожу из конторы, а мне курильщики на крыльце докладывают, что в камералку продефилировали какие-то незнакомцы с котомками. Я сразу догадался, что это к нам. Очень рад. С такими молодцами нам теперь всё по плечу.

Он присел к столу и сразу ознакомил с ближайшими планами.

– Я тоже здесь без году неделя, так что вместе будем начинать. В конце марта, как только морозы пойдут на убыль, нужно приступать к полевым работам. Так что на подготовку у нас есть ещё почти два месяца. До поля надо будет облететь проектную площадь, отметить участки с активными проявлениями подземных вод: наледи, незамерзшие участки русел, возможно, и сами источники удастся зафиксировать. Потом, сверившись с разломами геологической карты, с результатами дешифровки аэрофотоснимков и облёта, наметить нитку маршрута, и до начала таяния снегов провести замеры источников с отбором пробы воды на гидрохимический анализ.

– Вот у нас, советских, сразу о работе, – с иронией и укоризной перебила начальника вторая из сотрудниц. – Нет, чтобы сначала горячим чаем напоить, а уж потом про дела поговорить.

– Ну, Виктория, гостеприимством женщины заведуют… всё, всё, сдаюсь, – поднял начальник руки, предваряя возражение, – переходим на чай. Пока прилетевшие соколы не оттают от мороза – о работе ни слова. Заодно и мы погреемся. А потом поведу парней в администрацию оформляться и знакомиться с экспедиционным руководством. Сергей, как и обещали в приглашении, будет старшим гидрогеологом по ключевым участкам, ну а Вечеславу надо зафиксировать дебит подземных вод, выходящих на поверхность, по всей остальной площади съёмки, где это возможно, а также наладить наблюдение за гидрологическим режимом речек и наледей на круглогодичных постах, потому быть ему начальником отряда.

За чаем сумбурный разговор о том о сём опять плавно свернул на «запретную» тему. И первой нарушила только что установленное табу сама Виктория, которую волновало намеченное участие в первом зимне-весеннем маршруте её мужа. Да ведь давно это известно, что контролировать себя труднее, чем других. К тому же чем может объединяться коллектив, сформированный ради цели, которая уже запроектирована и утверждена на всех ведомственных уровнях? Конечно, громадьём планов, касающихся всех и каждого в отдельности.

Глава 2 ЖИЗНЬ БЕЗ БЮРОКРАТИИ

Перемены всегда содержат массу новшеств. И человек так уж устроен, что относится к любым из них благосклонно, если те находят отклик в душе, хотя и могут быть трудными. Ведь всякая проблема – явление временное, и после её решения дела идут в гору. И чем быстрей это случается, тем светлей становится бытие…

Предназначенная Славичу часть полевых работ в проекте оказалась хлопотной. Если на ключевые участки и на гидропосты заброска людей и снаряжения планировалась вездеходом или вертолётом, то для длительных маршрутов требовался старый, испытанный практикой, гужевой транспорт. Нужны были олени (с нартами зимой, с вьючными сумами летом) и каюры, умеющие с ними управляться, потому что только такой транспорт мог беспрепятственно передвигаться по таёжному бездорожью, и при этом не требовать по рации запчастей и солярки.

Перед поездкой в Бяс-Кюёль, где располагалась оленеводческая администрация и подбаза экспедиции, они с Сергеем натаскали свежеструганных досок, за два дня сколотили перегородку в комнате общежития, отделив кровати и стол от прихожей с навесным умывальником и кухонным столиком, смастерили вешалку для одежды, полки для книг и посуды. А на следующее утро Славич, посетовав, что не успел надышаться запахом смолистого дерева в устроенном жилище, влез на пассажирское место в кабине бензовоза и укатил по зимнику на север, заключать договор с оленеводческим хозяйством.

Триста с гаком километров зимника соединяли посёлок геологоразведчиков с райцентром на берегу Лены, в который из железнодорожной станции Усть-Кут завозились по реке горюче-смазочные материалы, буровые станки, взрывчатка, продукты питания и прочий груз, необходимый и для разведки руды, и для бытовых нужд экспедиции. Из райцентра в течение зимы всё это перебрасывалось в экспедицию большегрузным транспортом. А посередине между райцентром и экспедицией на берегу Чары и затерялось небольшое поселение Бяс-Кюёль.

КрАЗ-наливник с прицепом двигался медленно, и Славич успевал рассматривать сквозь двойные стёкла кабины заиндевелый лес, распадки и дорогу, обрамлённую навалами смёрзшегося снега после бульдозерной расчистки. Дремучая и будто бы тесная тайга выглядела совсем не такой, как в иллюминаторе самолёта, а какой-то настороженной, непредсказуемой, чем-то напоминающей затаившегося зверя. Её мощь и величавое спокойствие одновременно и восхищали, и будоражили мысли, и радовали, что скоро он вольётся в неё, и, может быть, она откроет свои тайны. Ему вспомнились прочитанные когда-то древние значения слов «тайга и тайна», в которых «тай» – это преграда, «га» (гать) – дорога, а «на» – знание. То есть, получалось, что тайга – это конец пути, а тайна – конец знаний… «Хм, это, видимо, для тех, кто сидит дома, а для меня ведь только самое начало нового пути и новых знаний» – промелькнуло в мыслях…

Но всё это таилось в будущем, а в ближайшей перспективе его беспокоил договор, поскольку никакой предварительной беседы с оленеводческим хозяйством не было. «Вдруг не подпишут? Ведь без договора работа сорвётся, – донимали соображения. – А если подпишут, то на чьих условиях, на какой период?.. Будет ли место на подбазе экспедиции для ночёвки, если придётся задержаться?» В общем, как не отгонял Славич вопросы, они назойливо висели в воздухе.