Бальдр и Тёмный бог

Трайен взялась за поводья.

– Я помогу тебе, – сказал я и приблизился.

Мы повели лошадей по ступеням. Я оглянулся в сгущающийся сумрак над водной гладью и остановился.

– У вас кто-нибудь следит за дорогой? Есть караульные?

– Нет. Зачем? – приподняла соломенные брови Трайен. – Никто не смеет обижать Бессмертную мать и её жриц.

– Кое-кто желает схватить меня, – приблизил я лицо к женщине. – Сюда придут люди, придут за мной. Лучше поставить кого-то следить за дорогой, чтобы я мог уйти до того, как их злость выльется на вас.

– Успокойся, – Трайен улыбнулась и положила руку мне на грудь. – Ночью сюда никто не придёт. Сам знаешь… – уголки её рта опустились вниз, жрица развернулась и зашагала вперёд.

Передо мной вырос большой каменный дом, похожий на долгие дома в усадьбах бондов. Мы привязали коней к стойлу. Трайен принялась расстёгивать упряжь и потянулась снять седло. Я оттолкнул жрицу и сделал это сам. Опустив седло на землю, я застонал от боли в боку.

– Твоя рука! – испугалась Трайен, взглянув на мою окровавленную ладонь. – Побереги её.

– Рука – ерунда, Трайен. У меня рассечены рёбра. Ране уже десять лет, – улыбнулся я. – Не переживай.

Пока я снимал седло со второго коня, Трайен поволокла от стены дома вытянутое корыто.

– Зачем это? – нахмурился я. Возня на дворе утомляла меня, я желал скорее отправиться под кров и согреться.

– Так покормить надо, – простонала она от натуги. – Кони ведь голодные.

Я вновь оттолкнул Трайен и установил корыто рядом с лошадьми.

– Там ещё мешок с овсом под крышей клети, – виновато проговорила жрица.

– Стой тут. Сейчас принесу.

Я видел, как Трайен гладила по носу нетерпеливых коней в ожидании меня.

“Такая ласковая, – подумал я. – Что она делает в глуши среди жриц?”

– Готово, теперь кони будут сыты, – сказал я, высыпав овёс в корыто и комкая в ладонях льняную ткань мешка.

– Спасибо, – Трайен заглянула мне в глаза и улыбнулась. – Я тебя по-другому представляла.

– И как же это по-другому?

– Ну, ты ярл, – протянула она. – Думала, ты привык, что всю работу за тебя делают другие.

Я рассмеялся.

– Да, я привык, что работу конюха делает конюх, а красивая женщина делает другую работу…

Щеки Трайен загорелись, как спелые яблоки.

– Пойдём в дом, – смущенно произнесла она, забрав у меня пустой мешок.

Мы вошли внутрь. Несмотря на огонь от масляных ламп, в доме оказалось немногим теплее, чем снаружи. Посреди зала стоял длинный стол, но за ним никто не сидел. Все столпились у дальней стены, где стояло большое ложе, вмещающее человек десять. Видимо, жрицы спали все вместе, чтобы сохранить тепло.

Я увидел Лейфа, лежащим на шкурах, в окружении женщины. Они громко перешёптывались. Годи стоял чуть в стороне, взволнованно перебирая бороду.

У меня закружилась голова от усталости и голода. По телу прокатилась дрожь то ли от лихорадки, то ли от того, что одежда была мокрой.

Ко мне обернулась седовласая жрица, та что встретила нас, и двинулась навстречу.

– Бальдр, садись за стол. Поешь?

– Поем. Как твоё имя?

– Гретта. Не помнишь? – удивилась жрица.

– Не помню. – Я поджал губы и мотнул головой.

Гретта поставила передо мной миску с рыбной похлёбкой. Я схватил ложку и жадно принялся за пищу, будто больше ничто меня не беспокоило. Я гнал прочь тревогу о Лейфе и о том, не случилось ли что-то с Маргрет. Гретта подала мне горячую лепёшку и кубок с подогретым мёдом, а потом накинула мне на плечи меховое одеяло и села рядом.

– Спасибо, Гретта, – поблагодарил я.

– Годи сказал, за вами погоня?

– Верно, – глухо ответил я. – На рассвете мы уйдём. Как Лейф? Ему тоже опасно здесь оставаться.

Я встретил непонимающий взгляд старой жрицы.

– На берег высадился конунг Олав, – сказал я. – И Вали ждал его в усадьбе неподалёку вместе со своими хирдманами. Как думаешь, какой праздник они решили вдвоём отметить?

– Кровавый праздник, – покачала головой Гретта. – Конунг Олав давний враг Хёрду.

– Как бы ни было, мы сбежали от них, и пришли сюда, потому что Лейф болен.

– Мы пришли сюда, потому что ты хотел найти Маргрет! – вставил Годи, сев за стол напротив.

Меня продолжала бить дрожь. Я положил ложку и сурово поглядел на воина, взглядом приказывая заткнуться, но он в ответ мотнул головой.

– Будто одной беды нам мало! – прошипела Гретта, развернувшись ко мне всем телом. – Тёмные твари лезут из-под земли, стольких людей погубили. Война истощит народ Истлага, мы вконец потеряем надежду вновь увидеть Бессмертную мать.

Жрица взяла меня за руки и поглядела в глаза.

– Ты остановишь нашествие тьмы, Бальдр? Ты нашёл свой меч? – произнесла она, и глаза её были полны надежды.

Я нахмурился и сжал челюсти.

– Я ещё не вспомнил, где он, но я его найду, – сказал я, не желая лишать надежды старую жрицу.

– Проклятье, ярл! – рявкнул Годи, ударив кулаком по столу. – Все люди Истлага верили в тебя, а ты до сих пор не обрёл Эйсир!

– Если меч не отыщется, то всех нас ждёт смерть, – произнесла Гретта.

Морщинистое лицо жрицы побледнело. Я увидел след отчаяния в глазах.

– Я понял, что тёмных тварей можно одолеть огнём! – сказал я с воодушевлением. – Я убил одного варга в Хедвиге. И прогнал йотуна! Твари бояться солнечного света, и с наступлением летнего дня, они, вероятно, сдохнут. Но надо проверить.

Воинственное чувство разгорелось во мне, по телу растеклось приятное тепло от уверенности в победе.

– Чтобы дожить до летнего дня, нужно пережить зимнюю ночь, ярл, – сказала Гретта. – А запасов для поддержания огня очень мало. Раньше конунг Хёрд присылал нам столько дров, что мы могли топить очаг беспрестанно, но теперь разжигаем его только когда готовим пищу.

Я выслушал жрицу и почесал лоб. Годи мрачно глядел на меня, растопырив локти, как коршун над полем боя, усеянном трупами. Лицо его перекосило, и шрам на щеке выглядел особенно уродливо.

– Ты серьёзно убил варга огнём? – прищурился он.

– Убил, – кивнул я.

– За это я тебя уважаю, – Годи опустил локти и глотнул мёда.

– Ты не понимаешь, Бальдр, – произнесла Гретта. – Твари из тёмного мира только предвестники. Ты можешь гоняться за ними и истреблять огнём, но вслед за ними придёт Бессмертный бог Хассер. Остановить его может лишь сталь Эйсира.

– Подожди, а если закрыть печать?

– Это невозможно, Бальдр. Передвигать границы миров могут лишь богиня жизни и богиня смерти: Бессмертная мать и Хель.

– Значит, Хель может спасти нас? – удивился я. – Подлая ведьма! Она сказала мне, что люди ей дороги и поэтому она согласилась меня отпустить!

Я разозлился, чувствуя себя обманутым: куклой в руках богов. Гретта переглянулась с Годи, а потом вновь поглядела на меня.

– Хель хочет получить Хассера. Он бог войны и мужественности. Во времена войн прошлых веков он много раз бывал на границе миров и дразнил одинокую богиню. Хель никогда не удавалось возыметь над ним власть, и пока есть надежда, что Эйсир убьёт Хассера, она врата не закроет. И лишь потому она согласилась вернуть тебя в мир живых.

К нам подошла Трайен и встала около меня, держа в руках моток ткани.

– Ярл Бальдр, ты поел? – поглядела она на оставленную мной ложку. – Я пришла заняться твоей раной.

Мы переместились к очагу. Я разделся, оставшись в тонких исподних штанах, и лёг на скамью. Жрица промыла тёплой водой рану на рёбрах. У меня из глаз текли слёзы, но я не пошевелил ни мускулом.

– Нет-нет-нет, не трогай! – завопил Лейф.

Годи держал его, а жрицы заматывали стопу между двух дощечек.

– Ма-ма! Помоги, где ты?! – застонал мальчик.

Я отвернулся и прикрыл глаза. Я много видел в жизни, много страдал. Проклятье, я пережил смерть! Но смотреть на муки ребёнка было для меня невыносимо.

Надо мной нависла Гретта. Лицо её сделалось мрачным при виде моей раны.

– Как Лейф? – спросил я.

– У него небольшое заражение крови, но мы вылечим его. У нас в запасе много целебных средств.

– А меня вылечите?

– Тебя? – задумалась жрица, протянув руки к моему рассечённому боку, на который Трайен накладывала повязку.

От решительного прикосновения Гретты я сморщился и рыкнул. Знающие пальцы жрицы переместились мне на шею, замерев на бьющейся вене. Потом скользнули к вискам, туго надавили и отпустили.

– У тебя сильно испорчена кровь. Узлы на теле вздуты, ты погибаешь. Мы можем вылечить тебя, но это будет сложнее. Куда сложнее! – Гретта поджала губы и села возле изголовья. – Мы можем попробовать очистить твоё тело. Но тогда к утру уйти ты не сможешь. Потому что мы спустим кровь, а потом будем давать снадобья, правильно кормить. Обтирать рану каждый день живой водой из озера. Неделю, Бальдр. Ты должен остаться у нас на неделю.

Я съёжился. Всё моё существо стремилось к Маргрет, но её здесь не было. Я не знал, где она, и терзался от неизвестности. Разве я мог позволить себе быть слабым целую неделю? Да к тому же Вали придёт за мной завтра…

– Я не могу, – глухо ответил я.

– Что ж, ты скоро умрёшь…

– Ты такая старая, что умрёшь вперёд меня! – рявкнул я, прервав Гретту, и зло посмотрел на её изрезанное морщинами лицо и прореженные седые волосы, через которые просвечивала округлость черепа.

Жрица одарила меня холодным взглядом, поднялась и вышла на двор. Я перевёл взгляд на Трайен. Её лицо вытянулось и побледнело. Руки, накладывающие повязку, замерли.

– Не хотел напугать тебя, – буркнул я. – Просто, когда говорят о моей смерти, я впадаю в ярость. В отличие от всех вас я уже пережил это! И нечестно заставлять меня переживать это вновь!

– Мне очень жаль тебя. – У Трайен увлажнились глаза. Не произнеся больше ни слова, она завязала узел повязки, сгребла окровавленные тряпки и понесла прочь.

Лейф продолжал скулить и завывать, даже когда его перестали мучить. Одна из жриц сидела подле него и пела тихую песнь. Меня угнетали стоны и заунывный голос, я взял у очага сохнущие башмаки, накинул меховой плащ и вышел во двор.

Гретта сидела на скамье у входа и рядом с ней стояла масляная лампа, рассеивающая мрак. Я зло выдохнул.

– Ты тяжёлый, грубый человек, – произнесла жрица, обернувшись на мой вздох. – И я не представляю, за что могла тебя полюбить эта строгая и чистая девочка. Ты испортил ей всю жизнь.

Я нахмурил брови, не понимая, о ком говорит Гретта.

– Сколько ты был с ней: три месяца,четыре? – приподняла она брови.

– Ты о Маргрет, – я прикрыл глаза, поняв, о ком говорит Гретта.

– Да. Когда ты погиб, она сбежала в святилище. Ей нужно было скрыться от позора перед конунгом Хёрдом и своим отцом – конунгом Харальдом. Харальд был так зол оттого, что свадьба до сих пор не сыграна, и готов был отправить войско на Хёрда! Но мы сказали, что Маргрет больна. Она и правда была очень больна, – жрица заглянула мне в глаза. – Она называла себя виновной в твоей смерти. Она тосковала по тебе так, будто разделила с тобой долгую жизнь. Она чуть не умерла. Но кое-что не дало ей умереть.

Из дома раздался крик Лейфа. Жрица смерила меня строгим взглядом.

– Что не дало ей умереть? Скажи мне! – горячо произнес я.

Я так хотел услышать, что сын Хёрда на самом деле – мой сын. Но я не осмелился проговорить эти слова вслух. Я боялся ошибиться.

– Любовь к тебе, – произнесла Гретта.

Мы вернулись в дом, когда все уже улегись. В очаге тлели угли, освещая редкими всполохами света силуэты на широком ложе. Лейф лежал у стены, перевязанная нога выглядывала из-под одеяла. У другой стены раскачивалась спина Годи между белых коленей женщины.

Гретта поставила лампу на стол, достала из ящичка, стоявшего у стены, флягу и добавила мне в кубок несколько капель.

– Это чтобы сон принёс тебе больше сил, – сказала она.

Я поверил ей и выпил.

В середине ложа было пусто, и я лёг на шкуры. В голове разрасталась тяжесть, глаза слипались. Годи шумно выдохнул и упал на спину рядом со мной. Женские руки обняли его и немного задели меня.

– Я готов вечно молиться Бессмертной матери, – прошептал Годи мне на ухо. – Они все меня хотят. Только одна ждала тебя…

Трайен поднялась надо мной и спустила с плеч накидку, обнажив грудь. Всполох огня в угасающем очаге выхватил нежные изгибы гладкого тела. Я не сумел сдержаться и протянул руки, сомкнув ладонями мягкую грудь. Соски вмиг отвердели под моими пальцами. Я услышал женский стон сбоку и почувствовал, что Годи вновь предался молитве.

Я тоже желал любви. Но пришёл в святилище в поисках Маргрет. Я любил её и не хотел предавать своего чувства. Трайен закинула на меня бедро. Её длинные волосы упали мне на лицо и грудь. Я почувствовал на шее робкое девичье дыхание.

– Я не могу, – отстранился я.

– Разве ты не хочешь согреться? – удивлённо прошептала она.

Я промолчал.

– Я не нравлюсь тебе?

– Ты тут ни при чём, ясно? – хрипло произнёс я. – После смерти у меня не всё ожило…

Жрица вернулась под шкуры, отвернулась и затихла. Я потянулся укрыться, но почувствовал, что руки онемели от усталости. Кое-как натянул на бок одеяло и закрыл глаза.

– С ума сошёл, ярл! – пшикнул Годи. – Разве можно отказывать жрице? У тебя есть пальцы, на край – язык.

Воин непонимающе уставился на меня, поднявшись на локте. Жрица из-за плеча перебирала длинными пальцами его волосы.

– Тебя ждёт дома жена, Годи? – прошипел я.

– Нет, – протянул он, – да если бы и ждала, то пока я в походах, плаваниях, она бы чернила мою честь. Зачем мне это надо? Ну ты же понимаешь.

– Понимаю.

– Но, когда заслужу землю и построю усадьбу, тогда, конечно, возьму себе молоденькую красавицу. Ох, измучаю сладкую! – Годи повернулся к жрице и защекотал её.

Я закрыл глаза и под редкие потрескивания очага и шумное дыхание любви провалился в сон.

***

Проснулся я от того, что грудь сдавило. Дышать стало тяжело. Горький запах хмеля, перемешанный с конским потом, ударил в нос. Липкое чувство страха потянулось по жилам. Я открыл отяжелевшие веки, было светло. Я хотел встать перед рассветом, но уже стоял день! Всё перед глазами сливалось цветными пятнами. Голова болела.

“Меня опоили зельями! – осознал я. – Предали!”

Сердце бешено забилось. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сосредоточить взгляд. Я увидел над собой светловолосого человека с длинным, чуть горбатым носом. Он упёр мне в грудь ладонь, одетую в перчатку с металлическими пластинами.

– Здравствуй, братец, – улыбнулся он.

10

.

Брат мой, брат

Улыбка Вали походила на оскал хищника. Два верхних клыка чуть выступали над рядом ровных здоровых зубов. Лицо, обрамлённое короткой лоснившейся бородой, не имело ни одного изъяна. Жёлто-пепельные волосы были заплетены в косы и украшены золотыми колечками.

Яркая вспышка воспоминания загорелась перед глазами. Вали с точно таким же оскалом, с каким сейчас висел надо мной, поднял топор и вонзил его в меня, безоружного. Треск! Хруст! Боль!

Тело свело судорогой от звуков разрываемой плоти, раздавшихся в голове. Я попытался скинуть с себя властную руку брата, но понял, что не могу двигаться. Я был обессилен: ни один палец не шевелился.

– Я велел Гретте задержать тебя, если ты, мерзкий урод, сюда сунешься! – прошипел Вали. Взгляд его победно блистал. – Она дала тебе хорошее средство, ты проспал три дня!

Вали натянул самодовольную улыбку. Я попытался выругаться, но понял, что говорить тоже не могу. Язык прилип к нёбу и не ворочался. Я пришёл в бешенство. Меня предали жрицы! Меня предало даже собственное тело!

– Ох, полегче, братец! – рассмеялся Вали, задыхаясь от веселья. Украшения в его волосах зазвенели. – Успокойся! Так глаза вылезут!

“Где же Лейф, где Годи? Неужели они убиты?!”

Я слышал вой, исходящий из собственного горла, но не чувствовал, как издавал его. Мой брат всё больше улыбался, упиваясь моим бессилием.

– Бальдр, зря ты не пошёл тогда с моими людьми, – произнёс он. – Если бы ты сразу отдал мне Эйсир, мне не пришлось похищать Маргрет, чтобы добраться до тебя.

Миллион игл вонзились в нутро: в сердце, в живот, в каждый мускул. Я оцепенел от боли.

– Да ты побелел, как покойник! – фыркнул Вали и схватил меня за ворот рубашки. – Подожди, брат, не умирай, пока не расскажешь мне, где Эйсир!

Вали зарядил мне по щеке и поглядел в сторону. К нему шаркающей походкой приблизилась Гретта.

– Скоро он отойдёт от пойла?! – рявкнул Вали. – Мне нужно, чтобы он говорил!

– Он проснулся… – жрица задумчиво приложила ладонь к подбородку, – через пару часов заговорит.

Вали дёрнул вверх уголком рта и нетерпеливо вздохнул, потерев руки о колени.

– Ладно, пёс с ним. Тогда продолжим пировать!

Он встал и громким шагом двинулся к столу, за которым капошились тёмные широкоплечие фигуры: хирдманы Вали.

Очаг пылал жарким огнём, зал освещали подвешенные масляные лампы. Я лежал на том же месте, где уснул: в середине широкого ложа.

– Мёда! – потребовал Вали, опустившись за скамью.

Трайен поднесла кувшин, но не успела наполнить кубки. Вали, будто голодный волк, поглядел на неё и широко улыбнулся, сверкая белыми зубами.

– Какая хорошенькая! – заблистали по-звериному глаза Вали. – Поставь кувшин на стол, жрица. Как тебя зовут? – он сжал в кулак прядь её золотистых волос.

– Трайен… – прошептала она.

Её голос не был похож на тот, которым она говорила со мной, когда мы кормили лошадей, когда она перевязывала мне рану, и когда предлагала согреться. В груди заныло.

Вали притянул к себе Трайен за локоть и облизал ей щёку. Я зажмурился. Трайен была милой девушкой и не заслуживала грубости! Я часто задышал, стараясь унять разливающуюся в груди боль.

– Ай! Тише! – воскликнула Трайен, и я открыл глаза.

Вали уложил её животом на стол и толкался в неё с выражением блаженства на лице. Трайен вцепилась в столешницу, пряча лицо под локтём.

– Какая сладкая жрица! Все вы тут сладкие! – простонал Вали, вливая в горло мёд. – Да, милая. Двигайся, двигайся!

Широкая фигура Гретты возникла передо мной и заслонила мучительное зрелище.

– Сука! – прошипел я, глядя в глаза старой жрице.

Мои слова прозвучали невнятно, но я был уверен, что Гретта меня поняла. Меня трясло от ненависти. Если бы я владел телом, то схватил бы старуху за горло и задушил.

– Вали обещал защитить нас от тёмных тварей, чего Хёрд не мог сделать уже десять лет! – пропищала она, приблизив лицо. Колючие глаза были полны ненависти. – Ему нужен был ты, и я отдала ему тебя. Ты плохой человек, Бальдр! Ты заставил страдать многих людей!

– Где Лейф?! Где Годи? – прошипел я сквозь зубы.

– Они ушли, – чуть слышно произнесла Гретта. – Я приказала им оставить тебя и уйти. И они ушли!

Я стиснул зубы и почувствовал, что кулак мой тоже сжался. Мне было обидно, что Годи и Лейф бросили меня. Но зато я не увижу, как Вали прикончит мальчика. А он его точно прикончит, ведь Лейф был единственным сыном конунга. Я был уверен: Вали жаждет свергнуть Хёрда, ну, и заодоно прикончить меня. Вали желает стать правителем Истлага! Бессилие и одиночество захлопали у меня в груди, словно крылья птиц взаперти.

“Что же делать? – заклокотали мысли в голове. – Если признаюсь, что меча больше нет, Вали убьёт меня. И убьёт Маргрет. – Я двигал челюстью, раздувал ноздри и сжимал кулаки. – Да даже отдай я ему меч, он всё равно прикончит меня и всех, кто мне дорог! – Я глубоко вздохнул, почувствовав прилив сил, и понял, что, наверное, мог бы уже встать. И вцепиться в глотку Вали! – Нет, нельзя выдавать себя. Я должен попытаться спасти Маргрет, чего бы мне это не стоило. Успокоиться… Успокоиться… Иначе обречён!”

– Так, ну что, Бальдр? – произнёс Вали, возвращаясь ко мне и на ходу застёгивая ремень. – Скажи мне, где Эйсир, и обещаю, что мучиться ты почти не будешь.

Вали произносил слова медленно, кивая после каждого, словно говорил с умалишённым. Я взбесился, как сумасшедший. Кровь закипела. У меня зачесались руки ухватить за его умытое лицо и ударить им о булыжники, чтобы кровь брызнула в стороны. Я хотел услышать хруст его зубов и стоны. Ведь он убил меня и лишил всего!

Я сделал глубокий вздох и приказал себя остыть.

– Я скажу тебе, где меч, если увижу Маргрет, – ровным голосом произнёс я, даже не моргнув, хотя в горле вырос ком и веки жгло подступающими слёзами.

Вали мотнул головой, удивившись моему спокойному тону, и поставил руки на пояс. Я незаметно сжал кулаки. Если откажет – брошусь на ублюдка, вырву ему сердце пальцами!

– Ты что не понял, Бальдр? – Вали сдвинул брови. – Здесь я ставлю условия и отдаю приказы! Прошли времена, когда Вали был младшим братцем! Я сделаю дыру в твоём животе, и буду медленно вытаскивать кишки, и обматывать ими стены дома!

Гневное дыхание Вали ударило мне в лицо, в глаза попали брызги слюны.

– Покажешь мне Маргрет, и я скажу, где меч, – произнёс я, не дрогнув. – Мне плевать, что ты со мной сделаешь, я уже был мёртв, – понизил я голос.

Вали оторопел, и я почувствовал свою силу. Младший брат всегда будет младшим, как бы громко не тявкал!

– Ладно! – рявкнул он. – Но я убью её, если ты солжешь мне о том, где Эйсир!

– Знаю.

– Проклятье, до Тюрберга три дня пути, – пробурчал Вали под нос. – Ладно, поехали.

Брат прищурился, и глаза его злобно заблестели. Я не сомневался, что он подумал о том, как будет пытать Маргрет у меня на глазах. А может уже пытал? Холод пробежал по телу. Я сглотнул и заставил себя дышать ровно.

Остаток вечера хирдманы пили мёд, пели гнусные песни и трахали жриц, усаживая себе на колени. Остекленелыми глазами я глядел на пляску огня в очаге и пляшущие тени на стенах. Волосы у меня взмокли, лицо пылало, а руки и ноги дрожали от холода: меня мучила лихорадка.

Один из людей Вали, с бритыми висками и длинной белёсой бородой, приблизился ко мне, наматывая на кулак верёвку. Шаги его были осторожными. Я не видел его глаз: он совершенно не глядел мне в лицо.

– Бальдр, Вали приказал связать тебя, – произнёс воин, цокнув языком.

Я откинул с груди шкуру, предлагая ему начать.

– Святые псы, – прошептал он, ошарашенный моим нечеловеческим безразличием.

Воин почесал за ухом, вздохнул, и лишь потом прикоснулся к моему синюшному запястью.

– Мерзко же ты выглядишь, Бальдр, – буркнул он. – И воняет от тебя, фу!

Кожа на предплечьях вздулась за эти три дня, что я лежал, позеленела. Кончики пальцев почернели. Запах: приторно-гадкий, я хотел блевать.

Сморщив нос, воин соединил мне руки на животе и плотно обмотал их веревкой, а затем потянул её вниз, к ногам. Ноги тоже связал и довольный выпрямился.

– Хочу ссать, – сказал я.

– Вали, Бальдр говорит, что хочет ссать, – обернулся воин к своему ярлу.

– Фрелав, боги, пусть ссыт, какое мне дело?! – фыркнул Вали, закинув в рот кусочек рыбы, и принялся его смаковать.

Что ж, я и так был опозорен, и был даже убит! Ничто не могло уже быть хуже.

– Вали, – простонал Фрелав и покачал головой, – он это сделал!

– Проклятье, Фрелав, ты что мне будешь о всех его испражнениях докладывать?! – рявкнул Вали и столкнул жрицу, сидевшую у него на коленях. – Убери! И сделайте уже что-нибудь, чтобы он поменьше вонял!

Вали прикрыл нос локтем и поглядел на Гретту, сидевшую за столом наравне с хирдманами.

– Ты приказал не лечить его, вот он и гниёт, ярл Вали, – почтительно поклонилась она.

Длинные седые волосы коснулись поверхности стола, глаза медленно моргнули и уставились на меня.

– Прикажи постелить мне постель и сделай так, чтобы Бальдр протянул ещё дня три, – проворчал Вали. – Три дня: не больше!

Гретта снова поклонилась Вали и встала из-за стола, указывая жрицами жестами приняться за дела.

Боль и лихорадка истерзали меня. Я закрыл глаза, не желая тратить последние силы на гнев к старухе. Вокруг меня заколыхались тени. Это были жрицы, от них пахло льном, мёдом и овечьей шерстью. Я вдыхал его с наслаждением. Женщины вертели меня с боку на бок: омыли тёплой водой моё тело и переодели. Они поили меня чем-то горьким и слегка солоноватым, я глотал, потому что меня страшно мучила жажда.

– Тише-тише. – Услышал я заботливый голос Трайен.

Она провела по моим волосам, и я открыл глаза, встретившись с ней взглядом.

– Пей тише, а то подавишься, – сказала она, взволнованно подняв тонкие брови.

Я напился и отвернулся к стене, не поблагодарив её. Я не хотел проявлять теплоты, чтобы не быть уязвимым перед Вали.

– Ты любишь жену конунга Маргрет? И потому сказал, что не хочешь со мной согреться? – она взяла моё лицо за подбородок и повернула к себе.

Я тяжело вздохнул и ответил глазами.

– Ты не был честен со мной, – сомкнула она губы. – Это больно. – Взгляд Трайен блестел печалью. – Но я… Я хочу верить, что ты хороший человек, что бы ни говорила Гретта… и ярл Вали.