Клинок и вуаль

Он кивнул, но его выражение лица оставалось напряжённым. Я понимал, что ему это решение даётся нелегко.

– И ещё. Я хочу, чтобы ты занялся – борделем и казино. Мы давно не занимались этим делом. Это поможет тебе не тратить силы на ерунду и при этом не чувствовать, что ты сидишь без дела.

Я чуть не усмехнулся. Заняться борделем или казино – это было не то, что я бы выбрал как основной вид деятельности, но если это поможет мне чувствовать себя полезным, то почему бы и нет?

– Бордели и казино. – Я приподнял бровь, слегка улыбаясь. – Честно говоря, я думал, что ты предложишь что-то более серьёзное, но если это то, что мне нужно, чтобы не лезть в драки, по твоему мнению, то согласен.

Сальваторе также не мог сдержать лёгкой усмешки. Но он сразу стал серьёзным, как всегда, когда говорил о делах.

– Ты будешь усмирён, понял? Больше никаких глупых поступков. Ты часть нашего дела, и если ты порвёшь всё, то тебе не поздоровится.

Я кивнул. Он снова был прав. Он всегда был осторожен, всегда следил за шагами всех, особенно за моими. Я понимал, что в этом деле, если переступишь грань, можно лишиться всего.

– Буду держать себя в руках, не переживай, – ответил я, пытаясь снять с него лишнюю нагрузку. – Я всё сделаю как нужно.

Он снова кивнул, но на его лице я прочитал лёгкое облегчение. Мы оба знали, что так или иначе я буду работать. Но главное было не делать это поспешно и не дать себе снова попасть в беду.

Мы сидели там ещё некоторое время в тишине, но она уже не была напряжённой. Просто два брата, пытающиеся найти общий язык в том, что им обоим важно. Камилла позже вышла, и её взгляд сразу стал мягким, как у заботливой сестры.

Сальваторе встал первым и посмотрел на меня с некоторой долей понимания.

– Хорошо, Америго, – сказал он. – Ты можешь идти. Но только помни, что ты мне обещал.

Я усмехнулся и встал с места. Всё-таки, как бы ни было сложно, я вновь оказался в деле. Только теперь по правилам.

Я вернулся домой, в свой маленький дом на окраине города. Всё, как я и оставил – этот дом, скрытый от глаз, стоящий на небольшом холме с видом на море. Стою у окна, смотря на воду, которая тихо колышется, словно отражение всего того, что я потерял. В доме царит полная тишина, и, как всегда, чувствую, как она давит на меня, заполняет пустоту, которую оставила потеря слуха. Иногда мне кажется, что ухо – это не просто орган, а целая жизнь, целый мир, и теперь, когда оно молчит, я тоже стал частью этого молчания. Всё вокруг меня тянется в пустоту, и я не могу избавиться от этого ощущения, что мир больше не касается меня.

Колено болит невыносимо. Каждый шаг – как пытка. Вчера доктор сказал, что нужно продолжать лечение, но я не сказал об этом брату. Я не могу признаться в своей слабости, даже если каждый день становится всё труднее. Я всё ещё пользуюсь костылями. Ощущение боли в колене не уходит, даже когда я пытаюсь не думать о нём. Напряжение внутри растёт, с каждым шагом в теле, и в голове. И вот, когда боль становится невыносимой, я прихрамываю, но всё равно продолжаю идти.

Я делаю шаг, и боль снова, как нож, проникает в сустав, заставляя меня сжать челюсть, чтобы не закричать. Костыль стучит по полу, и каждый звук от него – как напоминание о том, что я не тот, кем был раньше. Я больше не тот, кто может не думать о последствиях, не чувствовать себя уязвимым. И когда я снова пытаюсь стать лучше, сильнее, в голове начинают мелькать мысли о том, как я стал чужим в собственном теле, как оно предало меня. Я пытаюсь сосредоточиться на том, что меня окружает, но пустота в ушах снова захватывает меня. Я не слышу ничего, даже собственных мыслей. Этот вакуум внутри не даёт мне покоя.

И вот, в какой-то момент я теряю терпение. Мои пальцы сжимают костыль, и мне хочется его выкинуть, выбить что-то, разрушить. Я чувствую, как ухо вновь не воспринимает мир вокруг, как моя боль в колене наполняет меня злобой, как будто всё это – мой враг. Я не могу больше терпеть. Я не могу больше быть слабым.

Я хватаю чашку, стоявшую на столе, и с яростью бросаю её в стену. Чувствую, как грохот её удара потрясает меня, и в голове, наконец, появляется ощущение освобождения. Но тут же ощущаю снова эту пульсирующую боль в колене, как напоминание о том, что я всё ещё здесь, и всё ещё чувствую. Всё, что я разрушил, – это просто осколки, как и моя жизнь. Чашка разбилась, а боль не исчезла. Я кричу, потому что не могу больше молчать. Я кричу, потому что нет другого способа отреагировать.

Когда я останавливаюсь, я оглядываюсь на осколки, и меня охватывает странное чувство пустоты, разочарования и усталости. Но эта злость как-то облегчает боль, хоть и временно. Я снова остаюсь один, с этим внутренним огнём, который не может угаснуть. Я чувствую, как тяжело мне дышать от напряжения, от всего, что накопилось за день. И я снова не слышу. Тишина вокруг, как и всегда, издевается надо мной, заполняя пространство вместо звуков. Но я не могу перестать идти, не могу остановиться, даже если всё, что я чувствую – это боль, физическая и душевная.

Я снова стою в тишине, и единственное, что остаётся, – это мой собственный крик в душе.

Глава 3

Америго

Прошло уже восемь месяцев с того дня, как я получил травму. Время прошло, а я всё не могу привыкнуть к этой боли и слабости. Каждый день, каждую ночь, каждую минуту я чувствую это глухое ощущение, как будто что-то в моей жизни навсегда исчезло. Я злюсь. Злюсь, потому что это всё так долго. Это не просто временная потеря, это навсегда. Я должен с этим жить. И с каждым новым днём эта тяжесть становится всё более невыносимой.

Мои мысли часто возвращаются к тренировкам, когда я начинал учиться стрелять снова. Без слуха. Это было одно из самых сложных испытаний. Я не мог позволить себе сдаться. Когда мне сказали, что я больше не буду слышать звуки одним ухом, я даже не думал о том, как это повлияет на мою работу. Я думал только о том, как мне научиться жить с этим. Я тренировал свой слух, насколько мог. На одно ухо. В какой-то момент я начал ловить звуки, пытаться точно определять их направление, понимать, что происходит вокруг, несмотря на всё. Я научился работать с тем, что у меня было, и делал это всё с жёсткой дисциплиной.

Иногда, когда я вступаю в тренировки, думаю, что я могу сделать больше, чем кажется. Но в те моменты, когда я останавливаюсь, я чувствую, как всё, что я терял, настигает меня с новой силой. Когда слышишь этот ужасный гул, как будто ты – не в этом мире, когда ухо не ловит звуки, ты начинаешь понимать, что потеряна целая часть жизни.

Колено почти не беспокоит. Я уже почти забыл о боли. Это не то, что было раньше. Но иногда, если я делаю резкий шаг или ударю его в тренировках, она возвращается – такая сильная, как и раньше. В такие моменты мне кажется, что я вообще не могу избавиться от этого ощущения. Даже если колено уже не болит каждый день, оно всё равно остаётся в памяти, как напоминание, что я не тот, кем был раньше. Но что бы ни происходило с моим телом, я должен продолжать двигаться вперёд. Сальваторе, несмотря на его попытки показать, что это не так важно, всегда напоминает мне, что я не могу остановиться. И я не буду.

Каждый день я строю себя заново. Я не имею права останавливаться. Ни из-за колена, ни из-за уха. С каждым днём мне нужно становиться сильнее, даже если это кажется невозможным. Но внутри всё равно осталась злоба, потому что я не могу изменить время, не могу вернуться в тот момент, когда я был цел.

Тренировка всегда была тем местом, где я мог хоть как-то обуздать свои внутренние терзания. В обычной жизни я привык держать всё под контролем, но здесь, на площадке, я мог позволить себе немного свободы. Хотя бы на время. Камилла была моей постоянной напарницей, не зря эта девушка тренировала бойцов. Она не только помогала мне на тренировках, но и заставляла меня выходить за пределы, о которых я даже не задумывался. В такие моменты она становилась для меня не только партнёром, но и чем-то вроде испытания.

Мы тренировались в саду у дома Сальваторе. Открытое пространство, ветер, шорохи листвы и далёкие голоса людей за забором создавали как раз ту среду, где мне сложнее всего сосредоточиться. Я стоял на своей позиции, завязка плотно закрывала глаза, но слух работал, насколько это было возможно. Левое ухо улавливало шумы, но они были искажёнными, не давая мне полной картины. Справа же – пустота. Глухая тишина, к которой я до сих пор не мог привыкнуть.

Камилла всегда использовала это против меня. Она двигалась бесшумно, её лёгкие шаги тонули в естественных звуках сада. Я знал, что она где-то рядом, но точное положение – загадка.

– Ну, что, капитан? Готов сдаться? – её голос донёсся с левой стороны, но я не был уверен, это её реальное местоположение или она специально сменила угол, зная о моей слабости.

Я не ответил, только чуть сместил вес на правую ногу, готовясь к атаке. Камилла всегда была быстрой, но я знал, что она любит играть.

Она сделала шаг, и я почти не уловил его, но вот лёгкое движение воздуха выдало её. Я резко шагнул в сторону, разрывая дистанцию.

– Хм, – усмехнулась она, – так ты всё-таки слышишь.

Я молчал. Конечно, слышу. Но с одним ухом восприятие другое. Звук не даёт точного направления, мне приходится полагаться на ощущения.

Вдруг – быстрый рывок. Я почти не слышал его, но почувствовал. Она шла справа, в слепой зоне. Злость вспыхнула внутри. Я попытался развернуться, поймать её руку, но запоздал на долю секунды – Камилла увернулась и легко ударила меня в бок ладонью.

– Ты слишком медленный, Америго, – её голос был совсем рядом.

Я стиснул зубы. Колено уже ныло от напряжения, но я не дал себе отвлечься.

Она сделала ещё один рывок. Теперь я поймал её. Резким движением схватил за руку, дёрнул, выводя из равновесия.

– Оу! – рассмеялась Камилла, но быстро вывернулась, и мне пришлось отступить.

Я уже знал, где она. Поймал её дыхание, едва слышное, но достаточное, чтобы действовать. Сделал шаг вперёд, но боль в колене дала о себе знать, и это стоило мне скорости. Камилла снова ушла.

– Где твоя уверенность? – продолжала она дразнить.

В этот момент я понял, что Камилла была не просто моей напарницей. Она была тем, кто заставлял меня видеть мои ограничения и одновременно не позволяла мне сдаваться. Но внутри я всё равно ненавидел каждую секунду этой тренировки.

Я всё ещё стоял, злясь на свою неспособность победить, на свою медлительность. Камилла, кажется, почувствовала это и тихо засмеялась, отходя на шаг назад. В её голосе был тот же издевающийся оттенок, но теперь мне было всё равно. Я пытался сосредоточиться, хотя боль в колене и тот неприятный звон в ушах мешали мне.

Я хотел ответить, но в этот момент что-то изменилось.

Вдруг, как молния, я почувствовал резкое изменение в атмосфере. Камилла замолчала, и в воздухе словно что-то изменилось. Я не успел понять, что произошло, как кто-то другой, намного более тяжёлый и уверенный в себе, возник рядом со мной.

Я не успел среагировать. Мои мысли были застрявшими где-то между болью в колене и раздражением от того, что звуки кажется шли отовсюду. В мгновение ока меня схватили за плечи, а после, рука обхватила мою шею сзади, не давая шанса двинуться. Я не успел даже попытаться восстановить равновесие.

– Сальваторе! – вырвалось у меня в гневе, когда я понял, кто это. Сальваторе. Он заменил Камиллу. И это было не просто изменение партнёра, это было вмешательство, которого я точно не ждал.

Сальваторе был моим братом, но в такие моменты он превращался в нечто большее. Он знал меня как никто другой, знал, как использовать мои слабости, как заставить меня оказаться в невыгодном положении. Даже сейчас, когда я пытался вырваться, его хватка была железной, и он казался куда сильнее, чем я помнил.

Я попытался оттолкнуться, но он резко заставил меня упасть на спину, без лишних усилий. На мгновение мир вокруг меня перевернулся, и я оказался под ним, ощущая, как воздух вырывается из лёгких.

Мои руки инстинктивно потянулись к глазной повязке. Я снял её, не сдерживая раздражения. Мой взгляд встретился с его – холодным и полным уверенности, как всегда.

– Это не честно, – бросил я, дыша тяжело, пытаясь не выдать своего разочарования.

Сальваторе не улыбнулся. Он просто нависал надо мной, его глаза остались такими же спокойными, как и всегда.

– Ты сам выбрал эту игру, брат. Ты хотел победить? Ну, вот тебе реальность, – его голос был спокойным, но в нём чувствовалась лёгкая издёвка.

Я пытался отдышаться, но не мог избавиться от того чувства, что я только что потерпел поражение. Сальваторе не останавливался на достигнутом и не собирался помогать мне встать. Я ощутил, как его вес давит на меня, и понимал, что сам не в состоянии освободиться.

Он всегда был сильнее, и в такие моменты я чувствовал, как мне не хватает той уверенности, что когда-то была. Но всё это было лишь часть игры, которую мы играли. В этот момент я был готов, возможно, отступить и признать, что он прав. Но не сейчас. Не здесь. Не перед ним.

Я заставил себя засмеяться, тихо и без настроения, просто чтобы скрыть этот внутренний порыв. Он отпустил меня и отошел.

А я поднялся на ноги, Сальваторе был рядом, его тело будто опора, а в голове всё пульсировало. Звон в ушах мешал сосредоточиться, но я знал, что должен продолжать бороться. Это было не просто желание победить – это было что-то более глубокое. Я не мог позволить себе падать.

Сильное движение брата заставило меня повернуть голову, его рука неожиданно схватила меня за шею. Он тянул меня в сторону, и я почувствовал, как силы стали покидать меня. Но я не собирался признать поражение. Я сжал зубы, стиснул кулаки и попытался перевернуть его. Ничего не вышло – он был слишком сильным, слишком уверенным в своей победе.

В этот момент я почувствовал, как мои колени начинают подкашиваться, и понял, что снова не удерживаю равновесие. Мой мозг на мгновение затуманился, а в ушах всё сильнее становился тот злой, резкий звон. Ушибленная голова оттого, что я несколько раз ударился об землю в процессе борьбы, отдавала глухим, почти неслышным болевым сигналом. Но этого было достаточно, чтобы заставить меня снова упасть на колени.

Мрак снова накрыл меня. Я почувствовал, как тело теряет контроль, как силы покидают, а колени подкашиваются. Ничего не помогало – голова будто взорвалась, и всё вокруг стало исчезать. Звон в ушах был таким сильным, что я не мог различить ничего, кроме его разрушительного гула. Мои глаза закрылись, и я понял, что снова падаю.

– Чёрт, – вырвалось, когда я в очередной раз оказался на коленях, пытаясь держаться на плаву в этом океане боли и темноты.

Брат стоял рядом. Он не вмешивался, не пытался меня поддержать, просто наблюдал, как я борюсь с собой. Было ощущение, что он ждал. Ждал, когда я снова соберу силы.

Я знал, что нужно собраться. Знал, что нельзя падать, что нужно снова встать, не дать себе расслабиться, несмотря на тот тупой звон в ушах, на боль в голове, которая будто прибивала меня к земле. Мрак наконец начал отступать, и я заставил себя выпрямиться.

Дыхание всё ещё было тяжёлым, но я смог снова привести себя в порядок. Шаг за шагом, сдерживая боль, я встал. Постоянный гул в ушах постепенно угасал, а мрак, отступая, позволил мне увидеть Сальваторе. Он стоял, всё там же, и смотрел на меня с каким-то лёгким выражением удовлетворения.

– Молодец, – сказал он спокойно, с небольшой усмешкой. – Хватит на сегодня. Пошли домой, отдохнём.

Его слова были как признание, которое я всё же слышал, несмотря на болезненный шум в голове. Он не предложил мне помощь, не сказал, что это было слишком тяжело – он просто признал мою стойкость, даже если в этом была и доля его заботы, скрытая за маской того же холодного равнодушия.

Я кивнул. И не сказал ничего. Мы оба знали, что мне нужно продолжать. Но я согласился с ним. Ведь знал, что эта тренировка не была излишней, но было важно, чтобы на какой-то момент я мог расслабиться, хотя бы на минуту, и дать своему уму и телу передышку.

Сальваторе шел впереди, я следовал за ним. Только сейчас я заметил, что Камилла ушла, как только брат сменил ее в борьбе.

Я уже начал забывать о боли в колене, когда он, немного притормозил, равняясь и нарушил тишину.

– Ты знаешь, что уже гораздо лучше справляешься, – сказал он сдержанно, как всегда, но в его голосе звучала какая-то лёгкость, которую редко можно было услышать.

Я взглянул на него, его лицо было всё тем же, без лишних эмоций, но я знал, что он не был бы так спокойным, если бы не видел моего прогресса.

– Ну да, не зря тренируемся, – ответил я с улыбкой, надеясь разрядить атмосферу, которая, несмотря на всё, оставалась немного напряжённой.

– Правда, ты стал более… сдержанным, – заметил Сальваторе, оглядывая меня с вниманием. – Видимо, научился отпускать некоторые вещи.

Я слегка усмехнулся.

– Слушай, ты стал намного мягче с появлением Камиллы, – сказал я, глядя на него с лёгким подколом. – Это она на тебя так влияет, да?

Брат остановился на мгновение, изумлённо посмотрев на меня, но его глаза быстро наполнились каким-то теплым, почти невидимым светом.

– Ты что, думаешь, я стал мягким? – он слегка прищурился, и я понял, что он не ожидал услышать такого от меня.

– Ну да, – ответил я, не скрывая улыбки. – Слишком уж ты добрый стал. Мелкая, наверное, какое-то волшебство на тебя наложила.

Он рассмеялся, и я заметил, что его напряжённость действительно немного исчезла, хотя всё это было не так уж и часто. Сальваторе был тот мужчина, который редко показывал свои эмоции, но, когда он смеялся, это был редкий и ценный момент.

– Ты идиот, – сказал он с улыбкой, но в голосе чувствовалась лёгкость. – Она просто мне помогает, и ты это знаешь. Не переживай, я не стал мягким.

Мы продолжили идти, и в этот момент я заметил фигуру Камиллы, которая, кажется, двигалась в нашу сторону. Она подошла, оглядывая нас обоих с каким-то заинтригованным выражением лица.

– Вам, наверное, нужно подкрепиться, – предложила она с улыбкой, как всегда, спокойная и уверенная в себе. – Мария накрыла на кухне, если хотите.

– Ты сама-то не устала? – спросил я, хотя знал ответ. Камилла всегда была полна энергии, но её спокойствие, даже когда она ничего не говорила, всегда оставляло в воздухе ощущение, спокойного контроля за всем, что происходит вокруг.

– Нет, – ответила она, слегка пожав плечами. – Пару минут, и будет готово. Пойдемте, отдохнёте немного.

Сальваторе посмотрел на меня и кивнул.

– Пошли, – сказал он. – Это хороший момент для отдыха. Тебе нужно больше времени для восстановления.

Мы направились в дом, и, хотя шутки и разговоры о Камилле были всего лишь игрой слов, я понял, что это тот момент, когда мы действительно могли расслабиться. В этот раз Сальваторе не пытался быть строгим, а просто двигался вместе со мной и женой, и атмосфера стала чуть легче, чем обычно.

Глава 4

Америго

Я восстановился.

Наконец-то.

Это было долго, больше года, мучительно, выматывающе. Неделями, месяцами я заново учился двигаться, привыкал к новой реальности, где правое ухо было мёртвым грузом, а колено напоминало о себе тупой, тянущей болью. Первое время это сводило с ума. Я злился, срывался, пробовал делать то, что делал раньше, но тело больше не слушалось так, как прежде.

Я падал. Падал снова и снова. Но каждый раз поднимался.

Поначалу мне казалось, что я стал медленнее. Что я больше не могу действовать так, как привык. Но потом пришло осознание: я не слабее, я другой. Я стал точнее, хитрее. Если одно ухо больше не слышит, значит, я должен полагаться на второе и на зрение, на ощущения, на детали.

Я научился читать по губам – не просто смотреть, а видеть каждое движение, каждую тень эмоции. В шуме толпы я мог понять, о чём говорят люди, даже если не слышал их. Это было похоже на новый уровень восприятия, словно кто-то заменил мой слух другим инструментом.

Колено больше не мешало. Я изменил стиль движения, адаптировался. Теперь движения стали иными – сдержаннее, но увереннее, убирая лишние рывки, экономя энергию. Сальваторе однажды сказал, что теперь я напоминаю хищника, который не бросается вперёд бездумно, а выжидает момент, чтобы нанести точный удар.

Я выполнил свою договоренность с братом, занимаясь казино и борделем, все время пока полностью не восстановился. А потом я вернулся к своей работе, в свою стихию.

И сейчас, в полутёмной комнате с тусклой лампой, я делаю именно это.

– Знаешь, в чём твоя ошибка? – мой голос ровный, почти дружеский, но в нём есть что-то, от чего у него по спине пробегает дрожь.

Я сижу на корточках перед мужчиной, внимательно изучая его лицо. Он весь в крови и поту, тяжело дышит, подбородок дрожит. Протягиваю руку и легонько провожу пальцами по его щеке – жест почти нежный, но он вздрагивает, как от удара.

– Ты думал, что тебя никто не заметит. Что можно взять то, что тебе не принадлежит, и просто исчезнуть.

Я наклоняю голову, вглядываясь в его глаза.

– Но я заметил.

Он не отвечает. Только трясётся, его взгляд бегает по комнате, будто он до сих пор надеется найти выход.

Я выдыхаю, щёлкаю языком.

– Ну что ты так? – Говорю мягко. – Я же хочу помочь.

Он смотрит на меня, не понимая.

– Давай так… Мы с тобой поговорим. Честно. Ты расскажешь мне всё, и я тебя отпущу.

Его лицо вспыхивает слабой надеждой. На секунду он хочет в это поверить.

– Правда?..

Я улыбаюсь.

– Нет.

Я чувствую, как напряжение растёт, как он с каждым мгновением всё больше теряет контроль. В его глазах проступает страх, который даже он не может скрыть. Он знает, что я не остановлюсь. Знает, что всё, что происходит сейчас – это лишь начало.

Он продолжает молчать, его тело натянуто, как струна, будто он готов взорваться от этого давления. Я наблюдаю за ним, играю с ним, а внутри уже нет места ни жалости, ни сомнения в том, что будет дальше.

Я подхожу вплотную, почти касаюсь его, и его дыхание становится заметно прерывистым.

– Ты что, правда думаешь, что я буду ждать, пока ты сам решишь мне всё рассказать?

Его глаза вспыхивают от страха, но он всё равно молчит. Я смотрю на его ладони, на том месте, где он пытался сдержать свои трясущиеся пальцы. Его тело трясется, но он ещё держится, сопротивляется.

Я быстро двигаюсь, и до того, как он успевает среагировать, я резким ударом бью его по челюсти. Он сотрясается от удара, и лицо мгновенно перекошено болью. Сильно, но не настолько, чтобы вырубить. Я знал, что мне нужно не сломать его сразу, а заставить его прогнуться. Чтобы не было пути назад.

– Ты не хочешь говорить? Хорошо. Тогда мы сделаем так, чтобы ты захотел, – говорю я, не теряя спокойствия.

Я вытираю руки, подходя ближе, наблюдая, как он пытается вернуть свою стойкость. Он тяжело дышит, пытаясь прийти в себя от удара, но я вижу, как он начинает сдаваться.

Он сжимает зубы, но в глазах появляется сомнение. Он знает, что я смогу довести это до конца. И это осознание страшит его больше, чем сам страх.

Я беру его за подбородок, резко поворачивая его голову влево, к себе. Он снова вздрагивает, его глаза расширяются от ужаса.

– Ты должен был понять, что с такими, как ты, играют совсем не так, – говорю я, сдавливая его челюсть. – Я всегда добиваюсь того, что мне нужно.

Он пытается отвести взгляд, но я сжимаю сильнее, так что его зубы встречаются с моими пальцами. Молниеносно, я разворачиваюсь и делаю шаг назад.

Сначала я смотрю на него молча. Потом решаю.

Быстро подхожу к столу, открываю ящик, где лежат инструменты, беру гаечный ключ. Он не двигается, но глаза следят за каждым моим движением.

Я подхожу с инструментом, спокойно наклоняю его голову вбок, прислушиваясь к его дыханию.

– Ты не скажешь? Хорошо, если тебе так будет угодно, – говорю я, голосом, который по звучанию больше напоминает не угрозу, а обещание.

Он снова пытается говорить, но слова не выходят. Он понимает, что каждый его взгляд, каждое слово будет оценено.

Я бью его по ребрам, ещё сильнее, чтобы он почувствовал боль. Мгновенно его тело сгибается, и он издает короткий болезненный вздох. Он еле держит сознание, но взгляд начинает тускнеть, и с ним уходит и его сопротивление.

Я наклоняюсь к его уху и говорю тихо, но чётко:

– У тебя есть ещё шанс. Ты будешь говорить, или мне надо продолжать тебя уговаривать такими способами?

Его глаза расширяются, и его тело дрожит, как лист на ветру. Я вижу, что он почти сломался. Но его гордость мешает.

Откинув ключ в сторону, достаю из-за пояса складной нож.

Я сжимаю его руку в своей, крепко, без суеты. Лезвие скользит под его мизинец – не глубоко, но достаточно, чтобы он понял, что я делаю.

– Подожди… п-подожди…