скачать книгу бесплатно
Дедушка немного помолчал, обдумывая что-то. Ян сосредоточенно глядел куда-то в окно, тоже размышляя о своем. Наконец, откашлявшись, дедушка заговорил:
– Видишь ли, в чем дело, дружок, – он говорил медленно, тихим, ровным голосом, – споры о той войне не утихнут уже никогда. Этого действительно не произойдет – потому, что никто на самом деле ничего не понял, и никаких уроков из той трагедии люди не извлекли. Пожалуй, единственное, в чем все сходятся почти единогласно – это в осуждении германского нацизма и лично Гитлера; и, по моему глубокому убеждению, это так лишь по одной-единственной причине: Гитлер проиграл ту войну.
– Только поэтому? – Ян невольно усмехнулся.
– Да, только поэтому, – серьезно ответил ему дедушка. – Только поэтому его фигура оценивается так однозначно, в то время, как споры вокруг личности Сталина, например, не прекратятся никогда – такова уж природа людей.
– Мне кажется, в наши дни осуждающих его все-таки большинство, – заметил Ян. – Ты же знаешь, как часто повторяют в последнее время, что он вел войну против своего народа?
– Вел войну против своего народа? – переспросил дедушка Яри. – Как по мне, он в ней победил.
Ян снова усмехнулся.
– Съешь все-таки эскалоп, – все в той же серьезной интонации посоветовал ему дедушка. – Сходи на прогулку, почитай, займись чем-нибудь – а потом ложись спать пораньше. Утро вечера мудренее, – с этими словами, поднявшись из-за стола, дедушка Яри похлопал его по плечу, ненадолго задержав свою руку; затем, улыбнувшись Яну напоследок, тяжелой, старческой походкой вышел из кухни.
Оставшись один, Ян подумал о том, что сегодня пятница, и впереди у него два выходных дня, которые ему предстоит провести в полном неведении относительно своего ближайшего будущего. Пожалуй, в данный момент наилучшим решением действительно было просто выбросить все это из головы – хотя бы на сегодняшний вечер.
И, посидев еще немного в тишине, прерываемой лишь тиканьем старых настенных часов, он достал из кухонного шкафа тарелку, положил себе солидную порцию, налил в чашку горячего кофе – и вместе со всем этим добром отправился к себе в комнату.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Есть два первичных вопроса, которые встают перед каждым осознающим себя индивидом: что я могу делать и что я выбираю делать?
Не задавать первый из них равносильно выбору вседозволенности, выбору отсутствия ограничений; не задавать второй – то же самое, что избрать элементарную стратегию следования своим побуждениям и желаниям.
И задаете вы себе эти вопросы или нет – они определены для вас.
Ответом на первый вопрос служит морально-этическая система ценностей. Она действует, как закон – по запрещающему принципу, очерчивая границы дозволенного, отсекая недозволенное.
Отвечая на второй вопрос, индивид выбирает для себя уже не этические, а жизненные ценности и цели – выбирает, как ему распорядиться своей жизнью и отпущенным ему временем – причем, делает этот выбор в рамках вышеуказанных границ дозволенного.
***
Этическая система ценностей – это нравственная конституция человека.
Система ценностей порождает кодекс.
Человек, обладающий честью, соблюдает свой кодекс. Честь – не что иное, как склонность соблюдать кодекс.
Из этого элементарно следует, что понятие чести не является самоценным. Честь – это добродетель лишь тогда, когда она мотивирует вас соблюдать этически верный кодекс, основанный на достойной системе ценностей.
Существуют две этические системы, естественные, логичные и внутренне непротиворечивые за счет того, что они наделяют всех индивидов естественными и равными правами.
Это система ценностей, основанная на справедливости, и система ценностей, основанная на животном праве силы. Вторую из них, к примеру, исповедовал морской волк Ларсен, персонаж известного романа Джека Лондона.
Эта система ценностей – «я имею право на все, что я могу» – фактически, являет собой лишь отсутствие таковой, низводя человека до уровня животного. Индивид, следующий лишь принципам, действующим в дикой природе – то есть, не имеющий таковых, по праву сильного поступающий так, как ему заблагорассудится везде, где он обладает им, и признающий за другими аналогичное право там, где он слабее – такой индивид не считает необходимым определить для себя принципиальное отличие между собой и животными, ибо одно только превосходство в интеллекте не может рассматриваться в качестве такового.
Встречаются также системы этических ценностей, устанавливающие для индивидов равные, но неестественные и необоснованные ограничения – к примеру, порожденные той или иной религиозной мифологией. Такие системы всегда уязвимы и ущербны, и зачастую открыто требуют от своих адептов безусловной слепой веры – преследуя незамысловатую цель сокрыть эту самую ущербность.
И, наконец, существуют этические системы, наделяющие индивидов разными правами по некоторому признаку или некой их совокупности. Уровень интеллекта, уровень благосостояния, половая принадлежность, возраст, происхождение, личные достижения и заслуги – одни из нередких вариантов выбора такого признака.
Истина в том, что невозможно обосновать причинно-следственную связь, согласно которой, к примеру, более развитый в интеллектуальном плане индивид имеет больше прав и свобод – потому, что ее просто нет. Интеллектуалы двигают прогресс, они выполняют высококвалифицированный труд – и имеют право на более высокое материальное вознаграждение за него, но ни в коей мере не на более обширные права в сфере морали и этики, в сфере взаимоотношений с другими людьми. Также не следует забывать о том, что без рожденных ползать летать не могут.
И ни принадлежность к определенному полу, ни прожитые годы, ни былые заслуги, мнимые или действительные – ничто из этого не обеспечивает индивиду особые права, и, в особенности, на совершение проступков по отношению к другим людям; ничто из этого не обязывает других людей оставлять эти проступки безнаказанными; ничто из этого не прибавляет достоинства индивиду и не дает ему права требовать особого отношения к себе.
И какой бы признак мы в итоге ни выбрали здесь – мы никогда не сможем обосновать указанную причинно-следственную связь.
Итак, в сухом остатке, наш выбор сводится к трем вариантам:
– Система ценностей, основанная на праве сильного; выбрать этот вариант – то же самое, что не выбирать систему ценностей вообще.
– Система ценностей, основанная на принципах справедливости.
– Одна из бессчетного множества других, логически не обоснованных, неестественных, ущербных этических систем.
И каждый из нас делает этот выбор, осознанно или неосознанно: жить как животное, как человек или как глупец.
Но в чем фактическая ценность следования принципам справедливости? Для начала, в том, что даже попытки следовать им – пусть и безуспешные по большому счету – привели нас из каменного века в век сегодняшний.
Отчасти это произошло благодаря тому, что справедливость обладает свойством оберегать нас от излишней боли. И нет, конечно же, я ни в коем случае не стал бы пропагандировать фантастическую модель общества, в котором никто не испытывает абсолютно никакой боли. Но то может быть боль утраты, боль разлуки, боль неразделенной любви, это может быть боль неудачи или поражения, боль преодоления или поиска, или же просто боль страдания, причиненного болезнью или увечьями – как и многое, многое другое. И я убежден в том, что люди могли бы обойтись без причинения дополнительной боли друг другу – и это не привело бы никакое общество к деградации и вырождению; напротив, это был бы путь к большему благоденствию и процветанию.
И если теперь мы рассмотрим другую, не менее абстрактную и фантастическую модель – модель общества идеальной справедливости – то у него есть одно интересное свойство: в таком обществе минимизировано совокупное количество боли индивидов, которые его составляют, поскольку оно либо вовсе не допускает совершения актов несправедливости, либо, как минимум, гарантирует справедливое возмездие каждому, кто осмелится причинить другому незаслуженную боль. В последнем случае, на каждый акт несправедливости общество отвечает актом восстановления справедливости – и, что не менее важно, адекватным актом – не допуская, таким образом, ни безнаказанности, ни эскалации зла.
Справедливость минимизирует боль.
И справедливость ценна сама по себе, она может и должна служить моральным ориентиром – даже в тех ситуациях, в которых следование ее принципам не приводит к минимизации совокупной боли всех вовлеченных индивидов, – и каждый, кто действует в интересах справедливости, безусловно прав.
Развивая эту мысль и говоря далее о моральном праве, можно сказать, что у человека есть право действовать любым образом, если это не идет вразрез с принципами справедливости. Любая система ценностей, которая не декларирует в самой своей основе святость этих принципов, является ущербной. На более низком уровне у каждого есть моральное право выбирать. Мы можем оценивать деньги выше, чем время, либо оценивать время выше, чем деньги. Мы можем считать, что личные достижения важнее того, что дает человеку семья, или наоборот. Мы можем ставить личную свободу выше собственной безопасности, или добровольно жертвовать первым ради второго – пусть кто-то и считает, что в этом случае мы не заслуживаем ни того, ни другого. У человека есть выбор, мы свободны.
И лишь в самом начале, когда мы выбираем фундамент для своей будущей системы ценностей, когда мы выбираем систему этических ценностей для себя – мы можем совершить ошибку.
Любая гнусная система ценностей начинается с попрания принципов справедливости либо пренебрежения ими.
***
Итак, система этических ценностей, о которой идет речь, основана на таких категориях, как справедливость, свобода и гуманизм.
Справедливость – это абсолют; она превыше всего и может ограничивать свободу.
В то же самое время, как это ни парадоксально, гуманизм может ограничивать справедливость. Гуманизм – это то, что мы добровольно делаем сверх справедливости, хотя и не обязаны к этому. Это жест доброй и свободной воли, который мы совершаем не из необходимости следовать принципам справедливости, избранной нами для самих себя в качестве категорического императива, а без каких-либо вынуждающих причин ради самого акта добродетели.
Например, совершить акт прощения там, где мы имеем право совершить акт восстановления справедливости – есть не что иное, как проявление гуманизма.
Проявлять или нет гуманность в той или иной ситуации – это всегда на усмотрении индивида. Я лишь считаю, что достойные люди, совершающие гуманные поступки, заслуживают такого же отношения к себе уже по праву справедливости.
Когда мы обсуждаем любую тему, лежащую в плоскости вопросов морали и этики, нам никак не обойтись без некоторых определений.
Зло – это несправедливо причиненный другому индивиду вред либо препятствование восстановлению справедливости, либо допущение несправедливости или несчастья при возможности их предотвратить.
Добро – это акт восстановления справедливости либо акт предотвращения несправедливости или несчастья, либо акт гуманизма.
Гуманизм – это добровольный отказ от нанесения другому индивиду заслуженного им вреда (отказ от акта восстановления справедливости, прощение) либо польза, принесенная другому индивиду без корыстных и вынуждающих причин.
Основной закон справедливости состоит в следующем: у всех есть одинаковое право на свободу и ни у кого – на совершение преступлений. Таким образом, территория человеческой свободы заканчивается ровно там, где начинается территория преступлений.
Для кого-то это может стать открытием, но все возможные преступления – суть преступления против чужой свободы. Если вы, совершая что-либо, не переступаете границ ничьей свободы, то вы и не совершаете никакого преступления – даже если законы вашей страны убеждают вас в обратном.
Убийство также является преступлением против свободы – свободы человека распоряжаться собственной жизнью. В то же самое время, любой вред, причиненный индивиду с его добровольного согласия, не может считаться преступлением против свободы и, соответственно, преступлением вообще.
Понятие свободы не следует трактовать слишком узко и понимать под ним только лишь свободу физическую. У человека есть право на многие свободы: на свободу жить и на свободу умереть; на свободу не быть избитым и на свободу не быть оскорбленным; на свободу иметь собственность и на свободу не работать и не иметь ничего; на свободу молчать и на свободу говорить; в конце концов, на свободу защищать собственную свободу.
За каждое преступление должно наступать наказание, мотивированное стремлением к справедливости; его тяжесть должна соответствовать тяжести совершенного преступления. Такое наказание можно назвать актом восстановления справедливости.
При этом, необратимые наказания могут наступать только за преступления, последствия которых также необратимы. Это очевидно следует из справедливого принципа соответствия тяжести наказания тяжести совершенного преступления.
Для кого-то и это может стать откровением – но лишение физической свободы человека, обвиняемого лишь в мелком преступлении против чужой собственности, является безумием и актом чудовищной несправедливости.
Следует иметь в виду, что препятствование акту восстановления справедливости также является преступлением.
Итак, подводя итог вышесказанному, в самом широком смысле, преступление – это вред, нанесенный одним индивидом другому не в качестве акта восстановления справедливости и без добровольного согласия последнего (можно сказать – несправедливо причиненный вред), либо препятствование акту восстановления справедливости; также к преступлениям относятся поступки индивида, которыми он допускает несправедливость либо несчастье, имея возможность предотвратить их и не имея вынуждающих причин этого не сделать. К последним можно отнести и слабость воли и духа – добру крайне желательно быть с кулаками, но оно никак не может стать злом только лишь по той причине, что не имеет таковых.
Преступление можно также назвать актом несправедливости. Понятия акта несправедливости и преступления – синонимичны.
Понятия несправедливости и несчастья следует разделять: акты несправедливости совершаются людьми, в то время как несчастья происходят по естественным причинам.
Несчастье – эквивалент несправедливости, но в ситуациях, в которых не имеет места участие человека. Несправедливость всегда рукотворна; несчастья – всегда нерукотворны.
Убийство человека, не заслуживающего насильственной смерти – преступление. Безвременная смерть человека, не заслуживающего ее – несчастье.
Аналогично, то, что происходит по естественным причинам, не может считаться актом восстановления справедливости. Акт восстановления справедливости непременно должен быть рукотворным: для его свершения необходимо, чтобы человек, причинивший другому несправедливый вред, понес возмездие также от человека.
При этом, следует иметь в виду, что раскаяние безусловно являет собой частный случай такого возмездия, когда человек, совершивший преступление, сам наказывает себя за него – поскольку искреннее раскаяние всегда сопровождается душевными муками и способно, в отдельных случаях, искупить как часть вины индивида, так и всю ее целиком, как за мелкие проступки, так и за тяжкие преступления.
Преступления могут совершаться преднамеренным либо непреднамеренным действием; частным случаем действия является бездействие.
Преступления могут совершаться людьми с осознанием факта совершения преступления либо без такового – как вследствие заблуждения, так и вследствие неспособности осознать данный факт.
Преступления, вызванные непреднамеренным действием, а также преступления, совершаемые преднамеренным действием без осознания его преступности, можно отнести к несчастным случаям либо к проявлениям преступной халатности.
Люди не несут ответственности только за две категории преступлений: за те, что они совершают вследствие принуждения, и за те, которые можно квалифицировать как несчастные случаи. Несчастный случай наступает тогда, когда индивид, честно руководствуясь принципами справедливости и стремясь действовать в ее интересах, тем не менее, совершает акт несправедливости по независящим от него причинам.
Если человек осознает факт совершенного им преступления, он встает перед выбором – раскаяться в содеянном либо не сделать этого. Искренне раскаявшись в совершенном им преступлении, он, тем самым, уменьшает размер справедливого наказания для себя.
Продолжая говорить о справедливом возмездии, следует добавить, что оно непременно должно не только соответствовать принципам справедливости, но и быть мотивировано ее интересами – то есть, именно стремлением к восстановлению справедливости и ничем иным.
Из этого следует, что не может считаться актом восстановления справедливости действие, причиняющее вред преступнику – пусть даже и адекватный нанесенному им – но не мотивированное совершенным им преступлением вообще, либо мотивированное им, но совершенное, на самом деле, из садистских наклонностей, ради развлечения либо ради личной или чужой выгоды – в том числе, ради обогащения, власти, славы или вызова определенных чувств у других людей. Также не будет актом восстановления справедливости и аналогичное действие, совершенное ради соблюдения неких правил, не основанных на принципах справедливости – будь то обычаи, традиции, религиозные нормы или, к примеру, кодекс поведения, принятый в среде представителей некой социальной группы.
Такие действия не только не являются актами восстановления справедливости, но и являются новыми актами несправедливости. Они – не что иное, как эскалация несправедливости под видом борьбы с ней. Совершающий подобное не несет справедливое возмездие – он лишь совершает новое преступление. И принимает на себя всю ответственность за него.
Есть еще один важный вопрос, который непременно следует затронуть, говоря о правильном понимании справедливости, этичности и чести.
Существует распространенное заблуждение, согласно которому в определенных обстоятельствах индивид обязан проявлять некое благородство по отношению к тем, кто совершает либо уже совершил преступление против него либо против других людей. К примеру: если человек был несправедливо лишен свободы, а затем отпущен под данное им слово не искать мести, то он якобы обязан это слово сдержать – так же, как ему следовало бы это сделать в ином случае.
Подобные представления и близко не лежат к истине. Они ограниченны, этически абсолютно неверны и основаны на превратном понимании честности, поскольку лишают жертву преступления права на справедливое возмездие и, напротив, защищают интересы тех, кто это преступление совершил.
Слово, данное человеком и нарушаемое им для того, чтобы остановить или предотвратить преступление, либо для того, чтобы осуществить акт справедливого возмездия, ни к чему его не обязывает. Защищать интересы справедливости – вот его единственный этический долг, и никакого другого не существует. Клятвы, присяги, обещания, устные и письменные договоренности – все это теряет свою значимость тогда, когда к этому апеллируют с целью заставить вас отступиться от этого долга.
***
Человеческие мысли неподсудны. Но, тем не менее, наш образ мышления, то, как мы выносим свои суждения и даем оценки тем или иным событиям и человеческим поступкам – как своим собственным, так и чужим – многое говорит о том, кто мы есть на самом деле.
Справедливость, чувство и понимание справедливости, любовь к ней – именно то, что отличает достойных людей.
И, если справедливого человека я назову достойным, то справедливого и гуманного я назову достойным и благородным.
Любовь к справедливости выражается в отношении к ней как к высшей ценности, абсолюту – и, как следствие, в стремлении всегда руководствоваться ее интересами и принципами везде, где они применимы, в стремлении действовать исключительно в соответствии с этими принципами.
Справедливый человек всегда ставит интересы справедливости выше всех прочих – в том числе, своих собственных.
Добровольно отступив от них, он саморазрушится, перестанет существовать, как целостная личность, поскольку справедливость является фундаментом его этической системы ценностей, фундаментом для всех его оценок и суждений в этической сфере, фундаментом для доказательств правоты и неправоты; она – то, что позволяет ему отличать добро от зла.
***
Когда вы причиняете – осознанным действием или бездействием – вред другому индивиду, вы проявляете жестокость. И понятие жестокости само по себе не несет ни негативной, ни позитивной окраски – важен контекст, в котором она имела место.
Я могу выделить три вида жестокости: жестокость справедливая, жестокость обоснованная и жестокость необоснованная. Из всех них лишь жестокость справедливая не являет собой преступление.
Когда солдаты, освободившие концентрационный лагерь Дахау, вместе с его выжившими узниками убивали, уничтожали, рвали на части лагерную охрану, они проявляли справедливую жестокость.
Когда в государстве, которое ведет кровопролитную войну на выживание, устанавливаются драконовские законы – это являет собой пример обоснованной жестокости. Эти меры могут быть рациональными и оправданными в плане достижения поставленных целей, но никакой конкретный индивид не обязан становиться жертвой такой жестокости, какими бы важными эти цели ни были. Каждый пострадавший от такой жестокости человек – жертва совершенного против него преступления, жертва несправедливо причиненного ему вреда, неадекватного преступлению, совершенному им самим.
Когда тиран, облеченный властью, развязывает кровавый террор для того, чтобы сохранить ее, он проявляет необоснованную жестокость. Каждый человек, пострадавший от такого террора, становится жертвой преступления, совершенного против него без каких-либо благих целей или вынуждающих причин.
И у человека всегда есть моральное право сопротивляться несправедливости и защищаться от нее.
Даже если несправедливость совершается достойными людьми вследствие их заблуждения, возникшего по причине несчастливого стечения обстоятельств, это ни в коей мере не лишает человека, должного пострадать от нее, права на защиту и самозащиту. Кроме того, человек, защищающий себя или других от несправедливости, не несет никакой ответственности за вред, причиненный совершающим ее людям при противодействии им.
Из всего вышесказанного следует, что у человека всегда есть моральное право сопротивляться не только любой необоснованной, но и любой обоснованной жестокости – которая есть не что иное, как один из видов несправедливости.
Никто и никогда, ни при каких обстоятельствах не обязан становиться жертвой несправедливости и как-либо страдать от нее.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В семье тринадцатилетнего Яри произошла трагедия.
По семейной традиции, вне зависимости от того, хороший выдался день или плохой, они каждый вечер собирались за ужином в их просторной, светлой гостиной – он сам, его папа и мама.
Сегодня все было иначе. Как и обычно, они сидели вместе за длинным обеденным столом – но не ужинали, а обсуждали произошедшее.
