
Полная версия:
Эпидемия ультранасилия
Что ж, опять простые часовые бессильны. Замечательно.
Единственная оставшаяся Пуля делает выстрел в первого плывущего. Тот сбрасывает котяру, которого вёз, а сам закрывает глаза и медленно опускается на ближайшую крышу. Оставшиеся четыре пушистых облака также разжимают лапы, предоставляя судьбу мохнатых громад гравитации. Турельная установка готовиться ко второму залпу, но единым ударом плывущие уничтожают пушку, превратив её в растёкшуюся по бетонным “ногам” массу. На месте, где была капсула наводчика, невозможно разглядеть даже очертаний человека. Похоронен в металлическом саркофаге, не успевший даже понять, что произошло. Больше нам нечего противопоставить ни дирижаблям, ни микро-Исполинам, которые уже продвигаются к нам.
Где же этот ШТИР, когда он так нужен?
Меня охватывает неконтролируемая паника. В надежде обнаружить хоть какое-то спасение, смотрю на крышу, где он стоял некоторое время назад. Никого нет.
Слинял? Тоже мне, бесстрашный робот. А смотрящий что? Почему он ничего не делает? Хотя, знаю почему. Что ему сделать? Активировать распылители на стенах, от которых эти агенты защищены своими живыми противогазами? Видать, не смогу я спокойно пожить…
Гляжу на плывущих. Странно, но теперь они летят не в нашу сторону, а куда-то вправо. Стреляют не пойми куда. Приглядевшись, вижу, что они пытаются попасть по прыгающему до высоты их полёта ШТИРу. Он цепляется за одного, переползает на морду и выпускает откуда-то из рукавов пальто белый дым, после перепрыгивает на другого и повторяет, пока все котяры не опускаются на крыши, одурманенные нестабильной вакциной. Не теряя времени, он приземляется на дорогу прямо перед микро-Исполинами спиной к нам. Агенты видят его, но не останавливаются, думают продемонстрировать свою непреклонность, даже не подозревая, кто перед ними. Всех опаляет ярчайший зелёный свет, исходящий из глаз андроида. Ближайший к ШТИРу кот моментально падает без сознания, а остальные лишь корчатся от боли, пытаясь закрыть глаза лапами или отвести взгляд. В конце концов, пересиливая себя, они всё равно продолжают свой неумолимый поход. Робот начинает медленно отходить от них, пока не упирается в стену. Как только это происходит, свет выключается, а сам он, сделав мощный прыжок, покидает поле боя.
Он нас бросил? Чёртова машина! Так и знал, что в конечном итоге всё придёт к тому, что он посчитает нас менее важными, чем себя.
– Гранатомётчики! К северной стене и огонь по микро-Исполинам! – командует наш смотрящий точки. – Часовые! Как только увидите оголённые участки кожи – стреляйте!
Точно! Как я сам не понял? Взрыв же не так сильно вредит им, чтобы нельзя было его использовать. До сих пор поражаюсь этим правилам, нацеленным, кажется, против нас самих.
Делаем всё по инструкции командира. Сначала гранатомётчики поливают агентов взрывными снарядами, после – мы начинаем обстреливать незащищённые места. Двух уже обезвредили, осталось столько же, но вдруг, они прижимаются друг к другу и переходят на бег, готовясь влететь в северную стену со всей силы.
– Снять винтовки с сошек и на соседние стены бегом! – командует младший смотрящий.
Мандраж проходиться по телу при виде несущихся на меня махин, но руки послушно выполняют приказ. Открутить крепление, достать винтовку, покинуть позицию.
Чёрт-чёрт-чёрт, не успею! Они уже совсем близко!
Наконец, достав оружие, срываюсь с места, словно ошпаренный, и бегу к товарищам, которые уже перебрались на другую стену. Они тянут руки, чтобы схватить меня и притянуть к себе, но земля вырывается из-под моих ног, и я неизбежно падаю, в процессе ударяясь о что-то головой, от чего глаза автоматически закрываются. Эхом в голове раздаётся грохот. Все что-то кричат, идёт стрельба, слышен рык. Не могу пошевелиться. Скованное тело жутко болит. На фоне слышится гром грозы.
Так всё и кончиться, верно? Интересно получается…
Гром повторяется. Слишком часто. Такого в природе не бывает. Стрельба вместе с криками стихает. Остаётся лишь вода, мирно барабанящая по обломкам стены, придавившим меня.
Неужели не всё так плохо?
Слышу приближающиеся шаги. Защитная пластина стены надо мной начинает шевелиться. Её кто-то поднимает, освобождая меня из-под завала. Предо мной предстаёт гуманоид в костюме, покрытом металлическими вставками. Лицо полностью закрывает маска с противогазом, трубки которого ведут куда-то за спину. Выше, на месте глаз находятся две красные точки. Одной рукой существо держит пластину, а второй – большую винтовку, выглядящую явно посерьёзнее моей. Ещё более длинный, треугольный в разрезе ствол, покрытый с каждой из трёх сторон рядами цилиндров, вероятно, электромагнитов. Два магазина, как и у моей, но тот, что под патроны, а не аккумуляторы, заметно больше.
Так напоминает пушку турельной установки. Может, именно её звук и показался мне грозой?
Существо поворачивает голову куда-то вбок и кивает. Тут же подходит кто-то другой. Протерев глаза от воды, залившей их, вижу ШТИРа, грозно нависшего надо мной.
– Стрелок, сфера при тебе? – звучит тяжёлый электронный голос.
– Д-да, – тянусь рукой к карману, где она лежит.
Погоди, нет, я не хочу отдавать её. Она мне ещё пригодиться.
– Но она мне нужна! Я не смогу без неё, – уже держа в руках шар, говорю я.
– Твоё благополучие не имеет весомого значения. Отдай сферу немедленно! – он протягивает правую руку.
– Н-но… Я же… – сжимаю в ладонях свою драгоценность, как нечто самое важное.
Ладонь робота превращается в кулак, а из-под рукава пальто начинает бить густой белый дым. Он заполняет всё пространство так, что становиться трудно дышать. Я закашливаюсь. Нестабильная вакцина попадает всё глубже, глаза постепенно закрываются, слабость растекается по телу. Пальцы разжимаются автоматически, слышу, как шар падает на асфальт.
– Что?! ШТИР, зачем? Мы могли решить всё более лояльно! – несколько расплывчатый из-за моего помутнённого сознания голос. Явно не принадлежит андроиду. – Мы ещё можем… Виноват, слушаюсь.
Темнота сгущается, чувствительность тела падает настолько, что я перестаю ощущать на лице капли дождя. Ещё мгновение и я окончательно потеряю связь с реальностью, провалившись в сон…
Слышу шаги, которые раздаются эхом в пространстве. Каждый шаг отзывается небольшим импульсом в живот. Ноги по ощущениям свободно висят, как и голова с руками. Очевидно, меня кто-то несёт пока болтает с кем-то. Очень смутно получается разобрать диалог этих людей.
– Дальше по коридору – развилка. Я иду с этим направо, – чувствую, как меня встряхивают, – вы двое – налево, – серьёзный знакомый голос с небольшой хрипотцой.
– Почему-это я с ним? Давай-ка лучше я Стрелка потащу, – более высокий и какой-то весёлый. Он тоже мне знаком.
Шут… Точно.
– Ты его даже поднять не сможешь, не говоря уже о том, чтобы нести, – угрюмо бурчит тот, кто меня несёт.
– И то верно, здоровяк, – Шут посмеивается, но как-то фальшиво.
– Так может я его понесу? – этого я узнать уже никак не могу. Голос какой-то неправильно-глухой, слишком нечеловеческий. Каждое слово, будто повторяется несколько раз, когда он говорит.
Десятисекундная неловкая пауза.
– Ты уверен? Если кто-то на вас нападёт, тебе придётся и самому отбиваться, и Стрелка защищать.
– Справлюсь. Доверьтесь мне.
– Как скажешь, – довольно скептично говорит первый, берёт меня одними руками и перекладывает, как мешок, на плечи третьего.
– Не заруби его там ненароком, – подтрунивает удаляющийся от нас Шут.
– Постараюсь, – от этой фразы меня передёргивает.
Так мы идём ещё минуту или две. Атмосфера кажется довольно нагнетающей. Не понимаю до конца почему, но сейчас встреча с каким-то монстром для меня кажется менее страшной, чем поход с этим человеком, поэтому пытаюсь вести себя тише, чтобы лишний раз о себе не напоминать.
– Я знаю, что ты очнулся, – замогильный голос, будто призрак решил со мной заговорить.
Не решаюсь ничего ответить.
– Слезай-давай, нечего просто так на мне кататься.
Резкая остановка. Он берёт меня подмышки, стаскивает со спины и вытягивает перед собой, словно котёнка, приподнимая выше, так как сам по себе он ниже меня. На нём тот же защитный костюм, что и в прошлый раз. Через правое плечо на ремнях висит мой автомат и дробовик. Сейчас я бы мог детальней рассмотреть его лицо, но маска противогаза всё закрывает, оставляя только глаза, которые смутно видно через линзы. Однако, даже такого вида хватает. Взгляд, впивающийся прямо в мозг, настолько пронзительный, что хочется скорее спрятаться, лишь бы не чувствовать его на себе.
– Отпускаю, – руки разжимаются, а сам я падаю на пол, так как ещё непривыкшие ноги не способны меня удержать. – Как жаль. Вставай, – протягивает мне ладонь.
Он помогает мне встать и отдаёт автомат, ремень которого я перекидываю через плечо. Из моего правого рукава вновь выползает тот серенький червячок и сразу включает фонарь.
– Вижу, готов?
– К чему?
– А сам-то, как думаешь? – в голосе слышна усмешка. – Я тебе напомню, зачем мы здесь. Ищем всё, что имеет отношение ко всяким зверствам бывших здешних учёных. Найдём что-то интересное – сообщу. В основном, всё это добро должно выглядеть либо, как необычные устройства, либо, как странное, потенциально травмоопасное, оборудование, либо, на худой конец, как документики. Так что, без лишних вопросов, пошли, – спокойным шагом он направляется вглубь коридора, следую за ним.
– Послушай, а как тебя звать? Я совсем ничего не помню, извиняй, – немного смущённо, и даже побаиваясь, говорю я.
Он медленно поворачивает голову в мою сторону. Сквозь линзы вижу его весело прищуренные глаза.
– Вообще ничего не помнишь, говоришь? Хех, хорошая возможность повеселиться, – на последнем слове его голос становиться каким-то игривым, но не теряет своего устрашающего эффекта, похожего на эхо. – Меня зовут Табу.
В ответ я лишь киваю, чтобы не провоцировать его на дальнейший диалог. Информация была бы полезна, но чуйка подсказывает, что с этим человеком лишний раз беседу лучше не вести. Продолжаем идти по старым обшарпанным коридорам, вдоль которых тянуться чёрные тонкие провода, оборванные в некоторых местах. Иногда попадаются электрощитки и другое техническое оборудование. Продолговатые потолочные лампы либо вдребезги разбиты, либо просто не горят. На бетонном полу часто попадается всякий мусор: осколки тех самых ламп, какие-то металлические детали неизвестного назначения, обрывки бумаги с записями. Пройдя уже достаточное количество времени, мы оказываемся перед перекрёстком. Левое ответвление с моей точки зрения выглядит довольно странно. Если присмотреться, то хлам, лежащий прямо рядом с ним, будто повторяется в его коридоре. Идеально зеркальные пластинки с выгравированными буквами. Табу останавливается, я тоже.
– В обычных обстоятельствах стоило бы разделиться. Однако, твоя амнезия делает всё несколько особенным, – раздаётся мерзкий тянущийся смешок. – Подойди к левому отвороту.
– Ты уверен? Мне кажется он каким-то странным.
– Не бойся! Всё будет нормально, – чувствую в нём какую-то сдавленность, словно он сдерживается.
Выхожу на перекрёсток. Гляжу в сторону левого коридора. В метре от меня стоит человек в таком же бронекостюме, как и у меня. На плече у него висит автомат, как у меня. Одной рукой он тянется вперёд, как и я. Наши ладони соприкасаются, но я ничего не ощущаю, будто просто пытаюсь потрогать воздух.
Это буквально я, но…Отзеркаленный? Не видно никаких искажений, это точно не простое зеркало.
– Надави сильнее, – подначивает меня… союзник.
Разум отчаянно протестует против этого, но любопытство он удержать не способен. Я надавливаю чуть сильнее. Сам человек и пространство за ним слегка искажается, словно всё это – просто рисунок на холсте, который изгибается под моей рукой. Кажется, что стоит мне надавить ещё чуть сильнее, и эта “ткань” просто лопнет. Внезапно, совсем рядом с моей головой пролетает какой-то маленький объект и врезается в своё отражение в этом странном зеркале, очень сильно замедляясь. Он продавливает пространство своей небольшой массой ещё сильнее, и я замечаю, как оно начинает трескаться, расходиться по швам. Из этих разрывов стекает чёрная густая масса, она размазывается по отражению пространства, ещё раз доказывая, что это не более чем иллюзия. В конце концов “холст” рвётся окончательно, сворачивается сам в себя и поглощается тем, что скрывал за собой. Ровно-прямоугольный участок стены полностью покрытый той самой чёрной жижей, из которой торчат смоляные глянцевые шарики – глазки, и угольные короткие щупальца, не достающие до меня. От неожиданности я отшатываюсь назад, но меня ловит напарник, который моментально начинает дико хохотать. Не так, как это делал Шут, намного более громко и даже жутко.
– Ч-ч-что эт-т-то б-было? – еле-еле шепчу я, скованными от страха губами.
– Зеркалка обычная это была, – новая порция гортанного смеха, который резко прекращается. – И правда ничего не помнишь? – серьёзный тон без капли сарказма или какой-то насмешки. Что за резкая смена настроения?
– Н-не п-помню.
– Аномалия зеркалка. Самая безобидная из всех. Тонкий слой парящего отражающего вещества, заворачивающий в себя любой предмет, который продавит поверхность слишком сильно. Лёгкая деньга, если повезло найти, но в нашем случае всё интереснее, – последнее слово звучит зловеще. – За зеркалкой прятался застенщик. Обычно – бесполезная груда слизистого мяса, но мы встретили большого, а значит, можно забрать заслуженный трофей.
Табу достаёт из ножен на поясе свой длинный тонкий нож с угловатой рукояткой. Поверхность холодного оружия выглядит идеально вычищенной. Он подходит к существу ближе выискивая что-то на его поверхности.
– Так-так-так, где же у тебя глазик побольше… Ага, вот и он! – напарник встаёт на одно колено перед существом и принимается расчищать от вязкой жижи область вокруг выбранного глаза свободной рукой. – Уберём-ка с тебя лишнюю пакость… – вдруг, он резко втыкает нож чуть дальше от глаза и вырезает некоторую область вокруг него. Откуда-то из глубины существа доносятся булькающие звуки. – Ничего-ничего, сожрал мою плёночку – придётся платить чем-то другим, – саркастично-успокаивающе издевается Табу. – Сейчас ещё немного… – он второй раз проводит по кругу, но гораздо глубже погружая нож в плоть создания, бульканье которого становиться всё более невыносимым. – И… Вот! – наконец, живодёр достаёт заветную награду. – Подержи-ка пока, – протягивает её мне.
Беру дрожащей правой рукой этот трофей. Чувствую, как нутро начинает выворачивать наизнанку, от осознания того, что я только что наблюдал. Перевожу взгляд на полученное нечто, чтобы не задумываться о произошедшем. Идеально круглый шар, умещающийся в ладони, в некоторых местах покрыт вязкой чёрной, как и сам глаз, субстанцией, стёкшей с существа, пока его истязали. Оставшиеся нетронутыми слизью места выглядят, как поверхность какого-то огранённого кристалла, так ярко отражая свет от моего живого фонарика.
– Зачем он тебе? Он стоил того, чтобы мучать этого… застенщика? – чуть слышно спрашиваю я.
– Тебе его жалко, что ли? – с усмешкой отвечает он вопросом на вопрос. – Да и, что такого в том, что кто-то пострадал от моих забав? Не в этом ли весь сок жизни? Действия имеют последствия.
– Что? Ладно, не важно. Просто… Просто пойдём уже дальше. Мы слишком задержались, – тараторю я, передаю глаз обратно Табу и направляюсь прямо по коридору, игнорируя правое ответвление.
– Как скажешь, хех, – кладёт награду за старания в рюкзак за спиной и следует за мной.
Исследуя окружение, мы попадаем в небольшое помещение, напоминающее мастерскую. Решётчатый пол, под которым проходит множество труб, потрескавшаяся белая краска на стенах, обнажающая бетонную поверхность, закрытые металлическим каркасом потолки со свисающими с них нерабочими лампами. Всё завалено ещё бо́льшим количеством мусора, среди которого теперь попадаются обломки сложной старой аппаратуры. Вдоль стен стоят столы, заставленные разными приборами непонятного назначения и оборванными нечитаемыми документами. Однако на одном столе стоит нечто довольно большое, накрытое тканью. Как только я подхожу ближе к нему, голова начинает побаливать, будто начался отходняк от того лекарства, что дали мне в прошлый раз. Чем меньше расстояние между мной и этой загадочной вещью, тем сильнее головная боль. Не решаюсь подходить вплотную.
– Чего встал? Случилось что-то? – обращает на меня внимание Табу.
– Не знаю, – стиснув зубы выдавливаю я. – Мигрень. Жуткая! – хватаюсь за затылок и давлю на него, пытаясь заглушить боль.
– Потерпи тогда чуток. То лекарство тебе лучше не брать, от него только хуже было.
В безрезультатных попытках остановить режущее мозг чувство, я забиваюсь в самый угол комнаты и отсиживаюсь там. Вижу, как напарник снимает ткань с загадочного предмета. Это оказывается большим аппаратом, напоминающим древнюю керосиновую лампу, но напичканную всякими устройствами с кнопками и тумблерами. За стеклом на месте сердечника находиться толстая электрическая катушка.
Боль многократно усиливается. В изнеможении я закрываю глаза и сжимаюсь в комок. Сквозь черноту я вижу маленькую синюю точку, которая приближается ко мне. Это снова тот странный вращающийся куб. Вновь я не ощущаю, что это что-то странное, скорее, я даже рад его видеть, ведь боль отступила.
– Цель-цель-цель-цель-цель-цель-цель… – повторяющиеся до бесконечности слова звучат в голове.
Темнота резко пропадает. На её месте появляется длинная асфальтированная дорога с обеих сторон от которой растёт пышный еловый лес. Солнце мягко освещает пространство. Прямо передо мной чуть правее дороги стоит белый прямоугольный знак с перечёркнутым красной линией словом: “Огорск”. Всё было бы прекрасно, если бы не голос в голове, не прекращающий повторять одно и то же. Я вновь закрываю глаза и всё пропадает. На этот раз даже пытаться не буду вернуться к этому. Знаю, что бесполезно. Остаётся лишь смириться и…
Проснуться.
Белое помещение, люди в белых костюмах, белый плед на моём бездвижном теле. Больничный отдел, не иначе.
Что ж, если я оказался тут, значит, мне нужен покой. Не буду упорствовать, приму благо, что мне вручают. Надеюсь, сегодня я закрываю глаза в последний раз.
Снова темнота, но на этот раз настоящий покой и умиротворение. Долгожданный сон…
Инцидент №20 "Приоритеты"
Тихая ночь. Ни звона капель дождя, что кончился несколько часов назад, ни завываний ветра, что разогнал тучи, чтобы вновь показать небесную тёмную гладь, усыпанную мелкими огоньками звёзд, ни шума выстрелов вдалеке. Лишь рокот моторов и хлюпанье луж, покой коих нарушается наезжающими на них гусеницами и массивными колёсами техники. Но к этому шуму легко привыкнуть. Поставить его на фон и сконцентрироваться на созерцании города, погруженного во тьму. Такого спокойного. Такого тихого. Такого пустого…
Ночное безмолвие… За столь долгое время противостояния агентам она не навещала нас ни разу. Каждую ночь без исключения мои бешеные сородичи рвались к бункеру через блокпосты. Нападения их оставили множество ран на тех серых великанах, что сейчас, возможно, наблюдают за нашим продвижением.
Я поднимаю голову выше, чтобы посмотреть на верхушки тянущихся к небосводу многоэтажек, и мысленно вопрошаю: “Гордитесь ли вы нами?”. Но в ответ – ничего. Дома молчат.
Не удивительно. Они наконец могут спокойно спать. Они слишком долго ждали этой тихой ночи. Пусть отдыхают. А вот мне отдыхать ещё рано.
Всё ещё глядя вверх, я вновь обращаю своё внимание на чёрное полотно, закрывшее собой пространство выше горизонта. Оно покрыто тысячами микроскопических дырочек, сквозь которые проникает завораживающее сияние, кое хотелось бы созерцать вечность. Рассматривать, вглядываться вглубь, чтобы попытаться представить, как они выглядели бы с другой точки зрения. Погрузиться в эту глубину всей своей сущностью, дабы прочувствовать тот покой, царящий в космических далях. Но мысли… Мысли не отпускают сознание в полёт фантазии, притягивая всё сильнее к реальности, от которой не сбежать.
Неправильное положение звёзд. Я обязательно должен спросить про это. Обстоятельства идеальны, но сомнения не дают покоя. Подожду ещё немного. Пара минут ничего не изменят. За столь малое время точно ничего не случиться…
Опускаю взгляд вниз, на маску своего костюма, которую держу в руках. Два красных глаза глядят на меня в ответ, внушая простую, но такую неприятную мысль. “У нас ещё много работы”.
И от того мне становиться настолько тошно, настолько гадко на душе, что хочется немедленно выпрыгнуть из этого грузовика и умчаться так далеко, как только можно. Забиться в укромный уголок, чтобы никто не смог меня найти.
Но получиться ли скрыться от мыслей? Хотя, нет, не мыслей… Истин.
Меня ждёт ещё много сражений со своими собратьями. Так тяжело осознавать наше родство. И ведь нас отличает всего-навсего одна незамысловатая, но такая существенная вещь. Как и говорил Исполин…
Воспоминания.
Только из-за их отсутствия я беру в руки винтовку, надеваю на лицо маску, целюсь и стреляю. Только из-за их наличия они точат когти, облачаются в чугун, выбирают мишень и нападают.
Вся эта борьба ощущается такой неправильной, такой мерзкой от одной только этой мысли. Мысли, что мы похожи.
Глазами я ищу, за что бы зацепиться, чтобы отринуть и забыть всё это. Взгляд натыкается на моего командира. ШТИР сидит напротив меня и с задумчивым видом смотрит на груз, что мы охраняем. Огромный вблизи, напоминающий паука чугунный агент с проплавленным брюхом, через которое виднеется тело одурманенного вакциной кота, лежащего внутри.
Интересно, как этот чугунный мог восстанавливать свой панцирь?
– ШТИР, – тихонько обращаюсь я к командиру, моментально оторвавшемуся от своих дум, чтобы выслушать меня, – а как, по-вашему, устроена эта регенерация?
– Не могу сказать наверняка, но изучение внешних признаков показывает, что энергия для такого интенсивного роста слоёв резинового металла, берётся из самого агента, – резко, словно давно ждал этого вопроса, отвечает робот.
– Не совсем понимаю. Можете объяснить?
Он легко встаёт, будто находиться на твёрдой земле, а не на движущемся транспорте, подходит к резиново-металлической громаде и подзывает меня взглянуть поближе. К поверженному агенту подхожу и я. Мой взгляд сразу приковывает кот, мирно спящий в этой тяжёлой броне, словно в палатке, опутанный красноватыми пульсирующими лианами, напоминающими тонкие корни кустов, основание которых выходит прямо изо рта.
Странное зрелище. Обычно, это растение у всех чугунных выглядит высушенным и мёртвым из-за воздействия воздуха, но тут оно ещё живо.
– Присмотрись к его телу, – андроид указывает на выпирающие рёбра и впалые щёки пушистого. – Очевидно, истощён. Растение, которое позволяет управлять резиново-металлической оболочкой, называемое также сталеваром, потребляет готовые питательные вещества из крови своего носителя, так как неспособно самостоятельно перерабатывать сложную органику. Вероятно, значительная часть этих питательных веществ используется для быстрого роста новых слоёв брони. Также, думаю, ты заметил, что конкретно этот экземпляр не подвержен разрушительному для сталеваров влиянию воздуха. Эти свойства вкупе позволяют чугунному агенту регенерировать защитный слой.
– То есть, этот “сталевар” – это паразит на теле агента?
– Не стоит забывать, что именно из-за этих растений чугунные агенты так называются, – ШТИР кладёт руку на резиново-металлическую броню и глядит на кота, что лежит внутри. – Сталевар защищает тело носителя оболочкой, а взамен получает питательные вещества, – он резко убирает руку в карман своего серого пальто и поворачивает голову в мою сторону. – В любом случае, эта регенерация не имеет решающего значения в противостоянии. У нас достаточно средств и способов, чтобы справиться с подобной угрозой.
– ШТИР, а зачем нужны все эти средства и способы?
Робот концентрируется взглядом прямо на моих глазах, брови его хмурятся, отчего моя смелость моментально испаряется.
– Объясни, – эта фраза окончательно выбивает меня из колеи, из-за чего я забываю, что хотел сказать.
– Ну… Я имею ввиду… – пальцы невольно начинают завязываться в узел от волнения.
Так, спокойно. Он ничего плохого мне не сделает, если я скажу что-то не то. Мы не в стенах бункера, чтобы необходимо было следить за каждым своим словом.
Делаю глубокий вдох, затем выдох.
– Я не совсем понимаю, зачем люди начали использовать вакцину, чтобы противостоять агентам. У них же есть обычное оружие, пользоваться которым намного проще, чем всем тем оборудованием, что напридумывали учёные и инженеры. Мне кажется, никакой Исполин не пережил бы несколько ракетных залпов обычных вертолётов.
– Это верно, но недальновидно. Глава Порядка осознавал с самого начала, что первый контакт человечества с инопланетным разумом нельзя строить на конфликте. Пусть у нас не вышло остановить его изначально, но сгладить углы мы способны. Когда наши основные силы дойдут до командования войск агентов, мы сможем предъявить им нашу щадящую политику, как аргумент к тому, что мирное решение – единственно-верный исход конфликта.