Хаос

скачать книгу бесплатно

Хаос
Лана Тимофеева

История художника, которому приходит заказ на портрет от создателя. Во все века и времена именно олицетворение создателя выводило человечество из кризиса. Художник проходит стадии совершенствования собственного поля сознания, для возможности написания портрета.

Хаос

Лана Тимофеева

© Лана Тимофеева, 2021

ISBN 978-5-0051-6758-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пустое

Утро выдалось пасмурным. По стеклу глухо постукивали капли осеннего затяжного дождя. День не обещал ничего хорошего. Голова болела, и во рту полыхало отвратительное варево из вчерашнего веселья и сегодняшнего похмелья. Не хотелось открывать глаза. Он знал, что утренняя грязь и разруха сопутствуют всегда настоящим творческим вечерам. Особенно, когда происходят жизненно важные события. А такое событие произошло. Персональная выставка в одном из самых престижных выставочных залов страны, после длительного застоя. Когда целых восемнадцать лет он находился в забвении. Все отказывались его выставлять, абсолютно все.

Ну, конечно, так было не всегда. Было время, когда никто не отказывал. Глядя портфолио, вначале высказывали немое удивление, затем восхищение, затем неизменно задавался вопрос, – а вы собственно кто, откуда, и где вы были раньше, то есть, почему о художнике такого масштаба никто никогда не слышал.

Он отвечал всегда одинаково, – я из другой страны, работаю под прикрытием. Это было шуткой, конечно.

В ответ понимающе улыбались. И пересматривали портфолио. Затем, шел главный вопрос, – чем будете платить за аренду помещения?

И он как истинный творец неизменно отвечал, – денег нет! Берите картины. И как это не странно, соглашались, и за две, три картины, впускали неизвестный талант на свои дорогостоящие арендные площади.

Эзотерический портрет «Я», А. Смолич

И по началу все шло превосходно. Все радовались, что открыли новый талант, можно сказать талантище. И были пресс-конференции, и телевидение, и радиовещание, и просто газетные статьи. Завязывались контакты и даже в некотором смысле дружба. Женщины кокетливо поглядывали, стараясь рассмотреть в симпатичном провинциале именно того, ради которого можно и в изгнание, и в забвение, но только уже с известностью и гарантиями на бессмертие! Ведь помнят же люди Галлу Сальвадора Дали, Лауру Петрарки. А что уж говорить о Моне Лизе Леонардо да Винчи – но это вопрос спорный, да и какая уважающая себя современная столичная женщина захочет походить на Монну Лизу? Но не это важно, а только лишь то, что быть музой таланта это и достойно, и модно, тяжеловато, конечно, но ради вечности, можно потерпеть!

Все начинало рушиться, когда птица счастья, казалось, уже была в руках. Главный, от которого зависела судьба выставки, как-то смущенно подходил с вопросом, а долго ли еще планируется демонстрация экспозиции. На удивление художника, как правило, отвечалось, что в столице своих талантов хватает, а аренда дороговато обходиться, и вообще, пора прощаться!

Конечно, бывали нюансы, и даже кое-что удавалось продать, до разрыва. Но разрыв был неизбежен и художник, которому хотелось только одного, творить и творить, вынужден был все снова и снова искать арендные площади, спонсоров, и средства к существованию, перебиваясь заработками в изостудии и мелкими заказами.

Необходимо заметить, что те самые женщины, которые так рьяно боролись за место у творца, куда-то испарялись, оставляя по себе лишь легкие приятные воспоминания.

Так было всегда. Одна и та же схема. Один и тот же конец. После очередной неудачи, он возвращался измученный, опустошенный и обозленный к своей провинциальной жене. Она его отогревала, откармливала, излечивала, вселяя веру в его абсолютную гениальность, и он шел дальше.

Да, так было всегда! Затем, ситуация совсем ухудшилась, толи потребность в искусстве как таковом значительно уменьшилась, толи его полотна стали совсем уж несовременными, только выставлять, отказывались совсем. Поэтому, лежа утром на измятой постели в своей столичной мастерской, ему не хотелось открывать глаза и возвращаться в мир, в котором все уже случилось, все схемы созданы и пройдены не один десяток раз. Пройдет и это, – сказал когда-то философ. Пройдет и значит повториться вновь.

Он был опустошен. Случилось все! Спустя восемнадцать лет, опять выставка, опять телевидение, газетчики обещали сенсационные статьи. Он решил в последний раз испытать судьбу, продал родительский дом, в очередной раз бросил надоевшую, как ему казалось, жену и переехал в столицу. На вырученные от продажи дома деньги, снял мастерскую в коммуналке, такие еще остались на окраине, а остаток суммы пошел на оплату тех самых арендных площадей. Несколько месяцев подготовительных работ, налаживания связей, знакомство с репортерами, поиск официальных лиц способных поддержать хоть словом, хоть делом. И если на сей раз, ничего не выйдет, все! – он «ломает кисти»! То есть уходит из искусства навсегда. Но об этом думать не хотелось. Потому-что это навсегда не сулило ничего хорошего. Без искусства может и можно прожить, а вот без жилья сложновато. Конечно, оставалась еще жена, но эта мысль совсем портила ему настроение. А менять профессию, не очень то хотелось, да и моглось.

Так он лежал и размышлял, глотая приторно обжигающую слюну – остаток воспоминаний от вчерашнего банкета.

До сознания донеслись какие-то звуки из ванной комнаты, женский голос напевал популярную мелодию типа «о, майн гот…» и журчала вода.

О-о-о! – мысленно вздохнул он. Пришлось разлепить одно веко, чтобы идентифицировать певицу. Девушка уже вошла в комнату, скинула полотенце и неспешно надевала на себя видимость белья. Незнакомка была что надо! Стройная, на длинных ногах отливающая не осенним бронзовым загаром. Профессиональным взором он оценил, что фигура у девушки безупречна. Он пошевелился, вынимая из-под себя затекшую руку, и девушка обернулась. Лицо ее оказалось довольно приятным. Все оказалось не так уж плохо, одно обстоятельство его тревожило, он совсем ее не помнил. Девушка улыбнулась, демонстрируя безупречную белизну ровных зубов. Анфас был тоже на уровне, высокая шея, плавные плечи, чуть великоватые для ее стройной хрупкой фигурки выпуклости грудей, готовы были выпрыгнуть из кружевной дымки белья, подтянутый живот, и далее…

Перед ним стояло совершенство, а его тошнило. Она призывно улыбалась, а он мечтал об одном, поскорее пробраться в туалет.

Наконец девушка оделась. Вопросительно, посмотрела не него, видимо чего-то, ожидая, но, так и не дождавшись, достала из сумочки визитную карточку и положила ее на стол. Последними и собственно единственными ее словами были, – позвони мне.

Когда за ней захлопнулась дверь, он опрометью кинулся в туалет. Его долго истошно рвало.

Месяц пролетел между интервью, переговорами с покупателями, пирушками с друзьями и беспорядочными связями с женщинами.

Деньги заканчивались, но он надеялся, все же надеялся на то, что в этот раз ему улыбнется удача и старой никчемной нищенской безвестной жизни наступит конец! Ему уже поступило пару предложений на портреты. И даже один он успел создать и отдать серьезному заказчику, заплатить тот обещал позже. Обретенные друзья сулили помощь в поиске контактов. Жизнь налаживалась, одним словом!

Гром грянул, когда его не ожидали, как говориться. То есть были, конечно, сообщения по телевидению и в газетах, что грядет финансовый кризис, но казалось, что все это где-то далеко и кризис – это для структур, трясущихся за свои миллиарды, а нам-то честным творцам чего опасаться. Мы то сеем честное доброе, вечное и пару десятков тысяч за картину, это же смешно для тех, кто заказывает эту жизнь, оперируя цифрами с бесконечными нулями. Ан нет! И на этот раз не пронесло.

Приехав на встречу с тем самым серьезным заказчиком в очень серьезное заведение, он получил категорический отказ в выплате гонорара. И на него даже прикрикнули и намекнули, что тревожить серьезных людей в период кризиса, это безнравственно и даже неосторожно для жизни.

Остальные желающие увековечить свои сущности в информационном пространстве оказались просто недоступны. Их телефоны отвечали на различных языках о временности бытия, и в этом бытии клиенты отсутствовали.

Один за другим начали пропадать друзья. А за ними и те, кто призван на эту бренную планету, чтобы утешать и быть рядом в тяжкую гадину. Та самая прекрасная половина человечества, которая так скрашивала его существование на чужбине в последний месяц.

Он остался один. Выставку давно сняли. Почему-то искусство, которое способно излечивать и исцелять, вести к прозрению и открывать истину, оказывается всегда забыто, как только рушиться самая великая человеческая ценность – экономическая политика!

Он запил. Еще оставалось немного денег, и он просто их тратил на возможность своего забвения, не желая даже думать, – а что же дальше?

Так продолжалось неделю, а может и больше. Но внезапно деньги кончились, (а деньги всегда заканчиваются внезапно). Одним скверным вечером он очнулся и понял, что возможность ухода из реальности исчерпана. Пришлось шарить по карманам, выгребать вещи из шкафа, перетрясать страницы книг (деньги любят прятаться в книгах, может они мудрее людей?), – все тщетно. Он впал в исступление, плакал и катался по полу. Казалось, что его внутренности завязывают в тугой узел, а мозг жарят на раскаленной сковородке. Да… Ему необходимо было исцеление. Так он выл, пока не наступило что-то вроде забытья. Он лежал, не шевелясь, целую вечность. А когда он открыл глаза, его взору предстал грязный персидский ковер, такие раньше были у каждого уважающего себя обывателя, а за истлевшей каймой ковра, плотным мхом покрывала дощатый пол пыль. Она серебрилась в блеске смотревшей в окно луны, и уходила дальше под тень старого обшарпанного шкафа. Там под шкафом он разглядел какую-то бумажку. Подползя ближе, он протянул руку в темный проем и достал оттуда карточку. Она уже успела обрасти пыльным мхом. Он очистил ее рукавом свитера. Карточка было небесно голубого цвета и золочеными буквами на ней было написано одно слово Руах и номер телефона. Это та самая визитка, которую оставила незнакомка. Он сидел и тупо всматривался в карточку, как будто желая отыскать ответ в этом странном названии или имени, он не знал. На время он не глядел, рука сама потянулась к телефону, и он набрал номер.

После трех гудков ему ответили.

Руах

Через два часа он сидел за столом, накрытым чистой салфеткой, перед, неизвестно откуда взявшимися, серебряными приборами и маленькой хрустальной стопочкой. На столе дымился ужин. А в центре возвышалась бутылка витиеватого стекла с прозрачной жидкостью. Иностранными буквами на ней было написано Джин. Девушка, улыбалась, и казалось, что от ее улыбки по комнате прыгают солнечные зайчики.

Она одним движением откупорила бутылку, и по комнате разлился хвойный аромат. Насыпав на дно рюмочки несколько гранатовых зерен, девушка налила джин.

– А ты? – хриплым голосом спросил он.

– Я не пью, – покачав головой, в раздумье ответила девушка.

Он поднял рюмку, гранат заполыхал кровавыми слезинками. Он выпил залпом. Джин обжег горло, хвойный аромат ударил в мозг, огонь пошел по животу. Раскусив ядра граната, он ощути приятную свежесть. Как будто свежая кровь разлилась по жилам. Сознание прояснялось. Он смотрел на девушку, не зная с чего начать разговор. Как-то странно, он видит ее всего второй раз в жизни, и она его, наверное. Но она приехала по первому звонку. Приехала, чтобы излечить, исцелить его раненную душу. Да и тело, – не мешало бы.

Девушка улыбнулась и налила вторую, заботливо положив три гранатовых зернышка на дно рюмочки. Он выпил молча. Теплота уже не была столь обжигающая. Пришло время закусить. Она открыла блестящую кастрюльку, и от вареной картошечки повалил пар. Это не была та самая голландская картошка, которая похожа на клонированные абсолютно одинаковые овальные куски белого мыла. Это была настоящая белорусская бульба, впитавшая в себя ласковое белорусское солнце и силу белорусской земли, желтенькая, разваристая, немыслимо аппетитная. В овальной мисочке красовалась тихоокеанская сельдь, оплывающая пряным посолом, посыпанная черным жемчугом душистого перца. А на большом блюде лежали истомленные куски жареного мяса. Из баночки задиристо выглядывали корнишоны.

Он почувствовал зверский голод и понял, что уже не может вспомнить, когда ел в последний раз. О! как это было вкусно, еда таяла во рту. Он выпил третью! Девушка ни к чему не притронулась.

– Ты что, на диете? – с набитым ртом спросил он.

– Мне надо быть всегда в форме, – ответила девушка улыбаясь.

Она ему явно кого-то напоминала. После первой их встречи, он абсолютно не помнил ее лица. В памяти остался только удивительный загар ее тела. И теперь он всматривался в ее черты. Она не была в полном смысле слова красавицей, но в ней было что-то завораживающее. Узкое лицо, чуть великоватый с горбинкой нос, четко очерченные губы, правильной формы подбородок, ровные дуги бровей и странные миндалевидные глаза. Голубые почти бесцветные. Но завораживали даже не глаза, а взгляд. Казалось, что она смотрит не перед собой, а в глубь себя. С какой-то вековой грустью и насмешкой в то же время. На мгновение взгляд вспыхивал, когда он к ней обращался, и она возвращалась в реальность, но затем заволакивало дымкой задумчивости эти немыслимые завораживающие глаза и оставалось только сидеть и созерцать эту бесконечную почти бесцветную глубину.

Но на то наш художник и мужчина, чтобы не бездействовать бездарно в компании с такой прелестной спасительницей.

– Руах, что это за имя такое? – спросил он, откинувшись, наконец, в кресле.

– Это на арабском означает ветер, – голос у нее был сильный, казалось, она делает над собой усилие, чтобы говорить тише.

– Ветер, ветер, – он смаковал на вкус ее имя, произнося его несколько раз, – откуда ты взялась, Ветер?

– Ты сам позвал меня, – глаза ее вспыхнули и засияли.

– Да, а до этого, я тебя совсем не помню, ты прости, но скрывать нет смысла, и если уж ты такая спасительница, может, объяснишь, кто ты и откуда, – он отчего-то начал раздражаться, видимо сказывался общий кризис, все люди хотят ясности, никто не любит безвестности.

– Тебе было плохо, и ты звал всех к себе, я услышала и тоже пришла, – девушка была растерянна.

– Ты ко всем идешь, кто тебя зовет? – он становился, отвратителен сам себе, пытаясь скрыть свое бессилие за напускной развязностью, но остановиться не мог.

– Нет, но тебе я нужна, а ты нужен мне, я давно слежу за твоим творчеством, ты необычный человек, ты рисуешь портреты без лиц, я хочу понять, что ты видишь. Не все видят то, что видишь ты. Ты видишь время, никто никогда не видел время. Люди смотрят на предметы и не всегда видят даже их, некоторые видят то, что скрыто от глаз, но оно тоже материально. Есть люди, которые утверждают, что могут видеть душу человека. Но никто не видит время, его нет. Время отражается в событиях. А на твоих картинах нет событий, но в них есть время, которое отражает душу человека, которого ты рисуешь.

– Я никогда об этом не думал, я просто пытался мыслить ассоциациями, я никогда не думал о времени, ну разве что о вечности! – он засмеялся.

Необходимо было разрядить обстановку, все же это встреча немолодого мужчины с молоденькой девушкой, и это могло сулить множество приятных моментов, а тут вдруг такие беседы…

– Ассоциации, это очень странная форма мысли. Почему вдруг человек начал мыслить ассоциациями. Все уже существует, все есть, все имеет такой смысл, который ему дан изначально. Почему люди не стремятся постичь истинный смысл вещей, а пытаются обмануть свое сознание, уводя его в мир ассоциаций. Разве нужны ассоциации чтобы постичь, например, камень. Он есть, он уже существует. Необходимо только смотреть на него, можно взять его в руки, почувствовать его поверхность, можно его бросить и почувствовать его вес. Но для чего нужно его с чем-то ассоциировать, разве от этого он перестанет быть камнем и станет чем-то другим?

– Ассоциации усложняют восприятие, дают возможность сравнивать несравнимое, развивают образность мысли, к тому же ассоциации тренируют память, – он отвечал, а сам думал, что девушка была явно не так проста, как показалась ему в начале.

В свете ночника она была удивительно хороша, задумчивая с искрящимся взглядом, и эта кожа, о-о-о! Только зачем, зачем она все это говорит.

– Память!? Все думают, что у них есть память!? – она вскочила и заходила по комнате, – что есть память? Цепочка представлений о том, что было? Для того чтобы помнить, необходимо вначале знать! Все помнят лишь свои ассоциации, у всех есть представления о происшедшем, но разве кто-то заглянул за край события, кто-то знает изначальное… то, что вечно, то, что первопричинно? Память – материализация времени, люди готовы обманываться, думая, что, изучая прошлое, и предрекая будущее, они продлевают нити вечности. Но кто помнит, что было вначале? – она была потрясающа. Он сидел раздавленный и униженный, эта девочка, облекала в слова то, что он чувствовал сам.

Чтобы выглядеть умудренным опытом и не совсем упасть в грязь лицом он сыронизировал, – вначале было слово! – подняв палец, засмеялся.

Она глянула на него и спросила, приблизив свое лицо к его, – а какое?

Она была слишком серьезна, это начинало его злить. Что она себе вообразила, что за бутылку Джина, может его унижать. Ему так хотелось схватить и прижать к себе это стройное тело, целовать эти губы, чтобы из них вырывался только стон. Но он напустил на себя безразличие, и еще больше, откинувшись в кресле, развязным тоном произнес, – вначале…

Она села напротив и покачала головой, – не было такого слова…

Это было уже через чур. Он и сам любил поспорить на тему о реальности и нереальности бытия, но чтобы вот так, при первом свидании.

Между ними возникла пауза. Девушка задумалась и погрузилась в себя. Он от нечего делать налил себе еще рюмку.

– А что же было вначале, ты, кажется, знаешь? – он пытался быть непринужденным.

– К сожалению, нет, я не могу это постичь, и для меня это такая же загадка, как и для всех, – она искренне расстраивалась, – а ты можешь, человек который способен заглянуть за край времени может постичь все!

Это его немного успокоило, женщина должна благоговеть перед мужчиной, это ее предназначение, – да, – вальяжно начал он, – я могу остановить время, – он поднялся и мягко направился к ней.

Она отстранилась и с нескрываемым ужасом почти прокричала, – нельзя! Нет! Ты не должен! Ты никогда не должен этого делать!

Он остановился в недоумении, обычная шутка, ухаживающего мужчины, пытающегося быть хоть сколько-нибудь оригинальным, довела ее почти до истерики.

– Ты помнишь, когда Сальвадор Дали написал свое «Уснувшее время»? Оно остановилось, вернее, замедлило ход, так, что мы его почти не лишились! Вы люди так безрассудны, – она качала головой, а руки ее были скрещены на груди почти в молитве, – когда это происходит, открывается хаос и в мир приходят войны, катастрофы, смерть! Нельзя останавливать время!

– Слушай, ты часом не сумасшедшая, – он подошел к ней и заглянул в ее лицо, но следов сумасшествий в нем не нашел, обычная девушка, только потрясающе красивая и какая-то страдальчески милосердная, что-ли.

Он стоял и смотрел на нее понимая, что не может к ней приблизиться, не может овладеть этой неземной красотой.

Чтобы как-то сгладить неловкость он попробовал сделать последний шаг, подойдя совсем вплотную, спросил, – зачем тебе сегодня все это?

– Не сегодня, всегда… – она стояла не шевелясь, и смотрела не наго глазами полными восхищения, ожидания, мольбы, только о чем он так и не смог понять.

– Я, наверное, уже пойду, поздно… – она не отстранялась.

Ему хотелось сжать ее в объятиях, целовать, целовать… Но он только развязно пожал плечами.

Девушка повернулась и пошла к выходу, дойдя до двери, она остановилась и произнесла, – завтра тебя ждут, машина будет в три часа.

– Кто ждет? – он был окончательно ошарашен.

– Тот, кому отказать невозможно.

Через секунду он остался один.

Интер-интер-интер-Нет

Он проснулся рано. Впервые за время своего проживания в съемной комнате навел порядок, вынес весь мусор. Принял ванну и побрился. Съев остатки вчерашнего ужина, но, не притронувшись к бутылке с Джином, стал ждать назначенного часа.

Он пробовал позвонить Руах, но она оказывалась вне зоны действия сети. От нечего делать включил старый, подаренный кем-то из прежних друзей, компьютер. Он не включал его с того самого дня, когда рухнули надежды на получение гонорара.

Вышел в интернет, желая узнать последние мировые новости. Оказывается, кризис бушевал во всю. Рушились концерны, многомиллионные состояния рассыпались в прах, несчастные банкиры восстанавливали психическое равновесие в бассейнах и на кортах. Акции падали и взлетали, нефть, взбесилась окончательно, и ее цену уже никто не мог стабилизировать. Одним словом, апокалипсис!

Решив проверить почту, он наткнулся на странное сообщение. Некий НИКТ@ приглашал к вступлению в его сообщество НИЧТ@. Он открыл его страницу, желая отчасти просто убить время, отчасти из-за любопытства. Ничего на первый взгляд примечательного серая страница с разделами. Он нажал на выход. Вдруг экран погас, то есть даже он не погас, а просто стал черным. И из этой черноты, с диким ржанием, явились три коня, черный, белый и красный.

– Е мое! Вирус! – он стукнул себя по лбу. Все! Единственная связь с внешним миром оказалась под угрозой.

Но вдруг, кони ускакали, а с диким воем сирены, на экране замигало кроваво красное слово ВЫХОД!

– Тьфу ты, черт! – у него отлегло на сердце, дурацкие шутки.

Затем, побежала красная строка: «Ищешь выход? Вступи в мое сообщество!» и маленькими буковками внизу проявилась надпись: «щелкни по пустому полю».

Это стало даже смешно, какие-то шутники решили разыграть пользователей. Он щелкнул.

Появилась надпись: «Поздравляем, Вы в сообществе! Подарите нам слово! Вы можете подарить любое слово, ваше любимое слово или самое нелюбимое слово, вы можете даже выругаться на нас, мы будем счастливы, принять любое ваше решение. Не задумывайтесь долго, пишите любое первое пришедшее Вам на ум слово, оно и будет самым верным! Мы хотим знать ВАШЕ слово!»

Затем загорелось окошечко, и замигал призыв «Слово».

Он усмехнулся и как-то не задумываясь, машинально ткнул пальцем в букву «Я».

Экран поглотил слово в себя и рассмеялся. В ответ выпрыгнула надпись: «Добро пожаловать в НИЧТ@! Поздравляем, Вы на первом уровне, Вам присваивается имя „Эгоист“. Вы можете пообщаться с такими же Эгоистами как сами, или с НИКТ@, Вам стоит только сделать свой выбор между Я или НИКТ@! Не задумывайтесь долго, Ваш выбор всегда верен! Вам всегда ответят! Жмите прямо сейчас! Я или НИКТ@! Я или НИКТ@!»

Экран призывно мигал. Общаться с самим собой или с подобными себе не хотелось, а вот этот назойливый «никто», уже начал раздражать, к тому же хотелось разобраться, что все это значит, и он нажал.