скачать книгу бесплатно
Вороний остров
Тим Уивер
Ребекка Мерфи знает слишком много…
Она знает, что осталась одна на заброшенном острове, а по ее следу идет убийца. Она знает, чтобы вернуться домой, ей нужно выжить и понять, почему это происходит. Знает, что кто-то пытался убить ее ради секрета. Чего она не знает, так это того, в чем заключается этот секрет…
Детектив Фрэнк Трэвис знает недостаточно…
Он не знает, где искать Луизу Мейсон. Не знает, как и почему она растворилась в воздухе три месяца назад и кто тот мужчина, которого видели с ней последним. Что он точно знает, так это то, что через неделю он выйдет на пенсию, и если он не выяснит, куда делась Луиза, этого не узнает никто…
Ни Ребекка, ни детектив Трэвис не осознают, что у каждого из них есть недостающий кусочек одной и той же головоломки, и чтобы наконец разгадать ее, им придется пройти через многое…
Тим Уивер
Вороний остров
Посвящается Камилле
Tim Weaver
MISSING PIECES
Copyright © Tim Weaver, 2021
This edition is published by arrangement with Darley Anderson Literary, TV & Film Agency and The Van Lear Agency
© Наталья Рогова, перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Омега-Л», 2024
Книга первая
I
Ребекка
1
Она продвигалась вперед медленно, очень медленно, мучительно медленно.
Каждый новый шаг во тьму давался ей с трудом. Руки вытянуты прямо перед собой и ощупывают мрак, одежда намокла и липнет к телу, волосы словно приклеились к голове… Примерно на полпути она остановилась, посмотрела назад и почувствовала себя пловцом в темном необозримом океане.
Рама окна, через которое она проникла в помещение, отсвечивала в темноте и казалась обрамлением картины: сбоку в ней поблескивало разбитое стекло, а остальные осколки валялись на полу под окном. Она услышала, как дождь стучит по крыше, отбивая свой неустанный механический ритм, а потом в ночном небе блеснула молния, затем еще одна. В эти мгновения внутренность помещения озарилась вспышкой света, помогая Ребекке понять, куда она попала. Прямо сейчас ей нужна была еда и смена одежды. Но в первую очередь – зеркало, игла и крепкая тонкая нить, чтобы зашить рану на лбу, потому что сейчас кровь уже не только попадала ей в глаза, а свободно текла по лицу.
Ветер налетел и сотряс здание до основания.
«Мне страшно, мне больно, – пронеслось у нее в голове. – Но хуже всего не это – я здесь одна. Может, стоит прекратить борьбу?» – От этой мысли горло у нее перехватило. Да, можно просто лечь на пол и сдаться.
Она крепко зажмурилась, отгоняя навязчивый внутренний голос, и при следующей вспышке молнии решительно двинулась в заднюю часть помещения. Ударилась о стеллаж или полку, сбила на пол какие-то предметы, но нащупала то, что ей должно пригодиться. Выпрямилась, сжимая в руках фонарик.
Обычный карманный фонарик.
Она нажала на кнопку, и – о чудо! – фонарь зажегся.
В его неверном белом свете ей удалось разглядеть, что помещение, в котором она оказалась, совсем невелико, всего-то футов тридцать[1 - 30 футов = 9,1 м. – Здесь и далее прим. переводчика.]в длину, тогда как в темноте оно казалось ей огромным.
Она схватила с ближайшей полки шоколадный батончик, разорвала упаковку и впилась в него зубами, пытаясь утолить голод. Но тут кровь из раны вновь полилась ей в глаза, застилая поле зрения, и она двинулась к другой стене, где на полке выстроились коробочки с медицинскими пластырями. Только оказавшись совсем рядом, она поняла, что здесь есть и аптечка для оказания первой помощи, а в ней то, что ей нужно – ножницы, антисептик, стерильный бинт, маленькие фиксирующие пластыри. Но иглы и нити не было…
«Неужели и тут неудача?» – успела подумать она, но взгляд ее успел выхватить из темноты то, что могло пригодиться.
Рыболовные принадлежности.
В застекленной витрине лежали крючки, а на прилавке – несколько наборов лески. Она нашла самую тонкую, зажала в руке, вытащила зажигалку из держателя рядом с кассой и вновь открыла аптечку.
Рядом нашлось зеркало на крутящемся стенде с солнечными очками. Она смахнула очки одним резким движением и наклонила стенд так, чтобы зеркало находилось на уровне глаз. Отмотав часть лески, закрепила ее на рыболовном крючке, а потом ножницами из аптечки отхватила примерно шесть дюймов[2 - 6 дюймов = 15,24 см.]. Задержала дыхание, приблизила лицо к зеркалу и наклонила голову так, чтобы рана над правым глазом была хорошо видна. Она уже видела ее в отражении в лобовом стекле у себя в машине пару часов назад – нет, наверное, с тех пор прошло часа три-четыре, не меньше… – но тогда грязь скрывала серьезность раны.
Странное чувство нереальности происходящего переполнило ее.
«Почему это случилось со мной?» – прошептала она, и ее слова потонули в шуме дождя. Она простерилизовала острие крючка в пламени зажигалки, попыталась мысленно настроиться на то, что ее ожидает, и от этого глаза ее предательски наполнились слезами. Соленая влага пополам с кровью потекла по лицу, оставляя на грязных щеках розоватые борозды, извилистые, как дороги местного значения на картах.
Хирургические швы она могла бы наложить даже во сне, и не это пугало ее.
Дело не в том, что сейчас ей предстоит самой шить кожу у себя на лице. Все гораздо хуже.
«Господи, пусть здесь окажется еще хоть одна живая душа, – пробормотала она, борясь с подступившими рыданиями. А потом поднесла крючок к лицу, чувствуя, как руки у нее ходят ходуном, и стараясь унять эту не вовремя возникшую дрожь. – Я не хочу, не хочу, не хочу оставаться одна в этом проклятом месте».
Ранее
«Даже мертвые умеют говорить».
До самой своей смерти отец Ребекки не уставал повторять эту фразу. Он был уже очень болен, и она не придавала большого значения его словам. В те несколько последних месяцев его жизни, когда Ребекка много времени проводила у постели больного, она видела, как слабеют его тело и дух. Считала его слова бессвязным старческим бредом. Наблюдала, как когда-то упругая кожа стала бледной и прозрачной, вся в прожилках синеватых вен. Казалось, что телесная оболочка того, кто сумел воспитать и вывести в люди всех троих своих детей, истончается и исчезает.
В такие моменты Ребекка гнала от себя настоящее и цеплялась за образ отца, каким он был до болезни. Его дети всегда видели в нем поддержку и опору, того, кто связывает их семью воедино. Иногда отец вспоминал, каким бесшабашным юнцом он отправился на войну во Вьетнам, но Ребекка и ее братья не могли даже представить себе такого папу. Пока они росли, он редко выходил из себя, даже голос почти не повышал. Можно сказать, что единственным импульсивным поступком, совершенным Генри Мерфи до их рождения, была женитьба на женщине, с которой он был знаком всего три месяца.
В то время он находился на военной базе Королевских ВВС Великобритании в Лейкенхите, где разместили солдат армии США. Кембридж был примерно в часе езды от базы, там-то Генри и встретил Фиону Кэмбервелл. Ей было двадцать четыре: простая девушка из английской провинции, никогда в жизни не уезжавшая дальше Питерборо и совершенно очарованная молодым американцем из самого что ни на есть Нью-Йорка.
Через год после свадьбы у них родился Джонни, старший брат Ребекки. Потом, меньше чем через два года, появилась на свет и сама Ребекка. Генри вышел в почетную отставку из армии и поступил в полицию Кембриджшира. Он страстно полюбил свою работу, хотя был всего лишь патрульным.
Но дома дела у него обстояли не слишком хорошо.
Отец Ребекки никогда не распространялся о том, что именно происходило между супругами в эти последние годы их брака. Однако результат был известен: ранним крещенским утром 1985 года, когда елка еще поблескивала мишурой в их гостиной, а праздничная гирлянда вспыхивала и гасла в окне, Фиона ушла из дома. В то время Джонни было пять лет, Ребекке три года, а самому младшему Майку всего полтора. В памяти старших детей осталась только яркая копна рыжих волос и отсвет матово-бледной кожи. Больше они свою мать не видели.
* * *
Ребекка смотрела, как гроб с телом ее отца опускают в могилу. День был таким пасмурным, что казалось, вокруг нет никакого другого цвета, кроме серого. В воздухе навязчиво чувствовалось приближение дождя. Пару раз, когда она бросала взгляд на другой берег Ист-Ривер, там внезапно проглядывало солнце, но так же быстро скрывалось, словно дразня их невыполненным обещанием ясной погоды и оставляя собравшихся в кладбищенском траурном нью-йоркском сумраке.
Ребекка обвела взглядом тех, кто провожал ее отца в последний путь: вот брат Джонни – как всегда, рядом с ней, вот священник монотонно читает текст из Библии. Она в который раз посмотрела на парковку и лишний раз убедилась в том, что там не было ни их семейного джипа, ни Гарета.
И где только его носит?
Джонни подвинулся еще ближе к ней, и она почувствовала, что он берет ее за руку. Сначала она удивилась, непривычная к такому проявлению чувств со стороны брата, но он поймал ее взгляд, украдкой ободряюще подмигнул и прошептал, словно смог прочитать ее мысли: «Не волнуйся, Бек. Он приедет».
В ответ Ребекка лишь пожала брату руку. Интересно, верит ли он сам в то, что говорит, либо просто старается приободрить ее, защитить, создать иллюзию, что не все так плохо. С тех пор как мать оставила их, он нередко брал на себя обязанности утешителя, а в последнее время, когда стало ясно, что отец уже не поправится, он как будто бы занял место Генри – оплота их семьи.
Джонни вновь сжал ее руку, вернув Ребекку из воспоминаний в серое скорбное утро и заставив вслушаться в слова прощания. Через мгновение она увидела, как «джип чероки» медленно въезжает на стоянку рядом с кладбищем.
Она постаралась поймать взгляд Гарета, вглядываясь в его силуэт за ветровым стеклом, а когда ей это удалось, то почувствовала, как кровь ее закипает от гнева. Что ж, сейчас она даст ему понять, что думает о его опоздании на похороны.
Ее муж торопливо отвел глаза.
2
Ребекка проснулась мгновенно и в первый момент не поняла, где находится. Но потом отдельные фрагменты мозаики сложились в единую картину: магазинные полки по обеим сторонам от нее, вещи, разбросанные по полу пополам с мусором, открытая и разворошенная аптечка, рыболовные принадлежности.
Придорожный магазин – вот куда ее занесло.
Поднявшись на ноги, она взглянула на прямоугольник разбитого окна, сквозь которое внутрь проникал робкий желтоватый свет. Рядом с окном на стене висели часы. Последний раз, когда она смотрела на них, они показывали пять утра. Сейчас было почти десять.
Она проспала меньше пяти часов.
За ночь боль усилилась, пульсировала у глаза, отдавая в ухо, в щеку и в нос. Хоть леска и была одной из самых тонких в наборе, продергивать ее было сущим мучением, а уж прокалывать кожу лица крючком и подавно. У нее был антисептик, но ничего из того, чем можно было заглушить боль, когда накладываешь швы.
Ничего из того, чтобы заглушить боль от пребывания в этом странном месте.
В полном одиночестве…
Она подошла к разбитому окну, забралась на прилавок, схватилась за раму и перебросила тело наружу, стараясь не пораниться торчащими осколками. Она почувствовала, как рвутся ее штаны, но сумела перевалиться через раму, не порезав кожу. Прошлой ночью она забралась на мусорный бак, чтобы добраться до окна. Сегодняшним утром бак откатился от стены, его отогнал ветер, бушевавший с удвоенной силой, и она не смогла найти опору. Ноги ее повисли в воздухе.
Она разжала руки и приземлилась на крышку бака, а потом на гору перегнивающих листьев. Вроде ничего не сломала при приземлении… Ребекка осмотрелась и поразилась, насколько все вокруг напоминало последствия взрыва: ветви сломаны, везде валяется битая черепица с крыш и куски дранки, стоят огромные лужи морской воды.
Глядя на результат буйства шторма, зародившегося над просторами бескрайней Атлантики, она почувствовала себя маленькой щепкой в водовороте. Жалкой и беспомощной.
Но она была жива. Жива, несмотря ни на что.
Ей удалось выжить!
Выжить, но оказаться одной посреди океана в сотне миль от ближайшего берега. От этой мысли она содрогнулась, но решила, что сейчас некогда жалеть себя и требуется сделать нечто важное и неотложное.
Джонни! Она должна, нет, просто обязана найти брата!
И тут она увидела велосипед. Он валялся у магазина, – там же, где она бросила его прошлой ночью. Если она собирается найти Джонни, она должна вернуться в лес: именно там она последний раз видела брата.
А где-то рядом с лесом должен быть и ее джип.
Она подняла велосипед, оттолкнулась и поехала, изо всех сил нажимая на педали. Зашитая ею рана отозвалась новой болью, когда она сжала зубы от напряжения. Боль была так сильна, что перед глазами у нее помутилось. «Не обращать внимания!» – велела она себе и, не переставая крутить педали, выехала из городка по дороге, которая, насколько она помнила, должна была привести ее на южный берег острова. Чем дальше она ехала, тем больше мерзла. Холод притупил боль от раны на лице, но превратил ее пальцы в ледышки. Позади осталась одна миля, потом другая. На исходе третьей мили холод уже впивался ножом в открытые участки кожи, и Ребекка поняла, что ей срочно нужна теплая одежда.
Впереди слева показалась заправочная станция. Она знала, что лес – цель ее путешествия – совсем рядом, потому что вспомнила, как проезжала мимо этой заправки накануне. Напротив нее выстроились дома с заколоченными окнами и дверями, с дворами, сплошь заросшими буйными сорняками. Рядом с заправкой за забором громоздилась гора старых покрышек. Ворота во двор были обвязаны цепью с замком. Вчера она этих шин не разглядела, а ведь среди них могла быть подходящая для ее машины.
Она сюда еще вернется.
А сейчас самое главное – Джонни.
Она должна найти его.
Ранее
После окончания поминок, – на которых Ребекка подчеркнуто избегала Гарета и ему ничего не оставалось, только как уйти, – она и Джонни решили взять ржавый «плимут гранд фьюри» их отца и съездить на нем через мост Верразано и обратно. Они собрались сделать круг по Стейтен-Айленду в память о старых добрых временах, почувствовать себя ближе к покойному, сделать что-то из того, что он так любил, а любил он поездки на своем старом автомобиле. Но когда они оказались на Стейтен-Айленде, то не смогли просто так развернуться и уехать.
Они доехали по Парквею до старого мотеля «Джи» рядом с пляжем Юнион. Сюда отец привозил их в детстве каждое лето, хотя с трудом наскребал деньги на такой семейный отдых. Впрочем, когда Ребекка и Джонни припарковались и добрались до мотеля, тот был закрыт – и не на время, а навсегда.
Их глаза невольно наполнились слезами, когда они посмотрели на старое здание, а потом друг на друга. Была какая-то странная символичность в том, что жизнь мотеля прервалась вместе с жизнью отца.
Когда они вернулись в машину, Ребекка произнесла: «Даже мертвые умеют говорить». И добавила: «Папа повторял эти слова перед смертью».
Брат посмотрел на нее с сомнением, словно решил, что она до сих пор немного не в себе от горя.
– Он мне все время твердил об этом, – настаивала Ребекка. – Сказал, что убедился на собственном опыте, когда был полицейским.
– Что ж, возможно, использую эту мысль в своей следующей книге, – ответил Джонни, но явно лишь для того, чтобы что-то сказать.
– Я серьезно, Джонни.
– Отец был уже одной ногой в могиле, Бек, и ты это знаешь.
– И что из того?
– Вспомни, каким он был перед самым концом. Вроде как заговаривался…
– Ты думаешь, я его не так поняла? Не расслышала? Почему ты так решил?
Джонни ничего не сказал, а только одобряюще улыбнулся, и она прочитала ответ на его лице: «Потому что мы только что потеряли папу. Потому что мы скорбим и потому что мы устали, ведь это было долгое прощание».
В тот момент она готова была согласиться с Джонни, но потом, несколько недель спустя, она вновь задумалась о тех словах, которые ее отец так настойчиво повторял перед смертью. Она захотела оживить в памяти его образ, вспомнить правила, которым он следовал в жизни. Но тотчас к Ребекке вернулись воспоминания о матери, впрочем как и всегда. По правде говоря, Ребекка никогда не переставала о ней думать.
Эта женщина всегда была где-то рядом, на задворках детских воспоминаний. Та, которая почему-то никогда не интересовалась судьбой своих отпрысков. Никогда не пытавшаяся отвоевать их у отца, когда Генри Мерфи задумал перебраться с детьми в Нью-Йорк. Джонни тогда было тринадцать, Ребекке одиннадцать, а Майку девять. Фиона никогда не искала встречи с Ребеккой в последующие годы, даже когда ее дочь приняла непростое решение не переезжать с отцом и братьями в США, а остаться в Лондоне и пойти в престижную частную школу по спортивной стипендии, полностью покрывавшей стоимость ее обучения. Всю неделю перед отъездом в Штаты отец практически не спал. Он сидел в одиночестве за столом на кухне и плакал из-за близкой разлуки с дочерью, хотя отлично понимал, какая прекрасная перспектива открывается для нее. Он даже пообещал Ребекке покупать ей авиабилет в Америку в конце каждого семестра, в глубине душе сомневаясь, что сможет за него заплатить.
Но мать Ребекки никак себя не проявила.
В тот год Генри Мерфи вернулся в Нью-Йорк с Джонни и Майком, а Ребекка переселилась в школьное общежитие в Северном Лондоне. До этого все четверо жили в том же самом доме, который Фиона в свое время покинула, и ей не составило бы никакого труда связаться с ними. У них даже номер телефона не изменился. Генри работал все в том же полицейском участке. Если бы в любой момент за эти восемь лет она захотела бы вернуться или хотя бы встретиться со своими детьми, найти их было проще простого.
– Мама сегодня не звонила?
Отец всегда настаивал на том, чтобы они ужинали все вместе, и голос Ребекки, задающей этот мучительный вопрос, часто звучал за общим столом. Тогда ее братья переставали есть и ждали, что скажет папа.
Но ответ отца всегда был один и тот же:
– Нет, деточка, она не звонила.
– Почему?
