скачать книгу бесплатно
Впервые увидел Её в дождливый сентябрьский день. Только что закончилось совещание на кафедре, выглянул в окно, ругая себя за то, что снова забыл зонт в машине. Она бежала по пешеходной дорожке, весело прыгая по лужам, пугая озорными брызгами своих подружек. Хулиган ветер подхватил золотые локоны – она тщетно пыталась их усмирить. Потом остановилась, расслабленно опустила руки, подняла голову, подставив лицо прохладным каплям. Моё сердце замерло.
Через неделю она как ураган пронеслась мимо меня по коридору учебного корпуса, оставляя позади себя золотистые всполохи кудрей. Так я узнал, что самая прекрасная девушка во всей вселенной – моя студентка.
Совсем скоро выяснилось: она не просто студентка, она непробиваемый ботаник-заучка. Девушка словно существовала в каком-то своем отдельном мире, закрытом от посторонних, в котором я был просто мебелью или громкоговорящим радио, очередным назойливым преподом. Её равнодушие сводило меня с ума. И когда мой искрометный юмор и немалое обаяние, перед которыми никто прежде не мог устоять, наткнулись на глухую стену, я сделал то, что делали все самые обычные мальчишки. Начал дергать за косички, фигурально выражаясь. Я сделал так, чтобы она начала меня замечать: назначал пересдачи, не принимал проекты, заваливал дополнительными заданиями. А ей хоть бы что. Поворчит немного и уткнётся в свой ноутбук. Окончание учебного года меня пугало. Принимая у неё зачёт уже четвёртый раз, даже не представлял, как пережить лето без этих серых глаз. Я уже знал, что в следующем году не буду её преподавателем, а значит, у меня появится настоящий шанс.
– Я несказанно счастлив, Мария, что вы больше не будете в числе моих студентов!
Она выхватила зачётку из моих рук и привычным ураганом унеслась прочь из аудитории. Слегка опешил, ожидая какой-нибудь колкости или ответной реакции, но уж точно не такого стремительного побега. Ругая себя за ужасное чувство юмора, опустил взгляд на стол. На нём лежал старенький, местами прилично потёртый телефон. Вот он, мой шанс. Вскочив с места, бросился в погоню.
Она сидела в машине, опустив голову на руль, её плечи тихонько вздрагивали, а волосы упали на лицо. Я осторожно постучал в боковое стекло автомобиля. Она, дёрнувшись от неожиданности, подняла взгляд на меня. Моё сердце снова перестало биться. Она плакала.
– Вы…телефон…– я не мог произнести ни слова, – забыли…
Моя прекрасная девочка, хлюпая носом, старалась глубоко дышать, открыла дверцу и вышла из машины. Стоило ей лишь только снова взглянуть на меня, я, совершенно не контролируя себя, схватил её в охапку и крепко обнял, чтобы утешить и уберечь от всех печалей мира. И утащить в свой тёмный мир. Тогда я ещё не знал, что стану самой большой её печалью.
В голове всплыла картинка: учебная аудитория, где наши взгляды впервые встретились. Доля секунды, и я был там. Моя девочка забилась в угол, смотря в одну точку, обхватив руками плечи, укачивая себя, словно младенца. Её волосы оказались почему-то неаккуратно и очень коротко острижены. Местами виднелись порезы от ножниц. Но больше всего меня поразили её глаза: в них было столько боли, невыносимого отчаяния. Я немедленно бросился к ней, заключая в объятия.
– Ты… ты не ушёл? – тихо, с надеждой спросила она, её трясло. – Не ушёл?!
– Нет, я с тобой, Маленькая! Я с тобой!
Я целовал её глаза, губы, щеки, не знаю, как долго мы были в разлуке, но в этот момент я осознал, как сильно мне не хватало её рядом.
– Ты больше не уйдёшь? Ты будешь со мной? – она вцепилась в мои руки.
– Я буду с тобой, я не оставлю тебя никогда!
Мы так и сидели на полу в пустой учебной аудитории, прижавшись друг к другу. Потеряв счёт времени, не решаясь даже пошевелиться, чтобы никогда не потерять друг друга. Там нас нашла Солис.
Сначала появилась светлая дымка. Из нее медленно сплетался более чёткий образ – девушка с необычными волосами цвета серебристого снега, собранными на макушке в высокий длинный хвост, в белых, как у штурмовиков из звездной саги, доспехах и странным хрустальным мечом за спиной. Она почувствовала меня и пришла на помощь.
– Не бойся… – в моей голове раздался мягкий голос, – я помогу тебе, меня зовут Солис, ты помнишь своё имя?
Я застыл, не зная, что ответить. У меня когда-то было имя. Но вспомнить его не получилось, как ни старался.
– Не помню…
– Ты можешь придумать себе новое, – улыбнувшись, сказала Солис.
Я задумался и вдруг выдал:
– Бродяга, называй меня так, – ответил, вспомнив неожиданно имя персонажа из любимой в детстве книжки Маруси.
– Бродяга, я пришла помочь тебе вернуться в поток, пойдём со мной? Дашь мне свою руку?
Протянул девушке ладонь. Она легонько прикоснулась ко мне. Её глаза расширились от удивления:
– Ты не ранен… тогда почему? – прошептала сбитая с толку Солис. – Бродяга, как ты сюда попал?
– Я пришёл, потому что ей больно…
Распахнув руки, показал Марусю, что свернулась клубочком у меня в объятиях. Я так хотел защитить её от всего, что спрятал от постороннего взора, окружив собой, словно щитом. Солис присела на одно колено и очень осторожно дотронулась кончиками пальцев до лба моей девочки.
– Не может быть … – выдохнула воин, – вот та самая раненая душа.
– Ты поможешь ей? Помоги, пожалуйста, ей очень больно! Я чувствую, потому что мне тоже больно!
– Бродяга, я помогу, вернее, попробую. Можно возьму её на руки?
Солис поразила меня ещё больше, когда подняла мою девочку, словно пушинку, одной рукой удерживая, а вторую положив туда, где должно биться сердце.
– Как же ты сюда попала, бедняжка? – заботливо спросила Солис. – Кто же так тебя поранил? Я помогу, просто откройся мне. – Солис замерла. Их с Марусей окутал яркий слепящий свет, от которого мне пришлось зажмуриться.
Когда он погас, воин стояла передо мной одна.
– Где она? – закричал я. – Что ты наделала?! – меня охватила ярость, а тело вспыхнуло красным пламенем.
– Бродяга, её не должно здесь быть! – Солис положила ладонь мне на плечо, и гнев мгновенно утих. – Бродяга, ты знаешь, кто она?
– Она… – я закрыл глаза и попытался вспомнить.
Вот она бежит под проливным дождем. Вот на лекции наши глаза случайно встретились. Она на моей кухне жарит картошку и танцует. Вот она просыпается, смешно прищуриваясь от яркого света, и ходит словно зомби, пока не сделает хотя бы один глоток кофе. Вот она в белом платье с незабудками в волосах улыбается мне. Вот сидит перед огромным панорамным окном, на ней моя старая серая футболка. Она нежно целует меня, длинные, тонкие пальчики пробегают по моей спине, пробуждая волну мурашек. Вот она спит в широком офисном кресле, свернувшись клубочком как котёнок. Я набросил на неё свой пиджак. Вот она за рулём несётся по магистрали и громко поёт. Вот она сидит у моей постели без сна уже несколько ночей, её прохладные ладони касаются моего лба, избавляя от боли… миллионы ярких картинок пронеслись за одну секунду в моей голове.
– Она моя… – я пытался подобрать слова, – моя… душа… она всё…
– Бродяга, не представляешь, насколько ты прав. Она твоя душа, точнее, вы одна душа, вы осколки …
И девушка-воин начала свой рассказ:
– Иногда, очень-очень редко, особенная душа может расколоться, расщепиться на несколько частей. Их разбрасывает по земле случайным образом. Осколки души могут родиться даже в разные эпохи и в разных странах. Никогда не встретиться, жить самой обычной жизнью. Находить свои родственные души. Могут любить и стать отдельным элементом, полностью обособленным и автономным. Потом уйти в поток – каждая в своё время со своей траекторией – и только там слиться воедино. Но когда осколки находят друг друга при жизни на Земле, они воссоединяются настолько крепко, что буквально становятся одним целым. Только впереди их вновь ждет болезненная разлука, ведь земная смерть одного из осколков вызывает повторный разлом. Это сопоставимо с переломом одновременно всех костей в теле. Когда один осколок уходит в поток, второй остаётся с незаживающей раной – открытой раной на душе. Тело просто не может удержать такую душу. Она будет “выпадать” сюда снова и снова…
– Солис, она в опасности? – только и смог произнести я.
– Бродяга, я чувствую её только, когда она рядом с тобой, потому что она не принадлежит этому миру… – тихо ответила воин. – Если она окажется здесь надолго одна… тьма поглотит её, тогда она никогда не вернётся в поток.
– Значит, я должен быть рядом и тогда ты снова поможешь ей!
– Для тебя это так же опасно. Ты неприкаянная душа. Без потока тьма будет искать тебя.
– А она может пойти со мной в поток? – взмолился я.
– Нет, пока земное тело живо, поток ей недоступен.
Моя голова была готова взорваться оттого, что говорила Солис. Осколки, поток, тьма, неприкаянные души, мне хотелось бежать, хотелось вырваться на воздух. Я подумал о горах и в долю секунды оказался на заснеженной вершине. Солис была рядом. Она положила руку мне на плечо. Синее пламя отчаяния стихло.
Так я и остался в коридоре. Солис помогла мне научиться перемещаться и ориентироваться в пространстве и времени. Хотя время здесь понятие очень относительное и непостоянное: оно петляет, замедляется и ускоряется. Поэтому основным ориентиром для меня стал поток, точнее, его ощущение. Связь с ним позволяла определять моё положение в этом странном пространстве.
Я узнал, что Солис – воин потока или воин света. Одна из многих постоянных жителей этого мира. Воин помогает таким, как я, неприкаянным душам, потерявшимся в лабиринтах коридора, вернуться к истокам, в поток, уйти за горизонт.
Глава 5.
Маруся. Москва
Стоило мне открыть дверь, с плеч будто сняли груз весом в двести килограмм. В гостиной звоном тысячи колокольчиков разливался смех сына. Я в безопасности и снова могу нормально дышать. Здесь моя крепость. Мой дом – место, где я научилась жить заново, научилась улыбаться, научилась поддерживать разговор, научилась быть мамой, научилась любить. Сюда мы с Мишкой въехали прямо из роддома.
С квартирой, которую Сашка подарил нам в день свадьбы, я простилась сразу после того, как забеременела. Было трудно расстаться с ней, но там каждый уголок напоминал о том, что он больше не со мной. Мы так любили то место. Оно было идеальным. Оно стало центром нашей вселенной, в нём весь остальной мир будто переставал существовать. Мы запросто могли все выходные проваляться в гостиной, смотреть фильмы, читать друг другу. Мы утопали друг в друге. Мечтали, как наши дети сделают там первые шаги.
Никогда не забуду последний счастливый день в той квартире. Ничего особенного, большую его часть мы провалялись на полу перед панорамными окнами в гостиной, в куче одеял и подушек:
– Саш? – я уткнулась носом в его плечо.
– М-м-м? – он рассеянно теребил в пальцах мой кудрявый локон.
– Может, переберёмся на диван? Тебе удобно? Мне кажется, от окна дует. Тебе не больно лежать на жестком полу? – тараторила я.
– Маленькая, пожалуйста, расслабься! – он потянулся к моим губам и нежно поцеловал. – Здесь легче дышать. Марусь, смотри: весь город как на ладони. Давай представим, что мы летим…
– Я полечу с тобой куда угодно, – улыбнулась я хитро, – но только после очень большой кружки кофе! И бутерброда с расплавленным сыром! И маленького кусочка шоколада!
– Вот же конъюнктурщик мелкий, – проворчал Сашка, осторожно поднимаясь и придерживаясь одной рукой за стену.
– Саш, не надо! Я сама! – я мгновенно вскочила, чтобы его остановить.
– Пока я могу передвигать ноги, я буду варить своей женщине кофе! И пусть только кто-то, – он сердито сдвинул брови, – попытается меня остановить!
Я крепко обняла его, проскользнув руками под серую футболку, глубоко вдохнула родной запах:
– Никто и никогда не сможет сварить кофе лучше тебя, – шепнула я дрожащим голосом.
Мы тогда ещё не знали, что он в последний раз сварил мне кофе. В последний раз щекотал меня, читал вслух “Маленького принца”. Я плакала, он смеялся. Он в последний раз целовал меня так, что кружилась голова, а по спине бегали мурашки, и я забывала, как дышать. В этот последний счастливый день мы были только вдвоем. А потом пришла боль. Она заполнила собой всё пространство. Я вдыхала и выдыхала боль, я тонула в ней, как в океане. Я разбивалась на кусочки. В груди зияла дыра, словно мне вырвали сердце. И когда на горизонте моей жизни показалась надежда, я навсегда закрыла двери того дома.
Все девять месяцев в ожидании сына я провела у Даши. Приехала к ней с положительным тестом на беременность в руках и не смогла вернуться в стены родного дома. Хотелось сбежать подальше от своих страхов, от возможных встреч со знакомыми, от неуместных вопросов, укрыться от любопытных глаз. А ещё мне нравилось представлять, что Сашка остался в Москве, в нашей квартире, что он встает рано утром на пробежку, потом пьёт кофе с молоком, спешит в офис. Он там, а я здесь.
Удивительно, но именно в этот момент у меня появился лучший друг – Максим. После “Тёмного дня” было больно видеть его одного, без Сашки, потерянного, раненого. Читать в его глазах своё собственное жалкое отражение. А потом он занялся продажей моей квартиры и поиском новой, подходящей для нас с будущим малышом. Постепенно взял на себя и ремонт, и обустройство. Соколовский сначала приезжал по выходным, а после всё чаще, чудом выкраивая в своем сложном графике время, чтобы по пробкам добраться к нам. Макс привозил продукты, витамины, книги для беременных и специальные подушки, сопровождал к врачу, гулял со мной. Но самое главное – мы начали разговаривать. Много и обо всем. Нам удалось разрушить стену отчуждения, мы впервые за долгие годы общения увидели друг друга настоящих. Без буфера, созданного Сашкой.
Когда я узнала, что беременна, Сашка во снах стал исчезать при любой попытке к нему прикоснуться. Тогда же я впервые заметила тоненькую золотую нить, соединяющую наши руки. Он был рядом, но не позволял мне выпасть из реальности. Всякий раз, стоило лишь на долю секунды подумать о том, что я хочу остаться, он неизменно произносил: “Маленькая, просыпайся!” Он как мог охранял мою хрупкую жизнь и жизнь моего будущего сына.
Где-то за месяц до предполагаемой даты родов Соколовский слетел с катушек. Он в принципе вёл себя как гиперзаботливый папочка. А тут буквально ни на секунду не отходил от меня. Не спал ночами, похудел и, казалось, вот-вот полностью поседеет.
– Марусь, ты какая-то бледная, – друг внимательно всматривался в моё лицо, – может, я позвоню Константину Николаевичу?
– Максик, я хорошо себя чувствую. А бледная, потому что гемоглобин упал. Для моего срока беременности это абсолютно нормально…
– Я тут решил отпуск взять…
– Отпуск?! Ма-а-акс?! Ты сам-то хорошо себя чувствуешь? Ты отпуске в последний раз когда добровольно был? Когда… – я осеклась.
– Марусь, я, между прочим, не молодею! А у меня скоро сын родится! И вообще, мне в офисе надоело торчать, пока вы тут своей весёлой компанией каждый день развлекаетесь! – обиженно ворчал Соколовский.
– Но как же там без тебя?
– Мне есть кому делегировать полномочия! Саня и тут позаботился обо всём! Марусь, – уже мягче произнёс он, – я завтра поеду за вещами, давай заскочим к Константину Николаевичу, на полчасика?
– Хорошо, уговорил! Если бы можно было отстегнуть мой живот, ты, наверное, его бы выкрал и скрылся в Мексике!
– Умница ты моя! – друг нежно потрепал меня за щечки. – Но Мексика мне не очень нравится, там уровень преступности высокий, и вообще, я бы к дедуле в деревню махнул! У него там сосны кругом, воздух чистейший, банька … м-м-м.
Я же прекрасно понимала истинные причины волнения. Мы привыкли находиться в режиме ожидания катастрофы, разучились просто радоваться, просто жить, просто плыть по течению.
Мой “беременный на всю голову” друг подговорил моего же врача и заставил лечь в больницу на обследование. Приехал рано утром, напуганный и всклокоченный, без лишних слов и объяснений быстро собрал сумку с моими вещами, только сказав, что ему очень тревожно. Отвёз меня в Москву. Я не стала спорить. Это была одна из вариаций благодарности за всё то, что для меня делали близкие. Если их что-то беспокоило, я не спорила, не протестовала, не пыталась закрыться. Старалась успокоить их и выполняла все требования. Чтобы Макс перестал дергаться, решила: побуду под наблюдением несколько дней, а когда всё утрясется, вернусь с чистой совестью домой.
Утром, после очередного звонка Соколовского с проверкой моего состояния, я сонно брела по пустому больничному коридору, чтобы сдать стандартные анализы. Голова немного кружилась, но я списывала это на ранний подъем и больничное питание. Кроха всё утро неугомонно пинался. Я гладила свой танцующий живот и каждый раз не могла сдержать улыбки. Мы медленно, с короткими передышками ковыляли, перекатываясь как императорские пингвины. Все беременные в это время суток выглядели одинаково умильно.
У меня потемнело в глазах. Остановилась перевести дух, и, когда готова была двигаться дальше, живот пронзила резкая боль. Я не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. По ногам побежало что-то тёплое и вязкое. Теряя сознание, лёжа на полу посреди холодного больничного коридора, я увидела растекающуюся от меня алую лужицу крови и Сашку, бегущего мне навстречу. Я медленно проваливалась в кровавую бездну, только Его голос где-то вдалеке был моей спасительной соломинкой:
– Маленькая, я здесь! Я с тобой, не бойся ничего, я всё время буду рядом! Возьми мою руку!
– Саш… ты здесь… – шептала я, – я так и знала…
– Конечно, Маленькая! – он нежно гладил меня по голове, его руки были тёплыми. – Ты только не отпускай меня, слышишь? Сосредоточься на моём голосе!
От его прикосновений мир вокруг залился слепящим ярким светом. Я уже не могла толком понять, где нахожусь. Он держал мою руку, целовал лицо и гладил волосы. Я снова чувствовала его тепло, и весь мир ушёл куда-то на задний план. Только эти нежные прикосновения имели сейчас значение. Мне стало так легко и спокойно, ушла вся боль, все душевные раны исчезли, словно их никогда и не было. Я поняла весь смысл слова «покой».
Его голос выдернул меня на поверхность:
– Маленькая, это мальчик! – шептал он мне. – Маленькая у нас сын, Мишка! Как наши папы! Ты должна его увидеть! Ты должна! Просыпайся, Маленькая, пожалуйста! Просыпайся!
– Наш сын… Саш, я люблю тебя, – прошептала я, и свет погас.
Очнулась в реанимации, и меня встретили тревожные, заплаканные глаза Даши.
– Ты! – она с трудом могла связывать слова. – Ты хотела нас бросить!
Даша рыдала, громко всхлипывая. Я прохрипела, собрав все свои силы:
– Прости…
От чего она заплакала ещё сильнее.
– Как Мишка? – слабым шёпотом спросила я.
– Кто? – удивлённо посмотрела на меня сестра.
– Мой сын, Мишка, как он?
Мне было трудно говорить, в горле пересохло.
– Откуда ты знаешь, что родился мальчик? Ведь ты была без сознания, – сестра перестала всхлипывать, пол ребёнка мы решили не узнавать заранее.
