скачать книгу бесплатно
Он снова вышел на дорогу, борясь с дрожью: поселившееся в нем сомнение было скорее нормой. Нет, он ничего не забыл, и знал это. Столько лет в профессии, сотни мест преступлений, которые он видел и анализировал – разве он мог ошибиться?
Его крестный путь закончился в собственном гараже. Он разделся, облачился в синий халат, который надевал, когда требовалось что-то покрасить или обклеить, собрал в кучу испачканную одежду и поджег ее прямо на бетоне. Очень быстро огонь заплясал перед его глазами. Он посмотрел, как корчится в пламени его полосатый галстук и серый костюм, парадный, только для больших праздников. Подарок Сюзанны, его первой жены, умершей много лет назад. Все обращалось в дым, словно ставя точку в истории, и Шарко увидел в этом мрачное предзнаменование.
Люси принесла ему досье Анатоля. Он кидал бумаги по одной в пасть огня, остановив взгляд на сияющем лице юной Летиции. Он отдавал девушку ее ужасной судьбе, но разве у него был выбор? Пламя пожрало ее, пока горечь и отвращение разъедали сердце Шарко. Виновны.
Потом он опустил глаза на пулю из пистолета Люси на своей ладони, кусочек свинца в медной оболочке, уничтожитель жизни. Он схватил молоток и бил, бил, бил с животным рычанием и каплями пота на лбу, пока не превратил снаряд в мелкое крошево.
Когда он обернулся, задыхаясь, позади него стояла потрясенная Люси, глядя в безумные глаза своего мужчины.
9
На следующее утро в Управлении, укрывшись за монитором своего компьютера, Франк чувствовал, что не в состоянии заниматься чем бы то ни было. Одно то, что ему пришлось войти в их «опен спейс»[10 - «Опен спейс» – офис, организованный по американскому принципу «открытого пространства» (open space), то есть без стен и перегородок.], пожимать руки как ни в чем не бывало, шутить в коридорах, принимать поздравления коллег по поводу ареста Дюлака… А еще гильза от «люгера», аккуратно завернутая в носовой платок и лежащая в кармане брюк, четыре грамма, способные отправить их на двадцать лет в тюрьму. Он должен подменить ее на другую, затерянную в глубине подвала, средоточие всей мерзости его поступков…
Хоть он это тщательно скрывал, но страх приковал его к креслу. Мороз по коже, какого он не ощущал уже очень давно. Он видел, что Люси, осевшая на своем стуле по диагонали от него, тоже чувствует себя не слишком хорошо. Всю ночь она дрожала в постели, проигрывая в голове худшие из сценариев. Тюрьма, место медленной смерти, тоски, насилия и отчаяния, приводила ее в ужас, она была для нее монстром, пугалом, источником ее кошмаров. Люси многое вынесла в жизни, но лишение свободы неотвратимо погубило бы ее.
И Франк без устали успокаивал ее: они выпутаются, вместе будут смотреть, как растут их дети, состарятся под тенью зонтика в собственном саду и эта история в конце концов сотрется в их памяти, погребенная под тысячью других воспоминаний. В глубине души он в этом сомневался. Одно чувство не давало ему покоя со вчерашнего дня. И он должен был любой ценой избавиться от этой занозы.
После обеда, когда все вернулись на рабочие места, он встал:
– Мой черед.
Первый номер команды вернулся с пятью кофе: один с сахаром, один с молоком для Робийяра и три черных. Из-за своего монитора он исподтишка наблюдал, как Жак Леваллуа пьет свою чашку. Полчаса спустя процессуалист группы начал вертеться в кресле, кусая губы: слабительное скрутило кишки. С этого момента он все чаще удалялся в туалет походкой ковбоя, едва слезшего с лошади. Шарко заметил, как на него смотрит Люси: она поняла. Доведенный до изнеможения, Леваллуа натянул пиджак и выключил свой компьютер:
– Я пошел, не знаю, что случилось, но брюхо болит до чертиков. Наверно, съел что-то не то в столовой.
Он вяло попрощался, держась за живот. Франк передвинул монитор, чтобы тот прикрыл его от глаз подруги. Он себя проклинал.
И он стал ждать, ждать, не в силах работать, попусту щелкая по клавиатуре, чтобы создать видимость бурной деятельности. Чем дальше сдвигались стрелки – пятнадцать часов, шестнадцать, семнадцать, – тем отчетливее в его голове хлопали тюремные двери. Что происходит? Местных копов еще утром наверняка вызвали жители из-за «ауди». Учитывая весь процедурный порядок, Управление должны были привлечь сразу после полудня.
А если в судебной машине что-то разладилось и дело не дойдет до Орфевр, 36? Или его поручат другой бригаде? Люси права: риск, что их затея провалится, был велик. Одно желание терзало его: сесть в машину и помчаться туда, просто чтобы посмотреть. В этот момент его охватила дрожь: он же ничем не отличался от убийцы, которого тянет обратно на место преступления.
После поспешного ухода Леваллуа атмосфера в их рабочем пространстве, месте, где они делили свои победы, перебранки и провалы тоже, прониклась олимпийским спокойствием, как и всегда наутро после завершения большого дела. После задержания Дюлака люди из команды Маньена испытывали потребность перевести дыхание, ответить на отложенные мейлы, немного расслабиться.
Одним взглядом Шарко дал понять Люси, что той пора немедленно отправляться, чтобы забрать близнецов с продленки. Она тоже с явной тревогой ждала пресловутого звонка, и ей не хотелось уходить, так ничего и не узнав. В конце концов она скрепя сердце собралась, встала, бросила, ни на кого не глядя, «до завтра» и исчезла. Следом за ней испарился лейтенант Паскаль Робийяр, со спортивной сумкой на плече, отправившись на очередные занятия в спортзал. Гигант тренировался больше четырех раз в неделю и был не из тех, кто засиживается на работе, особенно после окончания дела, потребовавшего немало сил.
Они остались в офисе вдвоем.
– Кажется, между вами кошка пробежала, – заметил капитан Белланже между двумя щелчками мышью. – Так и едите друг друга глазами.
– Люси немного дергается из-за начала учебного года. С Адриеном порядок, а у Жюля проблемы. Он куксится, плачет. Мы сейчас недосыпаем.
– Мы все недосыпаем. На то мы и копы.
Больше Николя Белланже ничего не добавил. Он отвернулся к монитору, поднеся руку к виску, но тут же поспешно отнял ее и положил ладонь на стол. Дрожание пальцев было почти незаметным, и Шарко, конечно же, никогда не обратил бы внимания, если бы Николя не приобрел привычку прятать руки. Однажды Шарко поинтересовался, пьет он или что-то принимает. Белланже едва не заехал ему в морду. Возможно, Шарко и ошибался, хотя агрессивность Николя и то, как он выглядел иногда по утрам – он-то, который всегда так следил за своей внешностью…
После дела «Пандемии» и учитывая смерть его подруги двумя годами раньше, наверху решили, что будет лучше отстранить его от руководства командой и снова сделать простым уличным полицейским, номером два в группе – после Шарко. Череда несчастий, которые Белланже с трудом превозмогал, сильно поспособствовала продвижению нового шефа их группы, Грегори Маньена, извлеченного по такому случаю из дальних закромов.
С тех пор Николя держался особняком, отдаваясь душой и телом каждому расследованию, в доказательство, что он еще жив, а главное – чтобы поменьше бывать дома. Его личная жизнь сводилась к хлебным крошкам, какие бросают голубям.
Шарко пришлось напрячь память, чтобы вспомнить хорошие времена. Скоро их комната станет прибежищем убогих – от Робийяра, который до самой пенсии будет довольствоваться своим статусом лейтенанта, Шарко – бывшего комиссара, бывшего шефа, бывшего все-на-свете, которого снова отправили «мести тротуары», Белланже, одинокого волка с карьерой, вдребезги разбившейся на самом взлете, и до Люси, которая, возможно, никогда больше не сможет вести расследование, не вспоминая про ночь с двадцатого на двадцать первое сентября две тысячи пятнадцатого года. При условии, что они оба не окажутся за решеткой. В конечном счете только Жак Леваллуа получил повышение и вышел сухим из воды.
Шарко до крови изгрыз ногти, раз за разом прокручивая в голове последние часы. Ненайденная гильза была для него как моментальный снимок Люси, оставленный на трупе с надписью: «Это я, Люси Энебель, убила его. Вы найдете меня на четвертом этаже дома 36 по набережной Орфевр». Вспоминая о тех чудовищных поступках, которые он совершил после ухода Люси, матери своих детей… Да еще снадобье, которое он подлил в чашку одного из сослуживцев… Человеческое существо ничем не отличается от всех прочих: оно борется за выживание, и Шарко не был исключением.
В восемнадцать часов двадцать минут капитан Грегори Маньен зашел в помещение, с потухшей сигаретой в зубах. Шарко его не очень жаловал, Николя не выносил на дух – между двумя мужчинами шла давняя война, и Маньен пользовался каждой секундой власти, чтобы отдать Шарко приказание или отодвинуть в сторону, едва представлялся случай. Но старого козла ждала пенсия весной две тысячи шестнадцатого года, что и заткнет его окончательно.
Их начальник оглядел пустующие рабочие места с видом побитой собаки и высек из газовой зажигалки струю пламени, чтобы разжечь свою цигарку – «Житан» без фильтра. Он уже сто лет как забил на любые запреты. За облачком дыма он возвел глаза на Шарко:
– Мне сказали, что ты занялся стрельбой ни свет ни заря? Ты – и вдруг в тире? Шутка века. И как прошло?
Франк хотел как можно быстрее восполнить недостающий заряд в магазине «зиг-зауэра» Люси и воспользовался утренним занятием в тире, чтобы стащить патрон. Копы-инструктора не отличались такой строгостью, как их коллеги из жандармерии, и не вели счет боеприпасам, потраченным во время тренировок.
– Тебя так интересуют мои баллистические достижения?
– Скажем, все, что касается моей команды, меня интересует. Ну и?
– Я мог бы пристрелить белую лошадь, целясь в черную.
– Эта хрень уже не для стариков вроде нас с тобой. Ладно, шутки кончились, за одним делом тянется другое. У нас труп в районе Лонжюмо. Эксперты из КУ[11 - КУ – Криминалистический учет, или Служба криминалистического учета – эксперты, осматривающие место преступления. – Примеч. авт.] уже едут.
– Лонжюмо? Так это не к нам.
– Да, но, похоже, там не Винни Пух порезвился, вот прокурор и решил, что лучше привлечь нас. А где Леваллуа?
– Ушел. Живот заболел.
– Ну что ж это за…
Шарко встал с кресла и натянул старый черный пиджак, демонстрируя полное спокойствие, просчитанное от и до.
– Да ладно, не заводись, я подменю его с процедурой и сам займусь составлением протокола осмотра.
В улыбке Маньена сквозила доля цинизма.
– Поверь, ты не пожалеешь, говорят, там неописуемый бардак. Я поеду с вами. Может, это мое последнее дело. Так что сделаем из него конфетку.
10
Тяжелые лопасти корабля судебного делопроизводства начали вращаться, и остановить их было невозможно. Обычно Шарко не обращал внимания на членов экипажа, суетящихся вокруг места преступления. Техники, полицейские, помощники прокурора или следователи, иногда пожарные и медики… Но сегодня он вглядывался в каждое лицо с удесятеренным вниманием, прислушивался к любому замечанию, ловил первые реакции. Эти люди, в большинстве своем блестящие специалисты, объединят свои усилия, поделятся знаниями и сделают все возможное, чтобы отыскать того, кто совершил преступление.
Придется быть сильнее, чем все они, вместе взятые.
После взаимных представлений, приветствий, обмена привычными крепкими рукопожатиями Маньен отошел поговорить с помощником прокурора, пока капитан из полицейского комиссариата Лонжюмо Жан-Люк Семе вкратце вводил в курс дела остальную команду, стоя перед домом, где мельтешили силуэты в костюмах белых кроликов. Шарко наблюдал за ними краем глаза.
– Сегодня утром несколько водителей позвонили нам, чтобы сообщить о машине, которая мешала проезду, – излагал Семе. – Два моих парня приехали посмотреть около девяти тридцати.
Он указал на «Ауди ТТ», стоящий неподалеку на прежнем месте и отданный на откуп техникам из научного отдела. Этот участок дороги был закрыт для движения.
– Естественно, они направились сюда, чтобы выяснить, в чем дело, но дверь была открыта. Они и зашли. Что их сразу насторожило, так это большие черные слизняки, которые, по-видимому, ползли из подвала. Оказалось, это пиявки.
Шарко сделал вид, что удивлен:
– Пиявки?
– Да, причем их было полно. Тогда мои парни спустились, чтобы попытаться понять, откуда взялись эти мерзкие твари. И там они обнаружили тело. Ну и я тоже видел. Предупреждаю, от этого с души воротит.
Шарко повел подбородком в сторону фургона. Там Николя, стоявший в отдалении, один, внимательно ко всему прислушивался, сжимая в губах сигарету. Он уже обошел вокруг грузовичка и теперь разглядывал окрестности.
– Что известно о жертве?
– Жюльен Рамирес, тридцать один год. Мы наскоро проконсультировались со STIC[12 - STIC – система обработки установленных преступлений. Объединяет информацию о людях, совершивших преступления и задержанных национальной полицией, а также данные о жертвах этих преступлений. – Примеч. авт.] и выяснили, что парень судимый, если быть точным, за попытку изнасилования, но, не считая этого, у нас не было времени копнуть как следует и…
– Мы сами этим займемся. А что там внутри?
Оливье Фортран, глава Службы учета, присоединился к разговору. Гранитный утес в Альпах – вот кого напоминал этот тип с его лысым черепом и высокими ботинками в стиле рейнджер размера сорок шестого, не меньше.
– Редко увидишь такой бардак на месте преступления. Я вызвал дополнительную команду, а надо еще спальней заняться.
Шарко постарался сохранить самый что ни на есть нейтральный тон:
– Спальней?
– Да, сам увидишь. Это ты процессуалист?
– Леваллуа заболел.
– Ну, значит, тебе не повезло, нам придется опломбировать три машины, только чтобы вывезти все дерьмо из подвала. Раньше начнем, раньше кончим, но даже в лучшем случае проторчим здесь до середины ночи. Сам вызвался? Как выражается капитан Семе, кушать подано, мало не покажется. И не трудись влезать в бахилы, нет смысла.
Шарко направился к грузовику научников, где его дожидались комбинезон, шапочка и маска. Почему Фортран заговорил о спальне?
– Я могу заглянуть в дом? – спросил Николя.
Фортран протянул ему пару перчаток:
– Без проблем. Только осторожней, не наступи там на живность. По-моему, они лопнут, как попкорн, если по ним пройтись.
Шарко вошел, вооружившись пачкой листов, предназначенных для составления протокола осмотра: описание места преступления, перечисление улик, обнаруженных экспертами, список и фотографии опечатанных образцов с подтверждением даты и времени. Офицер судебной полиции – в данном случае он сам – должен отнести или отправить эти улики в соответствующие лаборатории. Весь его план был основан именно на последнем пункте.
У входа в коридор Николя опустился на колени, разглядывая пиявку. Желтые и черные полоски отмечали кровавый путь паразита. Перед тем как спуститься, Шарко вгляделся в удивительно пустые глаза коллеги:
– С тобой все в порядке?
Николя не ответил, только потер ладони одна о другую. Оставшись один, он попытался логически рассуждать. Эти пиявки не могли подняться сами. Кто-то хотел, чтобы они, копы, отправились в подвал. Разве входную дверь не оставили открытой? Все было срежиссировано, чтобы привести их в дом. Приглашение.
Он пошел в гостиную. Рукой в перчатке открыл ящики, поворошил бумаги. В одном из шкафов сотни дивиди в прозрачных коробках, без этикеток. Пиратские копии – сами диски покупались чистыми, для записи. Николя взял один и вставил в видеоплеер. И сразу попал на сцену садомазо с латексом, ударами хлыста и визгом. Полицейский был впечатлен глубиной наносимых ран. На многопиксельном экране вспоротая плоть расцветала кровавыми лепестками.
Он вытащил наугад еще несколько. Та же история, те же американские подделки. Он выключил телевизор и поставил диски на место. Один из техников поднялся наверх с пустой клеткой. Другие коллеги шли за ним, таща в руках кучу бутылок, досок, инструментов… Они начали разгружать подвал, чтобы попытаться его обследовать.
Николя отошел в сторону, ему хотелось тишины и покоя. Он поднялся на второй этаж, осмотрелся. Лента с надписью «судмедэкспертиза» преграждала вход в спальню, которая была обставлена только самым необходимым: кровать с простынями в капельках крови, ночной столик, холодные стены, обклеенные обоями. Окно в задней стене дома, выходящее в лес, было распахнуто. На полу валялся лифчик и чулки в сеточку. У изголовья кровати, рядом с ночным столиком, – пара наручников с ключом в замке. А внутри металлических колец – крошечные окровавленные острия, как ряд зубов пираньи. Коп понимал, какую боль вызывают такие наручники: при малейшем движении острия впиваются в тело.
Что это значит? Убийца прервал Рамиреса в разгар сексуальных забав? Чья кровь на простынях? Является ли она результатом пыток, как в фильмах? И где пряталась девушка? Или она избежала катастрофы, выпрыгнув полураздетой в окно?
Он вышел. Прямо напротив спальни – почти пустая комната, целиком обклеенная белой бумагой, а на ней граффити: красивые мотоциклы и машины, нарисованные цветными фломастерами. Нечто вроде художественной мастерской, где единственной мебелью была этажерка с принадлежностями для рисования: фломастеры, карандаши, ластики. Здесь полицейской ленты не было, а потому Николя уселся на пол рядом с отопительной батареей, подперев голову руками, и поддался приступу внезапной неодолимой усталости. Желудок свело, он боялся того, что ждет его в подвале.
Подвал… Темное замкнутое пространство, как в подземных выработках. Вспышки в голове. Его подруга Камилла, распятая, со вскрытой грудью. Ее искаженное лицо, как маска из оплывшего воска… Судорога свела его тело. Он так и не смог изгнать эти картины из памяти. Даже два года спустя каждую ночь он вспоминал Камиллу, и ее изувеченное тело вставало перед глазами.
Он порылся в передних карманах, но нашел всего одну таблетку болеутоляющего. В задних карманах тоже ничего. Придется довольствоваться единственной таблеткой, которую он проглотил без воды. Потом собрал все свое мужество в кулак и спустился в подвал.
– Осторожней на ступеньках, они скользкие, – предупредил поднимающийся техник.
От галогеновых ламп было светло как днем. В самой глубине подвала, рядом с аквариумом, – сидящий в углу труп, голый, с раздвинутыми ногами и руками, спереди скрученными проволокой. Когда коп увидел, что с ним сделали, ему пришлось прислониться к стене с ощущением, что мир вокруг пришел в движение и закрутился колесом.
Камилла…
Слабость в ногах… Мушки за сомкнутыми веками… Потом темнота…
11
Николя пришел в себя, лежа на заднем сиденье полицейской машины с распахнутой дверцей; прохладный ветер обдувал лицо. Было одиннадцать с чем-то вечера. Шарко принес ему бутерброд и стаканчик с водой:
– Ветчина и масло.
– Что произошло?
– Скажем так, небольшой приступ слабости, с любым может случиться. Ты набегался в последние дни из-за Дюлака. Давай жуй.
Порывы свежего воздуха принесли облегчение. Он потерял сознание на месте преступления. Он, капитан полиции с десятилетним стажем. Николя захлопнул дверцу:
– Маньен не в курсе, надеюсь?
– Нет.
– Тело…
– Увезли в Институт судмедэкспертизы. Вскрытие завтра утром в девять. Маньен хочет, чтобы ты торчал там вместе с Люси. Я могу попросить его, чтобы…
– Не доставляй ему такого удовольствия. Я поеду.
– Ладно, поедешь. Все уже погрузились и отбыли, кроме меня и экспертов КУ. Советую и тебе последовать их примеру. Здесь больше делать особо нечего, а тебе очень не помешает поспать.
Николя развернул бутерброд.
– Я только что проспал три часа, это куда больше, чем требуется. Вам еще долго?
– Как минимум часа четыре. Мы должны до конца разгрести подвал, чтобы удостовериться, что ничего не пропустили. Нашли пулю, которая его убила, девятимиллиметровая. Она вошла в стену позади тела. Гильзу еще ищем.
Николя подошел к вытащенным предметам – половину сложили под навесом для автомобиля, остальные в углу кузова. Он уставился на аквариум – воду из него вылили, но внутри еще копошился ком омерзительных пиявок.
Техник притащил огромный мусорный мешок:
