скачать книгу бесплатно
Зачесалось предплечье, и он машинально поднял рукав. Слава богу, никаких следов от уколов. Оторвавшись от работы, он открыл записную книжку, один из множества бесполезных подарков. Он регулярно получал от студии «ZFX Mеliеs Films» то карандаши, то записные книжки, то калькуляторы.
Когда у него появились приступы сомнамбулизма (а это началось лет с семи), врач посоветовал ему записывать свои сны в записную книжку. Но вот уже двадцать четыре года ее листки так и оставались пустыми.
В эту книжку он подробно записал весь свой кошмар. Ну, по крайней мере все, что запомнил. Измазанные кровью руки, спуск в подвал, царапины на лице. Ничего не упустил: число ступенек, расположение винных бутылок, вьетнамскую статуэтку, следы от уколов на правом предплечье. И вверху первой страницы вывел название сна: «Винные бутылки».
Потом перечитал то, что получилось. Какой же смысл таился в этом нагромождении несуразностей?
Ему вспомнилось последнее, что он сделал в подземелье. То есть не он, а его виртуальный двойник, но в конечном счете все-таки он: поднял с угольной кучи кусочек мела и принялся писать на кирпичной стене строки, которые нельзя было прочесть. Он все еще слышал скрип белой палочки по кирпичу.
Стефан встал, миновал вереницу масок и пошел по бесконечному коридору с плиточным полом и потрескавшимся потолком, утыканным мясницкими крюками. Он ничего не трогал в этом помещении, оставил все как было. Он и глаз-то положил на этот дом главным образом из-за мертвой зоны пустующего подвала. Здесь у него собственное ателье, здесь он дома, в спокойной колыбели леса. Истинное горнило вдохновения.
Вот и штабель угольных брикетов, он помнил, как перепрыгивал через запыленные куски угля. Но во сне эти куски были разбросаны по полу, а сейчас они лежали аккуратной кучкой.
И никакого мела. Но все-таки тягостное ощущение дежавю его не покидало.
Он машинально ухватился за край одного из ящиков с брикетами и вытряхнул его на пол, чтобы все было как во сне. И вдруг застыл на месте.
Там, посередине кучи.
Белая точка мела.
Значит, мел все-таки был.
Ошеломленный, Стефан подошел ближе.
Какого черта на самой макушке горки угольных брикетов торчал кусочек белого мела?
4
Четверг, 3 мая, 10:14
Вик ехал от Булонь-Бийанкур до Сент-Уан час с четвертью. На окружной дороге в районе станции метро «Порт Майо» грузовичок столкнулся с мотоциклом. Естественно, образовалась пробка, которая с невероятной быстротой перекрыла все подъезды к столице с запада. Вот за что он всегда ненавидел Париж.
Руль намок от его вспотевших рук. И никак не предупредить бригаду о том, что он опоздает. Батарейка его мобильника разряжалась очень быстро, а Вик, с тех пор как поступил на службу, все никак не мог найти время, чтобы ее поменять. Вот Мортье разорется… Скверное начало для боевого крещения.
Наконец GPS вывел его к фасаду какого-то пакгауза, приспособленного под мастерскую. Здание находилось на отшибе, вдали от главных улиц, рядом с киностудией «Календрум» и еще какими-то заброшенными домами. Повсюду работали разные подразделения полиции. Хлопали крышки багажников, стрекотали раздвижные дверцы фургонов экспертной службы. Люди в разноцветной униформе – синей, белой, зеленой – исполняли свой печальный балет посреди серой и мрачной территории.
– Тебе «рикар»[8 -
Рикар» – анисовый аперитив, очень популярный во Франции; закусывают его оливками.] с тремя оливками не подать?
Вик обернулся на голос лейтенанта Жоффруа, который с 1988 года служил в Первом дивизионе. С Жоффруа он сталкивался в полицейских участках в Божоне, в Восьмом округе, а потом на бульваре Бесьер, в Семнадцатом. Он был «из стариков», то есть человеком бывалым, – таких обычно относят к категории «необузданных, с которыми лучше не связываться».
– На Окружной случилась авария, и мой…
– Ты облажался, V8. А мигалка на что?
– Мигалка? Какая еще мигалка?
– Ладно, я понял.
– А что случилось?
– Некогда объяснять. Увидимся в отделении.
Жоффруа, затянутый в потертую кожаную косуху, бросил ему, садясь в машину:
– А обувка твоя никуда не годится.
Вик оглядел свои заношенные до дыр черные кроссовки и поплотнее запахнул куртку. Небо было свинцовое, а температура вовсе не радовала майской приветливостью. Это тебе не Авиньон, какие уж тут оливки.
Массивная фигура майора Мортье возвышалась у входа в пакгауз. Сегодня он явно был не расположен жевать любимые чипсы с паприкой. Мортье перчил любую еду. Может, хотел лишний раз напомнить о своем задиристом, колючем и неуживчивом характере. Вик был с ним знаком всего двадцать дней, но уже понял, что тот способен взорваться в любое время и в любом месте.
Подходя к нему, лейтенант заметил, как напряжены его по-военному вытянутые руки. Это был скверный признак.
– Господин майор, я…
– Ничего не говори, Маршаль. Плевал я на твои оправдания. Посторонись.
Они отошли в сторону и пропустили носилки, на которых виднелся не обычный пакет для перевозки трупов, а тент из плотной ткани, не позволяющей нейлону соприкасаться с телом. Казалось, носильщики в масках несут канадскую палатку. За ними шли сотрудники экспертной службы с запечатанными пакетами в руках. Никто не говорил ни слова, все шли, глядя в землю. В одном из прозрачных пакетов Вик заметил кусочек белого мела. В другом – какой-то странный круглый предмет, покрытый ржавчиной и выпачканный кровью. Были и еще пакеты: в одном лоскуток ткани, в другом волосы…
– Внутри кто-то еще остался? – спросил Мортье.
– Ван и двое из технической службы. Они заканчивают с фотографиями и готовятся забрать постельное белье с кровати и всю эту кучу кукол.
– Кукол? – переспросил Вик.
– Да. Там в изножье кровати старые куклы, ровно восемнадцать штук. Их принес убийца.
Мортье двинулся за носильщиками, не обращая внимания на лейтенанта.
– А я? Что я должен делать, господин майор?
– Ты? Ты сейчас пойдешь туда, в дом, поговоришь с Ваном, а потом вы оба поедете в Аркёй.
– В Аркёй?
– Проинформировать и допросить ее любовницу.
– Любовницу? Так жертва была…
– Вполне вероятно, лесбиянкой.
Вик посмотрел на тент, колыхавшийся на ветру. Мортье протянул ему маску из хлопчатой ткани:
– На, держи, надень ее, когда войдешь внутрь, а то еще расстанешься с завтраком.
– Я ничем не рискую: я не завтракал.
Лысый череп майора чуть дернулся, а губы пошевелились и растянулись, что вполне можно было принять за улыбку.
– Молодец, у тебя хорошая реакция. Правда, если бы ты служил подольше, ты бы знал, что лучше уж поесть, а потом блевануть, чем хлопнуться в обморок.
Вик уже отошел в сторону, но майор его окликнул:
– Ну так как, V8?
– Что?
– Посмотреть хочешь?
– Простите?
– На тело не хочешь взглянуть? Подойди.
У Вика замерло сердце, все мышцы напряглись. Мортье без предупреждения приподнял ткань.
В горле лейтенанта застрял ком.
– О господи… – только и смог он произнести, прижав ладонь к животу.
– Оставь Бога там, где Он пребывает, Он нечасто спускается на землю. Ни для нас, ни для нее.
Мортье опустил завесу.
– Ну вот ты и прошел посвящение. Тяжкое посвящение. Надеюсь, ты будешь на высоте. Это я настоял, чтобы тебя вызвали сюда.
– Но что же с ней произошло?
– Ну, она нам этого не скажет.
Майор вплотную приблизил лицо к лицу Вика, обдав его запахом табака и паприки.
– И последнее, V8. Еще раз опоздаешь или наложишь в штаны в этом деле – отправлю тебя париться в Аржантёй или в Сен-Дени. И мне плевать на злоупотребление властью и твои связи, о’кей?
– Да… я понял, господин майор. Но только не было никакого злоупотребления. Если я нахожусь здесь, то только благодаря собственным достижениям.
– Это с такими-то паршивыми баллами за стрельбу и рукопашный бой? Послушать твоих инструкторов, так тебя бы одолел и человек без рук и без ног.
– Именно поэтому я и выбрал криминальную полицию, а не отдел по борьбе с наркотиками или опербригаду. Трупы по большей части сопротивления не оказывают.
Он мог бы рассказать майору, что Демосфен, один из самых блестящих древнегреческих ораторов, был заикой, а Бетховен создал свои лучшие произведения, лишившись слуха, но почувствовал, что ему будет лучше остаться как есть – полной посредственностью.
Лысый сыщик вытащил сигарету:
– Ну-ну… Иди давай. И возвращайся с новостями. Я люблю, чтобы все делалось быстро.
5
Четверг, 3 мая, 10:26
Вика поразило, что за таким заурядным фасадом, в ряду одинаковых безымянных строений, мог скрываться роскошный светлый интерьер, необычайно просторный и обставленный с большим вкусом. Изобилие хромировки, алебастра и эбена. На глазок площадь помещения была никак не меньше шестидесяти пяти квадратных метров.
Пройдя через фитнес-зал – беговая дорожка, скамейка для силовых упражнений, велотренажер, – Вик почувствовал сильный резкий запах и остановился. Пожалуй, пора надеть маску. Он ни разу не ощущал, как пахнет смерть, но инстинкт подсказывал, что именно так и пахнет: от нее несет гнилью, как от мяса, оставленного на жаре.
Перед тем как войти в спальню, Вик потер виски и набрал в грудь побольше воздуха. Он сгорал от возбуждения и умирал от страха, как перед партией в шахматы. Сейчас он будет осматривать первое в жизни место преступления. На ум пришел Брэд Питт в фильме «Семь». Ему точно так же хотелось справиться, несмотря на неопытность.
На месте преступления картинки быстро сменяли друг друга. Вот устроился перед ноутбуком лейтенант Ван. Слева от него склонились над своим оборудованием техники. В глубине комнаты справа – матрас, заляпанный кровью, и окровавленные простыни в пластиковых пакетах. Над кроватью постер с нагой женской фигурой, и на нем мелом написано: «78/100». А на полу – куклы, то ли просто сваленные в кучку, то ли обнявшиеся. Среди них попадались куклы-взрослые, они, словно матери, оберегали своих кукольных детей. В их стеклянных глазах в свете ярких прожекторов плясали синие, зеленые и карие огоньки. У Вика возникло странное впечатление, что каучуковые создания вот-вот закричат.
Сзади, оторвав его от этих мыслей, прозвучал голос:
– Впечатляет, правда? И ведь они не как попало брошены. Этот мерзавец явно не торопился, раскладывал их именно так, а не иначе.
Это сказал Мо Ван, китаец, полцентнера мускулов, рост метр пятьдесят семь, черные, как битум, волосы. Выглядел он лет на тридцать, хотя ему уже перевалило за сорок пять. Он поднял с пола одну из кукол и чуть наклонил, чтобы она закрыла глаза.
Оба полицейских не стали здороваться за руку.
– Странно, – произнес Ван, словно говоря сам с собой. – У нас в Китае у большинства кукол нет век. А если и есть, то без ресниц. Никогда не знал почему.
– А вот волосы, наоборот, очень длинные, черные, как у тебя. У моей жены есть такая кукла, она ей досталась еще от бабушки.
Лицо Вана помрачнело. Маску он надевать не стал и махнул рукой Вику, чтобы тот подошел.
– А вот эту ты видел?
Он указал на куклу-голыша с изуродованным тельцем, раздутыми ручками и ножками и рябым личиком. Одна нога у нее была короче другой, а левое предплечье явно кто-то отрубил.
– Он специально расплавлял каучук, чтобы добиться таких деформаций. Возможно, пустил в ход горелку. Вытянул затылок и правую ногу, а на лице, особенно справа, насажал бугорков. И еще точным ударом отрубил левое предплечье. Кукол восемнадцать, и только одна эта так изуродована.
Глядя на застывших кукольных мамочек и хрупких кукольных детишек, Вик подумал о Селине, о ее животе. Не просматривается носовая кость. Гудящее эхо наследственных заболеваний. Он обернулся к выходу:
– Не понимаю, как ты можешь выносить этот запах. Или ты хочешь сказать, что и к этому постепенно привыкают?
Лейтенант Ван выпрямился и почесал губу. Ноготь у него на левом мизинце выдавался сантиметра на два и прорвал латексную перчатку.
– Мой отец работал в дешевом ресторанчике под названием «Мой Пхуон». Уверяю тебя, по сравнению с вонью у них на кухне здесь просто розы благоухают.
– Вот поэтому я никогда не поеду в Китай.
– Ресторан и теперь открыт. Авеню д’Иври, в Тринадцатом округе.
Вику вдруг стало жарко и очень захотелось пить.
– Я мельком взглянул на труп, – сказал он, облизав губы под маской. – Лица не видел, только тело. Я в этом не особенно разбираюсь, но мне показалось, что оно не разложилось.
– И не должно было. В первом приближении смерть произошла нынче ночью.
– Но тогда откуда эта вонь?
