скачать книгу бесплатно
В квартире Тани было две комнаты, почти одинаковые по размеру. Также большая кухня и раздельный санузел. Таня жила в одиночестве, я ни разу не видела при ней постоянной подруги. За годы, что мы знакомы, девушки у нее менялись часто, но никогда не было долговременных связей. Я не понимала такой жизни и не пыталась вникнуть в ее специфику, зная, что все равно ничего не выйдет. Таня любила мягкие игрушки, ими были заставлены все горизонтальные поверхности в обеих комнатах. Игрушки появлялись у нее от подружек в качестве обычных презентов и подарков на день рождения; одна я подарила Тане около дюжины кошек и обезьянок. Самое интересное – и это часто наводило меня на определенные мысли, – что мои подарки сидели на почетном месте – на книжной полке над Таниной кроватью. На той же полке были и ее самые любимые книги. Много раз мне хотелось спросить, почему она ставит подаренных мной мягких существ именно туда, но боялась услышать ответ. Мы были близкими подругами, но мне становилось не по себе от мысли, что Таня может любить меня совсем в ином смысле. Я тщательно избегала обсуждения этой проблемы. Может, вы понимаете, о чем я говорю… для меня это было проблемой…
Я оглядела большую комнату. Сервант там же, где всегда, и стекла в нем целые. Обстановка не претерпела изменений с того момента, когда в последний раз бывала у Тани в гостях. В углу старенький письменный стол, на котором стоит компьютер, за который подруга еще не расплатилась. Ей осталось сделать два взноса. Телевизор на низком журнальном столике допотопной советской конструкции, удобный только тем, что он широкий и прочный. Возле балконной двери высился платяной шкаф, где, я помнила, было треснутое пополам стекло на внутренней стороне дверцы.
Квартира досталась Тане от отца, который умер семь лет назад, ее единственный родитель. Тут мы были с Таней похожи, я тоже росла в неполной семье, только меня воспитывала мать, скончавшаяся от тромба, попавшего в сердце, пять лет назад. У нас обеих больше не было родственников и, вероятно, еще и поэтому мы тянулись друг к другу.
Так, значит, я не устроила разгром. Отлично. Хоть какие-то хорошие новости. Ненавижу, когда память закрывает от меня подробности гулянки, что была накануне.
2
Кровать Тани была заправлена, а в спальне ни малейшего следа хозяйки. Я стояла в дверном проеме, не понимая, в чем дело.
Вид пустой кровати и порядка, наведенного в комнате после ночных посиделок, пугал меня и путал мысли в голове, которой и так пришлось нелегко.
Я держалась за косяк левой рукой, а правой теребила ворот свитера. Мне было жарко. От испуга кровь быстрее побежал по телу, и свитер стал невыносимо тяжелым. Я заставила себя подумать как следует над тем, что вижу. Половина одиннадцатого утра, Таня вполне могла пойти в магазин, и решила не будить меня до своего возвращения. Очень логично.
Вчера мы сидели на полу в этой комнате и пили вино из коробки. Мы купили шесть литров, но вдвоем едва осилили одну упаковку. Мы курили и разговаривали, подливая себе вина из пластмассового краника. Мне вспоминались студенческие дни, глупая ностальгия смешила, и когда Таня спросила, почему я смеюсь, я обратила все в шутку, анекдот.
Я подняла глаза на открытую форточку и вдохнула воздух. В нем почти не было запаха табака, да и винный перегар уже успел улетучиться.
Таня пошла в магазин, сказала я себе. Думая, что это поможет мне немного придти в себя, я ущипнула предплечье с внутренней стороны, где кожа тоньше. Боль была, но не сказать, что голова прояснилась. С этой констатацией я поплелась на кухню и там нашла подтверждение своей гипотезе.
На столе, прижатая перечницей, лежала записка на кусочке бумаги в клеточку. В ней Таня извещала меня, что отправилась купить что-нибудь перекусить. Будет примерно через полчаса. «Если хочешь пить, в холодильнике есть еще неплохое молоко», – добавила Таня внизу. Ей было известно, что к молоку я отношусь с маниакальной щепетильностью. Если оно чуть подкисло или даже заимело этот запах, а на вкус нормальное, я не стану его пить. Это предубеждение во мне укоренилось с детства, и истоков его я не знала. Я достала из сушилки кружку с толстыми стенками и забралась в холодильник. Молоко было в пластмассовой темно-синей канистре. Я открыла ее и сунула туда нос. Кажется, и правда нормальное.
Я стянула свитер, оставшись в красной футболке, и сразу почувствовала, что мне легче. И молоко было ледяным. Я налила полную кружку и стала пить. Выдув одним махом половину, перевела дыхание.
Мною овладело спокойствие, я чувствовала умиротворение. Так бывает только с похмелья, когда тело находится в состоянии, близком к анабиозу, и тебе удается принять надлежащую позу, чтобы не беспокоить его. Я сидела на табуретке, обтянутой тканью, и опиралась спиной о стену, выложенную кафелем.
Вот оно! Я совсем забыла про бродягу и ту памятную встречу у метро…
«Ты потеряешь глаза. Тебе будет больно. Ты будешь очень бояться». Я запомнила его слова, они отпечатались в моем сознании словно тавро. Ощущение омерзительное. У меня перед глазами опять была рука этого бомжа и спутанные волосы нечесаной бороды.
Я сжала зубы и отставила кружку с молоком, но тут же взяла ее вновь, назло. Я выпила остатки, думая, что чего бы ни добивался бродяга своим бредом, он сумел-таки вселить в меня тревогу и неуверенность. И снилось мне, похоже, нечто на эту тему. Хорошо, что я не помню. Мне это не нужно.
Итак, у меня куча дел: принять ванну, привести себя в порядок, помочь Тане с завтраком и поехать домой более-менее пришедшей в норму… Есть чем заняться и не думать о идиотских высказываниях «бывшего интеллигентного человека». Я встала со всей решимость, на которую была способна, и пошла в ванную.
3
У Тани имелся для меня аварийный набор, состоящий из большущего полотенца, тюбика пасты, щетки, упаковки тампонов и салфеток, а также кусок мыла и шампунь. Я могла воспользоваться всем этим на случай, если остаюсь ночевать. Как сейчас, например. Таня всегда была предусмотрительная. Она не позволяла мне обновлять шампунь, пасту и мыло и делал это сама, невзирая на мои протесты. Я решила, что раз Тане доставляет удовольствие проявлять обо мне такую заботу, я не могу ей запретить, даже если мне неприятно.
Я достала свой стратегический набор из шкафчика над раковиной и включила горячую воду. Раньше я находила в ванной комнате следы, оставленные Таниными подружками, молчаливые и забавные артефакты ее мимолетных увлечений. Иногда попадались трусики, иногда щетки для волос, станки для бритья ног, заколки, духи, карандаши помады, сережки, колготки, непарные носки, бюстгальтеры. Один раз была маленькая блестящая штуковина, похожая на гантельку. Я долго рассматривала ее, пока не поняла, что это предназначено для пирсинга. Кто-то вытащил гантельку из пупка или брови и, уходя, забыл вернуть на место. Таня почти ничего не рассказывала мне о своих любовницах, но у меня сложилось впечатление, что все они настоящие растеряхи. Я за своими вещами слежу тщательно и просто сгорела бы от стыда, если бы позабыла где-нибудь плавки. Мама приучила меня ничего не оставлять. Забытая вещь – это мелочь, а из мелочей складывается облик человека, говорила она. Истинная правда – по мелочам узнается человек. Сама Таня похожа на меня с моим стремлением быть аккуратной.
На этот раз я не заметила никаких следов другой женщины. Появилось даже легкое разочарование. Таня себе так никого и не нашла.
Ванна почти наполнилась, я попробовала, как вода, подбавила чуть холодной, сбросила одежду и забралась по самое горлышко. Обычно это помогает избавиться от похмелья. Я закрыла глаза, позволяя телу расслабиться. По коже побежали мурашки, и от удовольствия я чуть не застонала.
Струйка воды продолжала стекать в ванну. Я не любила, когда слишком тихо, мне требовался какой-никакой фон, а без него я ощущала себя неуютно. Хорошо. Я постаралась отрешиться ото всех мыслей о вчерашнем. Я не помнила наших с Таней разговоров за вином, да это было и не важно. Еще сто раз будут повторяться эти посиделки, и сценарий их будет тем же самым: сначала мы плавно переходили из одной темы в другую, потом, когда градус опьянения повысился, стали перескакивать и забывать про начатое. Никаких открытий, ничего нового, но все-таки приятно. Если бы наутро не пришлось платить за удовольствие по полной программе, то было бы совсем хорошо.
4
Прошло несколько минут, и я поймала себя на том, что вспоминаю свое столкновение с бомжем возле метро. Картинка предстала передо мной яркая и детальная…
Я разозлилась настолько, что открыла глаза и села. Будто и сейчас я чувствовала вонь от бродяги, доносимую до моих ноздрей стылым ноябрьским ветерком.
– Что такое-то, в самом деле? – спросила я тихо, не удержавшись.
Зачерпнув горячей воды, я окатила ею лицо. Мысль о бродяге зудела в голове, куда я не могла добраться. Так чешется место на спине, недоступное для рук.
Я провела мокрыми руками по волосам, приклеивая их в голове.
Что теперь делать? Я начинала паниковать, при этом отчетливо понимая, что причин для этого нет никаких. Объективных причин, по крайней мере.
Как теперь я помню, что подняла пальцы и приложила их к своим глазам, точно убеждаясь в их существовании. Глазные яблоки и их движение под кожей век я чувствовала подушечками пальцев. Радужка серо-голубая, черный зрачок. Сотни и тысячи раз я видела их, глядя на себя в зеркало, подкрашивая ресницы и изредка используя тени.
В один распрекрасный день какой-то грязный человек говорит мне, что я их потеряю… Как прикажете на это реагировать?
Таня всегда подшучивала над моей впечатлительностью, даже мнительностью, и втайне я признавала за собой это свойство. Я такая, какая есть, такой у меня темперамент. Я стараюсь держать эмоции при себе, и почти всегда получается, но бывает, что они выходят из-под контроля, особенно, когда на меня воздействуют негативно.
Я подумала, что на меня наслали проклятие. Как в том романе – «Худеющий». Бомж сглазил меня, и я попала во власть темной силы…
Чушь несусветная. Никто не виноват, что у него не все в порядке с головой, и меньше всего те люди, которым он сообщает такие «новости». Я представила, как бомж говорит всем и каждому, кто отказал ему в милостыне, подобные слова. От этой мысли сделалось немного легче, разделить с кем-нибудь свои страхи всегда приятно…
Мне показалось, что вернулась Таня. За дверью ванной кто-то был. Я прислушалась, ожидая уловить, как Таня идет из прихожей на кухню, топая пятками по линолеуму. На что был похож этот звук? Трудно его к чему-то отнести. Слишком неопределенный.
Выключив воду, я стала слушать, однако наткнулась на тишину. Не абсолютную, конечно. Где-то далеко заурчало в трубах. В нижней квартире, на третьем этаже, что-то брякнуло и затихло. Ничего больше я не уловила и просто сидела в воде, боясь пошевелиться.
Кажется, у меня начинаются сдвиги. Мне показалось, что Таня вернулась, но, выходит, это ошибка. Замечательно.
Звук за дверью мог исходить от кошки, однако мне не очень верилось, что Нюся способна так сильно надавить лапами на пол. Я слышала тихий скрип спрятанных под линолеумом половиц – вот на что был похож этот звук.
Нет, скрип не был тихим, ведь в это время здесь текла вода и тонкая рваная струйка производила шум…
Меня бросило в жар. Может быть, Таня уже на кухне и готовит завтрак, а зашла она тихо потому, что боялась меня разбудить. Я ухватилась за эту светлую спасительную мысль. Очень не хотелось признаваться самой себе, что я жутко боюсь. Здесь никогда со мной такого не случалось, и с чего мне было бояться? Я почему-то всегда думала о Таниной квартире, что это самое безопасное место. Убежище. Пристанище. Тихая гавань.
Может быть, фактически это не соответствовало действительности, но мне хотелось так считать.
Стали появляться и другие мысли, совершенно лишенные логики и основания. С Таней могло произойти несчастье. Больше она сюда не вернется – пропадет без вести, ее станут искать, но так и не найдут… Квартира, игрушки, компьютер, за который не выплачен кредит, кошка – все это останется без хозяйки. И я останусь – без лучшей подруги.
Я съежилась сидя в горячей воде, а через полминуты вновь стала крутить краны. Немного приподняла пробку, чтобы избежать излишнего наполнения. Я мылась, позабыв о том, что намеревалась пролежать в ванне минут двадцать-тридцать, и все прислушивалась к звукам снаружи. Точнее, к тишине, отделенной от меня журчащей водой.
Тот звук больше не повторился, и я дала себе категоричный приказ: прекрати забивать голову тем, чего не было!
Быстро, но как можно более тщательно я прополоскала голову и выскочила из ванны. Схватила полотенце, начала вытираться, прилагая такие усилия, словно от того, буду ли я сухая через три минуты, зависела моя жизнь. Я приостановилась, когда руки заболели от напряжения. Подожди, куда так спешить?
Я стояла на резиновом коврике, холодном и неприятном, и смотрела на себя в зеркало. Чуть припухшее лицо, светлые мокрые волосы по бокам головы, тонковатые губы, которые мне никогда не нравились, доставшиеся от матери.
Тревога не рассеялась, только немного отошла в тень и оттуда поблескивала хитрыми глазками. Я выдернула пробку из ванны и еще раз прошлась полотенцем по всему телу. Им же повязала голову и надела бежевый банный халат, висевший на пластмассовом крючке.
Сердце билось как ненормальное, но это могло быть следствием слишком большого количества выкуренных вчера сигарет. Я приложила руку к груди, сделав несколько глубоких вдохов. Даже голова закружилась. Отыскав стоптанные тапочки под раковиной возле ведра со щеткой, я запихнула в них ноги. Я оттягивала момент, когда надо будет выйти из ванной комнаты, надеясь, что за это время Таня вернется из магазина.
Она не вернулась.
Я взялась за шпингалет и потянула его в сторону. Дверь открылась. Мне пришлось выйти в коридор.
Глава третья
1
Тани еще не было, и я испытала облегчение. Лучше бы она не видела меня в таком состоянии. На моем лице отражается каждая мысль, а главное – страх. Я чувствовала, что из-за него мои глаза светят как лампочки. Мне не объяснить, в чем дело… Начну мямлить, и Таня опять будет смотреть на меня так, словно я чокнутая. Да я и сама себя чокнутой чувствовала.
Я прокралась в коридор, прислушиваясь. Остановка. Дальше. Я сжимала обеими руками халат у себя на груди и семенила в сторону кухни. Там никого нет.
Квартира была пустынна и создавала впечатление заброшенности, и это меня поразило в самое сердце.
День не задался главным образом из-за того, что я позволила своему воображению разыграться не на шутку. Просто детский сад какой-то.
Снова мне пришлось вступить в нелегкие переговоры с собой, убеждая успокоиться и мыслить здраво. Пустая квартира – ну и что? Это не повод окунаться в параноидальный бред…
Я подавила желание дернуть себя за волосы, чтобы изгнать из головы всю эту дурь. А рука так и тянулась.
Кухня позади. Я добросовестно обследовала две комнаты, сначала спальню, потом большую. Обстановка та, что я и оставила, уходя в ванную.
Возвращаясь на кухню, я немного успокоилась и по пути заметила, что Нюси нет на подушке, где она устроилась спать. Только шерсть, которую кошка оставляла всюду. Я взглянула на часы: пять минут двенадцатого. Таня отсутствует примерно сорок-сорок пять минут. Может, все пятьдесят. Или час, подумала я, глядя на посуду в сушилке. Она встала рано и привела в порядок комнату, помыла тарелки, кружки, из которых мы пили. Наверное, и мешок с мусором выбросила по пути в магазин. Я села на табурет, чувствуя угрызения совести. Таня – трудолюбивая пчелка, а я просто ленивый, наглый мешок с костями.
Я огляделась в поисках того, чем бы загладить свою вину. Пол помыть? Но пол чистый. Пропылесосить? Тоже неудачно. Таня, вообще-то, не любит, когда без разрешения делаешь подобные вещи. Я вздохнула. Даже раковина в мойке была чистой, и на дне ни единой грязной ложки.
Я сходила за сигаретами, в кармане куртки отыскалась пачка, наполненная на одну треть. Вернувшись на кухню, я открыла форточку, достала пепельницу и задымила.
Что-то, однако, меня тревожило. Зуд из головы переместился в грудь. Нечто не давало мне покоя. Мозг, видимо, еще не проснулся целиком, хотя тело пришло в норму, раз я могла курить. Мысли ворочались еле-еле.
Хотела проверить сотовый, но сейчас эта мысль показалась катастрофически нелепой. Мне никого не хотелось видеть или слышать, ни от кого не хотелось получать эсэмэски. Моя типичная реакция на похмелье: хочется забиться в темную норку, свернуться там калачиком и отгородиться от всего. Частенько в детстве я представляла себе, что я маленькая серенькая мышка, которая живет как раз в таком месте. Ложась спать, я всякий раз думала о тех километрах, что разделяют меня и поверхность земли. Под большим тяжелым одеялом я чувствовала себя в безопасности. Ничто не могло меня потревожить, пока я под землей в своем убежище.
2
Я потушила окурок, не заметив, что сигарета выкурена лишь наполовину. Встала, и моя нога задела что-то мягкое, лежащее под табуреткой.
На меня сразу нахлынула всесметающая волна противоречивых ощущений. Это был мой свитер, который я сняла перед походом в ванную. Я бросила его здесь… и, видимо, он упал на пол, свесившись.
Я наклонилась и подняла свитер. Держа его на вытянутой руке, словно дохлую кошку, я долго не могла сообразить, что меня в нем смущает. Потом сообразила: когда я стянула его через голову, он был на левой стороне, а сейчас на правой.
Когда я успела его вывернуть? В тот же момент? Но я не помню.
Не помню, чтобы делала это! Свитер вывернут, ворот расправлен, края рукавов не загнуты. У меня пересохло во рту, я сжала губы, потом закусила их и посмотрела на стол, где должна была стоять кружка, из которой я пила молоко. Кружки не было… там, где я ее оставила. Стол вообще был пустым, если не считать закрытой пластмассовой хлебницы и пепельницы с моим окурком.
Я положила свитер на табуретку, копаясь в памяти в поисках воспоминаний о том, как выворачивала его на правую сторону. Ничего путного не попадалось. Я посмотрела в сушилку с посудой и увидела кружку, вымытую, еще даже мокрую. Мое оцепенение длилось долго, пока я не подошла и не набралась смелости взять ее в руки. Действительно, кружка мокрая.
Не понимая, что я творю, я протянула руку к полотенцам, висящим на стене слева, и потрогала каждое, Третье, самое близкое к мойке, было влажным у края, где торчала обрямкавшаяся бахрома. Тут мне в грудь словно впрыснули дозу крутого кипятка, сердце подпрыгнуло, сжалось, потом затрепетало. Я могла принести клятву на чем угодно и кому угодно, что не мыла кружку после того, как выпила молоко.
Я опустилась на колени и стала рассматривать пол, но ничего не нашла. Если и были на линолеуме капельки воды, то они или высохли, или вообще не падали сюда. Полотенце на голове мешало, и я бросила его на табурет, поверх свитера. Я продвигалась все дальше, из кухни в коридор и в прихожую. Встала, включила свет, чтобы лучше видеть.
Ползая на четвереньках, я искала следы, пока не сообразила, чем же на самом деле занимаюсь. Потом вскочила и хотела кинуться бежать. Но бежать как раз и некуда. Во всяком случае, не в таком виде, голышом, в халате и тапочках, стоптанных внутрь. Я уставилась на входную дверь, четко и ясно осознавая вывод из всего происшедшего. Кто приходил в квартиру, пока я была в ванной. Этот кто-то вымыл кружку и вывернул свитер на правую сторону, но почему-то бросил его на пол, под табуретку. Зачем же, если кружка все равно выдала его посещение? Я прислонилась к стене, чувствуя нарастающую слабость в ногах и жгучий холод в районе солнечного сплетения. Могла приходить Таня, что-нибудь забывшая. Почему же тогда она не дала о себе знать?
Значит, это его шаги я слышала, приняв их за Танины. Его… кем бы он ни был.
Так, а если у кого-нибудь из подружек Тани были свои ключи? Или есть у какой-нибудь любовницы сейчас, в данный момент, и она может приходить сюда, когда ей вздумается? Тане не обязательно уведомлять меня о своей личной жизни.
Я подошла к внутренней двери и проверила замки, нижний и верхний. Заперты – в этом не было сомнений с самого начала. Таня пользуется обоими, когда уходит из дома. Закрыта и железная дверь – там тоже есть замок. Но… – металлический засов не задвинут… Это могла бы сделать я, если бы Таня попросила меня перед уходом, но она не стала нарушать мой сон. Я пыталась привязать новую гипотетическую подружку Тани к своей версии, но выходило плохо. Я не видела логики в ее действиях. Не зная обо мне, девушка могла бы поинтересоваться, кто занимает ванную, и дождаться, когда я выйду.
Вместо этого «она» выворачивает мой свитер, словно заботливая мама, моет кружку, а потом исчезает. Это же просто идиотизм.
Я задвинула цилиндрический засов (проклятая железка скрипнула!) и почувствовала, как сильно и быстро колотится сердце. Потом посмотрела в глазок на пустую лестничную площадку. В эти мгновенья я почти ничего не осознавала – ни что делаю, ни чего хочу добиться. Внутри меня все тряслось от ужаса. В голову стала лезть всякая дрянь.
Отступая от входной двери и боясь повернуться к ней спиной, я добралась ванной. Под моей ногой скрипнул пол, и этот звук я мгновенно узнала. Тот же самый, что я слышала. Скрип половицы, чуть приглушенный линолеумом с основой, но все-таки громкий. Душа у меня сорвалась с места, падая куда-то вниз. Я прижалась к простенку между ванной и туалетом. Этот неизвестный человек был здесь, возле меня. Вероятно, он наступил сюда случайно и выдал свое присутствие… Это опровергало версию о Тане. Или нет?
Я ничего не понимала, осознавая лишь, что запутываюсь все больше. Точно известно одно: пока я сидела в ванне, некто вошел в квартиру, а затем ретировался, почти не оставив следов. Непонятно, в чем был смысл его действий. Наверное, продемонстрировать мне, что ему ничего не стоит войти. Однако не я тут хозяйка… Я провела по лицу руками, прошла на кухню и взяла свитер. Я зарылась в него носом, стараясь уловить посторонние запахи, но влажное полотенце, лежавшее сверху, пахнущее шампунем и мылом, скорее всего, уничтожило следы. Я ничего не добилась. Возможно, этот человек – мужчина – был в печатках. От этой мысли меня замутило. Я бросила свитер и вспомнила о Нюсе.
В большой комнате ее не было. Я позвала кошку по имени, потом универсальным «кис-кис», но Нюся не откликнулась. Обычно после пары минут уговоров она появлялась с гордым видом, словно решила-таки снизойти до людишек. Я ждала, Нюси не приходила.
Кошку мог украсть этот некто. Зачем? Я помассировала виски, оглядела комнату, все углы. Потом двинулась в спальню Тани. Нюся нашлась под кроватью. Толстая и пушистая, она умудрилась втиснуться в узкое пространство между полом и матрацем. Я опустилась на четвереньки, мокрые волосы коснулись края ковра. Нюся смотрела на меня большими зелеными глазами, внимательно, выжидающе. Она словно ждала продолжения. Я подумала, что кошка знает и видела больше, чем я, и не могла вспомнить, забиралась ли Нюся под эту кровать когда-либо при мне.
– Пойдем. Кис-кис. Я дам тебе чего-нибудь, – сказала я, протянув руку.
Кошка была насторожена, ее уши прижались к черепу, но она не вцепилась мне в пальцы, а только обнюхала их, после чего позволила вытянуть себя из-под кровати. Мышцы у Нюси напряглись, когда я прижала ее к себе. После нескольких поглаживаний она расслабилась.
Я села на кровать и погрузила нос кошке в шерсть, как до того в свитер. Если «некто» брал ее на руки, то, возможно, в шерсти останется его запах. Я обнюхала Нюсю едва ли не с ног до головы, видя ее недоуменное выражение на морде. Ничего определенного нельзя было сказать. Кошка пахла самой собой, кремом для рук, которым пользовалась Таня, немного духами, и пылью, так как ее давно не мыли. У меня не настолько тонкое обоняние, чтобы вычленить из массы запахов какой-то конкретный и идентифицировать его. Скорее всего, Нюся просто ретировалась со своей любимой подушки и прибежала сюда прятаться. Так или иначе, это значило, что кошка испугалась чужого.
Я отпустила Нюсю на пол, она пару раз дернула хвостом и пошла прочь из спальни.
3
Тани до сих пор не было. Я сидела на кухне и курила. В пачке оставалось только две сигареты, под потолком уже клубились табачные облака, с которыми не в силах был справиться даже сквозняк.
Я посмотрела на круглые черные часы, висящие на стене. Секундная стрелка, подергиваясь, ползла по циферблату, и мне оставалось только безропотно констатировать, что прошло уже слишком много времени. В самом деле? Я заставила себя посмотреть внимательней. Час дня. И Тани нет.
Десять минут назад, когда мне пришла мысль все-таки позвонить ей на мобильник, я нашла его на тумбочке в спальне и чуть не швырнула об стену. Таня редко куда-либо выходила без телефона, из чего я могла заключить, что она не собиралась надолго отлучаться. Час дня – ровно. Какой кошмар! Я убивала время как могла, одновременно не на жизнь, а на смерть сражаясь с фантомами, заполняющими мою бедную голову.
Мое воображение (мое проклятье!) разыгралось, рисуя страшные картины. Оно нашептывало мне, что Таня умерла, погибла, была похищена каким-то ненормальным. И это тот самый псих-невидимка, который приходил сюда на разведку и трогал мой свитер – и совершенно логично, что он вернется выпустить кишки мне…
Ожидая, я то слонялась по квартире, то слушала радио на Танином старом бумбоксе, то включала телевизор. Мне надо было развеять тишину, как-то заполнить каверну, образовавшуюся в этом дне, но одновременно я боялась пропустить момент, когда вернется невидимка…
Он не вернется! Его никогда не было, потому что свитер вывернула я сама и кружку помыла… потому что я аккуратная и прилежная девочка, которая помнит о мелочах. Мама привила мне хорошие манеры, сомневаться не приходится. Нет никакого «некто» – просто после вчерашнего голова у меня не в порядке, а моя впечатлительность вновь играет со мной злые шутки. Пора привыкнуть к этому, надо жить в реальном мире.
Ожидание было пыткой. Я выключила телевизор, так как все равно смотрела сквозь изображение в пустоту, и пошла на кухню.
И вот я приканчиваю оставшиеся в пачке сигареты, ожидая звонка в дверь.
Рядом с пепельницей лежал мой сотовый. Со вчерашнего вечера пришли три эсэмэски. Одна от коллеги по работе – незначительный вопрос, на который я сразу ответила. Второе пришло от старого приятеля (ладно, бывшего парня), с которым у нас были недолгие, но близкие отношения на последнем курсе университета. Леша спрашивал, как жизнь и что я делаю обычно в выходные дни – разумеется, с таким расчетом, чтобы потом вытащить меня на встречу. Я не хотела этого – душа не лежала. Ни сегодня, ни в ближайшее время свидание с ним не состоится. Пока я не видела в нем смысла.
Третье сообщение пришло от Артура, моего «нового приятеля». Собственно, он не новый и не приятель в прямом смысле слова. Артур считает, что любит меня и показывает это довольно часто, мы даже встречаемся время от времени, но лишь как… больше подошло бы определение «товарищи по интересам». Интерес состоял в том, чтобы пообщаться, погулять, поболтать на разные темы – здесь Артур был мастер; казалось, он разбирался во всем, чего мы касались в разговорах, хотя бы понемногу. На все у него находился ответ. Я не позволяла Артуру выказывать свои чувства и старалась держать дистанцию. Испытывая к нему безусловную симпатию, я была не в силах его полюбить. Я не знала, почему так сложилось, но предпочитала видеть в нем только друга и всячески стремилась гасить разговоры на тему наших отношений. Боялась обидеть. Мужчины не любят дружбы, она их унижает. Пока Артур лелеет надежду, он будет общаться со мной. Может, я неправильно поступаю, подпитывая его иллюзии, но мне было бы жаль потерять такого друга и собеседника. Таня была знакома с ним, мы несколько раз вместе гуляли и сидели в кафе, иногда он появлялся здесь, в те моменты, когда я забегала к подруге. Таня говорила, что Артур чересчур старается казаться джентльменом, даже с ней. По ее словам, его стремление быть нейтрально-вежливым в отношении нее смешно, хотя временами довольно симпатично. Она подшучивала над ним за глаза, не видя в этом ничего предосудительного. Мне трудно понять и принять чувства Тани (у которой всегда свое мнение), но я не вступала ни в какие споры.
