скачать книгу бесплатно
Этот сытый, довольный голосок внутри черепной коробки был даже более мерзким, чем сам факт, что я запихиваю в себя кусок сырого мяса, давясь и чавкая, как пещерный человек, поедающий мамонта. А с другой стороны, должен ли я стыдиться того, что позволяет мне жить дальше? В конце концов, меня и до этого нельзя было отнести к веганам.
Я с сожалением скомкал опустевшую упаковку. Слишком мало. На языке осталось странное послевкусие, словно… Жидкий дым. Острый. Едкий Терпкий. Навязчивый. Открыв воду, я припал к крану, в надежде перебить вкус хорошей, но слишком скудной трапезы. Бесполезно! Отключив воду, я с яростью саданул ногой по дверце.
Нет, с этим надо что-то делать. Я закружил по комнате, непроизвольно сторонясь окон, пусть солнечный свет уже давно успел угаснуть. Надо отвлечься. Надо успокоиться.
Усевшись за письменный стол, я положил перед собой лист бумаги и карандаш. Пусть я так и не получил желанного диплома, мои умения всё равно пригодились. Моё начальство здорово сэкономило на дизайнере, заставив меня заниматься отрисовкой баннеров и созданием фирменного стиля. Конечно, мне за это доплачивали, но всем было понятно, что это была лишь половина истинной стоимости. Зато, это позволило мне обойти других, когда речь зашла о повышении.
Сегодня должны были показать проект заказчику и, спорить могу, мы получим от него ещё сотню правок. Они получат. Интересно, меня уже ищут? Едва ли.
Я занёс карандаш над листом, но так и не решился нарушить его белизну хоть одним росчерком. Разыгравшийся голод, а вместе с ним и клокочущее под рёбрами бешенство, вытеснили из моей головы все прочие мысли и чувства. Словно новичок, я неуверенно водил грифелем над бумагой, вычерчивая дуги и завитки в воздухе. В поисках идей мозг выудил на свет недавний реалистичный сон. Может, это те самые воспоминания о прежних воплощениях? Я прикрыл глаза, восстанавливая детали. Глинобитные дома, плетёные коврики на подоконниках, вышитый узор по подолу платья Мираклы. Карандаш тихонько зашуршал, выводя на листе разрозненные частички чужих воспоминаний. Полюбовавшись результатом, я было разохотился и до портрета самой ведьмы, – в том, что это именно она, у меня даже сомнений нет, – но тут как раз постучали в дверь. Уютное умиротворение от рисования, какое знакомо каждому художнику, мгновенно покрылось сетью трещин и осыпалось, вернув в реальность с одиночной камерой и отсутствием будущего.
Неслышно поднявшись со стула, я на цыпочках прокрался к двери. Затем, прильнув к глазку, с облегчением выдохнул, торопливо повернув ключ в замке.
– Добрый вечер, – кажется, впервые за всё время я услышал голос водителя Венди. В ярком электрическом свете он выглядел значительно старше, чем мне казалось вчера. Весь его вид: ссутуленные плечи и робкая улыбка кричали о том, как ему до ужаса неловко нарушать мой покой. Воображение немедленно поместило его в детский сад, облачив в форму сторожа, а затем несколькими смелыми мазками дорисовало толпу ребятни, которую он с удовольствием угощает карамельками из бездонных карманов. Потом, когда вырастут, они забудут его, но сохранят где-то на самом дне своей памяти приятное тепло конфет, нагретых в его руках.
Если вы сейчас удивлены буйством моей фантазии, то я с вами. Конечно, на моё богатое воображение жаловались ещё в детстве, но сейчас от красочности возникшей картины опешил даже я сам. Видно, заметив, как я выпал из реальности, мужчина терпеливо повторил:
– Меня прислала госпожа Инфеликс. Венди. Она желает вас видеть.
– Здорово, я как раз не знал, чем заняться, – кисло улыбнулся я, снимая с крючка куртку.
Как оказалось, сама Венди расположилась неподалёку, в соседнем подъезде на самом верхнем, двадцать первом этаже. За то время, что мы ехали в лифте, у меня было время поразмышлять на тему фамилий. Так уж сложилось в местной культуре, что буквально всё здесь пронизано символизмом. Фамилии у нас не менее красноречивы, чем имена и несут в себе описание всего рода. Сейчас, в наш продвинутый век, это считается предрассудком, но по-прежнему есть немало организаций, где тебе могут отказать из-за фамилии, допустим, Фиктус (не путать с фикусом, он ни в чём не виноват!), которая переводится как «поддельный» или даже «лицемерный». Так вот, я это к тому, что у «Инфеликс» есть лишь один перевод – «несчастный», однако по Венди такого никак не скажешь.
Звонкий «дзинь» оборвал мои размышления. Услужливо распахнув передо мной дверь квартиры, водитель жестом пригласил меня внутрь.
К дизайну своей собственной квартиры Венди подошла, на мой взгляд, с преувеличенным рвением. Стиль классицизма здесь был выверен вплоть до нужного тона паркета, но вызывал стойкое ощущение, что я ошибся дверью и забрёл в музей. На уроках истории искусств такой стиль называли «образцовым», но мой теперь уже бывший начальник ограничивался более ёмкой характеристикой: «пошлая роскошь». Эту фразу он любил произносить с характерными интонациями Остапа Бендера и сейчас, запрокинув голову к лепнине на потолке, я был согласен с ним на все сто процентов и даже от себя накинул бы сверху ещё двадцать.
Водитель Венди, всё также не убирая с лица робкую полуулыбку, проводил меня через прихожую к одной из распахнутых дверей. Едва перешагнув порог, я немедленно окрестил комнату «Бежевой», потому как это был единственный цвет стен, потолка, мебели и даже ковра. Только один элемент разбавлял эту скучную палитру – шикарный букет розовых роз в бежевой, чёрт бы её побрал, вазе. Сама Венди со своими «молочными» волосами и кожей могла запросто приникнуть к одной из стен, чтобы слиться с пейзажем, как разведчик в кусте ракиты.
Однако вместо этого, подобрав под себя ноги, она сидела на пуфике (угадаете его цвет?), разглядывая собственное отражение за трельяжем. Несмотря на позднее время она, казалось, только проснулась. Слегка растрёпанные волосы, полупрозрачный пеньюар и лёгкий, едва уловимый макияж выдавали с потрохами всю постановочность сцены. С другой стороны, ход был верный: угадывание неясных очертаний груди и талии под тонкой тканью мгновенно отвлекли внимание от неправильности её профиля.
– Как спал на новом месте? – проворковала она, взглянув на меня через зеркальное отражение.
– Как убитый, – невесело ухмыльнулся я, опускаясь на софу.
– Отлично.
Я покосился на водителя, так и замершего истуканом в дверях. Кто же он такой, что Венди его даже в расчёт не берёт, но при этом держит подле себя?
– Это кукла.
– Какая кукла?
Взяв гребень, Венди принялась неторопливо расчёсывать спутанные пряди. Такими же неспешными и тягучими стали её интонации.
– Мы можем не только убивать, но и какое-то время управлять своей жертвой. Для этого достаточно вырвать сердце и всё, человек начинает подчиняться тебе. Ну или любому другому, у кого находится сердце. Луис, покажи ему.
Мужчина покорно расстегнул пуговицы на рубашке, продемонстрировав запёкшееся кровавое месиво, в котором едва проглядывались белеющие рёбра. Самое жуткое, что вопреки всем законам природы он продолжал дышать и с каждым вдохом его грудная клетка вздымалась, словно из неё вот-вот должно было что-то вырваться на свободу.
– Это, наверное, больно, – с запинкой отозвался я, заметив на себе выжидающий взгляд Венди.
– Похоже, дух всё ещё не проснулся в тебе. Стоит поинтересоваться подробностями того, как обратить побольше таких слуг, а не как сильно они от этого страдают.
– Ещё вчера я был человеком, дай мне время освоиться в новой роли.
– Как раз для этого я тебя и позвала. Мы отправляем на охоту. Сегодня.
– Надо же, а я ведь как чувствовал, хотел прихватить с собой ружьё.
Венди криво улыбнулась, как бы говоря: «ничуть не смешно, но попытка засчитана». Отвернувшись от своего отражения, она наконец взглянула прямо на меня.
– Никакого оружия, только инстинкты и когти. И да, у меня для тебя подарок. В честь твоего второго рождения. Луис?..
Водитель с готовностью достал из кармана бархатный футляр, распахнув его передо мной. Вопреки явно недешёвой упаковке, содержимое оказалось весьма посредственным: на кожаном шнурке крепилась трёхпалая когтистая лапа – копеечный сувенир, каких навалом в любом газетном киоске. Впрочем, разозлить Венди я ещё успею, надо копить силы.
– Спасибо. Наверное.
– Надень его.
Повертев кулон в руках, я послушно исполнил приказ. Три внушительных когтя оказались в аккурат в районе солнечного сплетения. С рубашкой и галстуком такая побрякушка казалась совсем уж детской.
– Знаешь, как животным объясняют, что хорошо, а что плохо? – вдруг поинтересовалась Венди. В её раскосых глазах появилось уже знакомое лукавство. Не дожидаясь ответа, она продолжила, изящно откинувшись назад и опершись локтем на трельяж. Тонкая ткань прижалась к телу, обозначив изящный изгиб от талии к бедру.
– Если, допустим, собака сделала что-то хорошее, её гладят по шёрстке. Чтобы объяснить, что делать нельзя, показывают на игрушке. Луис?..
Мужчина на минуту скрылся в коридоре, вскоре вернувшись с плюшевым мишкой в руках. Заполучив игрушку, Венди нацепила на неё тот же кулон, что вручила и мне.
– Так вот, вечно тебя держать в четырёх стенах я не могу, как и сопровождать во время вылазок. Может случиться так, что тебе вдруг взбредёт в голову сбежать. Или ослушаться меня. Или даже переметнуться к кому-то ещё. Чтобы ты ни задумал, я узнаю и тогда…
Кожаный шнурок вдруг стянулся на шее медведя с такой силой, что его голова не то что оторвалась, но ещё и взметнулась на добрый метр, прежде чем бухнуться на пол.
– Это заговорённый амулет и если ты меня расстроишь, с твоей головой произойдёт то же самое. И да, если попытаешься его снять, шнурок затянется уже самопроизвольно, даже без моего вмешательства.
– И что мне с ним, даже в душ ходить? – попытался сыронизировать я, чувствуя, как вес кулона вдруг увеличился для меня раз в пять.
– Если ты привык прихватывать голову с собой, то да, – рассмеялась Венди. – Уж прости, но как я говорила, именно моя недоверчивость позволила мне прожить столько лет, и я не намерена отказываться от этой милой привычки.
Посерьёзнев, она развернулась всем корпусом, критически окинув меня взглядом с головы до ног.
– Ты теперь всегда будешь ходить в этой одежде?
– Уж извини, не успел собрать багаж перед тем, как Харо… Эрик потащил меня на вашу сатанинскую сходку.
– Харон? Это имя ему и правда подошло бы больше. А ты умеешь давать прозвища. Впрочем, дело не в этом. Луис!..
С таким подходом его стоило бы переименовать в Захара.
– …Новичку надо будет купить два повседневных наряда и два классических, займись этим, как только наступит утро. – Отдав приказ, Венди снова взглянула на меня. – А пока надо привести тебя хотя бы в относительный порядок.
– А что со мной не так?
– Пусть мы и охотимся ночью, жертву нельзя спугнуть раньше времени, а ты выглядишь, как… Наркоман в завязке. Так нельзя.
Встав с пуфика, она жестом приказала мне сесть на её место, тут же принявшись звякать какими-то флаконами в многочисленных коробочках. Наконец, достав из их недр какой-то тюбик крема, она приложила его к моей щеке, сощурив глаза.
– Вроде как раз твой тон.
– Ты собираешься меня накрасить что ли?!
Я попытался было встать, но Венди положила мне руки на плечи, с неожиданной для такой хрупкой девушки силой пригвоздив обратно к пуфику.
– Я не буду тебе красить глаза или румянить щёки, только придам лицу чуть больше жизни. Мы же не хотим, чтобы всем за версту было видно, что ты ходячий труп?
Я многозначительно и неодобрительно хмыкнул, но спорить в открытую не рискнул, плечи всё ещё хранили воспоминание о сильной хватке Венди.
Она же, мгновенно оказавшись в своей стихии, принялась размазывать по моему лицу тональный крем, напевая себе под нос какой-то простенький мотив. Мне оставалось только тренировать свой самоконтроль, чтобы не глазеть слишком уж явно на глубокий разрез декольте, маячивший в такой дразнящей близости.
Наконец, проведя прохладными пальчиками по моему подбородку, Венди нахмурилась, оглядывая меня, словно набросок с заваленной композицией: разочарованно и сердито одновременно.
– Всё равно как маска смотрится. Может, всё-таки немного подкрасить тебе глаза?..
– Нет!
Улыбнувшись, Венди пожала плечами, отвернувшись к своим коробочкам. Похоже, предложение про глаза было очередной её провокацией. Я покосился на Луиса, но он, кажется, ждал только одного – очередного приказа.
На свой макияж Венди угробила раза в три больше времени, и я уже начал думать, что со всеми этими приготовлениями саму охоту придётся отложить до следующей ночи. Лишь спустя часа два мы спустились к машине, заняв каждый своё привычное место.
– Сегодня поохотимся в Ветхом лесу. Улов там обычно посредственный, зато точно не возникнет территориальных споров.
– Каких споров?
– Территориальных. Так уж сложилось, что мы существуем в некой изоляции друг от друга. Мы… Как бы это объяснить?.. Образуем отдельные видовые семейства и исторически сложилось, что за каждым таким семейством закреплена своя территория, на которую вход чужакам запрещён.
– И как же вы, стесняюсь спросить, её… помечаете?
Венди поджала губы, неодобрительно скосив на меня глаза. Такая моя ассоциация ей явно не пришлась по вкусу.
– Никак. Это что-то типа традиции, которую принято чтить. Так что, если, допустим, ты выйдешь из дома и решишь перекусить случайным прохожим, об этом станет известно тем, кто охотится на этой территории. Тебя сразу вычислят и приведут на суд к Вождю. Впрочем, любые суды у нас – формальность, которая неизменно оканчивается смертным приговором.
– Но ведь вы духи, разве нет? Вас же нельзя убить.
– Можно, хотя это делается в исключительных случаях.
Заинтересовавшись как самой темой, так и тем, как неохотно Венди в этом призналась, я уже собрался устроить тотальный допрос, но тут машина затормозила. Мы на месте. Как некстати.
Последним выбравшись из салона, я с сомнением оглядел сначала лесную опушку, а затем и сам лес, острыми кольями впивающийся в небосвод. Ветхий лес был той частью Мальпры, которую опасались трогать наравне с вездесущими тотемами. Для прогулок он не годился из-за своей густоты и хищников, которые исправно хоть разок в сезон, но съедали какого-нибудь грибника (заметьте, что последних этот факт из года в год не останавливает!). Однако сама опушка всегда пользовалась бешеным успехом, особенно у любителей красивых фотографий с клетчатым пледом и венком из листьев на башке. Деревья в Ветхом лесу то ли из-за особенно благодатной почвы, то ли из-за солидного возраста вымахали так высоко, что самим своим существованием посылали к чёрту все многолетние труды ботаников и биологов.
В подтверждение моих слов, даже сейчас, глубокой ночью, вдалеке виднелся костерок и горстка подростков вокруг него. При виде этой крикливой, явно подвыпившей компании, губы Венди растянулись в хищной улыбке, какой я прежде у неё не видел. Даже тусклого света из салона авто хватало, чтобы различить, как заострились её черты, напоминая о том, что это тело – лишь удобная оболочка для привлечения жертвы.
– Предлагаю разделиться. Особенно не затягивай с трапезой, если попадётся кто-то крупный, притащи сюда и…
– Подожди, а ты не собираешься мне объяснить, как вообще… охотиться?
Лицо Венди растерянно вытянулось, словно сама суть вопроса доходила до неё с трудом.
– Просто доверься инстинктам, вот и всё.
– Хочешь сказать, я должен просто подойти к случайному прохожему и цапнуть его за руку?
Девушка равнодушно пожала плечами, явно уже прикидывая, как будет откусывать голову какому-нибудь симпатичному брюнету.
– Главное, делай всё тихо.
– А что, если я не хочу быть каннибалом? Можно же ведь есть мясо животных, раз уж я теперь на «белковой диете».
Сверкнув глазами, Венди вкрадчиво поинтересовалась:
– Будучи человеком, чтобы ты предпочёл: шашлык или сосиску в тесте?
Дождавшись, когда я открою рот для ответа, она жёстко отрезала:
– Думаю, выбор очевиден. Ты можешь перебить аппетит какой-нибудь курицей, но тебе потребуется сожрать по меньшей мере курятник, чтобы утолить голод.
– Дай вендиго курицу, и он будет сыт один час, дай ему упитанного лесника, и он будет сыт неделю, – пробубнил себе под нос я.
Проигнорировав мою реплику, Венди молча направилась к лесу. Луис равнодушно уселся обратно в машину. А я… Я, как идиот, остался стоять посреди поляны, ощущая себя неопытным женихом в первую брачную ночь: на твои вопросы все многозначительно подмигивают, говорят про какие-то инстинкты и, дескать, в процессе разберёшься, а у тебя от всех этих туманных намёков уже глаза бы не видели эту треклятую невесту!
Запрокинув голову к тёмному беззвёздному небу я с чувством выругался, а затем нехотя поплёлся в сторону леса. Впервые я жалел, что этот самый странствующий дух никак себя не проявил. Стоило мне ступить на узкую лесную тропу, как деревья за моей спиной мгновенно сомкнулись, словно отрезая путь к отступлению. Зато, к собственному удивлению, я мог разглядеть под ногами каждую веточку, несмотря на полное отсутствие хоть какого-то света. Так вот, как Харону удавалось так неслышно пробираться по лесу! Теперь в собственных движениях и мягкой поступи я узнавал ту звериную пластичность, которой так удивлялся какие-то сутки назад.
Лес полнился треском веток, стрекотанием сверчков, скрипом древних деревьев, прерывистым уханьем филина. От каждого этого звука я физически ощущал, как напрягаются мои уши, как будто по-звериному пытаясь встать торчком. Напряжённое ожидание того, как где-то рядом мелькнёт чья-то тень, как выдаст себя движением или звуком, обострило все органы чувств. Я даже почувствовал азарт, с каким заядлый игрок ждёт остановку колеса, чтобы узнать выиграл ли он состояние или проиграл последние деньги.
Когда к уже привычным звукам примешался чей-то всхлип, кончики ушей особенно заломило, и я даже коснулся их, чтобы проверить не оборачиваюсь ли я уже какой-нибудь жуткой тварью. На ум тут же пришёл Вождь, его длинные, костлявые руки и глаза в прорезях маски. Человеческие, вопреки всякой логике.
Словно по нитке, я двинулся в сторону звука, убеждаясь в правильном выборе направления с каждым новым шагом. Наконец я добрался укромного пятачка с несколькими брёвнышками, где деревья услужливо расступались в стороны, при этом плотно сцепив наверху свои ветви, словно водя хоровод вокруг полянки.
Усевшись на одном из сухих брёвен и уткнувшись носом в собственные коленки, девушка рыдала так горестно, что, наверное, у любого от этих всхлипов и подвываний сжалось бы сердце. Если бы билось, конечно. Нас уже разделяло расстояние вытянутой руки, когда она заметила меня и от неожиданности едва не ухнулась с бревна спиной вперёд.
– А ты ещё кто такой?!
Несмотря на густую подводку глаз, которую теперь она старательно размазывала от щёк к вискам, ей никак не могло быть больше шестнадцати. И, как бы она не хмурила брови и не рявкала, от неё упругими волнами исходил страх, вперемешку с целой охапкой других разрозненных эмоций: растерянность, злость, обида. Так же как с тем куском мяса в холодильнике, в этот миг я видел всю её жизнь, словно отчёт, разложенный по полочкам. Спохватившись, что молчаливый незнакомец в лесу достаточный повод, чтобы как минимум сбежать, а как максимум, ещё и поднять шум, от которого меня так предостерегала Венди, я миролюбиво выставил перед собой руки, словно собираясь сдаваться в плен:
– Не хотел тебя напугать, прости. Я решил, что тебе нужна помощь.
Шумно шмыгнув носом, девушка неприязненно скользнула взглядом вначале по моим ботинкам, затем, словно набравшись смелости, по моему лицу. То, как старательно она пыталась скрыть страх за раздражением меня даже позабавило.
– Ну да, ходишь по лесу и ищешь кому помочь?
Пожав плечами, я улыбнулся, теперь уже более искренне, чем до этого:
