Призрачная нога

– Как вам будет угодно! Смолл, проводи принцессу на второй этаж, а мы с отцом приберемся.

– Флора, ― сказал парень, и ступил на крутую скрипучую лестницу. ― Пойдем.

Принцесса легонько кивнула, и они вместе с юношей поднялись наверх.

Чердак представлял собой небольшое чистое помещение с низким заостренным, как верхушка обелиска, потолком. К тумбе возле одной из кроватей был прибит металлический держатель, в котором стояла банка, кое-как справляющая с ролью светильника. В банке резвились светящиеся жуки. Слева от круглого окошка с деревянной створкой стоял высокий узкий шкаф, наверняка некогда доверху наполненный книгами. Сейчас толстые кожаные тома и тоненькие пожелтевшие сборники рассказов отдыхали на полу.

– Где тебе хочется лечь? ― мягко спросил Смолл Флору и, опустившись на корточки, принялся бережно поднимать книги.

– Ты ведь спишь возле окна? ― догадалась принцесса. Над кроватью у окна висела местами дырявая карта Фондории, а слева от нее из стены торчала скругленная в форму рога решетка, из которой выглядывали охряные свитки.

– Ага. Но если ты…

– Нет. Пусть все так и останется. Я лягу на свободную койку.

Флора попросила парня отвернуться, после чего сняла платье и повесила его на изножье кровати. Затем чуть было не позвала служанку Карен с просьбой разбудить ее пораньше, но вовремя вспомнила, что она не дома. Тут нет ни ее друзей, ни отца, ни верных поданных, а теперь нет и доблестных стражей, готовых в любую минуту отдать за нее жизнь. Она залезла в кровать и укрылась шерстяным одеялом в мягком пододеяльнике.

Смолл уложил все книги обратно на полки и поглядел на девушку. Она повернулась на бок и беззащитно поджала ноги к груди.

– Если тебе вдруг станет страшно… ну или ты просто захочешь с кем-то поболтать, можешь смело будить меня, ― сказал Смолл. ― Все равно думаю, что после сегодняшнего я вряд ли усну.

– Я тоже, ― участливо отозвалась Флора. ― Смолл…

– Чего?

– Почему ты так сильно рвешься из родного дома?

– Наверное, по той же причине, по которой ты покинула Древо.

– Этого не может быть, ― уверенно заявила Флора.

– Почему?

– Я хотела повидаться с одним человеком.

– Так я тоже хочу повидаться с людьми, ― усмехнулся Смолл. ― А что это за человек, раз перед ним не устояла сама фондорийская принцесса?

– Тебе незачем это знать, ― ответила Флора, но несколько молчаливых мгновений спустя передумала: ― Ладно, один парень. Винижер.

– Дай угадаю у него чистое бледное лицо, короткие волнистые волосы, широкие плечи и неотразимая улыбка? ― Принцесса лежала спиной к Смоллу, но Смолл все равно заметил, как шевельнулась ее щечка в полуулыбке.

– Все мимо.

– Он узенький, как ты?

– Ничего я не узенькая! ― Флора резко повернулась на другой бок. ― Девушке ни к чему быть широкой, как эта кровать или как ты.

– Приятно, что сама принцесса считает меня широким.

Флора прищурилась, и Смолл ухмыльнулся.

– Придумываешь, чем бы таким хлестким ответить?

– Нет. Смотрю на тебя и не могу понять, почему ты мне показался широким… Как там говорил Сэр Дарджер: «Глаза последнее, чему следует доверять»?

Смолл рассмеялся, громко и легко.

– А ты забавная, ― сказал он и плюхнулся в кровать. ― Что ты видишь перед сном, когда закрываешь глаза?

Флора нахмурилась, сбитая с толку резкой сменой темы разговора.

– Много всего личного, ― ответила она.

– О непристойном можешь не рассказывать. Так что же ты видишь?

– Хм… когда как. Иногда просто сплошную темень. Я лежу и прокручиваю в голове последние разговоры, думаю, что могла ответить на ту или иную фразу иначе. А иногда вижу красочные балы, прекрасные платья или красивые места, которые я видела лишь на картинах. Мне нравится представлять себя взрослой леди. Не принцессой, а настоящей королевой. И еще я обожаю летать. Часто мысленно прыгаю с Древа и парю над облаками, это так здорово!

– Ты не обделена фантазией, ― заметил Смолл. ― Я вот, когда закрываю глаза, непременно вижу новые неизведанные уголки нашего мира. Я вижу, как взбираюсь на верхушку Фондорийского Древа и подобно летунам борозжу облака, ― в этом мы с тобой похожи. Я вижу, как в маленькой лодке сплавляюсь вниз по реки Мурси прямиком в накрытую Атласным грибом деревеньку. Я вижу, как открываю новые неизведанные острова за Большим морем. Возможно там крошечные деревья, а трава едва достает до колен. Или же, вообще, эти острова находятся в огромных мыльных пузырях, которые висят над землей.

– Остров в мыльном пузыре? ― Столь безумных и глупых идей Флоре не доводилось слышать. ― Ты больной на всю голову!

– Может быть! ― не стал возражать Смолл. ― Но я ничего не хочу менять. Впереди у меня вся жизнь. Кто знает, быть может, и острова в мыльных пузырях сумею найти…

– Значит, станешь их первооткрывателем?

– А то! Обо мне будут слагать легенды. Первый житель Туманный Долины, открывший скромную деревеньку Мыльный Пузырь.

– Хотела бы я там побывать.

– Как отыщу ее ― дам знать.

– Договорились! ― воскликнула принцесса.

– Нужно скрепить наш договор крепким рукопожатием, ― сказал Смолл, затем подошел к кровати принцессы и протянул руку.

– Это обязательно? ― нахмурилась девушка.

– Не знаю, как ведутся дела у тебя на Древе, но в Долине это обязательно. ― Смолл придумывал на ходу, на самом деле ему просто не терпелось подержать ладонь Флоры в своей руке.

– Ладно, ― Флора наполовину выбралась из-под одеяла, и Смолл пожал ее гладкую, как кожа младенца, и холодную, как утреннее крыльцо, ладонь. Пухлые губы принцессы изогнулись в полуулыбке. Смолл разглядел очертание розоватых сосков под тонкой майкой девушки и возбудился.

– Ну… ― сказал он сбивчиво, ― договор заключен…

– У тебя горячая ладонь, ― Флора отпустила его руку, но прятаться под одеяло не спешила. Она чувствовала странное желание показать себя Смоллу. И дыхание у нее учащалась. ― Пальцы просто огромные, а мозоли на них грубые, как кора.

– Без мозолей в Туманной Долине никуда, ― Смолл сглотнул, видя, как принцесса заерзала на кровати, сдвинув одеяло ниже пупка, ― они, как щиты, спасают руки от веревок.

– А они болят? ― Флора, как могла, пыталась продлить этот момент, пыталась не позволить Смоллу отвернуться. Не принужденно спускала мягкую наволочку с бедер, все ниже и ниже. Тело ее горело.

– Лишь иногда, ― Смолл шагнул вперед, раскрыл ладонь и медленно провел пальцем по желтовато-оранжевой мозоли. ― Порой они срываются, унося с собой островки кожи. Это неприятно. Но потом ранка заживает, затягивается тонкой пленкой и долго тебя не беспокоит. Боль уходит, каждое следующее соприкосновение с веревкой доставляет удовольствие. Главное потерпеть.

– И ты уверен, что это того стоит? ― тихо с придыханием спросила Флора, приоткрыв рот.

Лестница ворчливо заскрипела. Принцесса дернула плечами и бросилась на подушку, не забыв спрятаться под одеялом. Смолл тоже сел в кровать и сделал вид, что разглядывает жучков в банке на тумбе. Ожидание тянулось, никто наверх не поднимался. Наконец лестница скрипнула еще разок и все затихло.

«Мама выливала в решетку воду», ― подумал Смолл и громко вздохнул.

Флора, лежа на спине, молча разглядывала сужающийся к верху потолок и остывала внутри. Ей любопытно было, что успел разглядеть Смолл и что при этом почувствовал, но спросить его прямо она ни за что не осмелилась бы. «Хватит и того, что он покраснел, ― думала она. ― Да и что вообще сегодня на меня нашло?».

Был вопрос, который принцесса задавала каждому мало-мальски интересному ей человеку, проверяя его. Она считала, что ответ на этот вопрос глубоко раскрывает людей.

– Смолл, ты веришь в любовь? ― повернувшись лицом к парню, поинтересовалась она.

– Верю ли я в любовь? ― Смолл выгнул бровь. ― Что такое любовь, по-твоему?

Флора нахмурилась: обычно ей отвечали сразу.

– Это известно всем. Это чувство, возникающее между людьми. Это в какой-то мере одержимость и привязанность к кому-либо. Это тонкая связь между двумя телами и душами. ― Она услышала, что Смолл усмехнулся и насупилась: ― А по-твоему это что?

– Любовь ― это когда один человек делает вид, что не замечает всех тех гадостей, которые делает второй.

– Или он ему их прощает…

– Нет, он их именно не замечает. Причем, даже специально. ― Смолл вспомнил мать. Как же часто она слепа по отношению к отцу. Сколько всего плохого он делает, а она все так же улыбается ему, все так же кормит его, все так же согревает его постель. ― Любовь ― это вранье, придуманное людьми, которые не выносят одиночества. И это единственное вранье, в которое я верю.

– Единственное вранье, в которое ты веришь, ― повторила Флора ели слышно. Никто ей так не отвечал, все говорили красивости, пытались произвести на нее впечатление… но не Смолл. ― Тихой ночи, ― пожелала она, повернувшись на другой бок.

– Тихой, ― отозвался Смолл, запрокинув руки за голову.

ГЛАВА 4. Просьба принцессы

Старшие Уиткинсы всю ночь провели на ногах, ожидая возвращения стражей. Артур каждый час наливал себе кружку эля со словами «Сегодня можно», а Марта пила чай с имбирем. Они не разговаривали и лишь изредка обменивались многозначительными взглядами.

«Столько лет живем здесь. Столько трудностей преодолели. Но это… ― думала Марта. ― Дом всегда был нашей крепостью. Неважно солнце или туман за окном, внутри этих деревянных стен мы всегда чувствовали себя в безопасности. А сейчас? А что сейчас? Я боюсь даже закрыть глаза. Хорошо хоть Монти не тут. Он бы всего этого не вынес».

«Правильно ли я поступил, что не отправился следом за стражами? ― думал Артур. ― Я глава семьи, защитник этого цветка, но я ничего ни сделал ради нашей безопасности. Когда дом начало трясти, я растерялся. Знал ведь, корни меня подери, что должен действовать, но застыл. У того стражника губы так плотно сжались, что он прошелся по ним лезвием, чтобы заговорить. Не хрип и не кровь напугали меня, а глаза. Знающие глаза. Тот стражник знал, что скрывается в тумане. И в его глазах отражался ужас. Так смотрит на тебя секач, осознавая краешком своего примитивного сознания, что скоро подохнет. Он признает поражение, но, следуя инстинктам, все же делает последний выпад острыми жвалами. Так поступил и тот стражник. Его напарник бросился ему на выручку, а я просто закрыл за ним дверь. Слабак! Да, я могу утешить себя мыслью, что пусть лучше погибнут двое, чем трое. Но это будет жалкая отмазка. Я струсил. Не был готов столкнуться со своими страхами».

Пока Артур занимался самобичеванием, его сын, погрузившись в раздумья, сидел на крыше возле дымовой трубы. До восхода солнца оставалось еще немало времени, но вой уже стих, а плотный туман хозяйничал ниже крыши. У Смолла не получалось расслабиться. Несколько раз он запрокидывал голову и заставлял себя разглядывать созвездие павлина, но интерес к сверкающим на небе точкам, как дремал, так и не думал просыпаться. Смолл не переставал думать о вчерашнем дне.

Маур с окровавленными губами настолько ясно врезался ему в память, что он испытывал желание художника запечатлеть на холсте овладевший им образ. «Они привели эта», ― снова и снова возвращался Смолл к словам стражника, и его пробирало до мурашек. Это значит, что по туману кто-то свободно бродит? Но кто они? И кого они привели? «Не можешь ты говорить, от страха или от чего еще ― не важно. Не можешь и не можешь. Зачем губы-то резать, когда легче потребовать перо и чернила? Это их на Древе так учат?»

Смолл поглядел в непроницаемый туман.

– Какие монстры прячутся в белой пустоте? ― тихо спросил он у себя. ― И монстры ли вообще? ― Смолл сжал в ладони гладкую ручку зонта и, подавшись неожиданному порыву, немного съехал вниз по черепице. ― Совсем немного… Один прыжок… Правда так близко, но увижу ли я ее? Если бы знал наверняка, спрыгнул бы?

– Смолл! ― услышал он голос Флоры. Попытался встать. Подошва сапога скользнула по черепице, и Смолл, падая боком на крышу, чудом успел схватиться за железную корягу, торчащую под трубой, и повис. Сердце у него в груди загромыхало. Не готов он прыгать, не готов он, пусть даже ради правды, рисковать жизнью. ― Смолл! ― раздался голос принцессы.

Теперь парень полез к люку неторопливо и аккуратно, словно сам он был хищником, а люк ― его добычей. Как добрался до люка, выдохнул, и по лестнице спустился на чердак.

– Уже проснулась? ― спросил он.

Принцесса взволнованно теребила наволочку, а когда услышала вопрос, то быстро-быстро кивнула.

– У меня есть к тебе просьба, ― не сказала она, а скорее выплюнула фразу, как одно длинное слово. ― Ты можешь проводить меня домой?

– Чего? ― переспросил Смолл, не потому, что не разобрал слов, а потому, что просто хотел услышать это снова. Не каждого простолюдина королевская кровь просит об одолжении, да еще и о таком.

– Ты можешь проводить меня домой? ― повторила Флора, вцепившись пальцами в одеяло. ― Если мои стражи не вернутся, ― добавила она голосом человека, смирившегося с утратой, но не хотевшего показывать это.

– Почему ты просишь именно меня? ― Смолл и сам не знал, какой ответ его бы устроил.

– Ты ведь хочешь путешествовать. Вот я и подумала, что ты, это… может быть, захочешь составить мне компанию. ― Принцесса покраснела и опустила взгляд. Она привыкла приказывать, а не просить, и чувствовала себя до жути неловко. Сердце колотилось у нее в груди, как после полета на бородатом хищнике. Флора боялась, что Смолл не согласится. ― Ну, так ты проводишь меня?

– Не думаю, что это хорошая идея, ― честно сказал Смолл, все для себя уже решив.

– Ладно, забудь! Я не должна была просить тебя об этом. Я понимаю, что ты мне ничем не обязан. Глупо получилось.

Смолл заливисто рассмеялся.

– Ты всегда так тараторишь, когда волнуешься?

«Ну вот почему я не могу по щелчку пальцев создать между нами бетонную стену или повернуть время вспять, чтобы избежать этого позора?», ― мысленно простонала Флора.

– Это выглядит очень забавно, ― Смолл так крепко сжал пальцы в кулак, что его костяшки побелели. ― Я провожу тебя домой.

– Но… ― опешила девушка, ― ты ведь сказал, что это плохая идея.

– И не откажусь от своих слов. Идея действительно плохая. Но меня это никогда не останавливало. Только… только у меня есть условие.

– «Условие»? ― Флора сглотнула, напрягшись изнутри. ― Какое?

– Ты кое-что сделаешь для меня.

– «Кое-что»? ― Флора задержала дыхание, боясь услышать ответ.

– Ты поможешь мне поступить в Академию Королевских Летунов, ― серьезно сказал Смолл. Он понимал, что вправе просить об одолжении, но все равно испытывал скверное чувство. ― Я бы и сам поступил, мне осталось накопить пятьсот серебряных, но раз нам с тобой по пути…

– Да! ― облегченно воскликнула Флора. ― Конечно, я тебе помогу. Я уж думала, ты попросишь…

– О чем? ― перебил Смолл и нахмурился.

– Не важно, ― она натянула улыбку. ― Уже не важно. Смолл, у вас тут есть ванная комната?

– Нет, что ты, мы как грызуны вылизываем себя. Хочешь, научу?

– Очень смешно.

– Ладно, идем, ― сказал Смолл. ― Покажу где.

Принцесса попросила Смолла отвернуться и выбралась из-под одеяла. Каштановые волосы ниспадали на тонкую полупрозрачную майку, на шеи висел пятиугольный медальон с опалом в центре. При тусклом, но пронизывающем чердак освещении, что создавали жуки в банке, тончайшее нижнее белье едва скрывало наготу Флоры.

Флора надела платье, и Смолл указал ей на нужную дверь. Ванная комната была пристроена к чердаку Уиткинсов подобно балкону. Небольшое прямоугольное помещение без окон с железным решетчатым полом, позволяющим воде, льющейся из бочки, прикрепленной к стене, сливаться с цветка на землю.

– Вода холодная, решетка ледяная, к телу пристают комары и мошки. А еще иногда сюда залетают мелкие рыбки, страшно кусачие. Ты от них воинственно отмахивайся, главное, и останешься целой. ― Смолл улыбался во весь рот.

– Что тебя так веселит? ― насупилась принцесса. ― Мои будущие страдания?

– Твое выражение лица.

– А что с ним не так?

– Был у меня знакомый, у него отец торговал удобрениями. А жить с удобрениями, сама понимаешь, все равно, что стать удобрением. Так вот, сколько раз я этого знакомого не видел с девушками, выражение их лиц было в точности, как у тебя. Создать семью они хотят, но понимают, что придется жить среди дерьма. ― Смолл хохотнул.

– Ничего у меня не такое выражение. Холодная вода и холодная, что я больших неудобств не встречала? ― с вызовом сказала Флора. На самом деле больших неудобств она и правда не встречала, но сознаваться в этом, на радость Смоллу, принцесса бы не стала. Уж пусть лучше считает, думала она, что это для меня ерунда.

– Дальше сама разберешься? ― он выгнул бровь.

– Нет, что ты, мы обычно по десять человек в ванне моемся. Как я одна-то справлюсь?

– Будешь помирать, зови.

Смолл, хмыкнув, отправился собирать вещи в дорогу, а принцесса разделась и приняла первый за два дня пути душ. Холодная вода, надоедливые мошки и решетчатая пропасть под ногами прилично мешали столь любимой и необходимой для девушки процедуре, но нежелание, оставаться грязной, взяло вверх.

– Смолл, тут нет полотенца! ― позвала Флора, дрожа от холода, когда вымылась.

– Подожди немного! ― крикнул Смолл и взял первое попавшееся под руку полотенце. ― Все, возле двери. Открывай.

Флора на миг приоткрыла дверь и мокрой рукой схватила полотенце.

– Спасибо.

Полотенце приятно пахло мускатом. Принцесса представляла, как ее тело вытирают мощные мужские руки, как у Смолла. Плавно и нежно они путешествовали по изгибам тела, не обходя стороной самые чувствительные места. Вот уже три года, с тех пор, как Флоре исполнилось пятнадцать, каждое вытирание превращалось для нее в приятную игру.

Когда принцесса на цыпочках вышла из ванной, то услышала внизу голоса.

– Это даже не обсуждается! ― прогремел Артур. ― Пообещал он! О чем ты вообще думал? Тебе и восемнадцати нет! Отведет он принцессу, видите ли… Не смеши! Я бы и одного тебя не пустил, а с ней и тем более. Твое легкомыслие погубит ее. До Фондорийского Древа девять дней неизвестного для тебя пути.

– Артур, перестань, ― взмолилась Марта.

– Я ходил в подземную деревню! ― возразил Смолл. Подземная деревня была третьей остановкой в наспех придуманном маршруте к Древу.

– Но не один! Как ты вообще собираешься идти туда, где никогда не был? Дай угадаю ― по карте? Это слишком опрометчиво, сын. Картографам мало платят, они выполняют свою работу, спустив рукава. Я не дам тебе погубить себя и принцессу заодно. Есть надежные люди, которые справятся с сопровождением Флоры лучше тебя.

– Да тебе просто понравилось отдыхать! ― Флора осторожно спустилась по лестнице и увидела, как красный Смолл орет на отца. ― Удобно, когда сын горбатится за тебя, да? Очень удобно. После этого, ой как не хочется возвращаться к работе? Или я не прав? Чьи же деньги, если не мои, ты будешь пропивать в таверне?

– Замолчи! ― потребовал Артур, заметив испуганную принцессу.

Марта влезла в прореху между мужем и сыном.

– Прекратите, сейчас же! ― вскричала она.

– Я скажу тебе чьи… ни чьи, ― не унимался Смолл. ― Не будет у тебя денег на эль, нечего будет сплавлять за игрой в камни. Как же жить тогда? Как же жить, если нет тайников сына, которые бы ты мог вскрыть? И купить себе новые кожаные сапоги. Я ведь деньги коплю не просто так. Я хочу свалить отсюда, свалить так далеко, как только смогу. Встать на ноги. Затем вернуться и изменить, корни меня подери, это место. И я тебе не позволю помешать мне, слышишь? Не позволю! Сколько бы ты не старался. ― Смолл умолк, тяжело дыша.

– Накричались? ― Марта грозно перевела взгляд с сына на мужа. ― Мне стыдно за вас перед принцессой.

– Он первый начал, ― буркнул Смолл, тыча пальцем в Артура.

– Этот «Он» ― твой отец! ― строго напомнила Марта, повернулась к Флоре и заговорила мягче: ― Принцесса, вы уж простите их за чрезмерную вспыльчивость. Они не хотели вас напугать. С рассветом мы отправим вас к смотрителям. Они проводят вас домой, обещаю.

Смолл обернулся, весь красный, и поглядел на Флору. В его ореховых глазах отражалась глухая мольба. Он словно говорил: «Скажи, что ты против. Скажи, что пойдешь со мной». Но Флора не могла этого сказать. Она уже жалела о просьбе, жалела о том, что своим эгоистичным желанием нарушила гармонию в семье Уиткинсов.

– Хорошо, ― прошептала она. ― Простите… я не хотела, чтобы вы ссорились из-за меня.

Еще мгновение назад Смолл был зол и на мать, и на отца, и даже на согласившуюся с предложением матери принцессу, но, услышав последние слова, он тут же остыл.

– Ты тут ни при чем, ― успокоил Смолл девушку. ― Я во всем виноват. Не стоило мне выходить из себя.

– Наконец-то слова взрослого человека, ― елейно проговорил Артур, но Марта бросила на него такой уничтожающий взгляд, что он, прочистив горло, добавил: ― Наверное, и я погорячился.

– Только из-за принцессы я не лишу вас завтрака, ― заключила Марта, сложив руки на большой груди. ― Флора, вам хватило бочонка для принятия ванны? У нас на чердаке стоит два запасных, если вы…

– Нет-нет, не беспокойтесь, мне всего хватило. ― Губы Флора изогнулись в улыбке. ― А кто такие смотрители?

– Типы в дурацких шляпах, ― буркнул Смолл. Смириться с тем, что его отправка к Древу снова откладывается, было нелегко.

– То, что у тебя ее нет, не значит, что она дурацкая, ― сказал Артур. ― Это стражи порядка Туманной Долины. Один талантливый местный художник…

– Пьяница, ― поправил Смолл.

– …нарисовал меня в компании Квортина Флюкса ― важного смотрителя. У нас где-то была картина. ― Артур принялся метаться по первому этажу, громыхая дверцами шкафов в поиске великолепия, коим он хвастался перед каждым гостем. ― Дорогая, ты не видела ее? Она же недавно лежала тут…

– В углу прихожей посмотри, ― не оборачиваясь, бросила Марта. Она возилась с котелком у печи. ― Вчера, во время землетрясения картина выпала из шкафа и…

– Не говори, что она треснула, ― простонал Артур и упал на колени в прихожей. Ухватившись за сосновую раму, он перевернул картину и расстроенно фыркнул. ― Краска сошла в нескольких местах, но искусство и не такое переживет.

Старший Уиткинс положил картину на стол перед Флорой и довольно задрал рукава рубахи, готовясь к комплиментам. Смолл зевнул. Он столько раз видел этот ритуал хвастовства, что наизусть выучил, наверное, все возможные реплики восхищенных гостей. Чаще всего они говорили: «Какая красота (великолепие), Артур!» или «О, корни мои, точная копия вас!». На счет «точной копии», думал Смолл, они просто издевались. Там и о мелком сходстве речи не шло. Глаза вместо широких ― узкие, губы не тонкие и бледные, а яркие и полные, горб на носу сказочным образом исчез, брови поредели, а ямку на подбородке талантливый художник и вовсе закопал. Квортин походил на себя еще меньше, только его одежда обладала аутентичностью.

Принцесса молчала.

– Как вам? ― нетерпеливо спросил Артур, и девушка вздрогнула.

– В жизни в-вы красивее, ― поспешно ответила она и резко встала. ― Можно дождаться завтрака наверху?

Марта взволнованно обернулась.

– Вы себя плохо чувствуете?

– Нет-нет, мне нужно подумать. Смолл, поднимешься со мной?

Смолл нахмурился и тоже встал. Под пристальными взглядами родителей он проследовал за принцессой на второй этаж. Флора села на кровать и ладонями закрыла лицо. Плечи ее задергались. Когда она убрала руки, Смолл увидел слезы.

– В чем дело? ― растерялся он. ― Флора, что случилось?

– Говори тише, пожалуйста, ― попросила она дрожащим голосом.

– Почему? Объясни мне…

– Я могу тебе доверять? ― наивно спросила она.

– Конечно можешь, ― заверил Смолл.

– Я покинула Древо Оайамо в сопровождении двенадцати стражей. Мне безумно хотелось прогуляться по окраинам, и я настояла на том, чтобы до загона бородатых хищников, что находилось в дне пути, мы шли пешком. Это было плохой идеей, отец бы ни за что такое не одобрил. Артур говорил правду, картографам платят слишком мало. Мы шли, ориентируясь по карте, и заблудились в Молчаливом Лесу. Быстро темнело, стражники волновались. Никому не хотелось оставаться на ночь в тумане. Когда мы вышли из леса, туман висел над нашими головами, а впереди простиралось ущелье. Генри увидел табличку, на которой было выбито название близлежащей таверны, и мы бегом пустились, следую по указателю.

Флора перевела дыхание и продолжила:

– Это была ловушка. Нам устроили засаду разбойники и, защищая меня, погибли десять человек. ― Флора вздрогнула и замолкла. Слезы обильно орошали ее нежные розовые щеки. Смолл не понимал, к чему она ведет, но торопить не собирался. ― Все дело в разбойниках. У них были те цветочные шляпы…

Смолла передернуло.

– Ты уверена?