скачать книгу бесплатно
Роза Ветров
Мариам Тиграни
Константинополь, 1835 год. В восточной столице вновь неспокойно. Напряжение на Балканах растёт, а внутри страны недовольны прозападными реформами. Султан к тому же озадачен смертью одного из своих визирей, но трое друзей готовы на все, чтобы спасти четвертого от виселицы. Как много жертв потребует от них второй Рим, и как прочна на пробу окажется их дружба?.
Мариам Тиграни
Роза Ветров
РОДОСЛОВНЫЕ:
Графы Румянцевы:
Его сиятельство, старый граф Румянцев, Александр Михайлович.
Его сиятельство, молодой граф, Дмитрий Александрович.
Князья Дашковы, друзья Румянцевых:
Пётр Сергеевич, князь Дашков.
Его жена, княгиня Дашкова.
Елизавета Петровна Дашкова, их единственная дочь.
Гюльбекяны:
Баграт Гюльбекян, держатель нефтяных месторождений.
Ануш Гюльбекян, его жена.
Гаянэ Гюльбекян, их дочь.
Ованес, муж Гаянэ.
Вачаган, сын и наследник рода.
Спанидасы:
Василиос Спанидас, критский священник, погиб в монастыре Аркади.
Кирья Мария Спанидас, его жена.
Ксения Спанидас, их дочь.
Геннадиос Спанидас, их сын.
Артемиос Персакис, жених Ксении.
Абдулла-эфенди (дядя Анатолиос), родной брат кирьи Марии, живёт в Константинополе.
Кирья Ирина, двоюродная сестра Василиоса, тётка Геннадиоса и Ксении.
Семейство Мустафы-Паши:
Мустафа-Паша, бывший визирь, заседал в совете дивана, позже назначен бейлербеем Румелии.
Афифе-ханым, его жена.
Нариман, их старший сын.
Хазал, его жена.
Ибрагим, их средний сын.
Эдже, его жена.
Мехмед, их младший сын.
Фарах, его жена.
Саадет, родная сестра Фарах, свояченица Мехмеда.
Кадер-Паша, тесть Мехмеда.
Гульфия-ханым, тёща Мехмеда.
Семейство Фазлы-Кенана-Паши:
Фазлы-Кенан-Паша, визирь, заседает в совете дивана, родной брат Мустафы-Паши. Дядя Наримана, Ибрагима и Мехмеда.
Шебнем-ханым, его жена.
Амина-ханым, его дочь.
Айвазяны:
Тикин Каринэ Айвазян.
Татев Айвазян, старшая дочь.
Лилит Айвазян, младшая дочь.
Нерсесяны, хорошие друзья Гюльбекянов:
Хорен Гюльбекян, лучший ювелир султана.
Тикин Нвард, его мать.
Астхик Гюльбекян, его жена.
Артак Нерсесян, их старший сын.
Завен Нерсесян, их средний сын.
Манэ Нерсесян, их младшая дочь.
Нет, я не судья для них.
Просто без суждений вздорных,
Я четырежды должник
синих, серых, карих, черных.
Как четыре стороны
одного того же света
Я люблю – в том нет вины –
Все четыре этих цвета.
(с) Киплинг Д.Р.
Часть 1. ВМЕСТЕ
ГЛАВА 1.
Российская империя, зима 1827 года
Санкт-Петербург
Александр Михайлович расхаживал взад-вперёд по своему кабинету, и, убрав руки за спину, размышлял. Внизу слуги так сильно суетились в своих сборах, что старый граф их прекрасно слышал. За окном крупными хлопьями падал снег, от которого его сиятельство уже отвык за то время, пока занимал пост полномочного министра в Риме. На этот раз воля государя оказалась более чем неожиданной. Граф Румянцев, доверенное лицо императора и известный дипломат в третьем поколении, чрезвычайным указом назначался послом в Константинополь.
Отношения с турками ухудшались с каждым днём. Поговаривали, что на Балканах и в Закавказье будет война, и никто лучше графов Румянцевых, чей род подарил своему отечеству множество видных дипломатов, не найдёт общего языка с османами. Логика государя вполне ясна и, может статься, принесёт плоды, но Александр Михайлович не радовался этой перспективе так, как следовало бы. Как очередной переезд скажется на его сыне?..
Дима сидел на полу у кабинета отца и, приложившись затылком к стене, наблюдал за тем, как приказчик гонял слуг. Бесчисленные комнаты на первом и втором этажах гудели как пчелиный улей в преддверии отъезда господ, а входная дверь не успевала закрываться. Даже богатая люстра, выписанная графом Румянцевым из Франции, от этого тряслась!.. Несколько раз снизу дунуло холодом, и юноша поёжился, после чего обратил взор на заиндевевшие окна и с улыбкой всмотрелся в причудливые морозные узоры.
В руках Дима теребил перстень, который во время их визита в Ватикан осветил сам Папа Римский, но мысленно юноша до сих пор гулял по узким итальянским улицам. Румянцевы уже несколько месяцев как приехали домой и до сих пор скучали по Риму. К счастью, старая няня ещё не вышла из-за угла и не заставила его подняться, пока он «не отморозил себе чего-нибудь». Ах, милая, милая няня!.. Знала бы она, что юный граф с удовольствием бы отморозил руку или ногу, но не поехал бы в неизведанную и страшную Османию!..
Дмитрий Александрович был робким пятнадцатилетним юношей, проведшем всё детство в разъездах и потому не знавшим слова «друг». Впереди его ждал дикий, непредсказуемый восток, где люди совсем не похожи на тех, кого он знал… К взрывным итальянцам он привыкал целый год, а до них чуть не взвыл от одиночества среди чопорных англичан! Его мать угасла от чахотки, и с тех пор они с отцом остались только вдвоём. Вернее, у них, конечно, имелись слуги – конюхи, горничные, крепостные крестьяне… предки Румянцевых отличались верностью короне, и за эту преданность русские цари никогда не обделяли почестями их потомков.
Эта история, впрочем, не о том, как графы Румянцевы строили карьеру при русском дворе и даже не о том, как Дмитрий Александрович – самый младший и неприкаянный отпрыск этого рода – неоднократно разочаровывал своего отца и осквернял память предков. История эта о дружбе, которую ему довелось узнать в столь юном возрасте, что, несмотря на те невзгоды, которые готовила жизнь, воспоминания о ней никогда не покидали молодого графа.
– Что ж ты, голубчик, грустный такой? – шаркая тапочками, подала голос няня. Странно! Ни слова про пол не сказала!.. – Нельзя таким хмурым в путь пускаться… беду накликаешь!
Дима улыбнулся и хотел было подняться ей навстречу, но вместо этого Евдокия Петровна, кряхтя и сетуя на больную спину, сама опустилась рядом с молодым барином. Не хотела ругаться в день разлуки!.. Его сиятельство с нежностью оглядел жиденькие седые волосы крепостной, заменившей ему мать, её старые морщинистые руки да подслеповатые, но всё такие же любящие глаза, и на его собственные чуть не навернулись слёзы.
– Страшно мне, Дусенька, – признался юноша со вздохом и вновь потеребил перстень. – Страшно!..
– Отчего ж?
– На этот раз… не будет тебя со мной. Никого не будет…
– А вот это правда. Стара я стала, – призналась Дуся с полной покорностью судьбе. – Авось приедешь из Европ своих в следующий раз, а меня уж не застанешь…
– Что ты говоришь такое, милая!..
Расчувствовавшись, Дима с жаром схватил няню за руки, и даже приказчик, как раз спускавшийся вниз по лестнице с двумя коробками, покачал в их сторону головой. Дуся погладила своего воспитанника по гладким бархатным волосам цвета пшеницы и с нежностью приподняла его лицо за подбородок.
– Бог с тобой, Дмитрий Александрович. Ты должен отпустить прошлое.
– Как, Дусенька?
– Ты найдёшь своё место, как только отпустишь все сожаления и откроешь сердце для нового. Иного пути у тебя нет…
Юный граф застыл, обдумывая последние слова няни, и в его сердце и уме уже что-то шевельнулось. Евдокия Петровна тем временем поднялась на ноги и, отряхнувшись, поздоровалась с только что подошедшим барином.
– Дмитрий Александрович? – строго, но без злобы позвал старый граф и поправил на переносице очки. И когда он только появился?..
– Батюшка!
Сын тотчас спрятал итальянский перстень в карман, вытянулся по стойке «смирно» и поправил тугой воротник дорожного сюртука. Тогда Дуся, к которой старый граф всегда относился с уважением, попросила у него разрешения откланяться.
– Скучать он по вас будет, Евдокия Петровна, – с улыбкой сказал Александр Михайлович, пока Дима сверлил глазами ковёр.
– Полно вам, ваше сиятельство!.. Балуете крепостную.
– Это правда, матушка. Вы знаете, что я хвалить просто так не стану.
Когда маленькая, круглая фигура старухи скрылась за поворотом, старый граф проводил её благодарным взглядом. Дуся ведь и его понянчить успела!.. Дима понял, о чём думал отец, и вспомнил наставления няни. Отпустить все сожаления, отпустить!..
– Приготовления подошли к концу. – Наконец, отец обратился со вздохом к сыну. – Ты готов ехать?
– Так точно, батюшка, – опустив глаза в пол, отвечал юный граф, откашлялся и покраснел. Перед почтенным родителем он всегда стеснялся так, будто в их жилах не текла одна и та же кровь. Дима слыл всеобщим любимцем – как можно не любить этого красивого, голубоглазого печально-мечтательного ангела, как величала его Дуся?! – и старался ни в чём и никогда не разочаровывать Александра Михайловича. Ему это удавалось. И хотя из-за постоянных переездов мальчик учился на дому ещё с детских лет, ни в языках, ни в истории ему не находилось равных. Только счёт вот подводил…
– Я понимаю: тебе нелегко, мой дорогой, – сочувственно вздохнул старый Румянцев и потрепал сына по тонкой, но сильной шее. Мимо с двумя чемоданами как раз промчался кучер и спросил, когда закладывать лошадей. – Очередной переезд… но я уверен, что среди османов ты точно найдёшь друзей.
«Если этого не удалось сделать в Италии, то я безнадёжен, – с горечью подумал Дима. – Вряд ли турки окажутся дружелюбнее…».
– Вот что! – Александр Михайлович заговорил вновь, мягко развернув сына к коридору. По дороге их чуть не сбила с ног нерасторопная горничная, извинившаяся перед хозяином и его сыном на всякий лад. – Когда приедем в Константинополь, я подберу для тебя хорошую школу.
– Школу?.. – Сердце упало в пятки от тревог и переживаний, вызванных подобной новостью.
– У них это называется медресе. Так тебе легче будет привыкнуть. Есть у меня одна на примете… При мечети Сулейманийе.
– При мечети? – в ужасе переспросил Дима.
– Что-то мне подсказывает, что государь оставит нас в Османской империи, mon cher[1 - . Mon cher (франц.) – мой дорогой]. На Востоке у него не так-то много проверенных людей, поэтому надо обустраиваться…
