скачать книгу бесплатно
– Я честно не знаю. Наверное, больше тысячи. У большинства родители погибли на войне и только мы да священники можем приютить их.
– Все из них станут магами?
Старик тяжело вздохнул:
– Конечно нет, господин. Многие, к сожалению, годны лишь быть конюхами и уборщиками. Я надеюсь, консисторий и совет старейшин распределят их по нужным местам – кого отправят нам служить, кого запишут в солдаты, а кого отпустят на все четыре стороны.
Даже в коридорах ноздри щиплет от едких запахов лекарств, крови и отходов человека. Из-за влажного сырого воздуха, естественного для здешнего климата, слегка кружится голова, отчего постоянно кажется, будто двигаешься под водой. Одежда липнет к коже, каждый шаг сопровождается противным покалыванием в спине и в ногах. Уже десять раз пожалел, что не оделся полегче. Сандалии, шелковая туника спасли бы положение.
Помощник настоятеля выглядит куда лучше меня: шагает бодро и легко, на лице ни капли пота, глаза радостно блестят, даже его мерзкий бронзовый обруч на голове горит точно золотой.
– Будьте уверены, господин: ваши деньги пойдут на благое дело! На них мы купим бинты и необходимые лекарства. Вы спасете много жизней, солдаты будут боготворить вас.
– Не сомневаюсь.
По коридору прокатился душераздирающий крик боли – то ли женский, то ли детский. Помощник настоятеля вздрогнул, словно ему дали под дых, скривился и остановился.
– С вами всё хорошо? – спросил я.
– Да-да, господин… Просто я… просто до сих пор не привык к таким крикам. Лекари и мы день и ночь пытаемся спасти жизни, вы бы только видели, кто к нам попадает. Избитые, изломанные, потерявшие из-за постоянной боли разум… Хотел бы я всё это забыть. К сожалению, не получается. Да и долг…
Он замолчал.
– Кочевники ответят за свои зверства, – не очень убедительно сказал я. Положил ладонь на плечо старика. В свете горящих масляных ламп кольца с алмазами на моих пальцах ярко переливаются.
– Может быть, и ответят, господин. Но месть не излечит раненных солдат, не вернет мужей и честь изнасилованных жен, не подарит детям ласку убитых матерей. Я уже шестой десяток топчу эту землю, многое повидал, но так и не привык к войне.
Я впервые за вечер нахмурился. Мой четко выстроенный план дал первую трещину. Спокойно. Ты еще не принял решение.
– Я ведь понимаю, что вы не по доброте душевной пришли расставаться с деньгами, – сказал старик, уставившись мне прямо в глаза. – Указ царя однозначен: все купцы, эвпатриды и эпаты обязаны отдать десятую часть своего имущества магам. Я вижу в этом некоторую несправедливость, но будьте уверены, господин: деньги пойдут на благое дело.
Я напустил на себя оскорбленный вид. Знал бы ты, старик, зачем действительно стою перед тобой, наверняка бы уже обделался.
Мы в полном молчании дошли до центрального зала. Я в очередной раз застыл, любуясь работой архитекторов прошлого. Круглое помещение – даже без намека на углы! – потрясает размерами, будто его создавали для великанов. С высокого потолка свисают сотни мешков: по преданию в них покоятся тела первых старейшин магической школы. Горельефы на стенах изображают сцены из давно минувших эпох – появление Великого Ясновидца, рождение Неживого младенца, строительство Золотого собора…
– Вы определились с суммой пожертвования? – нарушил молчание старик. Эхо его голоса разлетелось по залу.
– Пока еще нет, – запрокинув голову, ответил я не в силах оторвать взор от скульптур.
– Все-таки, господин, вы отличаетесь от других купцов.
Внутри всё сжалось, я посмотрел на помощника настоятеля.
– В каком смысле?
– Ну… Мне сложно сформулировать, но я попробую. Вы словно и не торговый человек: озвучивайте конкретные суммы, не юлите и не ведете себя так, будто делаете огромное одолжение обители. Слишком внимательны, подмечаете здешнюю суровую красоту. А дети… я видел, как смотрите на них. Вам искренне жаль сирот. Все купцы, что побывали здесь, оставляли… гадостное чувство. Им абсолютно наплевать на всё и вся, кроме своего кармана.
Из дальнего коридора вышла троица магов – все в черных плащах и с золотыми посохами за спинами. Заметив меня и старика, направились к нам. Я мысленно выругался, но не показал вида.
– Уж не знаю, комплимент ли это, – сказал я, растянув губы в широкой улыбке.
– Наверное, в молодости вы были разбойником, господин. Впрочем, винить вас за проступки горячей юности не могу и не буду – просто отметил, что это оставило отпечаток на характере.
– Вы недалеки от истины.
– Тогда прошу прощения, господин. Мне не стоило совать нос не в свои дела.
Маги остановились в шаге от нас. Один из них, бородатый мускулистый гигант, увидев меня, едва склонил голову в знак приветствия, а затем обратился к помощнику настоятеля:
– Сиятельный, к нам поступили еще пятеро мальчишек. Все в очень плохом состоянии: переломаны кости, задеты внутренние органы, в сознание так и не приходили.
Старик хмыкнул, погладил бороденку, спросил:
– Их привезли с линии боев? Обычно такие до нас не добираются.
– Нет, дети местные. Играли в заброшенном доме, когда пол под ними провалился. Все упали с большой высоты. Их крики услышал местный пастушок, именно он позвал на помощь крестьян. А те, недолго думая, притащили ребятишек к нам. Так как время поджимало, сиятельный, я перевел их сразу же в целительский зал к остальным. Сейчас там Звенья начнут сеанс излечения, я подумал, вы захотите на это посмотреть.
Кивнув, помощник настоятеля перевел взор на меня:
– Желаете увидеть настоящее чудо, господин? Правила, конечно, запрещают посторонним присутствовать в целительских залах, но ради вас я готов пойти на небольшое преступление. Так как?
– Для меня это будет честью, – сказал я, поправляя полы шелкового халата.
– Тогда пройдемте. – Старик повернулся к гиганту-магу. – Веди нас, Каерчин!
Изрядно поплутав по узким коридорам, где порой от тяжелого смрада и жары желудок болезненно крутило, мы оказались в просторном зале, заставленном кроватями. На грубо сколоченных койках лежат дети – тощие и изломанные. Похоже, здесь положили всех тяжело раненых мальчишек и девчонок. Некоторые ребятишки в болезненной агонии дрожат и бормочут околесицу, кто-то держится за окровавленные повязки и плачет, а кто-то просто лежит без сознания.
– Бедные, бедные дети, – сказал помощник настоятеля, прислонившись спиной к массивной каменной стене. – Враг и болезни не знают пощады. Столько боли в одном месте. Я еще могу стерпеть, как страдают взрослые, но малыши… Многим, насколько знаю, даже не исполнилось пяти. Можете в это поверить, господин?
Проглотив тяжелый ком в горле, я пожал плечами. Приметил, что в дальнем конце зала на специально расчищенном полу, сидя на коленях и раскачиваясь из стороны в сторону, шепчут заклинания татуированные, на жаргоне Золотых Посохов – Вторые Звенья. Из их ртов вместе с непонятными и загадочными словами вырываются сияющие голубые облачка энергии, воздух вокруг их фигур дрожит и едва заметно искривляется, витиеватые татуировки, покрывающие всё свободные участки тела, испускают ровный желтый свет.
– Вторые Звенья так сидят уже четвертый день без еды и воды, – сообщил помощник настоятеля, заметив, куда я смотрю. – Скоро они достигнут первого просветления. И тогда в дело вступят уже настоящие маги. Впрочем, вы, господин, всё увидите сами, я не буду вдаваться в ненужные подробности. Просто посмотрите, на что пойдут ваши золотые таланты.
– Все дети излечатся? – спросил я.
– Когда как. Мы до сих пор не понимаем до конца, как работают наши заклинания. Надеюсь, исцелятся все, но нельзя быть до конца уверенным.
– Я…
– Давайте оставим слова на потом, – резко перебил старик. – После чуда.
Верзила вместе со своими напарниками двинулся к татуированным, старательно обходя кровати с малышами.
Я тяжело вздохнул, пытаясь не показывать волнения. Весь план полетел к демонам бездны! Кто бы мог подумать, что в обычной обители магов столь много раненных? Этого я совершенно не учел.
– Начинается! – воскликнул помощник настоятеля, показывая пальцем в дальний конец зала.
Спиной к татуированным в один длинный ряд встали маги. Каждый держит в обеих руках длинный, сверкающий золотой посох. На груди испускают слабый алый свет серебряные бляшки с изображениями полулюдей-полуслонов. Верзила, стоящий в центре ряда, принялся что-то шептать на грубом, изобилующим согласными языке, остальные колдуны подхватили его речитатив.
Мое сердце тяжело ухнуло, на миг остановилось, а затем учащенно забилось, эхом ударов отдаваясь в грудной клетке. В животе разлился холод, принялся медленно растекаться по всему телу, словно вместо крови у меня потек жидкий лёд. Тело показалось чужим и непослушным. Я поднес к лицу левую ладонь, не понимая, откуда возникло покалывание в кончиках пальцев.
Надеюсь, я не раскрою себя. Не хватало еще перерезать всю обитель.
Дети, словно управляемые невидимым кукловодом, как один страшно изогнулись в кроватях и завизжали. Их маленькие тщедушные тельца крутит, конечности изгибаются под невообразимыми углами. Желтый свет – свет мертвецов! – вырвался из распахнутых глаз магов, начал растекаться по залу. Яркая вспышка – и всё потонуло в ослепительном сиянии. Лишь многоголосый речитатив божественным гласом врывается в уши, рвет барабанные перепонки, сносит барьер мыслей и оголяет дикий животный страх.
Я едва не закричал от ужаса.
Свет исчез. Всё кончилось быстро, в один миг. Пока глаза привыкали к сумраку зала, я понял – сижу на полу, прижимаясь спиной к холодной стене. Не без труда поднялся, хотя икры сводит судорога.
Старик одарил меня снисходительной улыбкой. Сам он крепко стоит на ногах.
– Сейчас усталость пройдет, господин, – сказал помощник настоятеля. – Поздравляю: вы хорошо держались. Многие на вашем месте кричат и даже гадят в штаны.
– Вы же говорили, что правила запрещают посторонним находиться в целительском зале?
Тот лишь шире растянул губы в ухмылке. Ублюдок. Все вы одинаковые.
Дети на кроватях неуверенно переглядываются, многие из них касаются перевязок, непонимающе трут больные места. Но никто не кричит, не стонет, не трясется от боли. Когда вошел в зал, я приметил малыша со страшно изрезанным лицом. Сейчас же он здоровый: на милой мордашке даже шрамов не осталось. Его яркие голубые глазюхи с интересом осматривают помещение, а маленькие пальчики скользят по толстым милым щекам.
– Сегодня хороший день, – заявил старик. – Все исцелились. Чудо произошло.
Зал огласил детский смех. Я расслабился – план отменяется. Если сейчас попытаюсь захватить обитель, отнять магию, то погибнет слишком много ни в чем неповинных людей. Время, конечно, подгоняет, но смерть малышей… Нет, не могу – нужно найти другое место.
– Так что вы решили, господин? – спросил старик. – Дадите нам десять тысяч золотых талантов или двадцать тысяч?
– Пожалуй, обитель заслуживает тридцать тысяч, – ответил я. – Ждите в ближайшие два дня моего курьера. Он принесет деньги.
– Щедрый подарок.
Даже не представляешь, насколько.
Неужели я опять запутался? Потерял путь? Я в прошлом, в настоящем или в будущем? Мысли привычно разбегаются, как потревоженные в подвале крысы. Бездна демонов! Пытаюсь сосредоточиться. Прочь, прочь переживания! Вот по правую сторону от тропы растут фруктовые деревья. Большие сочные плоды персиков и абрикосов впитали в себя столько солнечного света, что тонкая кожура сейчас лопнет и капли сладкого сока потекут на траву. Вот слабый теплый ветер щекочет кожу. Его нежные прикосновения приносят покой и ясность разума. Вот в голубом небе плывет единственный облачный барашек. Он плывет к высям далеких гор.
Я в настоящем, я в настоящем…
Лица тусклые, сухие, измятые. Одежда у большинства – грязные жалкие обноски. От вони немытых тел слезятся глаза. Злые ухмылки, пустые рыбьи взгляды, желчные фразы, что бросают в спину… В огромной, как океан, толпе нельзя себя чувствовать комфортно. Продвигаясь к центру площади, я толкаюсь плечами, извиняюсь, прикидываюсь своим, бранюсь, дерусь, если надо. Наверное, ничем не отличаюсь от остальных. Перед тем, как прийти себя, измазал лицо и руки грязью.
– Куда прешь? – ругательства сыплются со всех сторон.
– Осторожнее, сучий сын!
– С жизнью проститься хочешь, остолоп?!
– Мразь, я тебе сейчас морду набью!
Измученная толпа ждет начало ежегодного обряда слёз, когда храмовники после долгого скучного служения даруют тысячам голодных городских жителей прощение и излечение от тяжелых недугов. Помимо бедняков на площадь явились богатые купцы и знать – все те, кем так славен Аккарат. Они сидят на резных деревянных стульях под специально натянутым навесом. Наспех сколоченный помост находится в двадцати шагах от них – самый лучший вид на представление.
Я остановился. Отсюда вроде хорошо всё видно, дальше люди толкаются так плотно, что у меня нет шансов пробиться – надают тумаков и просто выкинут. Надо было приходить пораньше. Рядом со мной стоит и прижимает к груди сверток худая женщина. Глаза у неё ввалились, болезненно блестят, кожа сильно обтягивает скулы – вот-вот порвется точно старый пергамент, густые черные волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, костлявые руки и плечи изуродованы паутиной синих вен. Замызганная бесцветная туника порвана во многих местах.
– Че уставился? – спросила женщина, нервно качая сверток.
Улыбаясь, я подмигнул. Остальные мои «соседи» – беззубый паренек с копной рыжих волос, едва держащийся на ногах старик и лысый толстяк. В толпе невыносимо жарко, пот стекает с меня ручьями, дышать нечем. Открываешь и закрываешь рот, точно рыба, а воздуха все равно не хватает.
Площадь окружают плотным кольцом дома – конусообразные здания-чудовища с множеством окон и балконов. Побелка на стенах обвалилась, оголяя древние красные кирпичи; позолота на маленьких крышах потемнела и приобрела темно-коричневый оттенок; миниатюрные мраморные скульптуры возле домов испачканы птичьим дерьмом. Давно прошли те времена, когда Аккарат поражал воображение богатством.
Вдали тянутся к небу башни мертвых – легендарные места, где тысячелетиями знать хоронит усопших. На фоне обедневшего города гранитные черные столпы кажутся непоколебимыми и величественными, словно создавали их не люди, а сами боги. Взгляд даже отсюда приковывают огромные причудливые барельефы, изображающие мерзких на вид монстров.
Где-то неподалеку от меня в толпе началась ругань. Голодранцы бросались оскорблениями, припоминали матерей друг друга и сыпали угрозами. Затем началась драка. С моего места ничего не видно, однако, судя по звукам, потасовка разрастается. Не хватало еще, чтобы началась давка из-за двух идиотов! К тому же городские стражники охраняют только знать и купцов. Если что-то начнется…
Протрубили рожки, толпа успокоилась. Повисла абсолютная тишина. Из-за угла дома-чудовища вышла процессия из пятерых храмовников. Золотые мантии ярко блестят на солнце; в глаза бросаются дорогие украшения – алмазные цепочки, кольца, головные обручи. Я приметил красные сапоги из тонкой оленьей кожи – такие стоят как маленький дом. Несмотря на повальную нищету в Аккарате, священнослужители живут богаче некоторых купцов.
Прошествовав на помост, храмовники выстроились в ряд. Их внимательные суровые взгляды окинули разномастную толпу. Многие люди тут же понурились, принялись шептать слова молитвы; кто-то заплакал. Я же едва не рассмеялся: грубый наспех сколоченный помост не сочетался с роскошными одеждами священнослужителей. Дешевый фарс!
Один из седых храмовников с толстым золотым обручем на голове вышел вперед и вскинул руки. Его властный голос громогласным эхом прокатился по площади:
– Баамон велик, ибо он проглотил наш мир!
Тишина стала абсолютной.
– Тысячи лет прошли с того момента, когда первые люди, созданные из глины и воды, прятались в священных горах Юшмандр от мерзких страшных чудовищ, что населяли землю! И если бы не милость богов, мы бы не стояли сейчас здесь! Если бы мудрейший Баамон не ниспослал нам царицу Жаатру, мы бы не построили город и не защитили своих детей! Нас бы сожрали, изгрызли, порвали, растерзали! Очистите мысли от дурных помыслов, ибо начинается обряд слез!
Храмовник поначалу говорил тихо, но постепенно его голос становился всё громче. Нахмурившись, я постарался сохранить образ этого человека у себя в памяти. На вид ему пятьдесят, жилист, седина давно посеребрила коротко стриженные волосы. Держится как воин, а не книжный червь. Спина прямая. Лицо же… что-то с ним не так. Дело в глазах… Словно бездонные черные провалы, белков совсем не видно.
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память предков! – воскликнул храмовник. – Слезами смыть боль их душ! Забудьте про все насущные дела, забудьте про все страдания, забудьте про разницу между нами – сейчас мы равны. Богатые и бедные, здоровые и калеки. Почувствуйте связь! Откройтесь!
Тысячи невидимых иголочек закололи мою спину. Волосы на голове зашевелились, по телу прокатилась горячая волна. Неужели кто-то колдует? Нет, я бы почувствовал.
– Мы – жалкие и ничтожные в глазах могучих сил! – надрывается священнослужитель. – Нас легко растоптать! Войны уносят наших детей, отчего горе родителей становится столь невыносимым, что они начинают пить хмельную воду! Наши матери и отцы погибают от черных хворей. Наши мужья и жены становятся жертвами эпидемий, что каждые десять лет выкашивают сотни тысяч людей. Но спасение есть! Оно прячется в вере. Боги не оставят нас! Всегда, в каждый миг бытия они помогают нам, дарят счастье, его нужно просто взять – только протяните руку!
С каждым брошенным, точно булыжник, словом храмовник становится всё больше и больше, его руки испускают слабое золотистое свечение, а с кончиков пальцев срываются искры – они медленно падают на помост и исчезают, не причиняя вреда деревянным доскам.
Я нахмурился сильнее, окинул толпу. На площади собралось не меньше десяти тысяч людей, и все благоговейно смотрят на пятерых священнослужителей и жадно ловят каждую фразу седого.
– Боги любят вас, люди! – надрывает горло храмовник, гордо вскинув голову. – И отец сущего Баамон, и великий змей Виистеп, развоплощенный Сипуун, и многоликий Теетоп, и дух Бронзовой Царицы Жаатры, и многие-многие другие – все они видят, как вы страдаете и жаждете поскорее попасть к ним! Страшные болезни и страдания пожирают всех нас! Но спасение есть! – Храмовник ударил себя в грудь. – Оно в наших сердцах, в пламени наших душ! Каждый из нас по отдельности не стоит ничего, но вместе мы сила!
Каким образом вокруг седого горит золотистый ореол? Сила убеждения? Наркотики? Я ел что-нибудь перед тем, как пошел к площади? Несколько персиков, купленных на рынке…
Напряженное гневное лицо храмовника разгладилось, появилось выражение невероятной печали. Он после нескольких мгновений абсолютной тишины продолжил речь:
– Давайте прочтем молитву и начнем обряд слез. Вы ждали этого мига целый год, и вот он пришел. Боги спустились к нам, они в толпе. Чувствуете легкость и умиротворение? Чувствуете, как сердце радостно бьется в груди? Чувствуете присутствие Силы? Оставьте переживания и боль в прошлом. Чудеса рядом!
Он вскинул руки к людям, и золотистый орел вокруг него сменился на ярко-фиолетовый.
Позади меня словно встало циклопическое существо. Я вздрогнул, ощутил не только его присутствие, но и изливающуюся могучую силу, способную в миг превратить в пыль, в ничто. Мое сознание съежилось.
– Кто первым вступит на помост? – спросил седой. – Кто больше всех жаждет искупления? – Он принялся смотреть в лица толпы. – Ты? Ты? А может, ты? Вижу, вижу боль, но её сможет выдержать любое человеческое сердце. Мне нужен тот, кто устал, тот, кто сохнет душой…
Вдруг его взгляд остановился на мне. Целую вечность священнослужитель, не моргая, смотрит на меня. Его губы растянулись в широкой, хитрой улыбке.
