Понедельник. №7

Нир просунул руку в воду и выдернул затычку. Вода, прихватив с собой мальков, с хрипом вернулась к себе в озеро.

***

Ровно в полночь друзья откупорили бутылку рома, а в пять утра Нир сказал:

– Жить так, как хочется, бесполезно. Всё равно живёшь, как получается… Сол, ты прилетел, и мы с тобой чудесно порыбачили, правда?

Сол поднялся со стула, пытаясь обнять Нира.

Нир поднялся навстречу.

– Рыбалка была на редкость удачная, – сказал Сол.

Нир подумал: «Остальное фигня!»

За окном продолжал падать дождь, и за ним гонялся ветер.

Тропинка к причалу за ночь превратилась в наполненную вязкой грязью канаву.

Январь 2000 года.

Марина Гурман, Ашкелон

«Сумерки вишневые нездешние…»

Сумерки вишневые нездешние,Тель-Авив, а может быть, и Киев,в чашку сожаление подмешанооттого, что сумерки такие.Оттого, что сами мы не местные,и в дороге только нам легчает,что вторая чашка неизвестнодля кого теперь дымится чаем.Чашки две, а ты одна. И что же?В красном небе синие оттенки.И сидишь ты в Киеве, а может,в Тель-Авиве, обхватив коленки.2019

«Сминается гладь, как бумага…»

Сминается гладь, как бумага,песчинки считает прибой.И кажется, вечность собакойпо пляжу бредет за тобой.И в мышцы вонзает иголкиходьба по сухому песку,бегут неизменные волны,меняясь на каждом шагу.И пес изучает упрямо,пластаясь всем телом, следы.Они обрываются прямоу кромки бегущей воды.Надежда тревожит собаку,все мнится в смятении ей,что мчится домой, на Итакухозяин ее, Одиссей.2019

«Родные люди! И чужие…»

Родные люди! И чужие,кого не знаю, но люблю…Зимой троллейбусы ночныеползут к домашнему теплу.И вы, застывшие у окон,уставшие от долгих дней,попашие случайно в коконлюбви непрошеной моей,став бабочками, улетите.Да будет вам легко сейчас.Тогда меня не разлюбите,за то, что я любила вас.2019

«Всего важнее было мне сказать…»

Всего важнее было мне сказатьза малых сих, лишенных дара речи.За дерево, склоненное над речкой,за речку, над которой стрекозаперебирает крылышками воздух,растет на топком берегу трава,мычат коровы, блеют козы,ищу в себе понятные слова.Они так глубоки и первородны,что впору мне отчаяться подчас,а в зеркалах за мной следящих глазя только отражение природы.2019

«Потихоньку сходится народ…»

Потихоньку сходится народ,набирается маршрутка в Ришон.Через полчаса, как повезет,город юности своей увижу.Юности… Когда уже за тридцать,но еще нескоро пятьдесят,когда знать не знаешь, что случится,и случиться может все подряд.И по новой все любови-дружбы,жизнь живется с чистого листа.Ты бы пригласил меня на ужинв русском ресторане, как тогда.2019

«Давай отложим все дела, закурим потихоньку…»

Давай отложим все дела, закурим потихоньку,давай на следующий год, а лучше через год.О том, как я жила-была, теперь уже не помню,а солнце с той же частотой садится и встает.На смену дня приходит ночь без нашего участья,страна кудрявая встает и весело поет.Никто не знает, отчего бывает в жизни счастье,но все на свете ждут его на следующий год.2019

«Проснешься, а на потолке…»

Проснешься, а на потолкеквадраты от оконной рамы,собаки бесконечно радыи жмутся, что есть сил, к ноге.Как я люблю рассветный час,когда все зыбко и невнятно,слегка знобит и непонятно,что приготовил день для нас.А он и рад нам, и смущен,и повилять хвостом не против,и, как собака, хмурить бровипокуда не умеет он.2019

Александр Бинштейн, Ашдод

«Временами немею от злости…»

Временами немею от злости.В ожидании смутного часа.Слышишь, жизнь, не ломай мои кости.Если хочешь, коли меня в мясо.Если нам так положены раны,Ну давай, что поделать с тобою.Не пугают на мякоти шрамы,А вот кости предательски ноют.Я годами всё старше и старше,Только мудрость не зреет со мною.И лишь глупость, бодро, на марше.Остаётся всегда молодою.Жизнь не театр совсем, не сцена,На афишах тускнеет краска.Гладиаторская арена,И бойцы на ней в клоунских масках.Поражений, побед не считаю,На ногах бы подольше остаться,Некто нашу судьбу объявляет,Направлением главного пальца.Но пока перст направился в небо,Нет причины тоске поддаваться,Пусть горланят – «Зрелищ и хлеба»!Бой, по сути, рождение танца.

Уравнение с двумя переменными

Заколдованы джунгли одинокого города,На расчерченной в Гугле карте вечного холода,Одинокие айсберги, стоэтажные здания,Свет неоновых букв – свет ночного сияния.И дрейфует скелет ледокола-автобуса,Проходя параллели посиневшего глобуса,А на улицах тёмных людское сообщество,И в нём каждый отмечен клеймом одиночества.Ты скрываешься в бездне ледяного молчания,Я тяну к тебе руки, я так полон отчаянья,Мы привязаны к оси недоступного полюса,Ураганом уносит звук осипшего голоса.Мой срывается крик, и слова заморожены,Очень важно на миг, избежать осторожности,Словно вспышка огня за сигнальной ракетою,Вылетает душа, разрывается ветрами.Ледяные ладони, ледяные признания,В снежном крошеве тонут, наши воспоминания,Мерзлота поглощает ощущенье желания,И смыкаются губы прерывая дыхание.Я согрею тебя грозовыми разрядами,Под ручьями дождя, знаешь ты, буду рядом я,Когда стают снега, демиурга пророчества,Пропадем без следа, там где нет одиночества.Поднимаемся ввысь, избежав притяжения,И чужая корысть не имеет значения,Мы с тобой две звезды, над ночными просторами,И от зависти льды плачут водами чёрными.Нам с тобой на мгновенье досталась вселенная,Мы теперь уравненье с двумя переменными,Небоскрёбы – порталы вавилонского зодчества,И в трущобах, в подвалах пролегло одиночество.Заколдованы джунгли одинокого города,На расчерченной в Гугле, карте вечного холода.Ты скрываешься в пропасти непонимания,Я тяну к тебе руки, я так полон отчаянья,Ледяные ладони, ледяные признания,В снежном крошеве тонут наши воспоминания,Поднимаемся ввысь, избежав притяжения,И чужая корысть не имеет значения,Мой срывается крик, и глаза запорошены,Очень важно на миг, избежать осторожности,Словно вспышка огня за сигнальной ракетою,Вылетает душа, разрывается ветрами.Мы с тобой две звезды, над ночными просторами,И от зависти льды плачут водами чёрными.Нам с тобой на мгновенье досталась вселенная,Мы теперь уравненье с двумя переменными.

Наталия Терликова, Иерусалим

Наталья Терликова (в девичестве Каган) родилась на Западной Украине, но выросла и стала известным журналистом в Ростове-на-Дону. Именно этот город благословил меня на писательские подвиги и подарил удачный литературный псевдоним – Наташа Ростова.

В этом году моему псевдониму исполнилось тридцать пять лет. И за это время в окололитературных кругах появилось столько «Наташ Ростовых», что я решила публиковать свои произведения под той фамилией, которая значится в паспорте.

До 2001 г. возглавляла редакцию еврейской газеты «Шма», а после нескольких нападений подростков-антисемитов решилась покинуть родной город и репатриировалась в Израиль.

Здесь ушла из журналистики в художественную литературу и написала несколько небольших романов: «Приключения ростовчанки в Израиле», «Машиах пришёл и ушёл», «Библейские времена скоро наступят».

Однако, по натуре я луна, не могу творить в одиночестве, а люблю, когда рядом светятся звёзды. И вот в 2016 г. при поддержке «Издательского дома Хелен Лимоновой» организовала литературное объединение «Понедельник начинается в субботу» и альманах «Понедельник», седьмой выпуск которого вы сейчас и держите в руках.

Еврейский квартал Ростова-папы

Нет в нашем мире постоянства,Всё оттого, что ограничено пространство.Бывает, ангелы играют бесов.Святыми вдруг становятся повесы.А наша жизнь – обычный бенефис,Который можно повторить на бис.

Машиах пришёл и ушёл

В Иерусалим медленно поднимался путник верхом на осле. Вполне обычный вид транспорта в канун праздника Песах. С дороги исчезли все автомобили, а на небе появились три звезды. Наступило 15 нисана.

В семье правильного еврея Мойши давно были готовы к празднику, все чинно сидели за пасхальным столом и ждали распоряжений хозяина. Мойша был вполне доволен собой, так как весь год строго соблюдал заповеди, усердно молился, а в канун субботы отключал телефон, как было положено по законам Торы.

Старшая дочь Хая внимательно слушала, как Мойша читает «Агаду», а младшая Мушка хныкала и просила рассказать о Короле Машиахе. Мойша спокойно дочитал «Агаду», выпил третий традиционный бокал красного вина и начал рассказывать новую историю: «В поднебесном городе Цфате, где на землю зимой спускается облако, и люди всю зиму живут в тумане, есть знаменитая на весь мир улица Машиаха. Небольшая улочка, не больше полуметра в ширину. Старые каменные дома и большие ступени круто уходят вниз, где в узком просвете виднеется гора Мерон. Заборы, оконные рамы и двери в Цфате принято красить в голубой цвет, как бы подчеркивая небесную суть города, и, как утверждают местные старожилы, Машиах верхом на белой ослице спустится с горы Мерон и впервые появится именно на этой улице. А в самом начале этой улочки якобы живет женщина, которая каждый день печет какой-то особенный хлеб. Потому что Машиах должен остановиться возле ее дома и попросить поесть. Потом по этой улице он поднимется в центр города и направится в сторону Иерусалима».

Мушка внимательно слушала историю, а маленький Ицик стоял у окна и рассматривал ту часть жизни города, которая умещалась в пределах его двора.

И вдруг зазвонил телефон!

Мойша растерялся и потерял нить повествования. Жена Сара поперхнулась. Но больше всего обрадовались дети, потому что узнали, что на самом деле телефон умеет звонить и в шабат, и в праздники. Аппарат продолжал трезвонить. А Ицик в окне отчетливо увидел незнакомца на белом ослике.

«Может, это и есть Король Машиах», – подумал Ицик, и ему тут же захотелось позвать родителей. Но в этот момент человек быстро развернул осла и выехал за пределы видимости.

А телефон замолчал, и все как-то успокоились и продолжили трапезу. Мойша поднес к губам четвертый традиционный бокал, но уже белого вина и торжественно произнёс: «Да удостоимся мы в самое ближайшее время прихода праведного Машиаха, который выведет нас из теперешнего галута».

После праздников Мойша узнал, что в пасхальную ночь телефоны трезвонили и в других семьях общины! Но никто не отважился взять трубку.

Научи меня плохому

Хая стояла перед старинным книжным шкафом и завороженно рассматривала всё то, что находилось на его полках. Книги в ярких глянцевых обложках, а рядом старые пожелтевшие журналы, альбомы с фотографиями и рисунками, блокноты. Ей казалось, что печатные издания вдруг ожили и не просто стоят полках, а разыгрывают перед ней волшебный спектакль. Девушка погладила большую роскошную книгу, прочитала название «Птичка певчая» и спросила:

– Эстер, а на полках можно трогать любую книгу?

– Ну, конечно, – удивлённо ответила подруга, хозяйка этого таинственного шкафа с драгоценностями. – Ты же просила у меня новый любовный роман. Так выбирай теперь сама.

Хая снова погладила «Птичку певчую», но взять книгу в руки так и не решилась. На той же полке она заметила старую тетрадь, осторожно взяла её, раскрыла и прочитала первые попавшиеся на глаза строки:

«Стихи слагаются из боли,И больше нет на свете тем.Всё остальное лишь обои,Которые сорвут со стен».

– Боже мой, кто написал эти строки? – спросила она у Эстер.

– Борис Габрилович, – быстро ответила Эстер. – Он учился с моей бабулей в Универе.

– А у него все стихи такие грустные? – поинтересовалась Хая.

– Были очень прикольные, сейчас постараюсь вспомнить, – задумалась Эстер на несколько минут и тут же продекламировала:

– Я лежу и понимаю, что в последний раз смотрю,Как ты царственно снимаешь комбинацию свою.

«Такое точно не понравится папочке, – подумала Хая. – Надо бы взять эту тетрадку».

С тех пор, как Хая познакомилась с Эстер и с её книгами, жить стало веселей. Пятнадцатилетняя девочка погружалась в интриги бульварных романов и забывала о жизни своей правильной еврейской семьи.

– А у вас есть библиотека? – спросила Эстер.

– Конечно, только книги на полках нельзя трогать, – быстро ответила Хая и снова погрузилась в поэзию Габриловича.

– И что, ты прям не прочитала ни одной? – не унималась Эстер.

– Папа разрешил однажды взять почитать одну любопытную книгу. Её написал польский еврей для своей дочери. Та всё время ссорилась со своим парнем, а потом не знала, как помириться. И вот папа, писатель Элькин, придумал «Десять заповедей еврейской жены» и описал их в своей повести «Доброе сердце».

– Ух ты, как интересно! – оживилась Эстер, открыла ноутбук и стала искать в интернете повесть «Доброе сердце».

«Как у неё всё просто», – подумала Хая и снова начала листать старую тетрадь в поисках хоть каких-то подробностей биографии поэта Б. Габриловича.

Эстер быстро нашла десять заповедей еврейской жены, прочитала первую и рассмеялась:

– Будь осторожна, когда твой муж сердится. В этот момент не будь ни сварливой, ни весёлой и говори тихо. Это как?

– Не знаю, не знаю, – неохотно ответила Хая. – Я про парней читала только теорию.

– Ну, если ты не поменяешь свою жуткую причёску, то дальше теории так и не продвинешься.

– Тебе не нравится моя причёска? – обижено спросила Хая.

– Да не обижайся ты, – улыбнулась Эстер и подмигнула подруге, – причёска, одежда, маникюр – ерунда, дело житейское. Научишься! Но сначала заповеди. Ты читай, а я буду переводить на нормальный язык.

– Будь осторожна, когда твой муж сердится. В этот момент не будь ни сварливой, ни весёлой, – повторила Хая.

– Ну, вот, – снова рассмеялась Эстер. – По сути-то верно. На фига нарываться, когда пацан не в духе. Подожди, пока остынет, а потом врежь, как следует.

– Заповедь номер два, – включилась в игру Хая и улыбнулась. – Не заставляй мужа ждать еду. Голод – отец гнева.

– Точно, – воскликнула Эстер. – Вначале накорми, напои, а потом вываливай свои проблемы, а не наоборот.

Девчонки переглянулись и расхохотались. И Хая продолжила:

– Заповедь номер три: не говори ничего такого, что задевало бы его мужское достоинство.

– Вот два слова, и всё понятно, – серьёзно произнесла Эстер, – а в жизни так не получается.

Наступил вечер, Хая засобиралась домой. Поэтому изучение остальных заповедей подруги отложили до следующих выходных. А по дороге домой Хая твёрдо решила завтра же подстричься и поменять свой балахон на более элегантное платье.

Тора и мороженое

Изя и Шмулик бежали за толпой, которая шумным потоком спускалась на набережную. Они радовались, что удалось сбежать из душной синагоги, где родители собирались провести ночь в чтение Торы.

В небе вспыхивали разноцветные букеты фейерверков, на улице играла музыка, а нарядные девушки раздавали детям мороженое. Пятилетние мальчики были в полном восторге.

Изя добежал до набережной и остановился у ларька, где раздавали бесплатное мороженое в виде симпатичных шариков разного цвета. Ему хотелось попробовать каждый шарик, но малыш не решался. А Шмулик уже проглотил две порции и облизнулся:

– Изя! Не бойся, сегодня же можно есть молочное!

И вдруг прогремел гром, засверкали молнии, и густое облако спустилось на импровизированную сцену в центре набережной. Изя тут же вспомнил печальную историю о том, как много-много лет назад, в ночь накануне 6-го сивана, евреи крепко спали, а Всевышнему пришлось их будить, чтобы вручить Тору. Он тут уже уставился в небо и приготовился слушать. Зазвучала громкая музыка, и голос с небес запел: «День Победы, как он был от нас далёк».

Мальчишки, не сговариваясь, бросились в синагогу. Там было по-прежнему тихо, лишь слабые звуки музыки доносились с набережной.

Изя протиснулся в дверь молельного зала, когда на кафедре стоял раввин со свитком Торы. Следом вбежал возбуждённый Шмулик и громко заявил:

– Всевышний уже там! Мороженое раздаёт!

Мы ищем Потерянный Рай

1

Эстер очнулась в маленькой круглой беседке среди цветущего сада. Слева беседку окружали удивительные деревья, на которых набухали и лопались почки, выбрасывая грозди фруктовых соцветий: ярко-красных вишнёвых, белоснежных яблоневых, кремово-розовых абрикосовых. А справа от беседки протянулась каменная лестница, ступени которой вели куда-то высоко вверх, в бесконечность.

«Может, я сплю, – подумала Эстер, – тогда я ничем не рискую, если попробую подняться по этой лестнице вверх». Рядом вдруг кто-то зашевелился, и девушка увидела своего плюшевого медвежонка Меку.

– Да ты не спишь, – пропищал он, – тебя просто глючит.

– Ах ты, мой дружок, – обрадовалась Эстер и прижала к себе мягкую игрушку, – оказывается, ты ещё и разговаривать умеешь?

– Нет, не умею, – запротестовал медвежонок, – я молчу, а ты просто читаешь мои мысли.

– Надо же, – рассмеялась Эстер. – Вместо опилок у тебя в голове вдруг появились мысли.

– Представь себе, мысли, – обиделся медвежонок. – Я думаю, что тебе не стоит подниматься по этой лестнице вверх, потому что кто-то уже спускается по этой лестнице вниз.

И в этот момент она действительно заметила на лестнице тёмную фигуру человека, которая медленно спускалась по лестнице к балкону.

– А у тебя есть мысли о том, кто это? – спросила Эстер.

– Конечно, – заважничал Мека. – Это дедушка Шмулика.

– Так дедушка Фима жив, – обрадовалась девушка и начала искать телефон, чтоб немедленно позвонить Шмулику.

– В мире мыслей нет телефонов, – остановил её медвежонок. – Зато здесь все мёртвые становятся живыми.

2

Эстер стало страшно, и она открыла глаза. Девушка лежала в своей постели рядом с плюшевым медвежонком, которого подарил Лео. Горло сильно болело, а вокруг не было ни волшебного сада, ни беседки, ни каменной лестницы, ступени которой вели куда-то далеко вверх, в бесконечность.

– Пора пить лекарства, – услышала она голос бабушки, – доброе утро.

– Доброе утро, бабулечка, – прохрипела Эстер и окончательно проснулась. – Представляешь, ночью мне привиделся дедушка Шмулика. Будто он и не умирал вовсе. Я даже Шмулику хотела позвонить и сообщить радостную новость.

– Ты испугалась сновидений? – забеспокоилась бабушка.

– Наоборот, обрадовалась, – спокойно ответила Эстер, проглотила таблетку и начала рассказывать свой необычный сон.

– Бывает, душа усопшего может прийти во сне к живому человеку, чтоб передать важную информацию, – спокойно сказала Наталья Арнольдовна. – Я думаю, что надо поговорить со Шмуликом.

– Ну, о чём разговаривать, если я не помню ни одного слова из нашего разговора с дедушкой Фимой, – вздохнула Эстер, – только смутное ощущение того, что я должна передать Шмулику что-то важное.

– Всё вспомнишь со временем, – сказала Наталья Арнольдовна.

– Я помню, – вздохнула Эстер и прошептала сквозь слёзы, – как мы часами торчали у него в комнате и мечтали стать астронавтами. Там же у дедушки Фимы была целая космическая лаборатория: настоящий телескоп, астрономические карты, модельки космических аппаратов. Вот откуда такое богатство?

– Он же всю жизнь работал в конструкторском бюро, связанном с космонавтикой, – ответила бабушка, – а твой сон такой светлый. И главное в нём даже не сообщение для внука, а то, что душа Ефима Львовича на пути в Ган Эден и обрела покой и благодать.

– Вот не верю я в эти сказки, – прошептала Эстер, – не верю в какую-то жизнь после смерти.

– Ну, допустим, умирает не человек, а его больное тело, – возразила бабушка, – а душа возвращается в Ган Эден и живёт дальше.

– Ну, и где этот твой Ган Эден? – спросила Эстер.

– Мы каждый день проходим сквозь него и не замечаем, – ответила Наталья Арнольдовна, – в нашем теле нет таких органов чувств, которые могли бы увидеть или хотя бы ощутить запахи этого волшебного сада. Только по-настоящему талантливые люди чувствуют его сердцем и пытаются передать информацию нам в своих произведениях.

– Так выходит, что смерть – это единственная возможность попасть в Ган Эден, – перебила её Эстер. – А на похоронах надо не плакать, а радоваться?

– Да откуда я знаю? – возмутилась Наталья Арнольдовна. – Просто делюсь своими мыслями и тем, что прочитала в мудрых книгах. А там написано, что близкие умершего должны скорбеть, зажигать поминальные свечи, читать «кадиш» и просить Всевышнего, чтоб душа усопшего вернулась в Ган Эден без боли и страданий.

– Извини, – смутилась Эстер, – это я что-то не то ляпнула.

– Да я сама боюсь, что кто-нибудь из родных может умереть, – призналась бабушка. – Слушай, а может Ефим Львович оставил какое-нибудь письмо для Шмулика? А отдать не успел.

– В моём сне что-то было про письмо, – прошептала Эстер, – но я не могу вспомнить ничего конкретного.

3

Лео давно решил подарить Шмулику на день рожденья собаку. Он продал часы, которые подарили ему родственники на 16-летие, а потом долго искал щенка на специальных сайтах в интернете и в городских клубах собаководства. И таки нашёл именно такого щенка, о которой мечтал его друг. А когда они с Изей пришли в клуб покупать собаку, то выяснилось, что щенок служебной немецкой овчарки стоит гораздо дороже вырученных за часы денег.

– Представляешь, какие бабки огромные, – возмущался он, – ну, что делать, что же делать?

– Да не нервничай ты так, – успокаивал его друг, – я сейчас выставлю на продажу свой новый скейт, мы с Сонькой поклянчим денег у предков, Эстер подключится. Так что бабки на собаку соберём.

Лео молча обнял друга.

– Да брось ты свои телячьи нежности, – рассмеялся Изя. – Лучше скажи, как там Эстер?

– Да вроде полегче, – ответил Лео. – По телефону уже разговаривает. Ой, я обещал ей пирожные.

– Ну, так на пирожные нам хватит, – улыбнулся Изя и подмигнул другу.

Когда друзья пришли к Эстер, у неё уже была Хая. Девчонки сидели возле ноутбука и рассматривали старые фотографии.

– Ну вот, начались печальные воспоминания о прошлом, – сказал Лео и поставил на стол большую коробку с пирожными.

– Подсластите горькие воспоминания, – добавил Изя и достал из коробки шоколадный эклер.

– Подожди, я хотя бы чаю принесу, – засуетилась Эстер.

– Наталья Арнольдовна велела лежать в постели, – остановил её Изя, – по поводу чая она сама даст нужные распоряжения.

– Надоело мне лежать, – жалобно протянула Эстер, встала с кровати и направилась к столику, где стояла коробка с пирожными.

– Хая, пирожные кошерные, – ехидно заметил Лео и тоже направился к столику. – Так что прошу вас, присоединяйтесь.

– Мерси, месье, я подожду чаю, – буркнула Хая и продолжила рассматривать фотографии.

– Ой, какая прикольная фотка, – воскликнула она, – это вы где такие смешные?!

Изя посмотрел на экран и рассмеялся:

– Смотрите, это же мы на тренировке юных астронавтов. Помните, как дед Фима по утрам выстраивал нас в скверике на зарядку.

– Не забывается такое никогда, – вздохнул Лео и внимательно посмотрел на фотографию, – что-то я не понял, а где Шмулик?

– Ну, ты даёшь, – вмешалась в разговор Эстер, – вот как раз Шмулик и не собирался в космос. Он хотел стать Доктором Айболитом.

– Точно-точно, – поддержал её Изя. – Шмулик всегда мечтал лечить собак.

– Я вам сейчас покажу фотку, где Шмулик пытается лечить Дика, – сказала Эстер. – Помните, какой у дедушки Фимы был пёс?

– Ещё бы, королевский дог Дик, – ответил Изя и подмигнул Лео.

– Кстати, Шмулик предпочитал лечить овчарок, – понял намёк Лео и толкнул Изю.

На экране появилось фото Ефима Львовича с догом Диком, и в комнате повисла полная тишина, а у некоторых на глазах появились слёзы.

– Товарищи, будущие астронавты! – скомандовала Эстер. – Подтянитесь, улыбнитесь.

– На зарядку становитесь! – подхватил Изя, когда на экране появилась следующая фотография, где Ефим Львович демонстрирует юным астронавтам упражнения для укрепления вестибулярного аппарата.

И в комнате снова воцарилась тишина.

– Кушать подано, – нарушила тишину Наталья Арнольдовна и вкатила в комнату сервировочный столик. Следом за ней зашёл Шмулик и сразу увидел фото дедушки на экране.

– Привет, дедуля, – печально прошептал он и присел в кресло, – представляете, я нашёл письмо от дедушки.

– Где? – спросила Эстер, и все остальные тут же повернулись к Шмулику и замерли.