скачать книгу бесплатно
– Это??? – недоумение запершило в горле Андрея.
– Да!
– Но… – он не знал, что сказать.
Казалось, что он вообще видит эту модель впервые в жизни. В ней не было ничего особенного. Ни кофемолки, ни встроенного утюга, ни даже веселеньких лампочек. Не говоря уже об караоке, прости меня Конфуций, и о приготовлении тостов. И он не стоил, как первая ступень ракеты «Аполлон-13». Это был просто магнитофон для проигрывания видеокассет. И все. Строго и со вкусом.
– Вы хотите его купить?
– Да! Я бы очень хотел его приобрести!
– Я даже не знаю…
– А в чем проблема?
– Надо посмотреть на складе…
– Не надо! Их там нет! – это был очередной удар по самолюбию продавца. – Я узнавал вчера!
Андрей понял, что он был всего только игрушкой в моих руках. Лентопротяжным механизмом, воспроизводящим заученные слова. Ему стало совсем грустно… И стыдно! Он поднял на меня глаза, и я увидел в них человека. И живой интерес.
– Простите! А скажите, пожалуйста, почему именно эта модель? В ней же нет ничего…
– Андрей, в ней есть все, что необходимо для проигрывателя кассет. Качественно, надежно и ничего лишнего.
– Но большинство берут… Огонечки, там, лампочки… Приемники чтобы были…
– Большинство! Но не все!
– А вы?
– Я не все.
– Вы разбираетесь. – Это было утверждение, граничащее с завистью.
– Да. Уже разбираюсь.
– Простите, что отнял у вас время! – Андрей был очень трогательным парнем.
– Ничего!
– Я выпишу вам дополнительную гарантию от магазина! В подарок! Проходите на кассу.
Я прошел на кассу. Рассчитался ванной комнатой. Получил взамен небольшую коробку. И покинул магазин, битком набитый всякими ненужностями с прикрученными к ним бесполезностями и с теми, кто в этом ничего не понимает. Зато в руках у меня была моя тайная мечта.
****
Шел февраль. Третий месяц нашего пребывания в совершенно чужом городе. При абсолютно неприветливых погодных условиях. Минус тридцать градусов. Ну, никакого гостеприимства, скажу я вам.
Устав мыкаться по съемным квартирам, мы наконец активно взялись за поиски своего жилья. После углубления в этот вопрос, стало понятно, что квартиры нам не купить. Можем рассчитывать, разве что, на полдома на окраине города. Зато у нас был телевизор. Большой цветной. И мой тайный друг – магнитофон.
Мы сидели на продавленном диване в помещении размером с кладовку маленького частного дома. Супруга кормила маленького Сашку. Я просматривал очередную газету с объявлениями по недвижимости. Столом нам служила коробка с нашим цветным телевизором. В глазах рябило от цифр, телефонов, раздельных санузлов и удобств на улице. За стеной плакал ребенок. Ветер завывал в печи. Избушка принадлежала другу моего младшего брата. Он совершил геройский поступок, предоставив нам одну из двух комнат. Даже на неделю. Потому что в другой комнате жил он сам со своей молодой женой и трехмесячной малышкой.
Мой чай остыл. Я вычеркивал объявления. В ручке заканчивались чернила. Кровь стыла в венах. Волосы шевелились от страха перед завтрашним днем. Неделя подходила к концу. Состояние жены было близко к истерике.
– У Саши заканчивается детская смесь… – тихо сказала Марина.
– Надо будет купить.
– На какие шиши?
– Обменяю доллары.
– Мы проедим все деньги и никакой квартиры не купим!
– Купим… – в моем голосе не было и сотой доли уверенности.
– Зачем ты нас сюда привез? – это уже был вызов.
– Друг брата предложил пожить у него. Помощь оказал…
– Я имею в виду не в этот дом. А вообще сюда. В этот город! В Россию! Я хочу обратно! В свою квартиру…
– Там война и голод! – я начал заводиться.
– Там мои родители! Там моя родина!
– А тут мои родители! И они помогают нам чем могут!
– Мы не купим тут ничего! Мы тут никому не нужны!
– Почему никому?
– Я имею в виду меня с моим ребенком!
– Он и мой ребенок тоже!
– Так сделай же для него что-нибудь! Ты же целыми днями сидишь как безвольный тюфяк и ничего не делаешь!
– Я ищу квартиру!
– Хватит! Хватит врать! Квартиру он ищет! – она уже почти кричала. Сашка стал подхныкивать. Ребенок за стеной затих.
– Тише! Прошу тебя!
– Не затыкай мне рот! – сказала супруга, положила сына на кровать и вышла на кухню.
Хлопнула дверь тамбура. Курить пошла. Сашка завозился. Хотел было заплакать, но получил соску и яростно ею зачмокал. Отвлекся и тут же задремал. Я, уткнувшись в газету, с остервенением вычеркивал одно объявление за другим. В каждом из них цены были больше той суммы, которой мы располагали на сегодняшний день. И она постепенно уменьшалась.
Восемнадцать газетных листов с объявлениями, напечатанными микроскопическим шрифтом. Каждый день. И надо просмотреть обязательно все. Потому что тогда их никто не сортировал. Ни по датам, ни по ценам. Да никак вообще. Печатали все подряд. Вперемешку и вразброс. Квартира, которая вчера была на первой странице, сегодня, вне всякой логики, уже находилась на девятой. Это была просто свалка букв и цифр. Игра в наперстки. И среди всего этого сена необходимо найти свою иголку.
Поэтому первым делом смотрим на цену. Не подходит? Вычеркиваем! Нет смысла читать дальше. А то так свихнуться можно. Не подходит? Вычеркиваем. Какая разница, доска или линолеум! Сумма больше? В топку! Раздельный, проходные! Цена? Пошли в сад! Пятый этаж, третий застекленный… Сколько? Идите лесом! Что? Нахрен! В сад! До свидания! Лесом! Совсем охренели! Буржуи! В топку… Стоп! Сколько? Еще раз! Полдома… Может, ноликом обсчитался… Да нет! Так! Еще раз. Лужки… Что за Лужки такие? лУжки… лужкИ… Неважно! Заречная, 38… Хлопнула дверь в тамбуре. Накурилась. Успокоилась. Заходит.
– Мариночка, я нашел!
– Не кричи! Чего нашел!
– Квартиру… То есть дом… то есть полдома!
– И чего? – без всякого интереса ответила жена.
Меня это задело.
– А тебе не интересно, где, почем?
– Нет! – она полезла под диван, туда, где хранились наши вещи.
– Тебе все равно?
– Абсолютно! – ответила она, вытаскивая чемодан.
– Почему? – все мое воодушевление, завыв, улетело в печную трубу.
– Потому что мы завтра же уезжаем. Я все решила!
– Как? Куда? Куда это вы уезжаете?
– В Москву к родственникам, – она начала складывать детские вещи.
– Ты совсем что ли там обкурилась? Никуда вы не поедете! Это же надо такое придумать.
– А ты мне не указ. Сначала к родственникам, а потом в Баку вернемся. Хватит с меня. Не могу больше. Зачем я только согласилась на этот переезд.
Сашка проснулся и заплакал. Она подхватила его на руки.
– Ничего, сыночка! Ничего! Не плачь! Вернемся в Баку! Заживем как прежде. Тепло и счастливо! Не плачь! Там нас никто обижать не будет…
Я стоял и не верил своим ушам. Помните рассказ про то, как моя теща бросила моего сына на кровать, поругавшись с моей женой? Так вот, у меня сейчас были такие же чувства. На моих глазах бросали на пол что-то родное и теплое, и это не поддавалось никаким объяснениям. Я стиснул зубы от злости. Скрежет был такой, что челюсти заболели, а Марина обернулась и с ужасом в глазах села на койку.
– Ты заткнись… Пожалуйста! – тихо проговорил я. – Заткнись и послушай! Ты свою истерику оставь для… для… для кого-нибудь другого! Ты будешь делать то, что я скажу! Понятно!
– Нет!
– Да! – рявкнул я. – Да! Я сказал!
Саша, успокоившийся на руках матери, начал опять хныкать. Я продолжал напирать.
– Ты сейчас успокоишь сына! Успокоишься сама! И пойдешь на кухню готовить еду. А я пойду звонить по объявлению. Тебе понятно?
Она смотрела на меня, будто видела впервые в жизни.
– Понятно, я спрашиваю?
Марина кивнула в ответ.
– Хорошо! – продолжал я. – А когда вернусь, мы поужинаем и ляжем спать. А завтра поедем смотреть полдома. И запомни раз и навсегда: никуда я вас не отпущу, потому что люблю! Понятно?
Она опять кивнула в ответ. Я натянул на себя два свитера и вышел из комнаты. Надел в сенях пальто. Намотал шарф до самых глаз. Нахлобучил шапку из искусственного чебурашки. Влез в валенки. И вышел в суровый тридцатиградусный мороз. Телефонная будка была на следующей трамвайной остановке. Из двух шансов – замерзнуть, ожидая трамвая, или топая по глухой улице частного сектора, я выбрал прогулку по дороге, идущей в гору.
Звезды потрескивали от холода в остекленевшей черноте. Иней осыпался хлопьями с околевших деревьев. Дым из печных труб ровными столбами подпирал небо. Скрипящая тишина, и только хруст моих галош по снежному насту. Лишь бы телефон работал. Похода до следующей будки я не выдержу.
Я ненавижу жару. Но еще больше я ненавижу мороз. Мне нравится комфортная температура. Возможны небольшие осадки в виде дождика. А о каком комфорте может идти речь, когда в носу у тебя застывают козявки. На ресницах оседает твое замерзшее дыхание. На глазах сначала выступают слезы, а потом они же превращаются в льдинки. На тебе надет весь гардероб, но все равно пальцы рук и ног коченеют и тебя охватывает паника, что их придется ампутировать. Где же тут комфорт, скажите, пожалуйста. И ни одного трамвая. В этом районе, в это время они уже не ходят. Потому что никому в голову не взбредет в десять часов вечера вылезти из-под теплого пледа и отправиться в ночь, на поиски приключений. Никому, кроме меня. Потому что я приперт к стенке и других вариантов у меня уже нет.
Вот он, телефон-автомат на углу. Посреди темного перекрестка он выглядит, как напоминание, что мы все-таки живем в двадцатом веке и цивилизация не забыла про этот краеведческий музей под открытым небом.
Ног, однако, я не чувствую, начиная от колен и ниже. Да, я избалован бакинским солнцем. Да, при температуре минус три градуса в январе месяце у нас закрывали школы. Да, я неженка и мерзляка. Но я никому не давал права называть меня безвольным тюфяком и говорить, что я ничего не делаю. Пусть это даже моя жена и мать моего ребенка. Поэтому я кидаюсь в атаку на стального представителя отряда телефонообразных, род – тупиковые.
Но мои замерзшие пальцы сковывает боль. Не спасают три слоя теплых рукавиц. Левой щупальцей я снимаю трубку и со страхом подношу к уху. Черный пластик дышит холодом прямо в мозг. Теперь надо достать из кармана латунный, мать его, жетон и воткнуть в узкую, мать ее, щель. Нащупать небольшой кругляшок одной отмороженной ручкой-крючкой, окутанной шерстью, в тесном кармане, это, скажу я вам, тот еще аттракцион. Абсолютно не веселое и бесполезное занятие. Я решаюсь на отчаянный поступок. Зажимаю трубку между плечом и шапкой и начинаю стягивать варежки с правой руки. Осознаю, что рискую остаться без пальцев, но стать бездомным в расцвете лет еще страшнее. Голые пальцы мгновенно синеют от холода. Надо действовать быстро. Вот он, жетон ОГТС. Вот она, дырка монетоприемника… Но зимушка-зима подкидывает новую забаву. Металл примерзает к пальцам и не хочет, чтобы его засовывали во всякие непотребные места. Я ору на звезды, на телефон, на себя, на боль, на свою жизнь. Какого хрена я тут делаю? Опять этот вопрос, да? Да! С разнообразием и фантазией беда. Но тогда он ударил в колокол моей черепной коробки в первый раз.
Какого хрена я тут делаю?
Я вставляю обнаженной рукой краешек монеты в черную прорезь ненавистного аппарат, а левой рукой в рукавице проталкиваю вглубь автомата, отрывая вместе с примерзшей кожей. Эта часть операции проходит с небольшой потерей крови. Теперь нужно набрать номер.
Как бы вы сейчас это сделали? Легко и просто! Ну, начнем с того, что никто никуда не шкандыбал бы по холоду, отмораживая все на свете свои причиндалы и конечности. А попросту, сидя у камина, потягивая мартини со льдом и оливкой, достал мобильный телефон… и так далее. Но еще каких-то двадцать лет назад мобилы были только у… Ладно, не будем тыкать пальцем в эти пару десятков избранных…
Итак! Нужно набрать номер посредством установленного в данном агрегате дискового, мать его, номеронабирателя. Так он по-научному называется. Но от этого на улице не становится теплее и подогрев к нему не прилагается. Сделать это, опять же, пальцами в трех варежках – не вариант. В маленькие круглые дырочки эти культяпки не помещаются и соскальзывают с металлического диска. Он примерз и не слушается. Нужно использовать то, что есть под рукой. А под рукой есть только рука без перчатки. Это я потом таскал в кармане кусок карандаша для вращения телефонных дисков. А сейчас, чтобы хоть как-то добавить подвижности вконец замерзшим и уже совершенно побелевшим пальцам, я дышу на них, чуть ли не засовывая в рот. Подушечки болят так, будто по ним колотили молотком. Шесть цифр. Пять пальцев. Большой будем использовать дважды. Он самый толстый, ему и терпеть больше всех.
Большой – Три
Указательный – пять
Средний – ноль
Безымянный – семь
Мизинец – четыре
И опять большой – три
Сразу руку в карман. И работать ею. Работать. Сжимать и разжимать.
Гудки. Гудки. Гудки…
Только не надо спать в это время! И не надо нигде шляться. Надо сидеть дома и ждать моего звонка. Нахрена тогда давать объявления в газету.
– Чтоб вас… – начинаю я монолог, посвященный слабому развитию некоторых нерадивых давателей объявлений.
– Алле! – сонный недовольный мужской голос.