Олег Рязанский

скачать книгу бесплатно


– Из любопытства. Интересно, все же узнать, в какую сторону братья-бояре двинулись?

– И куда же? В Тверь? – не выдержал затяжной паузы Щур.

– Вот и ошибся, господин хороший! Проводил я их в сторону земли рязанской, явно на службу к рязанскому князю подались, уж, поверь мне…

Щур поверил, но проверил. Ошибся очевидец. Не в Рязань двинулись обиженные братья Шереметевы и, даже, не в Тверь, а в город Владимир-на-Клязьме! Дознаватель Щур самолично проехал по еще не затоптанным следам до сельца Покрова, что на середине пути меж Москвой и Владимиром. Но, как позже выяснится, и Щур ошибся. И ошибку обнаружит не кто-нибудь, а сам князь московский…

Далее, для скорейшей проверки личности казненного, Щур обратился к своему непосредственному начальству. Оно – в смежное ведомство. Смежники – лично к князю. Князь – к церкви. Согласовали, раскопали… И что же? Колода есть, а покойника нет! Сам убег или ему помогли, или его, злыдня, даже мать сыра-земля не захотела принять? Вопросы есть, ответов нет. Лишь предположения да разговорчики, будто казнили не Ивана Вельяминова, а лицо подменное. Откупился, дескать, сын тысяцкого звонкой монетой, нашел себе замену. Потому и мешок на голову надели подмененному, чтоб не узнали, и молчал казнимый потому, что язык ему вырвали! Осуществилось, о чем неделю назад предрекал тугодумный боярин, как в воду глядел! И не только один человек, а трое, нет пятеро, видели на Васильевском спуске живого казненного! Ходячего! Утром ему голову отрубили, а вечером он уже шлялся по московским улицам. Возле каждого столба нужду справлял, с каждым встречным лез обниматься!

– Без головы?

– С головой! И в шапке с собольей оторочкой!

– Быть не может! Я сам видел, как покатилась с плеч его голова!

– А я сегодня столкнулся с ним лоб в лоб за старым мостом под стеной кремлевской! Не всякому выпадет удача встретить столь именитого покойничка! Пока он в Тверь не убежал, мы с ним не один год дружились. Стенкой на стенку вместе ходили, оба за одну красну девицу сватов слали… И захотел я с ним поздороваться, ему в глаза бесстыжие посмотреть – он ту девицу из-под венца у меня увел. Наклонился к нему, заглянул под шапку, а под шапкой у него…

– Пусто?

– Голова-то есть, а лица нет! Глаза красные, губы синие, уши зеленые и нос всмятку! Не лицо, а рожа ублюдочья! Изо рта гнилью несет и клыки торчат вурдалачьи! Подошел-то я к нему из-за шапки его примечательной. С оторочкой из редкостного золотого соболя – одна такая на всю Московию! И возродился у меня вопрос: каким образом эта шапка приметная оказалась на голове ведьмака с глазищами красными? Не иначе, украл выродок шапку у казненного! Пока я сам себе вопросы задавал – исчез оборотень. Испарился, растворился! Вместе с шапкой…

Ища сочувствия, огляделся рассказчик по сторонам, узрел всадника на коне приземистом с рыжим хвостом и заорал ему вслед дурным голосом:

– Эй, проезжий, чего морду воротишь и глаза прячешь? Отвечай по-быстрому, откуда на твоей голове шапка казненного сына тысяцкого? Неужто ограбил покойника? Куда побег-то? Эй, православные, держи вора, на нем шапка горит!

Всадник услыхал, пришпорил коня, врезался в толпу, размахивая плетью направо-налево, взад-вперед и поперек…

* * *

Едва ноги унес от разъяренных зевак Олег Иванович, князь рязанский, любитель одиноких поездок. Без охраны и в одежде не княжеской. Ни оружия при нем достойного, ни удостоверения личности… Попробуй доказать толпе, что ты есть князь и шапка на твоей голове твоя собственность. Личная, видимая, не снимаемая и, значит, недвижимая. Отороченная золотым рысьим мехом с серебряной проседью – одна такая на всю рязанщину!

Подумать только, что из-за шапки, на другую похожей, князь рязанский своей головы мог лишиться!

Эпизод 6

Пришельцы. Земные и небесные

1379 год

На перепутье лета с осенью приостановил своего коня князь рязанский, посмотреть-проверить как жизнь течет-движется, все ли в порядке на земле приокской…

Вдруг, нечто вылетело из низкой тяжелой тучи и плюхнулось в пограничье воды с сушей! Грязь с брызгами деревьев выше! И вновь тишь, гладь да благодать: лес, река, в засаде стрекоза с большими круглыми глазами, отлетных журавлей прощальный круг и листья с березок летящие, ну, как обойтись без березок?

Прошли ватажники с добычей в плетенках. У кого клюква-ягода, грибы-боровики, у кого раки шевелятся. В отдалении, в тени деревьев княжья охрана, полагающая, что князь рязанский их не видит.

Ворон вскрикнул! Из-за мыса за излучиной вниз по реке самотеком три лодки выплыли. Княжий конь навострил уши, кого усмотрел своим круговым зрением? Пригляделся и всадник… Ого! На передней рулит сам князь московский! Башковитый, сановитый, ухватистый…

Окликнул его Олег Иванович, рукой махнул, дескать, заворачивай, греби к берегу на сходни, к пристани! Тот понял, но сплоховал, попал в стремнину, где две струи водоворотят, противоборствуя друг другу. И ветер сменил направление, полоснул волною в лицо. Лодку качнуло, борт дал опасный крен и князь московский ухнул в воду! По горлышко! Выбрался на берег, отряхнулся – на солнце теплынь, но вода-то мокрая! Пока облачался в сухую одежду конвойного, туча на небе пустила слезу и пришлось бежать, чтобы не вымокнуть снова. По ходу бега Олег Иванович донимал пострадавшего вопросами:

– И куда твой конвой глазами глядел? И сам почему, весло из рук выпустил?

– В подводной коряге застряло весло, ни туда, ни сюда, ни назад, ни обратно…

– Коряга, похоже, живая… С хвостом и плавниками… Кадомский сом здесь балует, водяным притворяется. Щука, хоть и зубастая, но к человеку уваженье имеет, а сом хозяином себя чувствует, чуть что не по нем – на дно или в траву добычу утянет. И сам вроде змеи: без чешуи, голый, гладкий, скользкий и дышит шумно…

Далее выяснилось, что путь князя московского лежит в Суздаль, к тестю. С делом сугубо личным, а не государственным… Что повлияло на князя московского, купание незапланированное или от простуды крепкая медовуха, только потянуло его на откровения:

– Накануне казни сына последнего тысяцкого, два часа я ему вдалбливал свое последнее слово. Он слушал, кивал, соглашался, поддакивал, а сам пристально смотрел на мой золотой пояс, надеваемый в особых случаях, и считал на нем каменья драгоценные… Шесть рубинов величиной с вороний глаз насчитал, восемь изумрудов размером чуть поменее, двенадцать алмазов брильянтовых в жемчужном оперении и заявил, что дома в отцовом сундуке лежит точно такой же золотой пояс чешуйчатый с точно такими же каменьями! Что этим заявлением он хотел выразить? Однако, при описи имущества казненного, пояса с каменьями не оказалось. Куда пояс запропастился? Пояс не перстень, в щель не закатится… Возник вопрос, откуда мог появиться двойник моего пояса или у сына тысяцкого перед казнью в глазах двоилось? Не княжье дело заниматься дознанием, а поручить сыскарю то же самое, что показать пескарю наживку щучью. Пойдет дознаватель кругами, наткнется на след ожившего казненного и таких дров наломает…

Дмитрий Иванович мыслил в правильном направлении, но, как и всякий дилетант, споткнулся, свернул не в ту сторону, не довел расследование до конца. Иначе, поверил бы в существование двух одинаковых поясов, один из которых с фальшивыми каменьями. Тот, что опоясывал его живот в особо торжественных случаях. Подмененный на его собственной свадьбе почетным гостем – последним московским тысяцким! Отцом казненного… Только через шестьдесят лет всплывет эта история. На свадьбе Василия Косого, внука Дмитрия Ивановича, что послужит причиной военного конфликта между дядьями и племянниками с позорным двойным ослеплением. Но сам Дмитрий Иванович до этого не доживет…

Разоткровенничался князь московский о делах семейных, а они государственными оказались. Повздыхал Дмитрии Иванович, переключился на другую тему. Тоже государственного значения:

– Осведомители донесли, будто к тебе, Ольг Иванович, переметнулось от меня два именитых боярина. Имеют право. Да и я не против. Скандалисты, смутьяны, правдоискатели…

– Не отказал им, – подтвердил Олег Рязанский, – принял, честь по чести. Ты же сам не раз говорил: пришел к тебе человек, радуйся! Обмой, накорми, дай ему безвозмездно топор, пилу, лопату, землю дай гулящую – пусть обустраивается. Что я и сделал. А причину переезда не выспрашивал, не те птицы перелетные…

– И правильно. Всяк знает, что на одно и то же событие у двух лиц есть три мнения. – Перевел гость взор на потолок из тесаных уголком сосновых бревен, отчего они светились даже при малом свете, и стал рассказывать с горячностью, как после казни сына тысяцкого всерьез перессорились меж собой думские бояре, главная опора трона московского. Из-за расхождения взглядов, касаемых лишения человека жизни путем казни и права человека на эту самую жизнь. Два союза организовали, думскую стольную на две части перегородили… На взгляд князя московского, союз – это крепко сжатый кулак, а не пальцы растопыренные!

После короткой незапланированной паузы Дмитрий Иванович продолжил свой монолог:

– Один раз пошел у них на поводу, так они изготовились на шею сесть. Дескать, у них работы невпроворот и расширились до девяти человек, четвертую скамью к столу приставили, для выработки устава, по уточнению состава, распределения обязанностей. И снова песня не в лад. Одни за расширение своих полномочий, другие – за укорочение своих обязанностей с возложением последних на главенствующее лицо. Разве серьезны их уверения, будто пятеро мыслят лучше семерых, а трое лучше пятерых? И в результате учредили должность главаря, лучше всех остальных думающего!

– И кого выбрали?

– Вовек не догадаешься! Чтобы не зреть во главе себя никого из противоборствующих сторон, назло друг другу, всучили бразды управления ими, молодому…

– Толковому…

– Бездарному отпрыску старинного рода боярского, в жилах которого течет всего одна капля крови рюриковой и ничего более. Хотим сына Михалыча, дружно прокричали они за самим себе навязанного возглавителя! Доверили коту рыбицу… Пусть сначала наведет порядок на своей усадьбе, чтобы у его коров был коровий удой, а не козий! Мне в хомуте княжеском тоже не легко ходить, но терплю, опереться-то не на кого, каждый в свою сторону одеяло тянет. Второй месяц указ выдумывают, обязующий всяческое лицо в оговоренный срок уведомлять о своих доходах с пахотной земли, с лесных угодий, с поголовья дикого зверья, ремесленных промыслов, торговых махинаций…

Внимал Олег Иванович сетованиям гостя московского, вздыхал, ус щипал левый, чего только в горячке не наплетет лицо, властью облеченное…

Если заглянуть в глубокую трещину прошлых тысячелетий, то обнаружим, что главные княжьи советчики не изобретали ничего нового. Доходы, налоги, взыск – три зубра, на которых зиждется любая власть. Еще при египетских фараонах до тьмы египетской существовал закон с предписанием своим подданным: под страхом смертной казни оповещать администрацию фараона о состоянии своих доходов по всем видам деятельности… Князь московский об этом не слыхивал, иначе вскипел бы, вошел в раж, а не жевал вяло блины, заедая раками.

– Все же ты зря погорячился, изгнав строптивцев, – заметил хозяин.

– Я? – от удивления у гостя из рук даже рак выпал. – Они уехали по собственному желанию! Добровольно! Ишь, страдальцами прикинулись, беженцами!

– Для кого беженцы, а для меня – пришельцы, – возразил Олег Иванович, – пришлые люди упорные, рукастые, головастые, смекалистые!

– Бездельники и лентяи! – раскипятился Дмитрий Иванович, – не счесть, сколько их по дорогам шляется! На жалость бьют, дескать, они не сами уехали-и-и, их, несчастных, выгнали-и-и… Там – выгнали, тут – не приживаются. Не вглядясь попристальней, не разберешь, кто бродяжничает? Беглец ли от суда праведного, воин увечный без семьи оставшийся, попрошайки извечные или переселенцы на целинные подсечные земли? Погорельцы или лица разбойные под ликами богомольцев-странников? Приобвыкли жить подаянием на хлеб, на соль, на косточку, на крещение – прощение, на прирост, на погост, на домовину, на церкву Божию…

– Нужда заставит Богу молиться, а понапраслина – отрыгнется!

– И я о том же! У каждого второго свои отговорчики: то седло последнее свинья сжевала, то плетку куры склевали, то озеро до дна выгорело… Поверишь и последнюю рубаху отдашь.

– И я так думаю! Отдай и не вспоминай о благодеянии.

– Верно! Не оскудеет рука дающего… Однако, надоели байки об одном и том же. Настоящая нужда молчалива.

– Один господь Бог без греха… Не спеши делать скороспешные выводы. Обоснуются на новом месте людишки пришлые и через какое-то время своими станут, как и произошло с выходцами из-под Ростова Великого, пристанище обретшие в сельце Радонеж при московском князе Иване Калите, и кем впоследствии стал один из них? Благочестивым Сергием Радонежским, светильником духа русского! На пришлых людях земля держится!

По-разному складывалась жизнь пришельцев. Взять к примеру реку Мологу в приверховье Волги. Когда-то там рыба была не ловленная, зверь лесной не тронутый и людей на полтысячи верст раз-два и обчелся. Потом со стороны Великого Новгорода пришли на Мологу люди и осели. Но не ранее 859 года, года возникновения самого Новгорода. Может перевыборы посадника расслоили интересы жителей и часть горожан решили переселиться. Или в результате экономических потрясений, когда Садко, глава новгородского купечества, поймал в Ильмень-озере за хвост птицу счастья – рыбку с золотыми перьями, разбогател, а потом разорился… Или не выдержали новгородичи голодухи с едой из древесной коры, мха с лишайником да липовых листьев… А если целью ухода было освоение новых земель, то свое новое место жительства они вряд ли обозвали бы Бежецком.

Местные жители чужаков не очень-то жалуют и привечают. Поэтому пришельцы старались селиться на отшибе. Так и появилось на свет селение Бежичи. Жили, здравствовали, детишек выводили. Поначалу они сами по себе были. Потом пошли по рукам. В 1332 году Бежецкий верх примкнул к себе московский князь Иван Калита, а в 1371 году – тверской князь Михаил.

Время колесом катилось и вдруг в 1935 году им пришлось испытать новое переселение! При сооружении Рыбинской и Угличской ГЭС с водохранилищем; 130 тысяч жителей округи было выселено с земель затопляемых. Ушла под воду и река Молога, что ж, вода не потеет…

А град Китеж ушел в воду по собственной воле. Его построил владимирский князь Юрий Всеволодович на берегу озера Светлояр посреди лесов кондовых меж Ветлугой-рекой и Керженцом, левых притоков Волги.

Увидел хан Батый град Китеж и обомлел! Купола церквей блестят-играют неземным светом, колокола бьют-поют неземным звоном… Ринулся к нему хан Батый, чтобы пожечь-разорить-изничтожить град Китеж, как разорил Пронск, Рязань, Коломну, Москву, Ярославль, Суздаль, Владимир, Торжок, Козельск, Чернигов, Киев…

Но что это? На глазах батыевых воинов скрылся в водах озера Светлояр град Китеж! С домами, с жителями, с колокольным звоном… Ни себе и никому! Чисто по-русски![5 - В 1903 г. возле деревни Шары в районе Светлояр-озера, где утонул град Китеж, жители были напуганы треском и шумом. По сообщениям газет, обыватели-черемисы бросились в лес, откуда исходили непонятные звуки, и увидели, что посреди леса образовался провал земли в 200 квадратных саженей, настолько глубокий, что там бесследно скрылись большие деревья. Впоследствии ученые выяснили, что район озера лежит в узле пересечения двух глубинных разломов. (В. Мезенцев, Энциклопедия чудес, М., 1988 г.)]

Так по ком звонили колокола Китежа, если название его на языке марийского народа означает “пришелец”?

Откуда, с каких мест появились китежские пришельцы? Кто были они? Мирные миряне или завоеватели, что расплодись безмерно, растворили в себе аборигенов? Нет ответа. Молчит Волга-река…

Минет триста лет и в лесах Руси Китежской пришлого человека станут называть по-русски понятливо: “чужанин ', “сходец” или “кержак” – прозвище старообрядцев-раскольников, гонимых непреодолимой страстью сохранить в кержацкой глухомани чистоту своей веры.

Но другим местам в пришельцах числились всякого рода скитальники, приблудники, шатуны, мерзляки, переметчики, бежаки, выжиги… В Сибири новеньких пришляков окрестили “свежаками”. А рязанские глухари, сбежавшие в глухие кадомские леса от жизненных неурядиц, на сухом канцелярском языке фигурировали как тати, гультяи, утеклецы…

С тех пор и гуляют приговорочки: кто пришел в Кадом – окадомился, кто в Криушах осел – окриушился, а ушел в Моршу – оморшанился, махорочка-то моршанская так сладка, аж, горло дерет…

Поразмышляв на эту животрепещущую тему, князь московский, как бы между прочим, проронил:

– А ведь мы с тобой, Ольг Иванович, тоже люди пришлые… не я и ты в конкретности, а предки наши.

– Истинно, – поддержал хозяин, – град мой Переяславль-Рязанский основал в 1095 году князь Олег Святославич, внук Ярослава Мудрого, а твой град Переяславль-Залесский поставлен Юрием Долгоруким, другим его внуком. Мало того, что мы выходцы из Руси Киевской, так еще и родственники, пусть очень и очень дальние.

– Все мы дети Адамовы… одни уходят, другие приходят, круговорот… И в связи с этим возник у меня вопрос: каким образом два моих беглых боярина, едучи в Суздаль по дороге владимирской, как сквозь землю провалились возле сельца Покрова и у тебя оказались?

– Эка невидаль! На мою Рязанщину с севера несколько дорог идут и каждая со своим характером. На центральной по весне землю вспучивает и сила некая выдавливает на поверхность черепа людские в шлемах неведомых, бычьи рога золоченые, птичьи крылья с железными перьями…

В доказательство из древнехранилища принесли плоский камень с отпечатком ступни человеческой на четверть длиннее нежели у людей нынешних. Чей след? Первопоселенца этих мест, пришельца или проходимца? Победителя или побежденного?[6 - По сей день почитаемы следы, якобы, оставленные великими личностями. Отпечаток ступни Геракла в скале возле р. Тирас, древнегреческого названия р. Днестр. В Бирме, на Мандалайской горе – стопа Будды. В Мекке, неподалеку от Каабы след, который мусульмане приписывают пророку Ибрагиму (Аврааму). В Иерусалиме – следы ступней Иисуса Христа. В Тибете – стопа Цзонкабы, основателя ламанизма. На горе острова Цейлон – след, оставленный Адамом.]

Принесли и поставили на пороге несколько полусаженных деревянных обрубков, местами обугленных. На отесанной стороне подобие лика с открытым ртом, закрытыми глазами и третьим оком на затылке отверзнутым, назад смотрящим. Что есть они, эти бородатые чурки со сложенными на животе руками? Болваны с могилища? Племенные кумиры? Народные вожди? Межевые охранители? Чуры? Щуры? Пращуры? На их тыльной стороне порезы и вмятины – зримые следы напоминания кумиру об выполнении взятых на себя обязательств. К их ногам бросали людей, их медные лбы мазали жертвенной кровью, от них отрекались, сбрасывали с пьедесталов, жгли, били, казнили… Князь киевский Владимир Красно Солнышко, крестясь сам и окрестив Русь, бросил в Днепр двухсаженное изваяние прежнего божества с серебряной головой и золотыми усами. Идол из дерева не желал тонуть и плыл, плыл, пока не затаился в одном из днепровских порогов. По сей день его безуспешно ищут кладоискатели…