
Полная версия:
Новогодняя история, или Сказочный джаз
– Они не были достаточно подготовлены.
– Да? А, по-моему, они очень хорошо справлялись.
– Говорю тебе: они даже не знали с кем имеют дело. Это всё Марра – богиня зимы и смерти. Вполне в её духе, отправить человека на непосильное дело, чтобы он расчистил ей дорогу.
– В смысле? Она теперь сама по нам что- ли вдарит?
– Нет, потому что мы будем готовы.
– Так. Я и столкновение с той парочкой не слишком хорошо перенёс, а с этим… От меня вообще хоть что-нибудь останется после столкновения с богиней смерти?
– Навряд ли. Потому примем меры.
Кощей замедлил шаг и свернул в боковой туннель. Слава тоже было хотел туда пройти, но сделав несколько шагов развернулся и пошел в обратном направлении, как ни в чем не бывало. Дело было не в том, что Слава забыл что-то, или перепутал направления вперёд и назад. Просто там он увидел четверку жуков человеческого роста, чинно направлявшихся к нему на задних лапах.
– Стоять! – окликнул его Константин Афанасьевич – Это свои.
Ярослав приостановился и с подозрением покосился на жучил.
– Господа, – Константин обратился к усатой четверке. – вас все ждут. Не задерживайте оркестр, пожалуйста.
Жук, в лапах которого Слава разглядел кларнет, что-то прощелкал в ответ.
– Нет. Там сейчас нельзя. Пройдите через малую галерею.
Жуки возмущенно застрекотали, но всё-таки пошли дальше.
– Музыканты, что ли? – беспокойно оглянулся Ярослав, ускоряя шаг.
– О, да! Лучшие из лучших.
– Жуки – величайшие музыканты?! Вот уж ни за что бы не поверил.
– Напрасно. Многие люди считают именно так.
– В смысле?
– Ну не суть. – отмахнулся Константин Афанасьевич – Они, кстати, и будут осуществлять контрмеры вместе с прочими.
– Изобьют врагов тубами и флейтами?
Кощей промолчал.
Минуты три шли молча. Коридоры то и дело поворачивали, петляли. Некоторые, даже заводили в тупики, которые, впрочем, не были преградой для Константина. Он сперва проходил сам, а затем протаскивал за собой Славу. Крайне неприятные ощущения. Будто тебя всего разом гладят шершавой губкой. После третьего тупика Ярослав спросил:
– А может не надо так? Нельзя напрямую пройти что ли?
– Это для конспирации. Честно говоря, здесь не всем можно доверять. Нечисть уходит, души исчезают, у носков теряются пары… Настораживает.
– Я же видел у вас кучу способностей. Неужели не можете сделать нас невидимыми, или вроде того?
– Пока ремень на тебе, с тобой вообще мало что можно сделать. Ты становишься неуязвим, помимо прочего, для большинства видов воздействия. К ним относится и экзообортничество, а в него как раз входит предание кому-нибудь невидимости.
– А можно попроще?
– Мы не ищем лёгких путей. Сойдёт?
Спустя ещё пять тупиков герои вошли в зал, сравнимый размерами с футбольным полем. Высоко вверх уходили толстые темно-бордовые монолитные колонны. Пол здесь был выстлан белым мрамором и был отполирован до такой степени, что в нём можно было различать собственное отражение. По всему пространству зала сновали огоньки: жёлтые, фиолетовые, зелёные, синие… . Подлетая к какой-нибудь поверхности некоторые из них вспыхивали, и поверхность начинала покрываться затейливым серебристым узором в виде инея или снежинок. Пройдя чуть дальше Слава увидел роскошную ель, расположившуюся между колоннами. Хвоинка к хвоиночке она стояла, распушив иголки, и распространяла дивный аромат вечнозелёного леса.
Рядом с ней суетился человек в кожаной куртке и, обходя ель по кругу, вешал на неё разноцветную гирлянду. Немного приглядевшись, Ярослав узнал в нём водителя скорой помощи.
– Так. – подумал Слава – Разрази меня гром, как это понимать?
Кощей махнул рукой подзывая Григория. Человек заторопился, повертел головой и протянул кусок гирлянды, пролетавшему мимо огоньку. Та притянулась к нему, словно железная цепь под действием магнита, и огонёк продолжил наряжать ёлку.
Дальше пошли втроём. Обогнув Рождественское древо, Константин Афанасьевич, Ярослав и Григорий прошли в широкую дверь, выпиравшую из каменного массива стены, и начали подниматься по винтовой лестнице.
– Извините, Вас же эта тварь сбила. Ну, грузовик. Как … как вы сейчас тут?
– Ооо, ну, во-первых, Навь – это, считай, царство мёртвых. Сюда не особо трудно попасть.
– Но-но! – Отозвался идущий впереди Кощей. – Только при определённых условиях и с моего разрешения.
– Ну, да. А во-вторых, я крепкий орешек. Меня не так просто укокошить.
Произнося это Григорий ненадолго приподнял свою курчавую шевелюру, будто то была шапка, тем самым обнажив блеснувшую в свете керосиновых ламп, стоявших в выемках стены, лысину.
– Ага.
Константин Афанасьевич остановился и повернулся к Славе.
– Ты ж устанешь.
– С чего это? Я зарядку ежедневно делаю. И с гантелями тоже.
– Там ещё около шести сотен ступеней. Надо … надо поразмыслить.
Ага … Лестница. Тяжело подняться, легко упасть.
– Потому что перила надо было делать. – встрял Григорий.
– Шестьсот шестьдесят шесть ступеней, чтоб преодолеть.
– Зато какой вид сверху открывается!
– Жизненно. И что же делает в таком случае ленивый, хитрый человек?
– Плюёт на такой элемент истории как преодоление трудностей и пользуется эскалатором.
– Мы хитры, но не ленивы. И с нами тот кому эту трудность так просто не преодолеть. Посему пусть лестница понесёт нас сама.
Произнося последнее слово Кощей притопнул ногой и развёл руки в стороны. Гулкое «Шшшаааа» разнеслось вверх и вниз по спиральному тоннелю. Каменные ступени вздрогнули и сперва неспешно, а затем всё более ускоряясь понесли нашу компанию в высь.
Небо. Чистое ночное небо. Легкий свежий ветерок. Прохлада.
– Наконец-то мы на поверхности.
Полумесяцем улыбается луна. Мы на вершине утёса. Здесь ровная лужайка, покрытая жухлой травой. У подножья горы стоит лес без листвы.
– Здесь осень?
– Нет. Опять бесснежная зима.
– Не скажите. Вон он. Притаился небольшими кучками под стволами деревьев.
С верху видна поляна. На ней какие-то … какие-то существа.
– Звери?
– Нет.
– Люди?
– Нет.
– А что же?
– То чем они стали. То что от них осталось. И нечисть.
– Хорошие ребята. Асы, так сказать, в своём деле.
– Не завидуй. Закончим научу тебя играть на дудочке. Красиво.
– Ну лады.
– Так, а зачем мы здесь? Чего, собственно, ждём?
– Подходящего момента. Смотри.
Существа на полянке выстроились в три ряда. Ярослав разглядел четырех жучищ среди них.
– О! Это же те самые!
– Тише!
Это оркестр.
Действительно, у большинства были инструменты. Названий некоторых Слава даже не знал.
Вот! Вот он момент. Всё замерло, затаило дыхание.
В тишине мёрзлого воздуха зазвучали лёгкие ритмичные удары. Чуть выждав, их мягко начало оплетать низкое звучание тубы. На пике крадущейся мелодии, к тубе присоединился тромбон. Теперь он стал напевать эту же мелодию, а туба ушла в аккомпанемент. Немного виляя и пританцовывая отозвался кларнет, и как только он завершил мотив вступили трубы, вместе с грозным барабанным стуком. Тут оркестр словно сорвался с места: в едином порыве грянули клавиши рояля, засвистели флейты, загудел контрабас. Звуки живой и безумной музыки бросились в лесную чащу, засочились под землю, взвились высоко в небо.
– Завораживающий мотив … – думал мимоходом Ярослав – … я слышал его прежде … не припомню названия … что-то классическое … но исполненное иначе … так журчит ручей … так звучит … джаз …
Набежали облака, скрыв собою лунный оскал. Клочки травы затрепетали под налетевшим порывом ветра. В вышине полыхнула молния, и оркестр ответил ей громом. Начиналась буря. Музыка слилась с природой воедино, раздражая её и приводя в смятение. По телу Григория пробежала судорога. От него вдруг пошел густой чёрный дым со всполохами искр. Музыка тем временем всё ускорялась, раскручиваясь по спирали. На поляне под утёсом ветер всколыхнул жухлые листья и завертел их небольшим смерчем вокруг исполнителей. Из облака дыма поднялось нечто наподобие большого перепончатого гребня и потянувшись нырнуло обратно. За чёрной пеленой что-то росло, дёргалось и извивалось. С Константином тоже начали происходить изменения: строгий костюм превратился в подобие лат вороной стали, трость приобрела очертания обоюдоострого меча и вошла в появившиеся ножны. Черты лица обострились, кожа ещё больше побелела, и только глаза продолжали смотреть все так же проницательно из-под густых тёмных бровей. Оркестр, тем временем, начал новый виток мечущейся мелодии, и налетевший порыв ветра сорвал пелену дыма с того, что некогда было Григорием. На лужайке рядом со Славой и Константином Афанасьевичем стоял огромный крылатый змей о трёх головах с блестящей чешуйчатой кожей. Из его пастей шло красноватое свечение. Музыканты начали медленно подниматься в воздух вместе с инструментами. Обуздав рвения бури они воспарили над действительностью. Кощей сделал пас рукой. На змее появилось не то седло, не то паланкин с непокрытым верхом. Пара мгновений и сильный рывок. Полёт. Змей уносил Константина и Ярослава к облакам, преодолевая бушующий ветер. Сверху было видно, как оркестр закрутился с вихрем в такт своей игре, и сорвавшись с места понёсся прочь с поляны, унося страшный мотив.
– Да… – протянул Слава, когда буря оказалась далеко позади, и мелодия наконец стихла – Все волшебнее и волшебнее. Это просто … немыслимо!
– Вот ведь люди, – процедил Кощей – Что не могут понять, то называют волшебством, магией, стремятся исключить из своего привычного мира. А ведь это просто хорошая музыка…
Змей парил над облаками, которые клубились белой пеленой, летя навстречу, и чуть розовели в лучах поднимающегося из-за них солнца. О, это было не то солнце, что мы привыкли видеть ежедневно – это был огромный алеющий шар, дарящий свет всему миру, это был шар, на который было и желанно, и больно смотреть! Казалось, что это и была сама жизнь. Ярослав никогда не видел ничего красивее, ему хотелось кричать от восторга. Он уже набрал воздух в легкие, но тут взгляд его мимоходом упал на Кощея. Лицо его было угрюмо и серо, чёрные брови сдвинулись плотно, как книги на узкой полке. Пальцы крепко сжимали рукоять меча в ножнах. Он пристально вглядывался в одно облако, ползущее вдоль горизонта и что-то ворчал себе под нос.
– Константин Афанасьевич.
– Слушаю и слышу. – Отвечал Кощей, не поворачивая головы, – Что тебя интересует?
– Вот эти все заморочки с тремя мирами и прочим они к чему, почему так получилось? Зачем?
– Поясни.
– Кому нужно было разделять их? Ради каких целей? Есть подозрения, что всему нашему крестовому походу есть здоровая альтернатива. И ещё, это всё, это то о чём я думаю? Сказка?
– С вопросами ты запаздываешь. Мир один был, один и остался. Просто решили жить по отдельности. В моём мире и в Прави обитают души сломанные, некоторым образом. Разум и дух вместе составляют душу. Оставаться обычно должно больше разума, а у этих – наоборот. Баба Яга следит за тем, чтобы в Навь попадали те, кому следует.
– Значит всё-таки сказка.
– В области обмана, страха и интереса обитает нечисть. Я руковожу той, что посмирнее, или вернее, поцивилизованнее. Остальные у Марры. Некоторые есть и в том мире, каким ты знал его. Это, по большей части, домовые и лешие. Но есть и хищники. Сам видел.
– Такие как тот.
– Да, шишиги, и прочие. Кто постарше может и целиком съесть с потрохами. Ещё одна причина разделиться. Хитро сделали. Если это тело умрёт, – Константин похлопал себя по груди, – то граница исчезнет и голодные орды нечисти устремятся к людям.
– Вы же как бы бессмертны.
– В этом-то и фокус.
– Можете считать меня скептиком, но, по-моему, бессмертие невозможно. У всего есть конец. Всё разрушается и гибнет. В школе это называли энтропия.
– Для науки нет ничего невозможного, а уж для меня тем более. Бессмертие я обрёл не сразу. А когда разобрался, что к чему, то стал прятать свою смерть в самые различные места. В конце концов я решил просто сделать своё тело неразрушимым, неувядающим и независящим от мирских благ.
– Ну нет, сколько ниточке ни виться, всё равно придёт конец. Как насчёт ядов? Растворения в кислоте? Ядерном оружии?
– Поверь мне, тебе незачем так обо мне беспокоиться. Меня разве что поймать можно, лишив сил, иссушив определенным образом.
– А меня учили не рассказывать о своих слабостях первому встречному.
– Первое. Я знаю о тебе достаточно. Второе. С чего ты решил, что я говорю только правду? И десерт. Твою память легко стереть, даже без помощи чар. Так то. … Агааа
– Мне вот это «ага» не нравится. С таким тоном обычно говорят, когда, что-то случается.
– И случается. Приглядись. Что ты видишь?
– Прекрасный восход среди облаков. Но, я так понимаю, вы видите что-то другое.
– Смотри, облако.
– Облако. Иии?
– Летит не по ветру. Проход в Навь стережёт Яга, а в Правь – вот этот.
– Кто?
Облако, в самом деле, направилось к ним. Оно растянулось вширь и теперь преграждало путь к солнцу. Сквозь взмахи перепончатых крыльев начало слышаться злобное гудение.
– Зосим. Пчёлы. Не знал, что он здесь дежурит. – Эй! – Выкрикнул Кощей, – Мы не собираемся вторгаться на твою территорию! Мы к деду Морозу!
Облако ускорилось и загудело сильней. Теперь оно занимало почти половину видимого неба.
– Что он сказал?
– Понятия не имею. Это же жужжащий рой. Мой юный друг, по- моему, мы в полной…
– Не будьте вы таким пессимистом в преддверии Нового года. Жизнь налаживается, просто, неочевидными путями. Разрази меня гром, мы же верхом на драконе. Пусть спалит их, и все дела.
– Увы, не все членистоногие так хорошо горят при необходимости. Кроме того, получается, что мы летим в неположенном месте. Знаешь, почему пасечники, когда собирают мёд, надевают на голову сетку?
– Чтоб не покусали?
– Верно. А ещё, чтоб потом их пчёлы не узнали. Считай, фейсконтроль мы не прошли. Причиним вред стражу порядка, и специальные чары собственности раскидают нашу компанию по разным частям света. Эх, Горынычу достанется!
– Так назад надо поворачивать!
– Исключено, и так опаздываем.
– Но ведь…
– Не спорь. Сгруппируйся. А лучше держись за что-нибудь. Будем прорываться.
Слава последовал совету Константина Афанасьевича и , прижавшись ко дну кожаной корзины, которой по сути и являлось седло, стал наблюдать за ходом событий.
Змей прибавил скорости. Теперь за несмолкающим жужжанием уже нельзя было расслышать взмахов крыльев. Когда до роя оставалось совсем немного, Кощей ,стоя в полный рост лицом ко стражу, вскинул руки вперёд. Мелькнуло три лиловых шара. Врезавшись в облако они начали с огромной скоростью втягивать в себя пчёл, очищая путь перед змеем. Как только троица проникла в рой, с боков, снизу и сверху на них набросились тысячи полосатых комочков ярости. Но, странное дело, ни один из них не достигал своей цели и на подлёте огибал компанию, не в силах ужалить. Кощей стоял крестом, разведя руки в стороны и напряженно ухмылялся.
– Получается! – крикнул он, – Прорвёмся!
Тут впереди полыхнуло зелёным. Два шара исчезли. Один продержался ещё секунду и, пугливо вспыхнув исчез в рое. Кощея откинуло на заднее сиденье. Ворвавшиеся в сферу чистого воздуха пчёлы облепили его с ног до головы, оставив лишь лицо, выражавшее недоумение. Трёхголовый змей зарычал от боли. Пчёлы покрывали его туловище и шеи, вгрызаясь под чешуйчатую кожу. Несмотря на стекающие струйки бурой крови, он продолжал тяжело махать крыльями. Только Ярослава пчёлы не трогали, будто не видели его. Слава запаниковал.
– Надо что-то делать. Надо как-то помочь. Мы же упадём.
– Что делать? Я не герой. Я не знаю. Не умею.
Мысли метались и гудели, как пчёлы. Надо было сконцентрироваться.
– Я не герой. Но я слышал истории о них.
– История! Вспоминаем истории!
Перед Константином Афанасьевичем появилось два светящихся серо-синих круглешка дужки глаз. Из капель крови, из тени, которой рой накрыл компанию слепился стройный девичий стан. Шелковистые платиновые волосы змеились по плечам. Полупрозрачная кружевная паутина платья мигала и развевалась не по ветру, а сама по себе.
– Что я могу? – бессильно и остервенело кричал голос в голове Ярослава.
– Я не могу метать молнии! Не могу летать! Не могу даже делать сальто!
– Что бывает в историях? Думаем! Быстро!
– Герой пользуется опытом и навыками, полученными ранее!
Девушка приблизилась к Кощею и внимательно с невольной лёгкой улыбкой заглянула в его глаза, как бы ища там что-то.
– Что у нас есть? – продолжали голоса.
– Семь лет музыкальной школы.
– Было б фортепьяно в кармане – так сыграл бы. Ещё!
Змей начал падать. Могучие ошмётки крыльев бессильно протянулись по встречному ветру.
– Знания о трёх сторонах бытия.
– Бесполезно. Дальше!
– Нам бы какой-нибудь магический предмет. Ковёр- самолёт, шапку-невидимку, хотя она вряд ли поможет, гусли – самогуды. Да хоть что-нибудь!
– Волшебный ремень?
– Ты издеваешься?
Девушка приложила ладонь к щеке Константина Афанасьевича. Их взгляды: кислотно- голубой и пепельно-синий – устремлялись друг в друга, бесконечно отражаясь в зеркалах зрачков. Пчёлы начали всасываться в прозрачное платье наполняя его силой и цветом. Пилящее слух гудение теперь исходило не только от пчёл – сам воздух противно звенел, темнея и сгущаясь. Дымясь, насекомые осыпались с правой кисти Кощея. Над ней возникла капля влаги – прозрачная подрагивающая пулька. Щелчок пальцев. Девушка отступила к борту корзины, держась за простреленную шею. Прекрасное лицо с небольшим ртом, носом с легкой горбинкой, изящными изгибами бровей и большими выразительными глазами исказилось звериным оскалом. Свободной рукой она сжала кусок мутного воздуха и замахнулась. Пчёлы взметнулись сплошной массой вслед за этим движеньем. В ту же секунду кожаное седло распалось на части, а у змея оторвало крыло. Константин Афанасьевич рванулся, стремясь предотвратить удар чудовищной силы, но не сумел. Несмотря на тщетные попытки вгрызться в плоть или ужалить, пчёлы продолжали крепко удерживать Кощея в уплотнившемся коконе из собственных тел. Рука опустилась. Хлопок. Все звуки стихли. Не стало ни девушки, ни мути вокруг. Они исчезли, растворились, как мираж, как пар под набежавшим порывом ветра. Пчёлы Зосима отпрянули и дезориентированные полетели в небо. Это Ярослав застегнул на средней шее змея ремень с малахитовой пряжкой. Ремень, который делает неуязвимым того, на кого надет. То, что несёт с собой его обладатель. Ремень, который позволяет прикасаться к своему хозяину только тому, чего хочет сам хозяин. Ох как не хотел змей незваных гостей, разрывающих его на части! Средняя голова разлепила веки и увидела стремительно приближающуюся вершину ели.
Кто я? Вокруг странная музыка. Всё вертится. Оркестр. Видел его раньше. Летит. Чего-то ему не хватает. Приближается. На его пути начинают вырастать тягучие, словно смола, серые фигуры. Вот засада. Они набрасываются на музыкантов, но смерч разбрасывает чудищ и размазывает по земле. Исполнители их и не замечают. Ветер усиливается, музыка ревёт, деревья трещат, валятся или вырываются с корнем и уносятся вихрем. И сквозь весь этот шум раздаётся смех. В центре смерча летают комья пыли и земли. Из них складывается человеческий образ. Вот чего недоставало оркестру! Дирижёра! Человек рьяно машет палочкой. Вихрь наполняется огоньками: красными, желтыми, зелёными. Огоньки вертятся в такт завинчивающейся музыке. Танцуют? Неожиданно тонкая женская рука схватила дирижёра за горло. Он дёрнулся и замер в неестественной позе. Девушка с пепельно-синимими глазами швырнула его сквозь ураган. Человек ударился о пролетающий ствол дерева и разбился. Ледышка. Огоньки потухли. Музыка стихла. Всё исчезло. Кто я? Улица в южном городе. Дыра в доме. Вывеска кое-где обвалилась. Осталось только: „У…п…ти………чек“. Внутри опрокинутые столы мусор от пробитой стены, битая посуда. Дальше колодец. Никого здесь нет. Зачарованное место. Немногие замечают. А, нет. Вон тень какая-то у стены шевельнулась. Огляделась. О! Она увидела труп. Заметалась. Туда-сюда. Хочет убежать на улицу. Нет. Не выйти. Как ниткой привязана. Медленно тень подходит к трупу. Прикоснуться. Отдёргивает руку. Тень бросается на пол и мечется по нему среди обломков. Наконец замирает и лежит, чуть вздрагивая время от времени. Вдруг тень вскакивает. Вспомнила что-то? Подбегает к колодцу. Прыгает в него. Никак. Не пройти сквозь водную гладь. Тень прыгает по ней, топчет её ногами – всё без толку. Тень падает на колени и кричит. Не слышно. У теней нет голоса. Тихо и темно. Кто я? Странный вопрос. Я – это я. Мои мысли, чувства. А ещё всё то, на чём оставил след. Я – это я, и мне … холодно?
Ярослав обнаружил себя лежащим на голой земле. Было видно лапы сосен и небо, выглядывающее сквозь них.
– Небо.
– Вроде и видишь его каждодневно, а замечаешь только так. Вот так вот лёжа, утопая в нём.
– Действительно холодно.
– Да.
– Где это я?
– Не знаю. Падали мы.
– А вдруг я того?
Слава ощупал себя.
– Да нее. Живой вроде.
– И всё-таки где я?
– Надо бы оглядеться.
– Ладно. Подъём!
Ярослав поднялся. Вокруг стеной стоял хвойный лес.
– Темновато.
– И снега нет.
– Всё же очень холодно.
– Так, понятно. Костюм порвался.
В самом деле, некогда стильный с иголочки костюм изошёл клочьями и теперь, убитый висел лохмотьями. Слава заметил поваленное дерево, лежавшее шагах в двадцати и пошатываясь подошёл к нему.
– Интересно, как же я уцелел.
– Ремень-то на этом Икаре остался.
– Не этот вопрос перед нами сейчас стоит.
– Ладно. В свете последних событий будем считать, что это обыкновенное чудо.
– Тут вопрос поважнее. Куда дальше?
– Смотрите-ка, там ещё одно.
И Ярослав пошел к другому дереву, поверженному наземь, а когда дошел до него, то увидел следующее и стал так продвигаться вперёд. Лес стал заметно редеть. По большей части от числа разрушений. Слава шёл и видел все больше следов колоссального буйства: обгорелая земля, испепелённые кустарники, вырванные с корнем или гладко срезанные деревья. Земля кое-где вздымалась, словно её пнул великан. Вечерело. Поднялся туман. Сперва бледный, едва заметный, а затем густой, насыщенный. Ярослав всё шёл. Вскоре он набрёл на тропку из выжженных следов. Это были чёрные человеческие следы на помертвевшей траве. Слава двинулся по ней. Отпечатки хаоса исчезли с ландшафта. Теперь сосны и ели угрюмо сторонились Ярослава и смотрели дико, по шакальи. Спустя ещё минуты три он вышел к пересохшему руслу реки. Над ней туман был особенно густ. То там, то тут вдоль берега из него выступали глыбы камня. На дне виднелся силуэт человека. Он играл на дудочке. Одинокий, но уверенный мотив был слышим сквозь белёсую гущу. Ярослав подошёл поближе. Музыка прекратилась. Это был Константин Афанасьевич.
– Ага. Нет у бренного истинного счастья.
– Судя по вашей музыке, нет его как раз у вечного. Это была Она?
– Какая разница! … Да … Она.
– Вы не пытались поговорить?
Кощей не ответил. Он снова приложил инструмент к губам, и маленьким маяком в тумане загорелась музыка. Пока длилось звучание, Ярослав разглядел длинную царапину на земле, упирающуюся в покосившийся валун. Из камня виднелась рукоять меча.
– Меч. – думал Слава, – Было что-то в сказках про него.
–Меч в камне?
– Нет, меч-кладенец. Таким, помнится, что угодно разрубить можно.
– Он, наверно.
– Понятно теперь откуда такие ровные срезы на деревьях.
Мелодия завершилась.
– Не положено смерти с бессмертием встречаться. И не будет. Ты думаешь, что попал в сказку? Ты ошибаешься. Ты не встретишь здесь ни Добрыню Никитича, ни Ивана царевича, на Василисы прекрасной. Знаешь, почему? Потому, что век человеческий короток.
Мысли в голове у Ярослава засуетились. На мгновенье он представил себя сидящим за партой в классе в окружении бубнящих что-то друг другу людей.
– Неужели …
– Что и требовалось …
– Это непр…
– На самом д…
– Отвечу так, что …
– …важное…
– Несогласен …
– Тихо!
Слава сосредоточился, и класс пропал.
– Но ведь истории о них дошли до наших дней. Их помнят. Важно то как люди прожили свой век. Важно, что они от себя успели оставить.
– Уходи.
– А как же вы?
– Уходи.
Кощей снова заиграл на дудочке. Туман сгустился. Слава сделал несколько шагов наугад, оступился и упал с крутого берега. Когда он поднялся, то уж не было ни Константина Афанасьевича, ни пересохшего русла, ни звуков музыки. Овраг.
Прошло уже около двух часов, как Ярослав, хоть и не с первой попытки, выбрался из ложбины и пошёл в неопределенном направлении. Стемнело, и в накрывшей лес тени деревья словно ожили. Они поскрипывали, стонали, сетовали на свою нелёгкую жизнь. „ Хооолодно! Мороз проКлятый одолееел. Под Новый год снееегу не допросишься. А вот идёт мааальчиК. Он таКой тёооплый. Идиии сюдааа мааальчиК. Идиии. Ко мнеее. И Ко мнеее. Не жааадничай Тебя на всееех хватиТ. Иди сюдааа.“ Так ворчали деревья и тянули свои длинные лапы.