
Полная версия:
Печать Индиго. Дочь Сварога
– Я думаю, на первый гардероб хватит. Да и останется для первой закупки бревен и камня на строительство дома. А после получим кредит от ростовщиков и закупим все остальное. К тому же необходимы ткацкие станки и сырье для мастерской. Я сам займусь этим. А ты пока, сестрица, должна отыскать в деревнях пару-тройку дюжин толковых девиц, которые готовы обучаться ткацкому делу и готовых трудиться в мастерской. В обмен за их труд пообещаешь им снять часть годового оброка с их семей, я думаю, они согласятся. Все же труд в поле гораздо тяжелее и изнурительнее, чем в мастерской.
– Как ты все хорошо придумал, Гриша. Если бы не ты, братец, я бы не знала, что и делать.
Все оказалось не так плохо, как предполагала Слава. Гриша, который с самого первого дня с большим рвением занялся всеми делами поместья, высчитал, что им будет достаточно взять кредит только для постройки стен, крыши особняка да обустройства ткацкой мастерской. В течение месяца молодой человек, которому едва исполнился двадцать один год, организовал в одном из пустующих помещений на территории поместья мастерскую, в которую поутру приходило на работу около трех дюжин крестьянских девиц и женщин из двух ближайших деревень, подвластных фон Рембергу.
Уже через три недели ткацкая мастерская выпустила свою первую продукцию, а Грише удалось продать сотканные ткани в одну из модных лавок. Слава сама следила за работницами мастерской, часто наравне с ними садясь за ткацкий станок или присутствуя при покраске тканей. Во время осмотра готовых полотен Слава тайно проводила руками по тканям, вдыхая в них некие заговоры, которым учила ее матушка. Именно Мирослава научила девушку заряжать энергией солнца окружающие вещи, дабы затем они отдавали владельцам чудодейственную жизненную силу. После этого ткань становилась невероятно шелковистой, гладкой на ощупь.
Первую часть тканей они продали уже в конце декабря. На удивление Славы, качество тканей так понравилось хозяйке модной лавки, что она на следующий месяц подписала контракт на поставку в три раза большего количества тканей, заявив, что цены у мадам фон Ремберг в два раза ниже, чем на полотно, привезенное из-за границы, а качество вовсе не уступает голландским и французским тканям.
В начале нового 1718 года о тканях из ткацкой мастерской мадам фон Ремберг узнали другие модные салоны Петербурга, во множестве открывающиеся в новой, быстро строящейся столице России. Вскоре бесчисленные заказы на ткани повалились, как снег на голову. Слава была искренне удивлена такому повышенному спросу на ткани из их мастерской. Однако однажды одна из владелиц салона рассказала ей, что платья, сшитые из тканей мадам фон Ремберг, клиентки покупают в первую очередь. Богатые горожанки отмечали, что в подобных платьях они невероятно хорошо себя чувствуют, не говоря уже о красоте и шелковистости ткани.
Уже к концу марта Славе и Грише удалось полностью отстроить заново особняк фон Ремберга и завершить внутреннюю отделку. Дом, выстроенный по эскизам уцелевшего второго крыла, почти совсем не отличался от сгоревшего особняка. Лишь по оттенку фасадов, немного перестроенной главной лестнице да измененному крыльцу можно было догадаться о том, что дом перестраивался. Слава и Гриша с домашними слугами переехали обратно в особняк в начале апреля.
Рим, 1718 год (7226 лето С.М.З.Х)АпрельЧетыре долгих месяца фон Ремберг разыскивал ее. И все это время шел по следу. Огненная Светлая ведьма последние два года умело и беспощадно расправлялась с приходившими к ней братьями ордена, так как не желала разговаривать на тему древней книги и твердила, что ничего не знает о рукописи. Но осенью прошлого года монахам ордена все же удалось заподозрить ведьму в том, что она лжет и прекрасно осведомлена, где находится книга, поскольку город, в котором жила ведьма, был отчетливо опознан по гербу Кристианом с помощью Великого Владыки. Тогда, в октябре, как раз Кристиану верховный поручил найти ведьму. И добыть у нее вторую часть древней книги светлых, которую братья ордена искали уже десятки лет. Еще в ноябре Кристиан чуть опоздал, и ведьма покинула город, в котором жила долгие годы. Сейчас же уже несколько месяцев подряд она всячески запутывала свои следы, перемещаясь по разным странам. Лишь в последнюю неделю Кристиан наконец понял ее загадочные передвижения и смог просчитать ее ходы наперед. Оттого сейчас он знал, где ее искать.
Фон Ремберг вошел в мрачноватую комнатушку, сырую и полную всякой утвари. Старуха сидела у прялки, сгорбившись, и крутила веретено. Едва молодой человек в дорожном пыльном плаще и треуголке возник на пороге, ведьма подняла на него яркий изумрудный взор и прищурилась.
Наверное, минуту Кристиан и старуха изучали друг друга, прекрасно осознавая все о противнике.
– Мне нужна книга, – без предисловий произнес мрачным голосом фон Ремберг.
– О чем ты говоришь? – удивилась ведьма.
– Я знаю, книга у тебя.
– Не понимаю, о какой книге ты говоришь, Темный?
– Я ощущаю, что древняя рукопись у тебя колдунья, – глухо процедил молодой человек, проводя рукой по сторонам, явственно чувствуя, как из дальнего угла комнаты льется светлый тонкий поток энергии.
– Ведьма я! – возмутилась старуха, сверкая на него зелеными очами. – Не надобно ровнять меня с твоими собратьями, которые служат Тьме. А я не одна из вас!
– Книга здесь… – выдохнул фон Ремберг и начал приближаться к многочисленным полкам с банками и кореньями.
Заметив, что молодой человек, не мигая, смотрит в нужную сторону, ведьма, что-то пробубнила и, протянув руку, резко вонзила в него невидимый луч, пытаясь пробить им сердце фон Ремберга. Кристиан тут же выставил вперед ладонь и закрылся темно-фиолетовым полем от нее.
– Я все равно заберу ее, даже если мне придется убить тебя, ведьма, – оскалившись, холодно произнес Кристиан и второй рукой быстро рассек воздух, старуха от невидимого удара отлетела к стене.
Отметив, что ведьма, ударившись об стену, потеряла сознание, Кристиан приблизился к полкам со склянками и кореньями и начал водить по ним рукой. Только на третьей полке снизу за банками он ощутил сильный поток энергии. Он проворно сбросил банки и увидел перед собой каменную стену. Теперь поток света стал гораздо явственнее, и фон Ремберг, поняв, что это тайник, сконцентрировал силу в руке и мощно ударил кулаком в камень.
Стена разлетелась на куски, открыв тайное большое углубление в стене. Кристиан сунул руку внутрь и достал некую доску, затянутую в ярко-красную материю. Быстро сдернув ткань, фон Ремберг вперился взором в небольшую прямоугольную доску всего в палец толщиной, сделанную из некоего прозрачного камня. Прозрачная доска, высотой в две его ладони была испещрена мелким текстом на санскрите, том самом языке, на котором была написана первая часть книги Светлых, которая уже была у них. От прозрачной доски шел насыщенный желтый поток энергии, гораздо светлее, чем от первой части, которая сияла насыщенным оранжевым светом. Кристиан понял, что красная материя скрадывала энергию книги, потому ее отсвет был очень тускл, и молодой человек ощущал пламенную яростную энергию, которую распространяла древняя скрижаль.
В следующее мгновение фон Ремберг ощутил сильнейший энергетический удар в голову и чуть пошатнулся, тут же выведя смертоносный поток энергии из своего тела через глаза наружу, и оранжевый луч ударился об стену, разбив ее на камни. Мгновенно поставив защитный кокон, Кристиан сжал в руках прозрачную доску и стремительно обернулся к ведьме, которая вновь попыталась убить его оранжевым лучом, который разбился о его фиолетовый кокон защиты. Фон Ремберг резко провел рукой, и вновь ведьма ударилась о каменную стену. Но удар получился не таким сильным, как первый, так как защита ведьмы, которую она тоже поставила, смягчила удар.
– Нет, ты не заберешь ее, Темный! – прохрипела старуха, шатаясь и пытаясь выпрямиться. Она вновь подняла руку и нанесла смертельный удар своим оранжевым лучом, который лишь слегка оцарапал лицо Кристиана и рассыпался в его защитном коконе. Она прошипела из последних сил: – Книга была завещана мне последним светлым каспийским волхвом, потомком светлых богов. Ты не должен получить ее!
– Я уже взял ее, старуха. Ты проиграла битву, – холодно заметил Кристиан и, укрыв книгу красной материй, спрятал ее под плащ.
Ведьма вновь бросила в него сильный луч и, видимо, собрала все свои силы, ибо этот оранжевый смертельный поток пробил защиту Кристиана и ударил его в плечо. Дикая жгучая боль вызвала на лице молодого человека лишь ехидную ухмылку, и он вновь нанес сильный смертельный удар по ведьме. Энергетический луч Кристиана пробил защиту ведьмы и ударил ее прямо в солнечное сплетение. Ведьма вся скукожилась и, захрипев, осела на пол. Она едва дышала, испуская предсмертные хрипы.
Еще с детства фон Ремберг привык переносить боль даже без стона. Лишь его ежедневные телесные боли, которые ломали все тело и превосходили по силе теперешний удар ведьмы в несколько раз, могли вызвать у него муку. Оттого теперь, даже не обращая внимания на то, что из его плеча потоком хлынула кровь, фон Ремберг окинул взором ведьму, которая мучительно хрипела от боли. Он знал, что должен добить старуху, поскольку она не просто много знала, но и была весьма опасна. Но отчего-то в его душе вдруг возникло чувство брезгливости. Было уж вовсе мерзко убивать беззащитную старуху, которая едва жила и не могла оказать ему сопротивления. Он подошел к ней и холодно сказал:
– Я забираю книгу. Если выживешь, передай светлым, что мы уже близки к цели и скоро найдем врата междумирья.
Ведьма смотрела на молодого человека странным пронзительным взором, ошарашенно понимая, что он не собирается ее убивать. И непосредственно это поразило старуху до глубины души. Вдруг она прохрипела из последних сил:
– Я чувствую… в твоей душе есть свет… но он будто спит под тяжестью колдовства, что над тобой…
– Что за бред ты несешь, старуха? – вымолвил Кристиан и, проворно приложив ладонь к кровоточившей ране на своем плече, направился к двери.
Он уже почти забыл про ведьму, пытаясь энергетическим потоком остановить кровь, которая стремительно утекала из его раны. Но это было очень сложно.
– Не отдавай Темным книгу, сынок! – воскликнула вдруг старуха ему вслед, и фон Ремберг на миг замер уже в дверях, не оборачиваясь. А ведьма пронзительно прохрипела: – Они погубят человеческий род и другие миры. Именно этого жаждут твои наставники…
– Пусть так, – мрачно произнес Кристиан, повернувшись к ней своим совершенным профилем, и, как приговор, добавил: – Наше предназначение в том, чтобы самые сильные правили миром! А немощные и слабые должны либо подчиниться, либо умереть!
* * *Едва Кристиан достиг своей комнаты в придорожном трактире, он, проворно кинув плащ на лавку, бережно поставил на стол стеклянную доску, которая внизу имела основание из черного дерева для устойчивости. Быстро промыв свою рану водой и перевязав ее, фон Ремберг в одних лишь штанах, с обнаженным торсом, присел на стул и тут же взял в руки прозрачную каменную скрижаль.
Молодой человек знал, что эту книгу орден искал многие десятки лет, и вот теперь эта старинная диковинная вещь была перед ним. Он с любопытством и неким трепетом начал рассматривать древнюю прозрачную каменную доску, испещренную фразами, выдавленными в камне. Верховный запретил ему самостоятельно изучать книгу, но любопытство Кристиана было настолько велико, что молодой человек с интересом проводил напряженным взором по прозрачной поверхности, на которой темнели слова на санскрите. Кристиан знал более двадцати языков, в том числе и санскрит. Лихорадочно пробежавшись взглядом по каменной странице, он прочел весь текст, который был написан извилистыми буквами. Текст состоял из трех дюжин абзацев и описывал краткое содержание многотысячелетней войны между силами света и тьмы. Эти тайны не были откровением для молодого человека, так как он помнил эту историю еще с детства от монаха-наставника Лионеля.
Прочитав текст несколько раз, молодой человек нахмурился. Инстинктивно он чувствовал, что в книге спрятана какая-то тайна. И эти письмена, которые были открыты взору, служили только обложкой, не более. Но как открывалась эта прозрачная рукопись-камень, да и открывалась ли вообще, он не знал. Он начал осторожно крутить книгу в руках, рассматривая с разных углов, пытаясь прочитать нечто между строк, но ничего интересного не увидел. Почти час он пыхтел и напряженно вглядывался в прозрачные буквы, но книга так и не хотела открывать свой секрет.
В какой-то момент, когда Кристиан уже с досадой сжал в руках скрижаль, начертанные фразы вдруг помутнели, и на их месте, как по волшебству, появились другие. Кристиан так опешил, что стиснул книгу в ладонях и начал лихорадочно читать первую строку открывшегося текста так же на санскрите. В ней говорилось о некоем судьбоносном моменте, когда свет должен встретиться с тьмой. В этот миг он чуть передвинул пальцы, чтобы лучше рассмотреть текст, и тотчас эти новые фразы исчезли, а на их месте опять появились фразы-обложки. Кристиан нахмурился и понял, что ему как-то удалось на некоторые мгновения раскрыть книгу, но как, он не мог понять.
Следующие два часа фон Ремберг сосредоточенно, с дрожью в руках и холодным разумом пытался понять тайну книги. И наконец ему вновь удалось раскрыть книгу. В тот момент, когда он прикасался указательным пальцем к одной из букв текста, скрижаль мутнела, а затем появлялся новый текст. Молодой человек с яростным воодушевлением принялся читать фразы, появляющиеся из каждой буквы первого верхнего ряда фразы-обложки.
– Когда тьма сольется со светом в едином порыве, в едином дыхании и в единой мысли, настанет великий перелом в многотысячном древнем противостоянии…
Кристиан не понял смысла этой фразы и начал читать следующую:
– Древние кристаллы Инглии будут отчищены судьбоносными встречами, уникальными жизнями дев и мужей и благословлены великой любовью. Только после этого древние кристаллы вновь засияют яркой чистой энергией звезд и смогут служить проводниками в бескрайних вратах междумирья…
Он читал и читал, прикладывая палец к последующим буквам и упиваясь каждой фразой. Он пытался понять фразу, расшифровать ее тайный смысл и запомнить:
– И число камней, укрытых великими богами и явленных на землю, будет кратно девяти. И каждый кристалл имеет свою силу, цвет и могущество…
Глава IV. Дама в изумрудном платье
Санкт-Петербург, усадьба фон Ремберга, 1718 год,(Московская Тартария, Санкт-Петербург, 7226 лето С.М.З.Х)Апрель, 23.Всю дорогу до поместья фон Ремберг гнал коня галопом. Перед его взором уже вторые сутки стоял ясный почти ощутимый образ девушки, которая по велению Темных в данный миг была его женой. Все эти долгие полгода, пока он был в разъездах по миру, его мысли не покидал ее стройный юный образ.
Пришпоривая коня, Кристиан уже предвкушал, как вскоре будет наслаждаться ее прелестным, влюбленным взглядом, который отчетливо запомнил еще с той памятной осени, когда проводил в ее обществе много времени. Отчего-то ласковый взор молоденькой жены, который он совсем не ценил тогда, все это долгое время разлуки бередил его думы, и с каждым месяцем Кристиан все более и более упивался осознанием того, что эта нежная красавица любит его.
Она была первой девицей, признавшейся ему в любви. Мало того, она была едва ли не единственной из женщин, кто мог открыто смотреть ему в глаза, не пугаясь и не страшась его взора. Все эти зимние месяцы разум фон Ремберга постоянно воскрешал воспоминания о Славе, и с каждым разом эти картинки становились все более красочными и приятными для молодого человека. Отчего-то нынче ее признание в любви не казалось ему наивным и глупым, совсем нет. Теперь, по прошествии времени, фон Ремберг даже с неким удовольствием думал о том, что на этом свете есть девица, которая так неистово влюблена в него, что готова пожертвовать самым дорогим. Даже тогда, осенью, он был поражен ее смелым, искренним и решительным поступком. Сейчас же от мыслей о Светославе холодное сердце молодого человека наполнялось некой приятной сладостной дрожью.
Возвращаясь в Петербург, Кристиан, смертельно устав от беспрерывных скачек, постоянных рассудочных решений и стремительных опасных кровавых схваток, надеялся окунуться в омут ее прелестных золотистых глаз, которые могли успокоить его утомленное существо. Эта юная девица была первым человеком на земле, который за все время его трудной суровой жизни пожалел его и попытался хотя бы понять. Именно она почти две недели избавляла его от диких болей и ничего не требовала взамен, пытаясь от всей души подарить ему свое энергетическое тепло.
Он въехал в усадьбу, когда уже стемнело. Бесшумно пройдя черным ходом в особняк, фон Ремберг направился по пустынному мрачному коридору в сторону парадных комнат, совершенно незамеченный. Он знал, что теперь около девяти вечера и Слава должна была находиться в гостиной или в библиотеке. Полгода назад именно там она и бывала в это время. Уже предвкушая встречу с девицей, о которой он не переставая думал последние сутки, Кристиан последовал сразу же в библиотеку, но там было пустынно. Не останавливаясь, он прошел в гостиную и тут же остановился. Здесь тоже никого не было. Лишь камин потрескивал горящими дровами, разливая в просторной сиреневой комнате приятное тепло.
Кристиан удрученно нахмурился, понимая, что девушка уже в своей спальне. Это осознание привело его в крайнее недовольство. Он хотел видеть ее сейчас. Ведь не мог же он, в самом деле, в эту пору подняться в ее спальню. Это бы выглядело глупо.
Медленно пройдя в пустынную гостиную, фон Ремберг тяжело уселся в кресло, стоявшее у камина, и, вытянув длинные ноги, откинулся на спинку. Чуть прикрыв глаза, он безразлично взирал на горящие языки пламени и думал о том, что за эти полгода исколесил почти полмира, выполняя поручения Верховного. И сегодня, отдав все редкие реликвии наставнику, жрецу Лионелю, он, загоняя галопом своего жеребца, направился домой, отчего-то яростно желая увидеть Славу и ощутить на себе ее нежный золотой взгляд. Кристиан знал, что люди боятся его. Большая часть мужчин и все женщины опасались открыто смотреть ему в глаза. И отчего-то каждый раз в течение последних месяцев, когда встреченный им человек опускал глаза, не в силах выдержать его взор, Кристиан сразу же вспоминал о девице с янтарными глазами, которая никогда не боялась его взгляда и могла подолгу выдерживать его.
Он сидел у камина долго и чувствовал, как по всему его телу разливается усталость после многомесячной кочевой жизни в седле. Ему не было холодно, так как он давно научился пребывать даже на трескучем морозе едва одетым. Но вид яркого горящего пламени успокаивал, и ему становилось как-то теплее на душе. Молодой человек опять начал размышлять о Славе. Только завтра, за утренней трапезой, ему удаться увидеть ее. И весь стремительный галоп, которым он мчался до усадьбы, был ни к чему.
В какой-то момент Кристиан услышал, как дверь в гостиную чуть приоткрылась. Он даже не обернулся, ибо инстинктивно ощутил, что это кто-то из слуг, а не Светослава.
– Это вы, мессир? – спросил по-немецки Людвиг, заглядывая в гостиную. Кристиан, не поворачивая голову, промолчал, смотря на бегающие огоньки пламени в камине. Людвиг вошел и, поклонившись, сказал: – Я не заметил, когда вы приехали и как вошли. Вас долго не было.
– Где моя жена? Уже спит? – задал вопрос фон Ремберг, так и не оборачиваясь к камердинеру и наперед зная его ответ.
Людвиг почтительно встал сбоку от кресла и ответил:
– Нет, мессир. Госпожи нет дома.
– И где же она? Неужели до сих пор гуляет по саду? – тихо поинтересовался молодой человек, нахмурившись.
Кристиану вовсе не нравилось то, что он, как глупец, выспрашивает о ней у камердинера. Ведь слуга мог догадаться, что он жаждет видеть Славу, и подумать невесть что. А Кристиан не хотел показывать свою заинтересованность в жене перед кем бы то ни было. Невольно фон Ремберг напряг руку и вытянул пальцы, пытаясь нащупать ауру Славы. И действительно, ее не было поблизости. Поняв, что надо было еще по приезде прощупать ее энергию, Кристиан нахмурился. Однако он старался реже пользоваться своими тайными умениями, потому что они забирали много энергии, и он делал это только в исключительных случаях.
– Нет. Нынче она на ассамблее во дворце государя Петра Алексеевича.
– Где? – опешив, выдохнул фон Ремберг.
В следующий миг он резко сел прямо в кресле и, повернувшись к Людвигу, вперил в него инквизиторский взор.
– Госпожа сразу после обеденной трапезы уехала с господином Артемьевым во дворец его величества на Зимнюю набережную.
Кристиан два раза моргнул и медленно произнес:
– Я не понимаю, Людвиг. Моя жена уехала с каким-то мужчиной во дворец государя?
– Ну да, – кивнул Людвиг. – Сегодня грандиозный прием во дворце Петра Алексеевича, по случаю именин царицы Екатерины Алексеевны. Еще на той неделе придворный гонец прислал от царя приглашение. И Светослава Романовна уехала с господином Артемьевым туда еще засветло.
– Что за бред ты несешь?! – уже чуть повышая голос, пророкотал фон Ремберг, испепеляя слугу взглядом, и Людвиг немедля опустил глаза, не в силах выдержать жгущего потока фиолетового света от взора хозяина. – Какой еще гер Артемьев? И как эта скромница и пуританка могла быть приглашена на прием самим государем?
Минуту Людвиг молчал, обдумывая недовольное заявление фон Ремберга, и, наконец, объяснил:
– Вас долго не было, мессир. И многое изменилось здесь. Нынче ваша жена постоянно бывает в свете. Несколько раз в неделю она посещает балы и ассамблеи, а также ежедневно ездит в богоугодные заведения. А два раза даже у нас в особняке устраивала званые вечера, – быстро протараторил Людвиг. И видя, что Кристиан не спускает с него внимательного мрачного взгляда, продолжал: – Ваша жена, знаете ли, изменилась, мессир. Ныне она одевается по последней моде, ездит верхом, принимает в гостиной высокочтимых придворных и вообще ведет светскую жизнь. И постоянно при ней господин Артемьев, который сопровождает ее везде.
– И откуда взялся этот гер Артемьев? – процедил недовольно фон Ремберг. – Я знаю, что один ее брат теперь в Париже, а второй так и живет в Астрахани.
– Григорий Иванович Артемьев.
– А, этот. Значит, он выжил, – невольно выдохнул молодой человек, помрачнев. – Это ее названый брат.
– Ну да, я о нем и говорю вам, мессир. Она представила его как племянника своего покойного отчима. Он приехал еще прошлой осенью. И сейчас он наш новый управляющий. Он, знаете ли, весьма помог госпоже, когда сгорел этот особняк и нам пришлось строить его заново. Светослава Романовна очень доверяет ему и постоянно спрашивает у него совета. Да и в настоящее время Григорий Иванович живет здесь, в вашем особняке.
– Какого черта здесь происходит, Людвиг?! – пророкотал угрожающе Кристиан, вставая на ноги, более не в силах слушать все это. Оказывается, пока его не было, произошло столько всего, что просто было невозможно помыслить. – Что значит сгорел? Я же оставлял тебя присматривать здесь! А в особенности следить за ней! И что же я узнаю теперь? Эта гадкая девица спуталась с каким-то сопливым мальчишкой, который уже живет с ней в моем доме!
– О, мессир! Вы не беспокойтесь, она до сих пор девственна! Забери дьявол мою душу, ежели это не так!
– Ты клянешься?! – подозрительно спросил Кристиан.
– О да. Мы каждую ночь следим за ней. И Артемьев не посещает ее спальню. Бывает, иногда днем он заходит в ее комнату, но только при горничной. У Ульяны четкие указания на этот счет.
– Ты сказал, они много времени проводят вместе, и все могло произойти вне дома, – сквозь зубы процедил Кристиан.
– Да, вы правы, мессир. Я тоже думал о том. Оттого неделю назад, когда госпоже понадобились новые духи и крема, я привез к ней нашего брата Бертрана, под видом французского парфюмера, – пояснил тихо Людвиг. – Вы же знаете, что он может просматривать людей изнутри. Так он сказал, что она девственна до сих пор, как и велел наш Верховный.
– Ну, это уже что-то, – уже более спокойно произнес Кристиан.
– И мессир, не могу же я указывать госпоже, что ей делать. Я всего лишь слуга и исполняю поручения госпожи. Но знайте, я даже на минуту не задумаюсь и разделаюсь с этим мальчишкой, если он посмеет только прикоснуться к Деве.
– Да, так и делай дальше, – кивнул фон Ремберг. – Ибо девица еще нужна нам. И нужна чистой. Ты понял?
– Да-да, я все помню, – закивал камердинер и, чуть помолчав, заискивающе спросил: – Вы устали? Ваша комната готова, как и всегда. Может, велеть вам приготовить ванну или баню?
– Нет. Я поеду во дворец государя, – отрезал Кристиан. – Надобно вернуть эту своевольницу в усадьбу.
Кристиан стремительно направился прочь из гостиной, про себя ворча о том, что он смертельно устал, а вместо того, чтобы отдохнуть от многодневной скачки в седле, должен был гоняться за этой девицей, которая, видите ли, шаталась по ассамблеям, вместо того чтобы сидеть дома как благочестивая жена.