скачать книгу бесплатно
Закончив романс, Груша поклонилась гостям, которые зааплодировали ей. И уже через пару минут запела вновь, уже более трогательную песню о девушке, которую насильно выдавали замуж:
У церкви стояла карета,
Там пышная свадьба была,
Все гости нарядно одеты,
Невеста всех краше была.
Еще с верхних ступеней лестницы Урусов услышал чудесное пение. Привычным движением оправив парадный ментик, князь проворно спустился вниз по широкой лестнице и направился в сторону гостиной, откуда доносился пленительный голос:
На ней было белое платье,
Венок был приколот из роз,
Она на святое распятье
Смотрела сквозь радугу слез.
Когда Константин вошел в распахнутые двери помпезной большой гостиной, он устремил взор на девушку, стоявшую у рояля. Белоснежное легкое кружевное платье на сладкоголосой певице как воздушное облако окутывало ее стройную фигурку. Изящные руки, высокая грудь, невозможно тонкая талия, округлые бедра и светло-медовые волосы, собранные сзади и спадающие густым потоком на ее спину, слились для опешившего князя в образ совершенства. Лицо юной певицы было до того восхитительным, что могло бы принадлежать только неземной чудесной фее.
Ошеломленный, изумленный Урусов застыл у входа, отчетливо осознавая, что это та самая девушка, которая так поразила его на пыльной дороге. Нынче он знал ее имя. Ведь едва он приехал в усадьбу и задал вопрос первому попавшемуся конюху, как услышал в ответ:
– Говорите, больно красивая да молоденькая, да еще и верхом, ваше сиятельство?
– Да, – тогда кивнул Урусов и глухо добавил: – Со светлыми волосами и в синей амазонке…
– Ну, это Аграфена Сергеевна. При вашей сестрице компаньонкой состоит, – ответил конюх.
– При моей сестре? – опешил Константин.
– Крепостная девка, которую матушка ваша покойная на воспитание взяла, – объяснил конюх.
– Так это Грушенька! – тут же осенило Урусова, и в его воспоминаниях появился образ шестилетней светловолосой малышки, которая играла с его сестрой в куклы. – Вот бы никогда не подумал, что она станет такой…
И теперь не в силах отвести завороженного взгляда от светловолосой прелестницы, которая вдохновенно пела, князь ощущал, что еще никогда ему не доводилось встречать подобную красавицу, хотя за свою бурную жизнь он повидал множество хорошеньких девиц и красивых женщин. А в этот миг завораживающий сладкий голос Груши разливался по ярко освещенной золотой зале:
Горели венчальные свечи,
Невеста стояла бледна,
Священнику клятвенной речи
Сказать не хотела она.
Когда ей священник на палец
Надел золотое кольцо,
Из глаз ее горькие слезы
Ручьем потекли на лицо.
Я слышал, в толпе говорили:
"Жених неприглядный такой,
Напрасно девицу сгубили".
И вышел я вслед за толпой.
У церкви стояла карета,
Там пышная свадьба была,
Все гости нарядно одеты,
Невеста всех краше была.
Груша пропела последнюю строку и перевела взор на мужчину в алой военной форме гусара, который замер у входа в гостиную. Крайние гости тоже заметили Урусова и сразу же по зале понеслись взволнованные реплики.
– Князь! Князь Константин! – пронесся быстрый шепот, и Татьяна, заслышав взволнованные голоса гостей, резко прервала игру.
Обернувшись, она заметила брата, вошедшего в залу.
Великолепная гусарская форма: красный доломан с золотыми галунами, ментик того же цвета и ярко-голубые рейтузы, – красиво подчеркивала статную, высокую, эффектную фигуру молодого князя. Модно уложенные светло-русые волосы, большие серо-голубые глаза, высокий лоб, крупные изысканные черты красивого породистого лица венчали его облик. Хищный высокомерный взор и надменно сжатые чувственные губы выдавали в нем человека властного, жесткого и одновременно страстного. Бесконечные романы, которые тянулись за князем ярким разноцветным веером, испортили его некогда наивную и чистую сущность и превратили в развратного циничного вельможу.
Константину Николаевичу Урусову было тридцать девять лет, последние двенадцать из которых он провел за границей. Еще в шестнадцатилетнем возрасте он поступил на учебу в Пражский корпус, из которого был выпущен 1838 году и зачислен в гусарский лейб-гвардии полк, куда принимали дворян славянской внешности, красивой наружности и высокого роста. Девятнадцатилетний Константин жаждал проявить себя на военном поприще, думая, что война – это лучшее средство завоевать почет и славу в обществе.
В 1839 году он был отправлен на службу на Кавказ, где в первые два года отличился храбростью и получил две награды: орден святой Анны третьей степени и золотое оружие «За храбрость». После его перевели в Крым, где он также с честью служил до 1846 года. В том же году вышел в отставку, уже устав от кровавой резни под названием война.
В тот же год, испросив разрешения у отца, молодой князь решил немного пожить за границей, горя желанием получить от жизни всевозможные удовольствия. Пока делами занимался его отец, Константин вел беззаботную роскошную жизнь, не думая о завтрашнем дне. Он переезжал с места на место, путешествуя по европейским странам. Селился в шумных городах, легко заводил новых знакомых и терпел возле себя всевозможных прихлебателей. Он постоянно менял место проживания, города и страны, также много веселился и балагурил, устраивал большие попойки с новоиспеченным друзьями, участвовал в дуэлях и непременно в каждом местечке заводил ни к чему не обзывающую интрижку с местными красотками из дворянок.
Дамы и девицы падали к его ногам постоянно, очарованные его статью, красотой, напором и деньгами. И молодому богатому князю не составляло труда завоевать очередную жертву для нового кратковременного сладострастного романа. В основном в его сети попадались молоденькие вдовы, жеманницы со старыми мужьями или потасканные красотки в возрасте, которые некогда блистали. То есть те женщины, которые сами управляли своей судьбой и жизнью. Молоденькие девицы на выданье, чистые и невинные, хотя и влюблялись в него, но были для Урусова запретными, потому что их хорошо охраняли отцы, женихи или братья. И Урусов знал, что, если соблазнит хотя бы одну такую невинную девушку-дворянку, ему непременно придется жениться на ней. А это было недопустимо для князя, так как свою свободу он ценил превыше всего. Поэтому совсем юных особ избегал как огня, предпочитая общество уже умелых во всех отношениях красивых дам.
В настоящее время дела требовали его присутствия в России, и он был вынужден оставить шумную Европу и вернуться на родину.
Глава VIII. Князь
– Константин! – воскликнула Татьяна и, сорвавшись с места, устремилась к брату, обрадовавшись тому, что он все же решил спуститься к гостям, хотя первоначально не хотел этого делать.
Тут же в зале поднялся невообразимый шум. Гости повскакивали со своих мест. Мужчины стали приветствовать вошедшего князя и жать ему руку. Женщины в мгновение ока окружили его плотным кольцом, кокетливо обмахиваясь легкими веерами и непрерывно задавая глупые вопросы о заграничных странах.
Позабыв о концерте и о девушке, которая одиноко стояла у рояля, гости с трепетом и волнением приветствовали князя и весело болтали. Вздохнув, Груша медленно отошла к открытому окну, и выглянула в сад. Неожиданно ее глаза наткнулись на высокую темную фигуру мужчины, стоявшего у одной из яблонь во мраке сада. Она сразу узнала его, отметив, что Елагин смотрит на нее. Мгновенно смутившись, девушка резко отпрянула от окна и отвернулась.
В некоем волнении Груша устремилась обратно к роялю и, схватив ноты, сделала вид, что ищет нужную страницу. Однако мысль о том, что Андрей уже давно стоит под яблоней и следит за нею, словно набат, била в ее голове. Руки девушки задрожали, и она не в силах сосредоточиться поставила ноты обратно на рояль. Спустя пару минут она вновь подошла к окну, но у яблони уже никого не было. Андрей исчез.
Чуть ранее Груша слышала, как княжна Татьяна пригласила всех гостей пить чай в столовую. Оттого девушка облегчено вздохнула, решив, что сможет хоть немного отдохнуть от непрерывного пения. Так и замерев у раскрытого окна и всматриваясь в темноту, Груша хотела, чтобы Андрей вернулся и она уже точно могла удостовериться, что он ей не привиделся.
Константин едва вырвался из этого докучливого, любопытного общества. Его спасла Татьяна, которая пригласила всех пить чай в розовую столовую. Гости, что-то с интересом обсуждая, направились за княжной в соседнюю комнату. Князь же наконец умело остался один в зале и быстро обернулся. Видя, что Груша стоит у открытого окна и как будто что-то рассматривает во мраке ночи, Урусов тихо приблизился к девушке и остановился за ее спиной. Ее светлая головка с высоким длинным хвостом, который спускался на стройную спину, привлекла его внимание. Густой длинный поток светло-медовых волос, украшенный жемчужными нитями, вызвал в Урусове странное желание – зарыться ладонями в эти живые шелковистые пряди и насладиться их мягкостью. Груша не была причесана как все женщины в зале. Ни завитых локонов, ни высоко поднятых вверх волос не было и в помине. Но Константину ее простая прическа показалась такой девичьей и естественной, что он непроизвольно сглотнул, ощущая, как руки задрожали от возбуждения.
Хмурясь и пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте сада, Груша не сразу ощутила, что не одна. В какой-то момент она почувствовала чье-то присутствие за спиной. Девушка резко обернулась и похолодела. Князь Урусов, выпрямив плечи, замер перед нею всего в нескольких шагах и темным взором смотрел прямо в ее лицо, как-то напряженно и невозможно дерзко.
Когда она обернулась и испуганно вперила в него огромные озера глаз, Урусов чуть прищурился, чувствуя, как яркий фиолетовый поток ее взора бьет его своим светом. В его горле вмиг пересохло, и Константин отметил, что глаза у нее явно колдовские. Они имели густой насыщенный фиолетовый цвет и сейчас сверкали подобно драгоценным камням. Бархатные густые и темные ресницы выразительно обрамляли чудесные очи девушки, и Урусов подумал, что не может быть обычная девушка так хороша. Там, на дороге, ему удалось лишь мельком разглядеть ее. Здесь же, при свете свечей, так близко он очень хорошо видел ее румяное, прелестное лицо и пухлые губы соблазнительной формы.
Не понимая, отчего Урусов молчит и неотрывно смотрит на нее, Груша смутилась и опустила глаза. Однако князь сделал шаг к ней, и она отметила его голубые рейтузы и темные легкие сапоги в опасной близости от подола своего платья. Урусов поднял руку и очень осторожно, обхватив пальцами подбородок девушки, заставил ее поднять лицо. Груша вынужденно вновь взглянула на него снизу вверх и отметила, что князь довольно высок и широкоплеч, ибо она едва доставала носом до его плеча, на котором висел алый ментик.
Видя, что девушка вновь устремила на него свои чудесные фиолетовые глаза, Константин очень тихо вымолвил:
– Почему вы так стремительно ускакали и даже не назвали своего имени, сударыня?
– Вы же его знаете теперь, – пролепетала тихо Груша, ощущая себя не в своей тарелке от его близости. У нее возникло сильное желание немедленно убежать из этой гостиной и от этого опасного человека.
– Знаю… – выдохнул он одними губами, и Груша в ужасе отметила, что на лице князя отразилась целая гамма чувств: восхищение, радость, алчность, упоение, страсть. Он начал склоняться над нею, очень медленно, но неумолимо, и девушка окончательно опешила от его поведения.
– Константин! – раздался вдруг звонкий неприятный голос Татьяны за его спиной. Урусов, словно пойманный с поличным, без промедления отпустил подбородок Груши и, чуть отодвинувшись от девушки, обернулся к сестре. – Пойдем! Все жаждут с тобой поговорить, – продолжала Татьяна, подойдя к брату, схватила его за локоть и потащила к выходу из залы.
Урусов лишь на миг обернулся в сторону Груши, стоявшей у окна, желая удостовериться в том, что она не плод его воображения, а затем последовал с сестрой в парадную столовую.
Когда Урусовы вышли из гостиной, Груша с облегчением выдохнула. Она не понимала, отчего нынче князь повел себя так, но отчетливо осознавала, что ей неприятно его внимание. Да, она должна была признать, что Урусов невозможно красив и статен, но она так же видела, что красота князя холодная, надменная. Его вызывающая поза, весь его вид как будто говорил – я неповторим, уникален и богат, и все должны непременно склоняться передо мной. Неприятное чувство от его недавней близости и даже некоторая гадливость в одночасье овладели Грушей, и она ощутила безумное желание оказаться в саду, там, где еще четверть часа назад стоял Елагин.
Понимая, что в ближайшие полчаса не понадобится княжне, она подхватила юбки и устремилась прочь из дома. Она проворно выбежала на крыльцо и, спустившись по мраморным ступенькам, быстро пошла по дорожке в сторону сада. Достигла первых яблонь уже через пару минут и чуть замедлила шаг. Здесь царил мрак, и она с трудом различала высокие, широкие силуэты цветущих деревьев. Груша обошла яблони, но Елагина нигде не было видно.
Неясный шорох раздался за ее спиной и Груша обернулась. Лишь на мгновение выхватила взглядом высокий темный силуэт мужчины, который стремительно приблизился к ней, и в следующий миг девушка оказалась в сильных объятиях молодого человека. Рука Андрея властно сжала ее затылок, приподнимая ее голову, а вторая обвила ее талию.
Уже через мгновение его горячие властные губы завладели ее ртом. Груша опешила, распахнув в испуге глаза. Елагин же, склонившись над нею, неумолимо притягивал ее голову сильной рукой к своему лицу. При этом он крепко сжимал ее стан и, не давая девушке отстраниться, страстно и неистово целовал ее губы. Спустя пару минут молодой человек отпустил ее и впился взором в глаза девушки. Дрожащая, смущенная, опешившая от его поведения Груша испугано дернулась, решив немедленно уйти из этого сада и от него. Но Андрей быстро притиснул ее к своей груди, и его широкая ладонь властно прижала светловолосую голову Груши к плечу. Трепещущая, зардевшаяся от его близости, а еще более от его дерзких поцелуев, она попыталась вновь вырваться из его рук, но Елагин сжал ее в объятьях и выдохнул над ее макушкой:
– Тише, не вырывайся, девочка моя…
Груша замерла и отчетливо ощутила, что ей приятна близость молодого человека. Его теплые руки с силой и как-то очень осторожно удерживали ее, и она наконец осознала, что произошло. Воспоминания о его губах, которые целовали ее мгновение назад, вызвали в теле девушки сладостную дрожь. Не ожидая такого смелого поведения от Елагина, она думала лишь о том, что даже в своих мечтах не представляла, как может быть упоителен его поцелуй. Она перестала вырываться, сама прижалась к нему. От молодого человека веяло силой, спокойствием и защитой, и Груша, как пойманная птичка, радостная и трепещущая, чувствовала, будто попала в сказочный сладостный сон. Где был он – так близко. Ее желанный кумир, ее тайный возлюбленный, ее герой. Она так долго мечтала о нем, так много грезила о том, как Андрей будет вот так держать ее в своих объятьях, что затрепетала всем существом, ощущая, как ее переполняет иступленное безумное счастье.
– Вы дрожите, Грушенька? Замерзли? – тихо произнес он ласковым баритоном.
– Нет, – пропела она в ответ, слыша, как собственное сердце стучит глухими, дикими ударами от его близости.
– Вы боитесь меня? – глухо прошептал он.
– Нет, – выдохнула она нежно в ответ.
Елагин начал целовать ее макушку, и Груша, ощутив его горячие губы на своих волосах, еще сильнее затрепетала. Интимность, сладость и упоение этого момента полностью завладели ее существом, и девушка поняла, что хочет, чтобы Елагин снова поцеловал ее и уже более никогда не выпускал из своих объятий. Молодой человек будто услышал тайные позывы ее души. Ласково обхватив широкой ладонью ее шейку и подбородок, Андрей приподнял ее лицо. Одурманенная, послушная и дрожащая, Грушенька подняла на него свой чудный взор и увидела, как его глаза светятся в темноте. Она не отрывала взгляда от его ласковых нежных глаз, утонув в голубом омуте его притягательного взгляда, и вся ее душа прямо рвалась навстречу ему.
Андрей чуть передвинул ладонь с ее шеи, и его сильные пальцы медленно провели по пухлым манящим губам девушки. Он видел, что эта ласка нравится ей, ибо она прерывисто задышала. Ошалев, от ее покладистости и явного проявления ответного чувства, он ощутил, как в его висках бешено застучала кровь. Вновь склонившись к ней, он прижался к ее губам.
Но тут случайный шорох заставил Елагина напрячься. Вмиг оторвавшись от губ девушки, он инстинктивно поднял лицо. Устремив взгляд на распахнутые окна гостиной, где горел яркий свет, он невольно нахмурился. На мгновение ему показалось, как в проеме окна мелькнуло светлое платье. Неприятное чувство от того, что их видели, заставило Андрея убрать руки и выпустить девушку из объятий. Он не боялся того, что станет известно об их с Грушей близости, но Андрей не хотел, чтобы завтра вся усадьба болтала об этом. Сначала он собирался все выяснить, поговорить с девушкой и все до конца решить, а уж потом объявлять об их помолвке.
Груша смущенная и дрожащая от того, что сейчас произошло, бросила на молодого человека страстный испуганный взор и, сорвавшись места, побежала прочь из сада. Он окликнул ее по имени и на секунду замешкался. Когда же Андрей устремился вслед за девушкой, понимая, что им немедленно надо обо всем поговорить, она уже выбежала на ярко-освещенную дорожку, ведущую к парадному подъезду дворца. Елагин резко остановился, понимая, что вновь все пошло как-то не так. Эта женщина у окна, которая спугнула их, и собственное замешательство опять помешали его планам.
Едва Груша оказалась в светлой парадной, она увидела княжну Татьяну. Чуть замедлив шаг и приблизившись, она хотела спросить, когда ей вновь петь, но отчетливо отметила злой, колючий взгляд Татьяны.
– Ступай к себе, ты мне сегодня более не нужна, – вымолвила княжна сквозь зубы и, развернувшись на каблучках, направилась к открытым дверям гостиной. Груша обрадовалась этому и, перепрыгивая через три ступеньки, поспешила наверх, желая побыть в одиночестве и помечтать о том, что теперь случилось в яблоневом саду.
Глава IX. Ревность
– Я хотела поговорить с тобой, братец, – произнесла Татьяна, когда они с Константином остались наедине в пустынной гостиной.
Было уже за полночь, и гости давно разъехались. Но Урусову отчего-то не спалось, и он, медленно потягивая вино, сидел у камина и смотрел на догорающие угли. Татьяна, которая уже собиралась подняться наверх, заметила брата в гостиной и приблизилась к нему.
– Я слушаю тебя, сестрица? – ответил ласково князь, подняв на девушку глаза.
Татьяне недавно исполнилось двадцать, и она была на девятнадцать лет младше Константина. Урусов очень хорошо помнил сестру маленькой девочкой, так как в последний раз видел ее еще в молодости. Потому в данный миг, смотря на Татьяну, которая уселась напротив в кресло у камина, ему было еще трудно привыкнуть к тому, что она выросла. Он воспринимал ее как еще юную несмышленую девицу и чувствовал себя так, будто разговаривает с дочерью.
– Это касается Аграфены.
– Груши? – заинтересованно произнес Урусов и чуть прищурился. – И что с ней?
– Я хотела просить тебя, братец, чтобы ты не давал ей вольную, если она вдруг попросит.
– А она разве не свободна? – искренне удивился Константин, поставив хрустальный бокал на столик, и напряжено посмотрел на сидящую напротив сестру. – Я думал, матушка давно выправила ей вольную. Она же в каждом письме твердила, что намеревается это сделать.
– Да, матушка очень хотела свободы для Груши. Ибо считала ее своей названой дочерью. Представляешь? – с ревностью, как-то зло заметила Татьяна. – Но у нее одна дочь, это я!
– Согласен, – кивнул Константин. – Но Грушу воспитывали как дворянку. С самого детства она была при тебе, и относились к ней не как к обычной крепостной. Оттого, видимо, матушка и воспринимала ее как дочь.
– Но Груша не дворянка, Костя, – желчно воскликнула княжна. – Она крепостная. И отец всегда твердил матушке об этом. Но матушка не желала слушать и постоянно просила, чтобы батюшка написал Груше вольную. Но он не хотел этого, говорил, что она слишком дорогая крепостная девка, чтобы просто так отпускать ее на волю. За нее можно выручить огромные деньги. Как-никак она и музицировать умеет. И наукам разным обучена и три языка иностранных знает. Начитанная, образованная и певица знатная. В последние годы перед смертью батюшка постоянно твердил, что надобно продать Грушу, потому как денег в нее вложено немало, и потому сделка должна окупить все его расходы.
– И что отец действительно намеревался продать ее? – нахмурившись, спросил князь.
– Ну да. Он даже покупателя нашел, когда Грушке шестнадцатый год шел. Одного подполковника в отставке, который как-то гостил у нас в имении. И которому она так приглянулась, что он, почитай, четыре тысячи золотом предлагал за нее батюшке.
– Неужели? – опешил Урусов. Отчего-то от рассказа сестры ему стало не по себе.
Естественно крепостных продавали и покупали, и он относился к этому как к обыденности. Но тот факт, что матушка хотела видеть Грушу свободной, а отец намеревался продать девушку, ему показался весьма неприятным.
– Батюшка и продал бы ее, уж больно деньги большие подполковник обещал. Но матушка тогда устроила такую истерику со слезами, что ей даже доктора вызывали, а отец, испугавшись за ее здоровье, отступился от своих планов. Так после этого матушка весь следующий год умоляла написать вольную Груше. Матушка сказывала мне, что боится, как бы батюшка опять не решил продать ее Грушеньку. И постоянно твердила, что она такая нежная ранимая девушка и нельзя ее какому-то самодуру продавать, такому, как, например, этот подполковник, у которого на уме были одни блудливые мысли.
– И что же, матушка обсуждала с тобой все эти подробности? – опешил Константин.
– Да вся дворня об этом знала. Во всяком случае, тот подполковник и не скрывал, что собирается сделать Грушу своей любовницей.
– Хм. Ну и истории ты мне рассказываешь, сестрица, – заметил Урусов.
– Так я вот о чем хотела поговорить с тобой, Костя, – начала нервно Татьяна. В ее голове уже нарисовался некий план, который она хотела немедленно осуществить, чтобы устроить свое счастье, которому в данный момент мешала Груша. – Все же надо исполнить волю батюшки и продать ее. Я только тебя и ждала для этого. Поверенный без твоей подписи не хочет ничего делать, поскольку ты главный владелец всего имущества.
– И ты хочешь, сестрица, чтобы я продал Грушу? – вновь переспросил Урусов.
– Да. Непременно. Она мне больше не нужна, – сказала твердо Татьяна.
Княжна вновь вспомнила миг, когда Елагин целовал Грушу в саду пару часов назад. Уже давно Татьяна ревниво замечала, что их управляющий как-то уж больно заинтересованно смотрит на ее компаньонку. И это вызывало в душе девушки ревнивое, темное недовольство, ведь она сама была влюблена в Андрея Елагина. Гнетущая ревность и зависть к красоте Груши уже более года точили существо Татьяны, но она никому этого не показывала. При этом ежедневно княжна думала о том, как убрать Грушу из усадьбы, чтобы Елагин забыл ее. Замыслив продать Грушу еще прошедшей осенью, княжна с прискорбием узнала от поверенного, что для того, чтобы выставить Грушу на продажу в одном из Петербургских рабочих домов, необходимые документы должен был подписать непременно новый владелец поместья и имения, ее брат. Поэтому Татьяна так неистово и мучительно ждала, когда вернется Константин. Ибо Андрей видел только эту смазливую крепостную девку, а на нее, Татьяну, не смотрел вовсе.
