Полная версия:
Смута
Кузнецов понимал, что отказываться нельзя. Авторитет лопнет, как холодный стакан от кипятка. Он числил себя русским, хотя в жилах его текла и немецкая, и еврейская, и белорусская кровь. Но основные родовые корни тянулись из Поморья. Его давний пращур Еремей Уханов явился с сыновьями по зову Великого Петра в Санкт-Петербург на строительство верфи. Старший из сыновей в одночасье обрюхатил дочку немецкого корабельщика. Тот нажаловался царю. Петр повелел прикрыть грех свадьбой и гулеванил на ней с мастеровыми, пока в Онежской стороне не показалось солнце…
Безделье Кузнецова скрашивали компьютер и телевизор. Новости он смотрел по двум каналам: ОРТ и НТВ. Факты были одни и те же, но Сергунек и Кислов излагали их каждый по-своему. Оно и понятно: кто платит, тот заказывает музыку.
Вот и сейчас Кислов с грустью в голосе сообщал о том, что человека, похожего на генерального прокурора, заловили в сауне с молоденькими проститутками. С задумчивым видом он усомнился в подлинности снимков и потребовал независимой экспертизы. Адвокат не сомневался, что в следующей передаче он сообщит об их подлинности.
Все ясно: Малюту схарчили. Он мешал и президентской «семейке», и олигархам, и даже ментам. Но слаб человек, даже прокуроры подвержены слабостям. Проколоться на дешевках – непростительно для прокурора. Кузнецову оно, конечно, на руку. В ближайшие месяц-два прокуратуре будет не до Красавчика. Там все будут ерзать в своих креслах, боясь их потерять. У него появлялась возможность полностью сосредоточиться на деле русскоязычной общины в Таллине…
В дверь снова постучали, и в палату вошла, нет, не вошла – вплыла Нефертити. Точеный лик, миндалевые глаза, волосы воронова крыла по плечам. Грациозно вручила букет и грустно улыбнулась.
– Можно присесть, Борис Аркадьевич?
– Садитесь. Мы знакомы?
– Нет. Меня зовут Виолетта. Теперь знакомы. Я к вам по делу.
– Слушаю вас.
– Мой муж в римской тюрьме. Его надо вытащить в Россию.
– Во-первых, я уже веду дело и не могу выехать в Италию. Во-вторых, я адвокат дорогой.
– Знаю. Я согласна на все ваши условия.
Она уселась в кресле удобнее, юбка с разрезом натянулась, открывая ноги цвета слоновой кости много выше колен.
– Этот номер со мной не пройдет, Виолетта. Я – импотент.
– Борис Аркадьевич! – укоризненно произнесла она. – Я имела в виду сумму.
– Вы ее не потянете.
– Назовите сумму. Чтобы хватило на вашу голубую мечту.
– У меня нет голубой мечты.
– А фрегат?
Кузнецову с трудом удалось сохранить невозмутимость. Это ему сон однажды приснился: среди береговых сосен фрегат с шикарными каютами, командирским мостиком и слугами-матросами… Даже Вовочке он об этом не рассказывал, только секс-секретарше – под утро, когда они впервые остались в его новой квартире. Ай да Лилечка, ай да тварь!
Он пристально оглядел посетительницу.
– Миллион зеленых вам по силам? – Кузнецов намеренно завысил в несколько раз сумму гонорара.
– По силам. В мешке или на счет в Швейцарии?
– Две трети в мешке.
– Хорошо.
– За что муж угодил в римскую тюрьму?
– Не знаю. – Юбка теперь открывала лишь колени.
– В России он в розыске?
– Нет.
– Работает на мафию? На кого-либо там? – показал глазами вверх.
– Пока без ответа.
– Куда вы еще обращались?
– Никуда.
– Как давно он в Италии?
– Вторую неделю. По документам он греческий подданный. И по национальности – грек. Родился в Сибири. Жил до последнего времени в Москве.
– Ваш брак зарегистрирован?
– Если необходимо, принесу свидетельство о браке. Так вы беретесь?
– Лучше сделайте, коль вы всемогущая, чтобы его здесь объявили в розыск.
В этот момент дверь в палату распахнулась. Надежда Васильевна окинула комнату подозрительным взглядом.
– Ничего не понимаю, Борис Аркадьевич. Вы должны выписываться в пятницу. А сейчас главврач распорядился облагородить ваш рот к 11 утра завтра. И сразу – на выписку. Через полчаса в процедурный кабинет! – и вышла.
– Она неравнодушна к вам, господин адвокат, – улыбнулась Виолетта. – Не потеряйте бдительность.
– С вами же я не потерял бдительности. И договоримся так. Если я возьмусь за ваше дело, вы будете со мной полностью откровенной. Главное – не врать.
– Разве я врала?
– Вы – не жена человека из римской тюрьмы. И даже не любовница. Слишком деловиты для близкого человека. И поторопились выставить напоказ свои прелести.
– Извините.
– После возвращения из Эстонии жду вас или того, кто вас послал, в офисе.
«Да, не ко времени этот процесс в Эстонии, – подумал Кузнецов, когда посетительница покинула его палату. – За такой гонорар он готов хоть завтра вылететь в Рим. Но пресса уже раструбила про русскоязычную общину и о его согласии взять защиту ее руководителя на себя…»
Через час Виолетта встретилась с Пилотом. Крупным гребнем стала расчесывать свои роскошные волосы над белым листом бумаги. Оттуда скользнул микродиктофончик в форме утолщенной спички.
– Хреновая из тебя артистка, – сказал Пилот, прослушав запись. – Только и умеешь ноги задирать да губами чмокать. – Идем к Тузу…
– На хрен ему вперлась та русскоязычная община? – спросил Туз.
– Реклама – двигатель адвокатского прогресса, – откликнулся Череп.
– Сколько он пробудет в Эстонии?
– До суда шесть дней, – начал высчитывать Череп. – Потом, может быть, «на доследование» в связи с открывавшимися обстоятельствами, волокита, в общем.
– Это нам не подходит, – сказал Туз. – Пилот, сделай, чтоб никакой волокиты не было.
– Я не Бог, – ответил тот. – Сделаю, что смогу.
Была у Пилота в Таллине агентура, но давняя. Самая способная – Рита с третьего курса инъяза. Были еще бухгалтер из совета министров республики и бармен из «Старого Таллина». Пойдут ли на контакт бывшие агенты, если они на месте – не известно.
– Дам тебе, Пилот, наводку на Учителя. Найдешь его в Риге, – проговорил Туз. – Смотрит за всей Прибалтикой. Кентовали мы с ним. Потом я его короновал. Передашь маляву от меня. Его котелок любую кашу сварит.
– Без нужды лезть к нему не стану. А понадобится – обращусь.
2Белого Пилот с собой не взял, хотя по первости и намеревался. Наследил Белый в Эстонии. Зарядил на адвоката бывшего капитана Феоктистова, которого братва знала по кличке Рыбак. Сам вылетел на сутки раньше.
Он был в Таллине дважды. Впервые – еще в мирное время, в десятисуточном отпуске. Второй раз – во время перестроечных событий, когда Меченый заявил, что понятия не имеет, каким образом в Таллине оказались спецподразделения. А ведь ребят кинули туда с его благословения…
Город показался Пилоту незнакомым. Он неторопливо шел по улице, в плаще, в строгом костюме, с тростью, стараясь скрыть выправку военного. Трость была сделана по спецзаказу: стоило сдвинуть на внутренней стороне фигурной ручки сучок-рычажок, как из торца стремительно вылетал острый стилет.
Бар «Старый Таллин» он нашел без труда. Погребок был тих и уютен. Заказ Пилот сделал на немецком, которым владел в совершенстве. Официант в белоснежной манишке понял его. Через две минуты появился, неся поднос одной рукой на уровне подбородка.
– У вас ничего не изменилось с тех пор, как я посетил ваше заведение, – сказал Пилот.
– Давно это было? – осведомился официант.
– Во времена оккупации русскими. Тогда бармен был другой.
– Он был агентом КГБ и поплатился за это.
– Справедливо, – равнодушно бросил Пилот…
Домашние телефоны бухгалтера и Риты он помнил наизусть. По первому ответил незнакомый мужской голос. Услышав имя бухгалтера, запнулся на какое-то время и стал усиленно приглашать в гости, объяснив, что хозяин сейчас появится.
– Иду, – ответил Пилот и быстро зашагал прочь от телефонной будки.
Значит, и этот спекся. Да и не могло быть по-другому, если все спецархивы попали в руки политической полиции. Хорошо, что он нигде документально не засветил Риту. Берег для особого случая, который так и не представился. Даже конспиративную квартиру успел переписать на нее.
Ее голос он узнал сразу.
– Ты замужем? – спросил он по-русски.
– В чем дело? – устало произнесла она.
– Помнишь Рижское взморье?
– Юри? – Неуверенность еще сквозила в ее голосе. – Где вы, Юрий?
– Ты одна?
– Да, мужа нет. Семьи нет. Одна! Где ты, Юри?
– В двухстах метрах от твоего дома.
– Приходи, Юри. Я знала, что ты вспомнишь свою Ритуню. Жду, Юри…
С ней он познакомился как раз в тот свой краткий отпуск. Проходя вечером по пустынному пляжу, услышал за одной из купальных кабинок проглоченный женский крик: «Спас…» Похоже, что не дали докричать. Не раздумывая, он кинулся на голос. Длинноволосых парней вырубил легко. Схватил девицу за руку, потащил в сторону освещенного корпуса. Зайти она отказалась, молча показала на располосованный до пояса сарафан и оборванную резинку трусов.
– Мне надо в Таллин, – сказала.
Он накинул на нее свой пиджак, снял брючный ремень:
– Подпояшь трусы. Жди меня здесь, сейчас вернусь…
– Где ты живешь в Таллине? – спросил он, когда они ехали в такси.
– В общежитии.
– Удобно тебе появляться там в таком виде?
– Нет.
– Значит, едем на квартиру моего друга. Он сейчас в командировке.
Почувствовав ее немое сопротивление, сердито сказал:
– Не бойся, приставать не буду. Завтра купим одежду, и иди в свою общагу.
– У меня нет денег.
– У меня есть.
Явочная квартира имела казенный вид. Но холодильник не пустовал. В нем даже нашлись бутылка водки и рижский бальзам. Выпила она без отвращения. Консервированное мясо поела с аппетитом. Кофе пила с удовольствием и маленькими глоточками.
– Как ты попала без денег в зону отдыха? – спросил он.
– Поехала со знакомым.
– Где же он?
– На пляже. Один из тех троих.
– Ну и подонок!.. – И без всякого перехода спросил: – Сыта? В той комнате найдешь в шкафу чистое постельное белье. Укладывайся и спи. Я здесь – на диване.
– Меня зовут Рита. А тебя?
– Юрий.
– Юри, – она сглотнула последнюю букву.
Он уснул сразу. И проснулся от ее голоса. Она стояла в дверях спальни.
– Ты не хочешь прийти ко мне, Юри?
– Хочу, – ответил он и рывком поднялся с дивана…
Она почти не изменилась. Только скорбные морщинки затаились в уголках губ. Подошла к нему, обняла. И заплакала. Он ни разу не видел ее плачущей, даже в той передряге, когда они тащили по задворкам раненого Белого.
– Как ты жила эти годы? – спросил он, гладя ее волосы. Она была лишь чуть пониже его ростом, и когда кивнула, он ощутил на лице прикосновение ее волос.
– Плохо, Юри.
– Работаешь?
– Да. Бухгалтером, – заметив его недоуменный взгляд, объяснила: – Мой английский никому не нужен. Я же полукровка. Окончила бухгалтерские курсы.
– Ты бедствуешь?
– Но не нищенствую, как люди в России. А ты по-прежнему работаешь шпионом? – Она слабо и смутно улыбнулась.
– Нет, Ритуня. С Конторой я распрощался. Вернее, она распрощалась со мной.
– Значит, ты приехал только ко мне?
– К тебе – тоже.
– Лучше бы ты меня обманул. Сказал: только к тебе.
– Я вру только по служебной необходимости, Рита.
– Знаю, – еле слышно произнесла она.
Прижалась к нему, изогнулась, замерла.
Он почувствовал ее колени и пронзительно ощутил, что хочет эту женщину. Она поняла это, отстранилась, прошептала:
– Не надо торопиться.
Он легонько приподнял ее, усадил в креслице. Сам сел рядом на стул.
– У меня в холодильнике жареные грибы, – сказала она. – Будешь?
– Буду.
– Спиртного нет, Юри. Я же не знала…
– У меня есть, – не дал договорить ей Пилот. – И вот еще что, – достал из внутреннего кармана пачку зеленых, положил ей на колени, – возьми и расходуй. Деньги мои личные и достались мне легко. Трать их бессовестным образом!
– Ты женат, Юри?
– Нет.
– Хочешь, рожу тебе сына?
– Не хочу, Ритуня. Это роскошь при моей профессии.
– Почему?
– Не имею права быть легко уязвимым.
– Но ведь Контора отторгла тебя?
– Подобрала другая, еще пакостней. К тебе она не имеет и не будет иметь никакого отношения.
– Должна я в этот раз в чем-то помочь тебе?
– Не думаю…
Грибы с картошкой напомнили Пилоту мордовскую деревню Журавки. Там он вырос. На деревенском кладбище упокоилась его мать. Там же осталась скрасившая его одиночество румянощекая доярка Раиса, от которой он уехал, даже не попрощавшись.
Пилот и Рита сидели за столом, мирно беседовали, пока взрывная волна не бросила их друг к дружке. И уже позже, когда волна прокатилась мимо, он спросил:
– Где ты работаешь, Ритунь?
– Выдаю зарплату в Верховном суде…
– Н-да! – выдохнул Пилот. – Может, и обращусь к тебе за помощью.
– Я все сделаю для тебя, Юри…
3Кузнецов приехал в Таллин на следующий день. Город встретил его дождем. В Прибалтике всегда в эту пору дожди.
Судейские чиновники были сама любезность. Дело о депортации Ручкина предоставили незамедлительно. Слеплено оно было на совесть. Однако обвинительное заключение вызывало вопросы. В нем было несколько ссылок на уголовное дело, заведенное в прошлом году.
– Мне нужно ознакомиться с уголовным делом Федора Ручкина, которое вы рассматривали чуть больше года назад, – сказал он круглолицему председателю.
– Увы! – сочувственным тоном произнес тот. – Оно находится в архиве политической полиции. Но вы не беспокойтесь, я подскажу, как вам поступить. – Судья блестяще говорил по-русски, видимо, окончил московский либо питерский юрфак. – Вы должны написать ходатайство министру юстиции, тот ознакомит с ним генерального прокурора. Дальше – проще: по ступенькам…
Кузнецов словно бы погружался в вату: мягко, глухо и душно.
– Почему уголовное дело находится в политическом архиве? – спросил.
– Вы же популярный у себя на родине адвокат! Прекрасно понимаете, что грань между уголовщиной и политикой размыта. Особенно в России.
– Вы уверены, что я ознакомлюсь с делом до процесса?
– Скажите, в чем сегодня можно быть уверенным?..
Кузнецов возвращался в отель в скверном настроении. Итальянский гонорар удалялся от него семимильными шагами. Стандартные ходы тут не годились. При игре в преферанс хитрецы используют армянский снос. Даже играя с компьютером, он не раз его обыгрывал. Программисты рассчитали, что компьютерный противник будет делать ходы, обусловленные логикой игры. Но не предусмотрели армянских сносов, когда партнер сбрасывает заведомо выигрышные карты. Компьютерный мозг не мог воспринять такого идиотизма и позорно проигрывал. Так и в адвокатской практике. Нестандартный ход ставит обвинителя в тупик.
Да еще этот остолоп, по фамилии Ручкин, умотал в такой ответственный момент в Питер. Один из его приятелей-активистов, поколебавшись, дал Кузнецову питерский телефон. Ручкин оказался у какой-то бабенки с прокуренным голосом.
– Федюнчик! Тебя какой-то адвокат…
«Федюнчик» обещал выехать «в сей же момент», но до сих пор не объявился.
В холле отеля Кузнецова поджидали журналисты.
– Надеетесь выиграть процесс?
Кузнецов взял себя в руки. Улыбка на такой случай была у него отработана.
– Обязательно, – бодро ответил он.
– На чем основан ваш оптимизм?
– Я был бы плохой адвокат, если бы до процесса выдал вам информацию, способную повредить клиенту.
– Вы виделись с подзащитным?
– Естественно.
– Но его нет в Таллине!
– Кто это вам сказал?
Журналист, задавший последний вопрос, сунул диктофон в карман и куда-то помчался.
– Как вы относитесь к государственному обвинителю? – спросила пухлогубая малышка с цифровым диктофоном.
– Как к человеку, который одну штанину снимает, а другую надевает.
– Поясните.
– Попробуйте и поймете.
– Что вы можете сказать о нашем демократическом парламенте?
– Что можно сказать о слепом, который смотрит в микроскоп? Но это мое сугубо личное мнение…
Продравшись сквозь толпу журналистов, Кузнецов наконец оказался в своем номере. Принял душ, улегся на кровать с намерением разложить все по полочкам. Прикрыл глаза, и в полудреме перед ним вдруг замаячило холеное лицо генерала-диссидента Калугина. Тогда Кузнецов только что основал частное адвокатское бюро и защищал интересы опального генерала. Совет министров агонизирующего, но еще великого государства лишил его званий, наград и даже пенсии. Об этом свидетельствовали выписки из протокола заседания Совета министров, подписанные Плачущим Большевиком. Генерала обвинили в том, что он разгласил в западной прессе служебные тайны.
Кузнецов понимал, что строить защиту на доказательствах «Тайна – не тайна» практически бесполезно. Надо было искать нестандартный ход.
Он прикидывал так и этак, пока у него в голове не промелькнула мысль: а было ли, вообще, заседание Совета министров?
Раздобыл список министров и сочинил депутатские запросы. Была у него знакомая депутатша Алина, попавшая в последний державный парламент на митинговой волне. Очень уж гневно она ниспровергала всех и вся.
Раздобыл список министров и сочинил депутатские запросы.
Депутатша приняла его в отделанном дубовыми панелями кабинете.
– Давайте глянем, что вы раскопали про товарищей, – последнее слово прозвучало в ее нежных устах как ругательство. – Так. «Министру деревообрабатывающей… Почему не присутствовали на заседании 22 июля с.г., где обсуждался вопрос о строительстве Байконурского деревообрабатывающего комбината… С уважением…» Он что, на самом деле не присутствовал?
– Увы! – сымпровизировал Кузнецов.
– Информация что надо! – прищурила она глаза. – Спасибо, Боренька.
– Это еще не все прогульщики. Вот, – протянул ей стопку листов с запросами.
– Тоже не были на заседании?
– Не были.
– Вот она, совковая действительность, – негодующе произнесла депутатша. Кстати, почему в запросах обозначен какой-то посторонний телефон?
– Это один из моих телефонов. Я беру на себя функции вашего помощника.
– Какая честь! – жеманно улыбнулась депутатша.
– Я соберу для вас всю информацию, а вы с блеском озвучите ее…
Первым позвонил по телефону помощник деревообрабатывающего министра.
– На Байконуре деревья не растут, и строить там комбинат – идиотизм. И заявляю вполне ответственно, что 22 июля не было никакого заседания.
То, о чем помощник заявил ответственно, было самым важным.
– Запрос зарегистрирован, – ответил Кузнецов, – потому пришлите, пожалуйста, за подписью министра официальный ответ.
– Нет проблем. Но вы намекните своей шефине, что нехорошо отрывать занятых людей от дела подобной чепухой…
О том, что в означенный день не было никакого заседания Совета министров, сообщили еще шесть министров. Значит, и протоколы, и выписки из них – сплошная липа. На этом он и построил защиту.
Представитель правительства пытался на судебном заседании оспорить первый министерский ответ, но после зачтения остальных растерялся и выглядел довольно убого. Судьям ничего не оставалось, как удовлетворить его иск.
Иностранные журналисты торопливо передавали сообщения в свои агентства. Кузнецова и Калугина поздравляли российские политики – те, что пришли вместе с Меченым.
На другой день Кузнецов удостоился чести быть принятым Плачущим Большевиком. Премьер долго и грустно разглядывал его, затем произнес:
– Жаль, что такие умные люди, как вы, переходят в стан врагов государства, – и отпустил его усталым и брезгливым жестом.
Генерал и самому Кузнецову не нравился, впрочем, как и многие другие клиенты. Но генеральский гонорар был очень даже нелишним в те дни. Наличие валюты у Калугина, отсудившего у государства пенсию, Кузнецова не удивило. За интервью в западной прессе генералу заплатили немало…
В деле Ручкина тоже должен быть тайный, никем не обнаруженный ход. Надо только найти его, а потом на белом коне в Рим.
Федор Ручкин оказался суетливым, говорливым и полным собственной значимости человеком.
– Извините за задержку, – произнес он, появившись в номере отеля. – Встречался с правозащитниками.
Он напомнил Кузнецову майора Лепешкина первых лет перестройки, крикливого, красующегося даже перед самим собой, пробившегося на скандалах в комиссию по разгону армейских политорганов.
– Мы с Лепешкиным вместе в академии учились, – горделиво подтвердил мысли адвоката Ручкин. – Будили творческую мысль во времена застоя.
Кузнецов прервал его:
– Расскажите, в чем состояло обвинение по вашему предыдущему делу. Как звучало постановление суда. В формулировках будьте как можно точнее.
– Меня обвинили в разжигании межнациональной розни. – Он сделал паузу. – А я обвинил эстонские власти в дискриминации русскоязычного населения. Я отсидел почти полгода.
– Вы были задержаны на двенадцать суток.
– И полгода сидел на подписке о невыезде.
– Вернемся к постановлению суда. Как оно сформулировано?
– Разве запомнишь всю их абракадабру! В общем, оправдали. А теперь требуют депортации. Меня, прожившего в Таллине большую часть жизни!
Ручкин говорил, будто выступал с трибуны. Кузнецов перестал его слушать. В этом деле он был не помощник. Защищать надо не его, как личность, а общину в его лице.
– Мой совет вам, Федюнчик, – не удержался на прощанье от шпильки Кузнецов, – на все вопросы в ходе процесса отвечать односложно: да, нет. Никаких лозунгов и заявлений для прессы. В этом случае ваша фамилия прозвучит на весь мир, беру задачу на себя.
Ручкин даже изменился в лице от такой приятной перспективы.
– Во всем буду следовать вашим указаниям, товарищ адвокат…
Кузнецов сидел в кафе отеля, когда почувствовал, что кто-то на него смотрит. Скосил глаза направо и увидел высокую блондинку, разглядывающую его с неподдельным интересом. Поймав его взгляд, она мило улыбнулась, поднялась, подошла к столику.
– Не будете возражать, если я составлю вам компанию?
Он хотел буркнуть: «Буду!», но что-то остановило его.
– Садитесь.
И тут же понял, что остановило. Чем-то она походила на Надежду Васильевну, только повыше ростом. Горькой складкой у рта? Длинной шеей?..
– Закажите мне что-нибудь выпить.
Кузнецов подвинул ей меню:
– Заказывайте.
Она спросила:
– Презираете?
– Нет. Понимаю.
– И что вы понимаете?
– Каждый зарабатывает на жизнь, как может.
– Проницательный вы человек.
– По акценту вы – эстонка. С работой у вас проблем не должно быть…
– Я и работаю.
– Где же, если не секрет?
– В Федеральном суде. Бухгалтером.
Кузнецов ничем не выдал, как екнуло сердце.
Заказ она сделала скромный: фужер «Мартини» и мороженое. Приподняла фужер, не решаясь пригласить Кузнецова к тосту. Он сам взял бокал.
– Как вас зовут?
– Рита.
– Меня – Борис. Выпьем за наше партнерство.
– Шутник вы, господин коммерсант.
Кузнецов улыбался, сам же мысленно раскладывал все возможные варианты. Подсадка?.. Не исключено. Значит, чем больше бессмысленного трепа, тем лучше… Случайность?.. Тогда надо учесть чужие уши: и о деле – только на улице…
Он огляделся. Кафе как кафе. Заполнено на треть. Музыка звучит приглушенно. Танцующих и активно жующих пока нет. За стойкой бара мусолили соломинки две длинноногие девицы и прыщавый юнец с кошелем на поясе. Рядом за столиком ужинал плотный, курносый и скуластый немец с седым ежиком волос. Похоже, потомок русского солдата, переспавшего с немкой по праву победителя.
– Предлагаю для начала прогулку на свежем воздухе, – произнес он.
– Не возражаю.
– Я подожду вас у выхода, – сказала она, поднимаясь с кресла.
Официант рассчитал немца и скрылся за тяжелой портьерой. Бундесверец покинул зал. Кузнецов занервничал, ожидая официанта. Тот появился лишь через восемь минут. Адвокат не стал ему выговаривать. Но потребовал сдачу, чтобы наказать за нерасторопность лишением чаевых. Он не знал, что халдей в его чаевых не нуждался. Их с лихвой компенсировал молчаливый немец за то, чтоб он задержал русского клиента на десять минут.
В вестибюле блондинки не оказалось. Отошла куда-нибудь? Или исчезла, посчитав, что кавалер раздумал гулять по улицам?.. Кузнецов уселся в кресло, взял со столика эстонский журнал, лениво стал перелистывать, ни бельмеса не понимая в текстах. А сам наблюдал за выходом. И все же не заметил, откуда она появилась и как оказалась за его спиной.
– Я и надежду потеряла на прогулку. Не раздумали?
Они шли по ухоженному безлюдному скверику. Идея в голове Кузнецова вызревала. Грехом было не воспользоваться случайным знакомством, даже если блондинка – подстава. Он все равно останется при своих, просто процесс затянется на неопределенный срок. Зато, если вариант сработает, у него появляется шанс.