Братишка

– Да ладно вам, – беспечно говорил Юрик. – Ничего со мной не случится. Я только подышу воздухом, поблюю…

Тело Юры сотряслось от очередного рвотного спазма, а потом он перегнулся через раму и полетел вниз. Через пару секунд раздался приглушенный звук удара.

– Я же вам говорил… – Женя опустился на диван.

Девушки закричали, парни бросились вниз.

– Как ты думаешь, он жив? – спросил Вовка Воронин, глядя на распростертое у входа в общежитие тело.

– Не думаю, – ответил ему Алексей Смертин. – Пятый этаж… и упал он не в сугроб.

После того случая, завидев где-то поблизости Костика, Евгений предпочитал выпить что-нибудь крепче чая. И чем больше он пил – тем реже появлялся Костя, а неприятности не случались. Точнее, почти не случались. Из-за пьянства Евгений был отчислен с третьего курса института, посадил сердце, желудок и печень. Но в этом тоже были свои «плюсы»: не нужно было каждый день ходить на лекции и влачить жалкое существование на стипендию. Он начал приторговывать на рынке, появились деньги, причем, немалые. Но самый главный «плюс» заключался в том, что Евгения не взяли в армию. Ему не очень хотелось тратить два года своей жизни непонятно на что. За эти годы можно было заработать на новую машину.

Разумеется, были и «минусы»: ужасное настроение, постоянные недомогания, боль, обещания врачей, что жить ему осталось недолго. Но больше всего Евгения удручали неудачи в личной жизни. И дело было не в мешках под глазами и не в запахе перегара.

Проанализировав ситуацию, он пришел к выводу, что пора отказываться от спиртного. Пусть приходит Костя, пусть в эти моменты что-то случается, но нельзя больше опускаться на дно. Евгений понял, что сам загнал себя в тупик, и Костя здесь не причём. Хватит головных болей по утрам и затуманенного сознания. Евгению хотелось восстановиться в институте, создать семью. Ему надоело жить с родителями и чувствовать на себе насмешливые взгляды друзей, у которых всегда «всё пучком». Он понял, что нельзя больше убегать от реальности. Что бы ни происходило, нужно принимать это как должное, а не прятаться от несчастий в бутылку. И потом, всевозможные «чепе» происходят даже в отсутствии Костика. Алкоголь притупляет боль, но не гарантирует защиту от несчастий. Евгения уволили за пьянство из двух магазинов, на его глазах умер Мистер Чернобыль – Максим Долженко. У Макса был рак. Глядя на иссушенное тело Максима, накрытое грязным одеялом, на его лицо с ввалившимися внутрь черепа глазами, Женя подумал, что не хотел бы умереть так. Пусть его убьют, пусть его, как Арчи, раскатает по асфальту машина, но он не хотел бы перед смертью превратиться в обтянутый кожей скелет, мучиться от боли и говорить друзьям, выныривая из пучин небытия:

– Убей меня, брат! Возьми бутылку, тресни по башке. Сделай доброе дело…

И Кости там не было.

Именно поэтому отказ от «огненной воды» был почти безболезненным. Как и следовало ожидать, дела после этого пошли в гору: Женя женился на своей первой и единственной большой любви – Вике, восстановился в институте, в магазине «Пикничок» ему предложили должность кладовщика. По мнению Евгения, это было лучше, чем работать грузчиком, постоянно пить и страдать от болей в спине.

Вопреки ожиданиям, Костик не показывался. Евгений уже начал думать, что «синюшный дохляк» навсегда отстал от него, но однажды он увидел его в зеркале, когда брился. От неожиданности Женя даже порезал себе щеку. В тот же день у отца случился инсульт. Отец выжил, но паралич сковал всю правую сторону его тела. Потом сопляк появился прямо в магазине. Он стоял посередине склада и рассматривал коробки и мешки с товаром.

– Сгинь… – только и успел сказать Женя.

Костя исчез. Сразу же забренчал телефон в кармане халата. Как во сне, Евгений достал из кармана «трубу», онемевшим пальцем нажал на кнопку вызова. Дрожащим голосом тёща – Марина Станиславовна – сказала, что Вику на «скорой» увезли в больницу, у неё был выкидыш.

– … Это ты во всём виноват! Козёл…

– Вот же б… – Евгений опустился на мешок сахара и беззвучно заплакал.

Летом того же года Евгений помогал отцу на даче. Будучи частично парализованным, отец не смог бы сам доделать второй этаж дома и привести в порядок баню. Поэтому вся нагрузка легла на плечи Евгения. Да он и не возражал, ведь активный отдых на природе всегда был ему в радость. Распиливая бревна на пилораме, превращая их в доски, Евгений так увлекся, что забыл обо всем, в том числе и об осторожности. Заметив, что в опасной близости от вращающегося диска кто-то стоит, он поднял глаза. Женя думал, что это отец, но там стоял Костя.

– Пошёл… – вырвалось у Жени, рукав рубашки зацепился за обрубок сучка, торчащий из бревна, и руку потащило к вращающемуся с бешеной скоростью стальному диску. Евгений дёрнул руку на себя, но было поздно. Два пальца отлетели в разные стороны, из тёмно-красных ран, оставшихся вместо них, брызнула кровь, окрашивая доски и впитываясь в толстый слой опилок.

– Сука ты, Костя, – приговаривал Женя, прижимая к груди ноющую болью руку, обмотав её тряпками. Серая ткань быстро пропитывалась кровью. – Как же я тебя ненавижу.

Несмотря на высокий уровень медицины, пальцы врачи Евгению пришивать не стали, хотя он привез их в больницу в литровой банке, наполовину заполненной водкой.

– Нет, слишком поздно вы их привезли, – говорил врач, разглядывая содержимое банки на свет. – Поздно…

Но, как показала жизнь, без указательного и среднего пальцев на правой руке жить можно. Жизнь тяжела не тогда, когда у тебя чего-то не хватает, а тогда, когда тебя преследует худенький мальчик, после появления которого обязательно что-то случится, и ты знаешь, что беды не миновать. Её не отодвинуть, не оттянуть на более поздний срок. Оно будет, хоть ты тресни. Даже посещение церкви ничего не меняет.

– А может, Костя послан мне свыше, от Бога?– размышлял Женя, срезая с пня семейство опят. – Своеобразное предупреждение об опасности, сигнал тревоги… Но почему другие люди подобных сигналов не получают, а я уже стреляюсь от Костика? Я что, особенный?

– Потому, что я – твой брат! – послышался знакомый с детства голос.

– Что? – Евгений вздрогнул от неожиданности, корзина с грибами упала на землю. По толстому многолетнему слою хвои и сухих листьев рассыпались белые грибы, опята и лисички.

Под разлапистой елью стоял Костя. Он смотрел на Евгения виноватыми глазами. Подул ветер, но ни один волос на его светлой голове не качнулся. Зато по коже Евгения побежали мурашки.

– Я твой брат, – повторил Костя.

– Не морочь мне голову! – Евгений присел, собрал с земли рассыпавшиеся грибы. – У меня нет ни братьев, ни сестер.

– Правильно, нет. Но наша мама родила двоих: тебя и меня.

– Рассказывай мне тут сказки… братишка.

– Тебя они оставили себе, а я оказался в детском доме, – как ни в чем не бывало, продолжал Костя. – Там было много таких, как я. Я знал, что у меня есть папа и мама, что они меня заберут, но они не приходили…

– Брат-близнец… – Евгений присел на край сухого, покрытого мхом пня. – Я думал, почему ты так похож на меня? На маленького меня.

– Я тоже не знал, что у меня есть брат, пока… Мне было плохо в детдоме. Меня били воспитательницы, сторож – дядя Петя – по вечерам уводил меня в сторожку и делал мне больно…

– Он тоже бил тебя? – Евгений склонил голову, вопросительно приподнял бровь.

– Нет, – Костя замолчал, потупив взгляд.

– Понятно… – протянул Евгений.

– Однажды я разбил тарелку за завтраком… Зинаида Афанасьевна ударила меня по затылку. Она всегда так делала, но в тот раз она ударила очень сильно. Я стукнулся головой об стену и…

– И ты умер? – спросил Евгений, удивившись, с какой лёгкостью слово «умер» сорвалось с его губ. Он и раньше догадывался, что Костя – дух умершего мальчика, но не мог понять, почему его видит только он. И не понимал, что их связывает?

– Нет… не знаю. Я взлетел над собой. Я видел, как забегали воспитатели, как прибежала медсестра, тётя Люся. Она подержала меня за руку, смотрела мне в глаза. Потом приехали врачи и унесли меня на носилках… Того меня, который лежал на полу. А я в это время летал над ними, смеялся и говорил: «Смотрите, а я умею летать!». Но на меня никто не смотрел. Потом я увидел свет, и громкий, но добрый голос спросил меня, чего я хочу. Я ответил, что хотел бы увидеть своих родителей. В ту же секунду я увидел их. Они шли по улице, а ты бежал за ними и капризничал. Тебе не понравилось, что тебе купили мороженое в стаканчике, а ты хотел на палочке. Я видел мороженое только на картинках в книжках, всю жизнь мечтал попробовать, а ты обиделся на них… Потом ты кинул мороженое на дорожку и побежал за родителями. Я опустился на землю, протянул руку, чтобы взять мороженку, но у меня ничего не получилось. Я не мог поднять её… После этого я подлетел к вам. Наши папа и мама сидели на скамейке, а ты качался на качелях. Ты уже не плакал, а громко смеялся. «Папа, мама! – кричал я. – Посмотрите на меня. Я нашёл вас!». Они улыбались, о чем-то разговаривали, но не видели и не слышали меня. А я кричал во всё горло и плакал. Но никто не обращал на меня внимание… Потом я опять услышал тот голос: «Ты доволен? Ты увидел своих родителей, которые отказались от тебя. Ты увидел своего брата-близнеца, который родился на двадцать минут раньше тебя. Что ещё ты хочешь?». И тут я понял, что ни тебе, ни им нет дела до меня. Я вам никогда не был нужен. Поэтому ты всю жизнь играл хорошими игрушками, а я – безголовыми куклами, лопнувшими мячиками и бесколесыми машинками. Тебя любили, а меня только били и обзывали плохими словами. «Что ещё хочешь увидеть ты?», – спросил меня голос. И до меня дошло, что во всех моих бедах виноваты вы. Никто из вас не представляет, как холодно и страшно спать зимой на полу в темной кладовке, куда закрывают провинившихся. А ещё воспитатели нас могли раздеть догола и заставить стоять весь в углу. Все остальные смеялись, показывал пальцами. А ещё меня били проводом… это очень больно… Один раз меня Зинаида Афанасьевна этим проводом чуть не задушила… Я смотрел на улыбки на ваших лицах и думал, что хотел бы увидеть, как вы плачете. «Это и есть твоё желание?», – спросил меня голос. Я ответил, что да. Я хотел видеть, как вам плохо. И я стал это видеть. Я всегда летаю в темноте. Там ничего нет, кроме пустоты. Даже звуки не слышны. Из этой темноты я выхожу только тогда, когда у тебя или у наших родителей что-то случается…

– И они видят тебя? – удивился Евгений.

– Да, – Костя кивнул головой. – Только они делают вид, что не замечают меня. Всегда крестятся, когда я появляюсь…

– И ты нас ненавидишь, да?

– Нет, – Костя покачал головой. – Я радуюсь тому, что снова увидел свет и вас. В том, что с вами что-то случается, я не виноват. Всё происходит не по моей воле… Всё предрешено!

– И сколько ты ещё будешь приходить к нам? Пока мы не умрём?

Костя помолчал. По его лицу пробежала рябь, как помехи по экрану телевизора, потом он посмотрел Евгению в глаза и сказал:

– Я знаю, что тебе это не нравится. Маме с папой это тоже не нравится, но я ничего не могу с этим поделать. Но я точно знаю, что меня ты видишь в последний раз.

– А я думаю, почему ты столько лет не говорил со мной, а тут вдруг осмелел?

– Да, – Костик опустил глаза.

– В последний раз… – проговорил Евгений, глядя по сторонам. – И что со мной произойдёт? На меня упадёт дерево, у меня будет сердечный приступ? Или я заблужусь в лесу и умру от голода? А может, что-то случится с моей женой?

Костя ничего не ответил. Он смотрел на круг солнца, проглядывающий сквозь верхушки деревьев. На его губах блуждала улыбка.

– А помнишь, в детстве ты заставил меня поджечь детский сад?

– Это не я тебя заставил, – не отрывая глаз от солнца, ответил Костя. – Тебе суждено было его поджечь.

– Мда…

– А пудель Арчи?

– Ты должен был увидеть его смерть…

В сороках метрах от поляны, на которой Евгений разговаривал с Костей, Николай Боков повесил на ствол сосны мишень, отошёл от неё на двадцать шагов.

– Ну, сейчас мы тебя проверим, – он достал из кармана кожаной куртки револьвер, вставил в барабан патроны.

Коля украл этот пистолет из квартиры отставного генерала. Он точно знал, когда взламывал дверь старого вояки, что тот сейчас в Египте нежится под лучами палящего солнца. «Улов» оказался шикарным: видеокамера, DVD-плеер, плазменный телевизор, золото и серебро. Но главным трофеем был револьвер. Для Коли он был не просто наживой. Это был знак судьбы, который Коля истолковал по-своему: хватит заниматься квартирными кражами, за которые пришлось отсидеть семнадцать лет. Нужно начать работать по-новому. Время идёт, Коля стал старым, неповоротливым, больным. После неудачного прыжка с третьего этажа, закончившегося переломом ноги, перед последней отсидкой, Коля стал сильно хромать. Три дня назад его чуть не поймали ППС-ники. Ещё раз в тюрьму Николаю не хотелось, потому, что он знал, что очередную «ходку» он не переживёт. И потом, куда девать украденное? Хороших, проверенных скупщиков пересажали, а новые работают с ним неохотно. Так и норовят обмануть.

– Падлы, – процедил сквозь зубы Николай, сплюнув себе под ноги. – Но сейчас всё пойдёт по-другому. Начнём с киосков, потом – магазины. Сколотим команду, будем коммерсантов щипать…

Прицелившись, он сделал два выстрела, посмотрел.

– Нихрена не видно, – хромая, Коля подошёл к девственно нетронутой мишени. – Железяка хренова. Прицел сбит, что-ли? Аль ствол кривой?

Отойдя от дерева на десять шагов, он выстрелил ещё два раза, подошёл к мишени.

– Восемь и шесть, – пробормотал Коля, срывая мишень. – Ладно, хватит патроны тратить. Потом ведь не достанешь. На вес золота, бляха-муха…

Хромая, он поспешил к автостраде, на автобусную остановку, тихо шепча на ходу:

– Хренова железяка… Только вблизи попасть можно… Ну, хоть это знаем, а то была бы потом оказия… мля!

Евгений услышал два хлопка. Грудь обожгла боль, в глазах стало темнеть, дышать стало трудно.

– В последний раз… – прохрипел он, прислонившись спиной к стволу березы, сползая на землю. Рот наполнился кровью. Костя развел руками, словно говоря: «Я тут не причём», а потом он стал растворяться в желтеющей листве и пропал. Евгения окружила темнота, будто кто-то выключил свет в чёрной комнате. Сделав выдох, он уже не смог сделать вдох и обмяк.

Его тело нашли через неделю студенты, приехавшие в лес на шашлыки. «Опель» стоял там же, где Евгений его оставил, только без лобового стекла и без колёс.

Николай Боков всё-таки успел опробовать револьвер «в работе». Он сделал задуманное. Ограбить киоск на соседней улице оказалось делом несложным. Коля выгреб все деньги из кассы, держа на «мушке» перепуганную продавщицу, обзывая её и угрожая. Уходя, он прихватил ящик водки. Он умер в страшных мучениях через два дня после смерти Евгения, отравившись некачественной водкой.

24 марта 2011г.