Золотой день

скачать книгу бесплатно

– Тогда собирались у меня, и я выяснила только, что плохо было Семре, Джан и Эминэ. Может, и кому-то еще, но либо они мне не захотели говорить, либо им было не так плохо, как, например, мне, и они этому значения не придали. Но дело не в этом. Подумай сама: в прошлый раз, у Эминэ, никто не обсуждал, что кто-то чем-то отравился. Значит, они и думать об этом забыли, а вспомнили, только когда я стала жаловаться. А Джан вообще не уверена, что это было именно после золотого дня, она сказала «через день или два», но я думаю, что она ошиблась. Из всех одна только Семра заметила, что как золотой день, так ей сразу плохо.

– То есть, – попыталась вспомнить мысленно нарисованную схему Айше, – она единственная, кто отравился оба раза? Как ты сказала? В первый раз Джан – предположительно, Семра и Гюзель…

– Эминэ, – поправила Элиф. – У меня отравились Семра, Эминэ и Джан. А у Эминэ – Гюзель, София, Семра и я. Правильно, два раза только Семра, я тоже заметила.

– И, скорее всего, эта тема сегодня так или иначе выплывет, – подумала вслух Айше. – Но мы будем молчать, да?

– Ну не хочешь же ты, чтобы все узнали, что я обращалась в полицию и специально привела тебя… Ой, вот Филиз идет! – с другой стороны к подъезду подходила невысокая, довольно полная женщина, обтянутая узкими черными джинсами, и лицо Элиф мгновенно изменилось. На нем не осталось ничего, кроме радости и доброжелательности.

Айше собралась с духом, улыбнулась, приготовилась к церемонии приветствий, поцелуев и взаимных представлений и благополучно пережила ее, жалея только о том, что все это происходит на улице, а не в тепле. Войти в подъезд с двумя не представленными друг другу по всем правилам знакомыми противоречило представлениям Элиф о хорошем тоне и элементарной вежливости. Наконец она нажала кнопку домофона, дверь распахнулась, и они оказались в чистом и теплом, отделанном мрамором подъезде.

– Не закрывайте! – услышала Айше и, поскольку пропустила обеих спутниц вперед, придержала тяжелую красивую дверь.

К ней спешила по дорожке очень худая и какая-то изможденная женщина неопределенного возраста. Она была смугла, озабоченное лицо почти не накрашено, и ей можно было с равной долей вероятности дать и тридцать пять, и все шестьдесят. Длинное пальто темно-коричневого цвета было когда-то очень модным, и из-за этого сейчас его пышные, собранные у плеч в складки рукава выглядели жалко и убого.

– Спасибо большое, – запыхавшись, произнесла она и тем же быстрым шагом прошла в глубь подъезда, направляясь к лестнице. Айше машинально пошла за ней.

– Вы куда это, сударыни? – раздалось откуда-то слева.

Там, в небольшом холле с вьющимися по стене растениями, Элиф и Филиз ждали лифта. Мигающее табло показывало, что он на четвертом этаже и едет вниз. – На седьмой этаж пешочком?

– Познакомься, Семра, это Айше, жена моего брата.

– Здравствуй, Филиз, как дела? Очень приятно! Мне тоже! Здравствуй, Элиф! – все это прозвучало одновременно, чередуясь с вежливыми поцелуями, при которых главная задача участниц – как можно меньше соприкасаться щеками и губами, чтобы не смешать свой и чужой макияж.

Лифт подъехал, и Элиф распахнула дверь.

– Мы не уместимся вчетвером, абла, я могу пойти пешком, я всегда хожу, – Айше терпеть не могла лифты и пользовалась ими только при крайней необходимости.

– Я тоже, – откликнулась смуглолицая худая Семра, делая даже шаг назад. – Я живу на пятом и всегда хожу пешком.

– Ах, перестаньте, девочки, – Филиз решительным движением втянула Семру в лифт. – Все здесь прекрасно уместимся, мы же не толстые. Заходите, Айше, милая, не бойтесь: этот лифт на четырех человек, написано же.

– Я не боюсь, – запоздало сказала Айше, когда лифт уже тронулся. Хотя в глубине души она и правда слегка побаивалась.

Проведшая детство в маленьких домишках, отделенных от земли всего несколькими ступеньками, она впервые увидела лифт лет в пятнадцать и до сих пор сохранила к нему какое-то нехорошее чувство. Особенно ей не нравилось ездить в лифте одной: вдруг застрянет или… ну… мало ли что? Техника все-таки. Входя в лифт, она всегда сначала осторожно ставила в него одну ногу, словно проверяя, не провалится ли пол кабины в шахту, и только после этого переносила на нее центр тяжести. С годами она научилась делать это быстро и совершенно незаметно для окружающих, но не для себя, и небрежно-веселое «не бойтесь» неожиданно попало в точку.

Лифт ехал быстро, не то что в ее бывшем доме, где она изредка поднималась-таки на нем на свой четвертый этаж. Но лифт там полз так мучительно медленно, что она каждый раз успевала десять раз пожалеть, что не воспользовалась лестницей. А ее новое жилище было, к счастью, на третьем этаже, и в этом доме она еще ни разу не заходила в лифт. Вон Семра говорит, что ходит на пятый, и ничего. А лет ей все-таки скорее под пятьдесят, и вид усталый.

Четыре женщины стояли вплотную друг к другу; запахи духов, дезодорантов и пудры смешивались, создавая тяжелую духоту; подруги не умолкали ни на секунду, говоря непонятно о чем, и лифт быстро вез их на седьмой этаж навстречу таким же надушенным и напудренным дамам, к таким же безумолчным бестолковым разговорам, и Айше вдруг почему-то показалось, что ей надо непременно, обязательно запомнить это мгновение со всеми незначительными подробностями, словами и запахами. Но она отбросила эту неясную мысль и ничего не запомнила.

Глава 3

1

На секунду у нее возникла иллюзия, что она снова очутилась в университете.

Тихая просторная прихожая – а за дверью вдали специфический шум множества ведущихся одновременно громкими голосами разговоров, шум, в котором можно иногда вдруг различить отдельное слово, или бессмысленно вырванный из связного диалога кусочек фразы, или неожиданный взрыв смеха. Она всегда слышит эту какофонию, подходя к аудитории. Потом студенты замечают преподавателя, умолкают или переходят на шепот, рассаживаются по местам, общий гул переходит в шорох доставаемых тетрадей и убираемых сумок, и после минутной суеты воцаряется относительная тишина. Можно начинать лекцию.

Дамы, сидевшие в гостиной, не замолчали. Наоборот, голоса стали громче, реплики отчетливее, интонации воодушевленнее. Потом, когда ей пришлось, напрягая память, восстанавливать все происшедшее и сказанное в этот вечер, Айше не могла отделаться от ощущения постоянного шума, мешающего вслушиваться в множество ведущихся в разных концах гостиной разговоров. Их невозможно было уловить все: дамы почти не вели общей беседы, она распадалась на отдельные куски, но они как-то ухитрялись слышать и понимать друг друга. И, что самое удивительное, получать удовольствие от такого общения.

В первый момент у Айше, вошедшей в гостиную, разбежались глаза.

Следующим впечатлением после шума было впечатление от блеска. Слишком много блеска. Сверкали всеми своими хрусталиками зажженные люстры, переливались всеми гранями бокалы и вазы, блестели явно вымытые накануне стекла и зеркала, да и сами женщины как будто излучали сияние.

Айше даже не сразу поняла, сколько их. Бросилась в глаза очень толстая дама, похожая на витрину ювелирного магазина, и совсем не вписывающаяся в декорации коротко стриженая молодая девушка. Дверь, правда, тоже открывала молодая особа, но та, судя по всему, была здесь платной или бесплатной помощницей. Во всяком случае никто, кроме Айше, не обратил на нее ни малейшего внимания, ограничась минимальным «Добрый вечер!»

С красивого светлого кресла красивым, почти царственным движением поднялась навстречу вошедшим хозяйка. В ушах и на руках мерцали бриллианты, на в меру накрашенном, приятном лице мерцала приятная улыбка, прическа как будто только что от парикмахера и, похоже, не тронута этим ужасным, все сметающим ветром. Айше приостановилась, ожидая своей очереди быть обцелованной и обласканной королевой вечера.

«Вот, значит, как это раньше бывало», – она вспомнила сразу обо всех многократно читанных романах, где герои посещали салоны, где у важных персон были специальные приемные дни, где полагалось отдавать лакеям визитные карточки и где разговоры, ведущиеся на званых вечерах, составляли основную часть действия. Наверное, именно в таких гостиных сиживали герои Голсуорси и Джейн Остен, недавно перечитанного ею русского Толстого и Маргарет Митчелл, на подобных собраниях устраивались и расстраивались свадьбы, заключались пари и помолвки, создавались и уничтожались репутации, тайно передавались любовные записки и вызовы на дуэли, решались чьи-то судьбы и разбивались сердца, а улыбки и хорошие манеры скрывали неприязнь и ненависть, любовь и зависть, горе и искреннюю радость.

Только здесь не было мужчин.

«Я попала в роман», – стараясь, чтобы ее любопытство не слишком бросалось в глаза, Айше потихоньку озиралась, наблюдая присутствующих.

Хороши! Они все были хороши и эффектны.

Немолоды, да, но для своего возраста выглядели безупречно. Руки с кольцами и непременным маникюром, запястья с золотыми браслетами, продуманно нарядные блузки и платья, скрещенные щиколотки и туфли на высоких каблуках плюс огромная, обставленная дорогой мебелью гостиная с кружевными занавесками и бархатными портьерами, гобеленами, картинами в пышных рамах и напольными вазами – все это сливалось в единое впечатление чего-то дорогого и изысканного, слишком, может быть, изысканного, чтобы быть подлинным, и навевало воспоминания о давно канувшей в Лету или никогда не существовавшей книжной жизни прошлого и позапрошлого века.

– Здравствуйте, Айше, дорогая, мы все рады вас видеть, Элиф столько о вас рассказывала, – заговорила, обращаясь к ней, хозяйка, и Айше, отвечая, улыбаясь и кивая, пыталась стряхнуть наваждение, вернуться к реальности и понять, кто есть кто. Она надеялась увидеть знакомое лицо Софии, а не обнаружив ее, остановила взгляд на молодой девушке, рассчитывая, что эта вполне современная особа не позволит ей завязнуть в вымышленном литературном мире.

Девушка, похоже, скучала и вовсе не была очарована происходящим. Айше показалось, что она нарочно оделась как можно небрежнее, чтобы не подыгрывать остальным. Ведь есть же нарядная и модная одежда для молодежи, но девица почему-то предпочла джинсы и самый обыкновенный, хоть и выглядевший дорогим свитер. Толстая ювелирная дама, сидевшая рядом с ней, зашевелилась и не без труда поднялась поприветствовать вошедших.

Айше была последней из этой четверки, она поняла, что ей полагалось вслед за ними обойти сидящих в гостиной женщин и поздороваться, слегка прикладываясь щекой к щеке, с каждой. Впереди нее вовсю осуществляли эту церемонию Филиз, Семра и опекающая ее Элиф.

После хозяйки – Айше еще дома выучила, что ее зовут Лили – она подошла к очень красивой даме в лилово-сиреневой блузке и поняла, что первое впечатление от компании и обстановки во многом связано с нею. Жаль, что это не ее собственная гостиная. Она куда красивее Лили, причем естественной, а не сделанной красотой, ей бы очень подошел весь этот антураж с мерцающим хрусталем и гобеленами.

«Надо сделать большую уборку, – ни к селу ни к городу подумала Айше, – у нас, в сущности, тоже неплохая гостиная».

И ей самой стало смешно от этой несуразной мысли, потому что «уборка», после которой ее собственная гостиная стала бы хоть отдаленно походить на музейный зал, принадлежащий Лили, обошлась бы в ее годовую зарплату и включала бы скорее всего переезд в другую квартиру.

«Мы в разных весовых категориях, – успокоила она себя, – но, наверное, стремление к роскоши заразительно. Для меня иметь такую гостиную – такая же недостижимая вещь, как стать такой же красивой, как… да, как Эминэ. Запоминай-ка имена и занимайся слежкой, а не мечтай о ерунде. Впрочем, слежка уж точно ерунда!».

Следующая дама была маленькая, щупленькая, с золотыми очками на тонком, чуть длинноватом носике, с забавной прической, делавшей ее почему-то похожей на болонку. Айше вспомнила, как кто-то, кажется, какая-то студентка, называл такие маленькие хвостики по бокам при распущенных волосах «кошкины ушки». На молоденьких девчонках они смотрелись очаровательно – кокетливо и мило. Но мадам… Селин, запоминаем! – так вот этой мадам явно вокруг пятидесяти. Что же сии «кошкины ушки» означают? Сама себя не видит в зеркале и искренне полагает, что с ними выглядит моложе? Впала в детство? Причесывалась так всю жизнь и не желает менять привычки?