скачать книгу бесплатно
– И платили бы за два лишних билета, – тут же отозвалась Эминэ. – А у меня карточка на две поездки осталась: как раз туда и домой.
Расчетливость Эминэ, граничащая со скупостью и порой переходящая в нее, была известна всем, кто был с ней более или менее близко знаком. Она экономила на таких мелочах, которые казались нелепыми не только довольно обеспеченной Селин, но и вечно пытающейся перехватить в долг Семре – третьему члену их постоянной компании. Никто не мог понять, откуда у Эминэ такая патологическая жадность: она не дарила подарков, при первой возможности старалась пообедать или поужинать в гостях; если получалось, пользовалась чужими машинами или ходила пешком, чтобы не платить за билет. Она точно знала, где можно дешевле купить батон хлеба или килограмм сахара, она категорически отказывалась приобрести сыну компьютер и оплачивать его подготовительные курсы, она редко принимала гостей, а если приходилось это делать, подавала сложные в приготовлении и весьма изысканные, но дешевые блюда. При этом квартира ее была обставлена дорогой мебелью, сама Эминэ хорошо одевалась (правда, только тогда, когда ее могли увидеть знакомые), а тяжелые золотые серьги и браслеты, так шедшие ей, и массивные эффектные кольца, которые она, казалось, никогда не снимала, явно тянули на ту же сумму, что и немодная норковая шуба.
Странно: она никогда не нуждалась, не голодала, не считала каждый грош, более того – никогда не работала и не зарабатывала деньги тяжким трудом; ее муж был военным и имел ряд льгот, которыми пользовалась семья, от дешевого отдыха в специально предназначенных для определенного контингента отелях до магазинов на территории воинских частей, где все было хоть чуточку, но дешевле. Эминэ и сейчас, когда муж вышел в отставку и получал неплохую по сравнению с госслужащими пенсию, не ленилась дойти до расположенного неподалеку военного городка, чтобы купить продукты. И Селин с Семрой не упускали возможности подразнить соседку.
– Вон в той палатке можно деньги на карточку положить, – как можно наивнее заметила Селин, зная, что Эминэ без острой необходимости кошелек из сумочки не достанет. И будет мерзнуть, ждать автобуса полчаса, мучиться, но стоимость одного билетика сэкономит.
– У меня нет наличных, только кредитка. У нас же пенсия послезавтра, – Эминэ никогда не видела вопиющего противоречия, кроющегося в ее поведении: с одной стороны – дорогая одежда, золото, якобы отданная в переделку норка, хорошие духи, а с другой – постоянное обсуждение малейших колебаний цен, жалобы на неправильную индексацию пенсии, на то, как трудно ей, бедной, сводить концы с концами.
Казалось, она сама не понимает, что хочет продемонстрировать подругам: свою обеспеченность и финансовое благополучие семьи или ограниченность в средствах, чуть ли не бедность.
– Я даже десять долларов не взяла, – говорила Эминэ, – мне Семра должна, я в прошлый раз за нее платила. Жаль, Дилара отказалась нас подвезти. Странная какая: ей же все равно здесь проезжать.
– Она в парикмахерскую собиралась, как она могла нам точное время назначить? Мы бы точно так же здесь с тобой мерзли, – не сводя безнадежного взгляда с дороги, равнодушно ответила Селин. – А куда Семра пошла? Мне она ничего вразумительного не сказала; мол, нужно ей куда-то. Говорит, в другую сторону.
– Я ее сегодня не видела. Я думала, мы, как обычно, вместе поедем. Надеюсь, она придет? – вдруг обеспокоенно встрепенулась Эминэ. – А то будет неловко: я же без денег, я на нее рассчитывала…
– Придет, придет, не волнуйся. В крайнем случае я за тебя заплачу, у меня есть деньги, – снисходительно успокоила ее соседка. Этот раунд был ее. – У тебя миленький шарфик, – она решила закрепить завоеванные позиции, – Я где-то такой видела, только не с ирисами, а с розами. Кажется, у Гюзель…
– С розами их везде полно, – уклонилась от ожидаемого удара Эминэ, – даже на рынке продаются. Но с розами – так вульгарно. Этот мне на заказ делали, под цвет блузки. К тому же натуральный шелк, а на рынке сплошная синтетика.
– Неужели тебе не холодно с этим шелком на шее? Давай на такси поедем, а? Я… – она не договорила, потому что увидела автобус. – Ты не видишь, какой номер? Никак не соберусь очки сменить, в этих уже плохо вижу.
– Наш, – достала из кармана карточку Эминэ. – Мне проще: у меня дальнозоркость. Очки только дома нужны.
Но она не надевала их и дома. Это совсем не ее образ – женщина в очках. Пусть Дилара и Филиз носят очки, они деловые дамы им позволительно. И Гюзель тоже. А она, Эминэ, просто красивая женщина без возраста и профессиональной принадлежности. Типа всегда одинаковой и прекрасной Тюркан Шорай. А уж Селин в этих своих молодежных очочках выглядит просто смешно. И прическа у нее…
Она проводила взглядом поднимающуюся в автобус и чуть замешкавшуюся с магнитной карточкой подругу: это же надо додуматься – сделать по бокам, почти у макушки, два маленьких хвостика, стянутых цветными резиночками, превратив свое обычное каре из вьющихся химической завивкой, не слишком густых волос в смешную подделку под прическу первоклассницы.
«Она стала вести себя как идиотка, – пробираясь к свободному сиденью, думала Эминэ, – с тех пор как взяла эту девчонку. Боится, наверно, что школьные подружки будут принимать ее за бабушку. А за кого, спрашивается, ее можно принять, если ей пятьдесят два, а Айшенур восемь? Зачем она ее взяла в таком возрасте? Раньше, что ли, не могла усыновить ребенка? Конечно, доброе дело, но я бы никогда…»
– Как Айшенур? Ты ее одну оставила? – надо было что-то сказать, и Эминэ не стала напрягаться в поисках темы.
– Да, она такая самостоятельная. До семи не так много времени, а там Исмаил с работы придет.
– Я никогда не оставляла Мурата, лет до тринадцати, наверное. Мало ли что мальчишке в голову придет… Это сейчас он умница, а был сорванец, ты же помнишь. Тебе с девочкой повезло.
– Да, только вот учиться не очень любит. Ведь все уроки с ней делаю, каждый день! Как будто на пенсию не выходила…
Она принялась рассказывать о совершенно неинтересных для соседки изменениях в программе начальной школы, часто повторяясь и сетуя на сложность вычисления периметров и дробей для учеников второго класса, и Эминэ со спокойной совестью ушла в свои мысли.
Приятно, конечно, что есть куда выйти хорошо одетой, а то что же остается?
Ресторан для офицеров, куда они с мужем по традиции ходят раз в месяц, прием редких гостей по праздникам. Да вот золотой день. Хотя видеть почти никого из приятельниц не хотелось. Хорошо, что у нее есть своя цель этого выхода в свет, кроме демонстрации собственной красоты и новых нарядов. Улучить момент и поговорить с Элиф. Обязательно надо попробовать, вдруг все получится? Она, кажется, собиралась сегодня привести невестку, о которой столько рассказывала. Умная, в университете преподает, языки знает, романы пишет – кошмар, а не женщина! Может, попробовать ей понравиться? И через нее уже… Что-что, а нравиться и быть обходительной Эминэ умела. Будем надеяться, это умение очередной раз пригодится.
«А ведь они все ко мне неплохо относятся: и Лили, и Семра, и Дилара, – не без самодовольства думала она, – хотя я их терпеть не могу. Джан, конечно, милочка, но глупа непроходимо! И эти ее вечные дифирамбы собственным детям! София, в общем-то, приятная женщина, только любит всех без разбору… и одевается она… она с Гюзель ссорилась в прошлый раз, как на нее не похоже! Интересно, из-за чего? Нет, не вспомню, а ведь что-то я слышала, но потом меня кто-то отвлек, и я забыла. Ладно, бог с ними, мне-то что? Хотя София обычно ни с кем не ссорится и любезная всегда такая… И не так, как Лили, у той одни манеры да церемонии, а от души. Нет, сегодня главное – Элиф. И с Диларой опять встречаться! Век бы ее не видеть! И Филиз, кстати, тоже; опять какую-нибудь гадость скажет, как в прошлый раз. Слава богу, Дилара никому ничего не говорит… впрочем, это не в ее интересах. Все, хватит! Не порть сама себе настроение. Надо приехать с улыбкой, быть любезной, милой и всем приятной, тогда и Элиф не сможет мне отказать… Хорошо бы попросить Джан погадать после кофе, она умеет. Ведь как точно предсказала Филиз, что та выйдет замуж! Даже время и что новая фамилия будет начинаться на «К»! Вот и не верь после этого в сверхъестественное! Откуда она могла это узнать, если тогда Филиз со своим Эрманом еще и знакома не была? Правда, она Лили наговорила каких-то кошмаров – и ничего не сбылось. А было бы, между прочим, неплохо…»
7
Филиз Коркут еще раз пересчитала деньги.
Господи, когда же все это кончится? Она разложила на столе одиннадцать кредитных карточек, выписанных на имя ее старшего сына. Одиннадцать! А было двенадцать. И по каждой из них набегают такие проценты! Каждый день! Она пока сумела погасить задолженность только по одной. Осталось одиннадцать. Если бы их было две, ладно, пусть три, четыре – это еще можно было бы как-то принять. Понять и оправдать исчерпавшего кредиты сына. Но одиннадцать! И долг достигал почти трех тысяч долларов – для Филиз колоссальная сумма.
Почему-то ей казалось, что, если бы все эти деньги надо было вносить на меньшее количество счетов, ей было бы легче. Не проще найти деньги, конечно, а просто психологически легче. От двенадцати, а теперь от одиннадцати карточек она теряла голову: не понимала, с чего начинать, в какой банк поспешить сначала, какой долг более срочный. Мало того, что «где взять деньги» – сама по себе огромная проблема, но от множества этих карточек, от ежедневно начисляемых процентов по каждой из них веяло пугающей безнадежностью и неразберихой. И безответственностью. О чем он, спрашивается, думал, когда брал свой первый кредит? И почему, когда понял, что не сможет его вовремя выплатить, взял новый, в другом банке? Но, даже взяв этот второй, почему не погасил первый долг, а выплатил лишь проценты? Если бы сын действовал последовательно, долг, так или иначе, был бы один.
Филиз знала, что некоторые практикуют такие вещи: возьмут деньги под проценты в одном банке, а чтобы их вернуть – в другом, потом в третьем, благо негосударственных банков развелось видимо-невидимо, и все они с удовольствием одалживают деньги любителям «бесплатного сыра». Но как надо вести свои дела, чтобы открыть счета в двенадцати банках и в каждом исчерпать все кредиты?
Это было выше ее понимания.
Сыновья давно выросли, и если младший, отправившийся после университета на восемь месяцев в армию, беспокоил Филиз: все-таки армия, трудно ему там, бедненькому, а впереди поиски работы! – то со старшим все вроде бы обстояло гладко. Работа у него была, семьи пока не было, жил он отдельно от матери. А ей, всего полгода назад вышедшей во второй раз замуж, приятно было думать, что у него все в порядке и не слишком вникать в его дела. Регулярно звонит и ни на что не жалуется – вот и хорошо!
И вот, пожалуйста. И что теперь с этим делать? Сказать мужу?
Насколько Филиз знала, лишних денег у них нет. Впрочем, лишних нет ни у кого, но у некоторых по крайней мере есть сбережения, какая-то сумма в банке, отложенная либо для чего-то конкретного, вроде покупки дачи или машины, либо просто на черный день. У них таких денег не было. Сама она получала минимальную пенсию, у Эрмана, ее мужа, она была чуть выше; кроме того, она переселилась в хорошую квартиру мужа, которую он купил несколько лет назад, истратив на нее все заработанные и накопленные деньги. Эрман продолжал понемногу заниматься бизнесом, что-то покупал и продавал, и на жизнь им более чем хватало. Они даже съездили на две недели в Бодрум и жили там в очень приличном, хоть и не самом дорогом отеле, а иногда в Измире ходили поужинать в ресторане.
Но три тысячи долларов – откуда? А если у мужа и найдется эта сумма, то еще не факт, что он согласится ее отдать – только потому, что сын его жены оказался легкомысленным и недальновидным до глупости. И хуже всего то, что у него есть поручители – люди, которые подписывали обязательства вернуть его долги, видимо полагая, что это пустая формальность. И судебные исполнители, уже навещавшие сына, вот-вот заявятся к ним. Незнакомым людям, добрым и интеллигентным, не отказавшим молодому коллеге в такой малости, как подпись под какой-то бумажкой, грозит опись имущества, суд, оплата судебных издержек и прочие неприятности вплоть до конфискации и распродажи имущества на аукционе. Если же у них найдутся три тысячи долларов, то все равно – почему расплачиваться должны они?
Филиз было мучительно стыдно. Перед мужем, которому, наверно все-таки придется сказать, какой оболтус ее сын; перед этими незнакомыми ей людьми; перед банковскими служащими, которых она два дня уговаривала сообщить ей точные цифры долгов, нарушая тем самым тайну вклада; перед самой собой; перед Лили и Элиф, к которым она, промучившись одну ночь без сна, обратилась с просьбой дать ей в долг. Крупную сумму – и неизвестно, на какой срок. Безнадежное дело, кто же даст?..
Но вот, тем не менее, деньги лежат перед ней.
Чужие деньги, которые каким-то образом придется возвращать. Филиз, как ни странно, не чувствовала ни малейшего облегчения от того, что нужная сумма найдена, что за оставшийся до визита к Лили час она успеет в два, а если повезет, то в три банка, расположенных по дороге и, к счастью, на одной улице. Ну и что, что она выручит сына и оградит его поручителей от банкротства? Все равно это чужие деньги. Пусть по ним не нарастают ежедневные проценты, поскольку они даны подругой, но она заплатит-таки их – стыдом, благодарностью, унижением. Условия не легче банковских.
Проклятые деньги! Проклятые карточки – одиннадцать штук! Позавчера она расплатилась по одной, выбрав ее наугад, просто потому, что цифры, напечатанные на выплюнутой банковским компьютером бумажке, с поразительной точностью совпали с той суммой, которая лежала у нее в кошельке. Она отдала даже мелкие монетки, и это тоже было неприятным, унижающим чувством.
Сейчас такого не будет. Денег, лежащих перед ней на столе, достаточно, чтобы закрыть все эти счета, уничтожить карточки и дать сыну вздохнуть свободно. Он и вздохнет: не он же упрашивал дать ему в долг, не он объяснялся со старыми друзьями, выдумывая невообразимые причины, зачем ему срочно понадобилась такая сумма; он просто позвонил мамочке и испуганно сообщил, что ему грозит. Филиз прикинула, что, признайся он на месяц раньше, сумма долга была бы долларов на триста меньше. А если бы на два месяца?.. О чем он думал, господи? Почему регулярно говорил ей, что у него все в порядке? Боялся? Рассчитывал где-то перехватить денег? Слава богу, хватило ума (или не хватило духа?) не впутаться в какой-нибудь криминал.
Все: надо браться за дело. Ничего уже не изменишь.
Она отложила часть денег, которые уже обменяла с утра на турецкие лиры, и стала подсчитывать, по каким карточкам она может расплатиться прямо сейчас. Филиз никак не удавалось сосредоточиться: глаза разбегаются от этой неразберихи, цифры путаются, но она знала, что делать эту работу придется ей. Больше некому. Не может она просто дать три тысячи долларов этому мальчишке и понадеяться, что он поступит как положено: расплатится, закроет свои счета и вернет остаток денег ей. Если, конечно, что-то останется. Но курс доллара после кризиса растет не по дням, а по часам, и не исключено, что проценты набегают медленнее. Может, хоть долларов двадцать-тридцать останется.
А они ей не помешают. Она осталась без карманных денег, потратила часть предназначенных на хозяйство, и сегодня у нее язык не повернулся просить у мужа десять долларов на золотой день. Филиз взяла десятку – деньги на столе были разного достоинства – и сунула в кошелек. Пора бежать. В доме не нашлось ни конвертов, ни скрепок: из канцелярских принадлежностей у них с мужем можно было найти разве что ручку – и та обычно не писала, когда это вдруг оказывалось нужным.
Сейчас Филиз хотелось как-то организовать денежно-карточный хаос, но покупать специально конверты и скрепки, чтобы распределить все лежащее перед нею и создать иллюзию порядка, ей теперь не по карману.
Впрочем, ей теперь все не по карману, что ни возьми. Вот когда пожалеешь, что никогда не увлекалась драгоценностями! У нее было всего два кольца, одно из которых обручальное, один браслет и цепочка на шее с небольшим кулоном, и она их носила постоянно. Да и на сколько потянет ее браслет? Долларов на сто, а то и меньше. И потом надо выбирать. Либо говорить мужу правду, пусть приуменьшив реальную сумму долга, либо жаловаться на потерянный браслет. Или кольцо. Или цепочку. Даже из этих золотых безделушек придется выбрать что-то одно. Не могло же потеряться все сразу! Но если колечко потерялось, а у сыночка долги – Эрман не дурак, сразу поймет, в чем дело. Да и кто бы не понял?
Если бы хоть одна вещь – кольцо или браслет – могла покрыть весь долг, Филиз бы не колебалась. Ложь вовсе не была ей противна, она умела и почти любила лгать, но она прекрасно понимала, когда ложь была ей выгодна, а когда нет. На этот раз, похоже, удобнее сказать Эрману правду. А еще лучше – полуправду. Тысячи про полторы.
В конце концов, время терпит, деньги у нее есть, отдавать их можно частями. Если муж даст ей хоть тысячу, остальное она как-нибудь сэкономит. Филиз вздохнула и пошла на кухню. Попробуй-ка сэкономь столько!
Она достала целлофановые пакетики, предназначенные для хранения небольших по размеру продуктов, и отсчитала одиннадцать штук. Потом, постаравшись сосредоточиться и думать не о проблеме в целом, которую как-то предстоит решать, а о конкретном деле, разложила карточки и деньги по пакетикам и сунула в сумку. Придется брать большую сумку, ту, с которой она ходит каждый день, в маленькую, выходную, все это хозяйство никак не влезет. Ну и хорошо, можно туда же туфли положить, а не нести отдельный пакет.
Филиз внимательно осмотрела себя в большом зеркале. Когда-то, в молодые годы, она была маленькой и стройной и, как почти все женщины, имевшие в свое время тонкую талию и гордившиеся ею, так и не научилась одеваться по-другому: чтобы скрывать располневшую фигуру, а не выставлять ее напоказ. Ей казалось, что брюки в обтяжку, узкие недлинные юбки, а летом коротенькие шорты и прилипающие к телу эластичные модные маечки-коротышки как нельзя более выгодно демонстрируют то, что от фигуры еще осталось.
Подруги переглядывались, видя Филиз то в леггинсах, то в молодежных юбочках, обсуждали за ее спиной ее неумение одеваться, но она об этом благополучно не догадывалась. Свободная одежда полнит – от этого убеждения, сохраненного с юности, она не могла и не желала отказываться. И не видела в зеркале, что обтянутые коварными современными тканями с лайкрой полные короткие ноги, тяжеловатые бедра, складки на давно появившемся животе отнюдь ее не украшают.
Подруги тоже полнели, но – брать пример с подруг?! К чему? Филиз прекрасно знает, как ей одеваться и что ей идет! К тому же подруги – это совсем другое, у них другие фигуры и все совсем не так, как у нее. Элиф и Дилара высокие, их полнота не портит, при их росте они, разумеется, должны одеваться по-другому. Джан толстая до невозможности, но она всегда была такой, ей не понять, что значит стать толстой женщине, у которой была осиная талия. Пусть носит свои балахоны и увешивается золотом.
Золотом! Филиз всегда посмеивалась над страстью Джан к украшениям. А вот когда бы она пригодилась! Ее муж, небось, и знать не знает, сколько у его жены браслетов и колец. И камни у нее всегда настоящие – во всяком случае так кажется и так она говорит. Интересно, сегодня опять что-нибудь новенькое нацепит? Вот бы ей, Филиз, хоть одну из ее тяжелых цепей или кольцо с изумрудом, в котором она была в прошлый раз…
Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть от неожиданности, и в первый момент Филиз не захотелось брать трубку, чтобы не задерживаться. Но это мог быть муж, который знает, во сколько ей надо выходить из дома, или сын, которому, конечно, хочется узнать, удалось ли ей что-нибудь предпринять по его спасению. Она пока не говорила ему, что уже нашла деньги, – пусть не думает, что это так легко, и помучается. В конце концов, это его проблема, его ошибка, и Филиз, делая все, чтобы ему помочь, вовсе не желала прощать его и вести себя так, словно ее мальчик всего-навсего оступился и разбил коленку. Нет уж! Она была зла на него и не скрывала этого.
Но трубку взяла: мало ли что.
– Филиз? Здравствуй, это я, Семра, – голос подруги был еле слышен.
– Что случилось? – удивилась Филиз. – Разве ты не идешь на золотой день? Я лично уже в дверях, надо по дороге кое-куда заехать.
– Я… Филиз, мне так неловко, но больше ни у кого не хочу просить… да и не могу, поздно уже. Ты не могла бы мне одолжить немного денег?.. Буквально на два-три дня. Я сегодня должна отдать десять долларов за Эминэ и еще за себя… восемь у меня есть… ты не могла бы?..
Филиз горько усмехнулась. Мне бы такие запросы! Восемь у нее есть! Вот бы мне страдать из-за двенадцати долларов! И самое время просить меня о деньгах. У меня в сумочке три тысячи чужих долларов, нелепо, непонятно на что потраченных – тоже не мной.
«Хорошо еще, – вдруг промелькнула у нее мысль, – что я купила эту водолазку до того… иначе ни за что деньги не потратила бы, а в чем бы я сегодня пошла?..»
Темно-красная водолазка-лапша, приятно возвращавшая Филиз к воспоминаниям о семидесятых, была последним писком моды и совпадала с ее представлениями о собственной привлекательности. Черные обтягивающие джинсы с ней прекрасно смотрятся и…
– Да, конечно, – разглядывая свой наряд в зеркале и оставшись им довольной, она одновременно отвечала на жалкий лепет Семры, – а ты не сможешь найти еще два? Тогда я бы тебе дала десятидолларовую купюру и все.
– Нет, то есть не знаю… я посмотрю… спасибо тебе, – быстро и как-то невнятно промямлила подруга.
– Не за что. Ладно, я побежала. Увидимся!
Может, надо было отказать? У нее самой сейчас каждый доллар на счету. А впрочем, как ни поступи, все равно отношения с Семрой испортятся. Не похоже, что она действительно сможет с легкостью отдать эти несчастные десять долларов через два дня. В этом случае говорят не так. В голосе подруги Филиз услышала то унизительное отчаяние, с каким сама совсем недавно обращалась к приятельницам.
И она не сумела бы определить, к кому из них испытывает сейчас большую неприязнь: к отказавшей ей Элиф или к одолжившей нужную сумму Лили.
8
– Сегодня, наверно, только и разговору будет, что о ваших отравлениях, – сказала Айше, когда они с сестрой мужа вышли из автобуса и направились к хорошему, «элитному» по терминологии риэлтеров дому, стоящему на удачно выбранном месте: не около магистрали, но и не далеко от автобусной остановки. Она с интересом взглянула наверх. Элиф говорила, что квартира подруги занимает целый этаж, и Айше думала, что речь идет о небольшом по площади доме. Но нет: это был очень даже солидный дом, в котором на этаже, похоже, по четыре квартиры, и если из четырех сделать одну… Как она там убирается, эта Лили? Хотя понятно как: прислугу держит. И пешком до автобусной остановки не ходит. Наверно, и понятия не имеет, где эта остановка находится.
Айше пожалела, что не взяла перчатки. Обычно, если было холодно, она прятала руки в карманы и о том, чтобы захватить где-то лежащие перчатки, которые еще пришлось бы искать, не задумывалась. Но сегодня в одной руке был пакет с туфлями.
Элиф позвонила ей накануне и после неоднократных повторений, где именно и во сколько они встретятся, небрежно сказала:
– Ты, кстати, тапочки захвати. Там может не найтись твоего размера.
– Хорошо, – ответила Айше, прежде чем подумать, что особенного в ее самом обычном размере обуви.
Повесив трубку, она сообразила, что никакой размер тут вообще ни при чем. Это было иносказание. Тонкий намек, что-то вроде подтекста. Продумай, милая моя, как ты будешь одета – с головы до ног. Ты же привыкла являться в гости в том же костюмчике, в котором лекции читаешь, а уж чтобы ты при этом туфли захватила, от тебя не дождешься. Влезешь в любые тапочки, какие найдутся в прихожей, и довольна. Теперь представь себе, что тапочек нет. Ты проходишь босиком? Или принесешь из дома удобные шлепанцы? Нет, ты не так глупа, все вокруг твердят о твоем уме, возьмешь туфельки. А значит, и наряд подходящий наденешь, и макияж догадаешься сделать получше, чем обычно. И прочие детали продумай: все-таки в приличное место идешь с первым визитом.
– Вот так-то! – смеясь, расшифровывала она Кемалю сказанное его сестрой. – Ловко она меня, да? Если они, как ты говоришь, больше десяти лет встречаются, то травить друг друга начали из-за таких вот штучек. У кого-то нервы не выдержали.
– Думаешь, она имела в виду не тапочки?
– Ха-ха, – покачала головой Айше, – тапочки, как же! Представляю себе ее лицо, если я и правда принесу туда тапочки. Нет уж, надо будет приодеться, а то дамы меня не оценят.
– И что у них полагается надевать на эти посиделки? Вечерние туалеты?
– Понятия не имею. Я вообще-то с работы поеду, думала, костюм подойдет.
– Который из? – чего-чего, а классических костюмов с юбками разной длины и платьями разных фасонов у Айше было немало. Брюки она практически не носила, стараясь с юности казаться как можно женственнее и боясь упреков в том, что она феминистка, суфражистка, синий чулок и так далее. Странно, до чего люди не любят, когда кто-то делает хоть что-нибудь не так, как все. Хотя она, в сущности, не делала ничего особенного, просто любила учиться, получила хорошую работу и докторскую степень; развелась с первым мужем и долгое время предпочитала жить одна, рассчитывая только на себя, и, казалось бы, ничем не оскорбляла общественного вкуса и не шла против общепринятой морали, но коллеги, а особенно соседи и родственники не уставали давать ей советы, как надо жить, и считали ее…ну… немного странной. Неправильно живущей. Слишком независимой. Феминисткой. Этот ярлык почему-то у многих ассоциировался именно с ней.
– Придется надеть черное платье, – вздохнула она, – это единственное, что устроит Элиф. А в университете я его длинным пиджаком прикрою, клетчатым, а то слишком нарядно. Студентки ничего слушать не станут, будут меня разглядывать.
– И студенты тоже. Кажется, мне перестает нравиться твоя работа.
– Меня, между прочим, твоя тоже не радует. Моя по крайней мере не опасна для жизни. И всегда известно, когда я вернусь.
– Да, кстати, – Кемаль резко сменил направление разговора, потому что было абсолютно ясно: ни он, ни его жена, даже если будут обеспечены, ни за что не бросят свою работу, – а когда ты вернешься? Тебя встретить? Во сколько эти золотые дни заканчиваются?
– Не знаю. Наверно, когда все отравятся и умрут.
– Смотри, дошутишься! Помнишь, как было с Сибел? Тебе противопоказано произносить первое, что приходит в голову. Это надо законом запретить!
Случай с Сибел, соседкой, подругой, убийцей, действительно был крайне странным, почти невероятным. Увлекавшаяся астрологией София любила повторять, что Рыбы – а Айше родилась в марте – обладают даром предвидения, но в ее жизни он почему-то никак практически не проявлялся. И вдруг такое! Сибел решила использовать наивную и не умеющую отказывать подругу в сложном и математически продуманном плане создания своего алиби. Но когда она позвонила Айше и ловко изобразила волнение из-за того, что полиция интересуется какой-то пропавшей девушкой, то в ответ услышала неожиданную и ошеломившую ее фразу: «Ну и что ты переживаешь? Ты, что, убила эту девицу?». А это было именно так.
В кои-то веки созвездие Рыб вспомнило про свою подопечную – иначе Айше никак не могла объяснить, откуда прилетели к ней такие слова. Правда, больше с ней такого никогда не случалось, и они с мужем давно превратили пресловутый дар предвидения в тему для шуток.
Подготовка к золотому дню, точнее, серьезное отношение к этому мероприятию золовки отвлекло Айше от мыслей о главной цели ее выхода «в свет». Вчерашний вечер пришлось посвятить маникюру и приведению в порядок прически, и только сейчас, подходя к высокому дому с большими полукруглыми балконами и красивой чугунной оградой, пытаясь пристроить пакет с туфлями в менее замерзшую руку, она произнесла то, что подумала:
– Сегодня, наверно, только и разговору будет, что о ваших отравлениях.
– Вовсе нет, – с каким-то недоумением посмотрела на нее Элиф. – С какой стати? Никто же ничего не подозревает.
– То есть как это? – Айше чуть не остановилась от удивления, но ветер, дувший как будто со всех сторон сразу, поторопил ее к теплому подъезду.
– Очень просто. Я никому ничего не говорила, а обсуждала отравления с каждой по отдельности.
Айше удивилась еще больше. Ничего себе! Оказывается, ее простоватая золовка способна на такие подвиги! Никому ничего не сказать о произошедших так взбудораживших ее совпадениях, да еще самостоятельно свести воедино всю нужную информацию! Скорее всего, она себя переоценивает: наверняка ее вопросы всех насторожили, возбудили любопытство, и остальные женщины не могли не обсудить все случившееся. Кроме того, любая из пострадавших могла и без ведома Элиф прийти к тем же выводам.
– Неужели ты думаешь, что они… («Как бы это сказать повежливее «глупее тебя»?» – мелькнула мысль и породила другую: «Сегодня надо весь вечер следить за речью!») ничего не подозревают?
– Уверена. Никто из них и внимания на все это не обратил. Я же не спрашивала их напрямую: «Не было ли тебе, дорогая, дурно после похода в гости?»
– А что же ты спрашивала?
– Ничего. Некоторым жаловалась на плохое самочувствие, а потом слушала, кто что скажет, некоторые сами принимались жаловаться.
Вот это да! А ведь только что хотела ей посоветовать не считать подруг глупее себя! Действительно, никого нельзя недооценивать. Похоже, Элиф, сама о том не догадываясь, весьма грамотно проделала работу хорошего оперативника. Если только все обстоит так, как ей представляется. Все-таки маловероятно, чтобы хорошо знакомые женщины…
– Но, абла, маловероятно, чтобы они ничего не обсудили между собой. Они могли тебе и не сказать, но наверняка все друг с другом поделились своими неприятностями.
– Ты не понимаешь, – чуть раздраженно посмотрела на нее золовка. – Мы в прошлый раз были у Эминэ, и отравились Гюзель, София, Семра и я. Софии я даже не жаловалась, не успела, только спросила «Как дела?» – она мне сама и рассказала. Так что про меня она не знает; с Гюзель они поругались, значит, разговаривать не будут; с Семрой она практически не общается. Семра ничего не скажет Эминэ, чтобы не обидеть; может сказать Селин, но та сама не отравлялась и моментально забудет; вообще у Семры проблемы с мужем, так что ей не до этого. Гюзель общается с Диларой, но они обе много работают, а Дилара сама тоже ни разу не отравилась, ей не с чем будет сопоставить, а Джан…
Айше мгновенно заблудилась в этом потоке, хотя внимательно слушала, пытаясь представить все рассказываемое Элиф в виде схемы, в какие она любила сводить системы персонажей литературных произведений, чтобы студентам было легче их запомнить. Она мысленно проводила стрелочки от одного кружочка к другому, но действующих лиц было слишком много, знала о них Айше мало и вдобавок никогда не видела, а информацию на слух воспринимала плохо. Впрочем, если что, золовка сможет это все повторить. Вон как ей это просто, а Айше путалась в именах и хитросплетениях их взаимоотношений.
– А в позапрошлый раз?
