скачать книгу бесплатно
Ему друг – заводная пуля, колодезный ангел, пес,
что сбежал с живодерни и роет в себе дыру,
да срамной Катулл, что хрипит и, как танкер, бос,
подыхая от полнолунья, полыхающего по нутру.
Человек-оркестр колодцами втянут, как
рояль что изогнут вовнутрь нарастающей тягой струн,
чтоб до сердца тонул моцартов вещий пятак,
человеком вставал неоплаканный в поле труп.
Он плывет по волнам, завязывая волну,
в узел жизни – солдат, земли нестерпимая ось,
от него лучу прямей и круглей холму,
и воздушному кораблю в свете играть насквозь.
Персефона тебе сестра, а брат закадычный – холм,
то-то тихую песнь поют, то-то бредит брод…
И стоишь ты в колодце лучей, нестерпим и гол,
и немая вода вяжет черный от вопля рот.
«Куда уходит юла, пока стоит…»
Н. Болдыреву
Куда уходит юла, пока стоит?
В рощи, осенние рощи уходит юла,
где деревья гудят, как она,
как она, идут.
А на Луне Каин хворост несет
в бесшумной, как гул, тишине.
Куда уходит зеркало, пока стоит?
В рощи, осенние рощи уходит оно,
может, пруд отразит, облако, может, селезня.
Куда ты уходишь, селезень,
когда гудишь, как юла,
отцеживая вес, словно запотевший фужер?
Куда мы все собрались, стоим,
покачиваясь, кивая, хватаясь
за ускользающую вертикаль.
ОСЛЕПЛЕННЫЙ СОБОЙ
На одном колене, как Геракл от душ,
ты защищался от слепых век,
облепивших тебя, как раковины
корпус судна. В каждой жил мир,
тот, что ты видел прежде, но
тебя звала полная слепота,
ты защищал ее,
отдирая с себя твердых моллюсков
с тиканьем сердец меж створок, с криком:
«это ручей! » , с лунным отсветом белых ног.
Никто не ослеп сполна.
Никто не отдал все свое зренье богиням,
дочерям Памяти, чтобы принять взамен
голубую свистульку, босые ноги
и странный предмет, который не опознать.
НЬЮТОН
Воображение есть форма красоты,
и караван идет в воображенье,
и им рожден – бескрайний караван
из голых Ньютонов идет в пустыне,
и снег летит на камни и песок,
на двойников, бредущих к горизонту
с лиловой и смиренною звездой,
и на полип, который, словно мозг,
иль мускул, заживо прилип к плите
и движет землю, камни и людей,
и тварь, которой мозг принадлежит,
вопит от нестерпимого усилья,
и сокрушает ось земную
удар Левиафана.
Порхать, как бабочка над солнечным ковром!
И расскажи мне, маленькая фея,
крошечным ртом о мире и гигантах, —
бормочет Блейк, и лоб его блестит.
МЕЛХИСЕДЕК
Как пузырьки
отрываются от дна котелка,
отрывались эти люди и смыслы
с их словами про жизнь, силу и войны,
про женщин, банки, путешествия и
государственные задачи,
а потом рассеивались в воздухе паром,
смешивались с туманом,
рассеивались без следа, – сказал Мелхиседек, —
и добавил, вздохнув:
не создав ни одной стоящей песни.
БЛЕЙК. ФРАГМЕНТ 4
И пришел ко мне ангел, и был он как черный куб.
Я не ковал этот куб, не мыслил, не трогал его перстами.
И пришел ко мне другой ангел, и был он как пустота.
И в них рождались миры и кричали дети, и рожали
женщины, и мочились мужчины у стен.
Я спросил – вы ли вестники конца времен?
И они ответили – радуйся и плачь, соделай из себя гроб,
маленький детский гроб, сегодня закончилось Время,
на Поланд-стрит битюг задавил нищенку с младенцем —
упокой их и схорони меж звезд, на кладбище за мостом.
И пришел Дракон, чтоб меня пожрать,
но гроб опалил ему глотку. И черный куб стал моим
правым глазом, а пустота – левым.
И я иду в свою мастерскую, и пламя от плеч моих
достает до кораблей и птиц Небесного Иерусалима,
не изменяя ни единой снежинки, ни к кому не взывая,
зачиная новые звезды.
Ангелы дети
снежинки летят
нет в целом свете
детям преград
Буквы и дети —
ангельский труд —
белые клети
поразомкнут
Темза ограда
белый пустырь
пенье из сада
и монастырь
Лик из-за лика
свет от луча
миг из-за мига
снег и свеча
ПТИЧИЙ ПРОРОК
Лене Резниченко
Птичий пророк, птичий пророк,
бодает воздух как носорог
от синевы промок
не идет на порог
говорит языками тенькает-свиристит
птичья яма сердце его честит
к небу прибит
Баламутит простор крутит свою карусель
вся его плоть – хрустальная трель
Как Товий в рощах хоронит птиц
с Ильей воскрешает детей и дев
и плачет в воздушную глину ниц
как соловей и рычит как лев
Невесом невесом
по рощам катится колесом
с горем луковым ест пирог
птицей заморскою говорит
в синеву потолок
голубятни его открыт —
для птичьих речей для ангельских стай
от тех кто ничей до тех, кто за край
от вещих слепцов до подлых отцов
для мальчиков-девочек-бубенцов
Не говори ему ничего
взглядом одним озари чело
и как пламя поймешь человечью речь
что любовь это синее небо с круч
и что правда – кирпич домовитых туч
говоренье губ воскресенья луч
для привставших плеч
И как в воду войдешь ты в собачий лай
в соловьиный хрип и в касаткин рай
сладкий хлеб жуешь
с медом кровь живешь
среди вещих предвечных сердечных стай
Ах ты воздух в дантовом колесе !
легких уст занебесная чехарда
верный пес подыхающий на росе
в синеву плывущие города!
Говори пророк за пятак за воздуха кипяток
за правду дрозда за красную грудь клеста
за краткую жизнь за долгий ее глоток
за полет листа – не умолкай браток
