Зеркало

Очнувшись, юноша увидел, что ступня цела и невредима, лишь едва заметный тоненький шрам напоминает о недавнем происшествии. Он пошевелил пальцами, а потом поднял глаза на склонившуюся над ним девушку, на коленях которой лежала его голова.

– Как ты себя чувствуешь? Нога не болит? Тебя не подташнивает? Встать сможешь?

– Да, – и Милослав, тут же поднявшись, сначала потоптался, а потом, осмелев, попрыгал на левой ноге. Но радость от исцеления вскоре сменилась настороженностью, а затем страхом.

– Как, как ты это сделала? Кто ты такая?!

– Я средняя дочь Друды, к которой за помощью приходят жители твоей деревни, а бывает, что и Вешенки, и ещё более отдалённых поселений.

Глаза любимого вместо нежности наполнил ужас.

– Ты колдунья! Ведьма!

– Не ведьма, а ведунья, целительница. Я сейчас всё объясню. Выслушай меня!

– Да такое только Семиокому Владыке под силу! Может, ты ещё и мёртвого воскресить сумеешь?

– Этого никто не сумеет! – голос девушки задрожал.

– С помощью какой тёмной силы…

– Да выслушай меня, умоляю! Для твоего исцеления я просто перенесла жизненную энергию дерева, которое ты собирался срубить, в твою ногу. Мы, ведуньи, при необходимости можем использовать энергию растений и самых мелких животных: насекомых, лягушек, маленьких птичек… И то, это зависит от силы самой ведуньи… Мы лечим людей и скотину с помощью целебных свойств, которыми наделено очень многое в природе и прежде всего – различные травы. Мы изучаем и исследуем, помогаем и спасаем…

Но юноша не слушал её:

– Ты обманывала меня!

На глазах Ясмины выступили слёзы:

– Я боялась сказать тебе правду, – еле слышно прошептала она. – Я боялась потерять тебя. Ведь ты люб мне! А для меня не секрет, как деревенские относятся к моей семье. Но ведь это несправедливо!

От волнения девушка раскраснелась, отчего стала ещё прелестнее. Но Милослав не замечал этого. «Порчу, она может наслать на меня порчу. Или ещё чего похуже, – свербело у него в голове. – И как меня угораздило! Вот ведь… – и он с опаской посмотрел на Ясмину. – Нельзя её обижать. И потом, она меня всё-таки исцелила, против этого не возразишь».

Юная ведунья, выговорившись, выжидающе смотрела на него. Пауза затягивалась, и, сделав над собой усилие, Милослав как можно спокойнее произнёс:

– Спасибо тебе за исцеление! Если бы не ты, оставаться бы мне навек калекой.

Ясмина почувствовала, как надежда горячей волной обдала её сердце, и оно радостно заколотилось в груди. Она шагнула к своему ненаглядному, обняла, тесно прижавшись к нему всем телом, и прошептала:

– Что ты, любимый! Разве я могла поступить иначе?! – и почувствовала, как напрягся каждый его мускул в желании отстраниться от неё. Острая боль молнией прошлась от пяток до горла и едва не вырвалась стоном.

– Поцелуй меня! – цепляясь за остатки надежды, Ясмина, запрокинув голову и привстав на цыпочки, потянулась вверх, и её губы наткнулись на твёрдые и холодные губы Милослава, одеревенело ответившие на её горячий поцелуй.

Несколько раз с тех пор ей удавалось увидеть любимого. Каждый раз она находила его, идя на стук топора. И каждый раз её ждал отстранённый взгляд и немногословие. Куда исчезли вся та страсть и та нежность, которые прежде сквозили во взорах, жестах и голосе? Девушка больше не пыталась обнять, а тем более поцеловать юношу. Он тоже не предпринимал никаких шагов для этого.

«Так больше продолжаться не может, – думала Ясмина, идя вверх по течению реки. – Нужно поговорить, разрешить все недомолвки и недоразумения, развеять сомнения. Он обязательно всё поймёт. Ведь он столько раз говорил, что любит меня!»

Милослав, работая, скинул рубаху, и струйки пота стекали по стройному мускулистому телу. Льняные волосы удерживались обвязанным вокруг головы и проходящим по лбу кожаным шнуром. Упругая стойка ног, широкий взмах топора в крепких руках. Девушка замерла, пытаясь унять тревожно бьющееся сердце и глядя на лесоруба из-за широкого ствола ясеня. Привычно нащупала под платьем и сжала в руке кулон, и, ощутив сквозь тонкую ткань его угловатую поверхность, немного успокоилась.

«Как же он красив! Как же хочется броситься к нему со всех ног, прильнуть к его груди, почувствовать горячее дыхание на своей щеке, ощутить истому под его чуткими пальцами!» – но вместо этого Ясмина осторожно и неторопливо вышла к вырубке. Милослав не сразу заметил её, а когда заметил, вздрогнул от неожиданности:

– Ты испугала меня! Нельзя так подкрадываться!

– Прости…

– Не подходи близко, а то в тебя могут щепки попасть, – и продолжил работать.

Шло время, казалось, парень забыл о ней. Наконец, молодая, но уже довольно высокая и весьма широкая в обхвате сосна накренилась и, заскрипев, повалилась, разбрасывая вокруг хвою. Милослав вытер пот со лба и посмотрел на девушку.

– Ты что-то хотела?

– Раньше тебе не нужен был повод для встреч. Ты сам искал их!

– Да, так было раньше…

– А теперь? Неужели…

Он развернулся к ней:

– Нам не нужно больше встречаться. Лишнее всё это.

– Но почему? Я люблю тебя! И ты. Разве ты не любишь меня? Ведь…

– Я ошибался. Я совсем не знал тебя. Ты обманула меня.

– Все твои слова, твои улыбки, твоя нежность – всё пустое? – Ясмина с трудом сдерживала рвущийся наружу стон.

– Прости, но мы слишком разные! Не мучай меня… и себя. Прошу. И не сердись.

– Но это несправедливо! Мы помогаем людям, исцеляем. Разве это плохо?

– Это хорошо! Но… Прости! – и с этими словами, сложив инструменты в маленькую тачку и закинув мешок на плечо, пошёл прочь. «Всё, – думал он, – наконец-то. Что там ещё ведьме в голову придёт, кто знает? Боязно, но по-другому не получилось. Будь что будет! Авось, вывезет как-нибудь. Вот же угораздило…».

Ясмина осталась стоять, растеряно глядя ему в спину, не в силах пошевелиться, не веря в произошедшее. Ей хотелось плакать, но глаза пересохли. А потом будто что-то взорвалось у неё внутри, и тысячи острых жал впились в её тело. Вторя дрожи раненого сердца, скрытый одеждой рубин на мгновение потемнел, а затем несколько раз полыхнул собственным ярко-красным светом.

Ветви деревьев и густой подлесок уже давно скрыли от Милослава девушку. И вдруг громкий протяжный крик достиг его, пригвоздив на мгновение к месту. Такое горе наполняло этот крик, столько душераздирающей боли было в нём! «Неужели Ясмина?» – и сердце юноши похолодело от недоброго предчувствия. Но спустя пару дней он решил, что, верно, это была какая-то птица.

Перемена в поведении дочери не осталась незамеченной Друдой и Пересветом. Да и сёстры обеспокоенно поглядывали на неё. Но все попытки разговорить Ясмину оказались напрасными. Прежде весёлая и открытая, все свои чувства, связанные с Милославом: горе, любовь, обиду, негодование – она решила похоронить в глубине своего сердца. «Я справлюсь сама. Должна справиться. Ни к чему их лишний раз волновать», – думала девушка. И через пару недель, несмотря на снедавшую её тоску, Ясмине настолько удалось взять себя в руки, что домашние решили, что всё наладилось и туча миновала.

Глава 3. Амелфа

Дни складывались в недели, недели – в месяцы. После смерти короля Миродара минул один год, за ним – второй; третий был на исходе. Лада резко проснулась. Ночная тьма наполняла комнату, сквозь щель между занавесками в окно заглядывала одинокая звезда. На прикроватном столике за стеклом слабо мерцал фитиль лампы. Показалось? Но этот голос девушка слышала уже многократно, сначала изредка, с промежутком в несколько недель, а в последнее время – по десятку раз за день. Сперва едва уловимый, постепенно он становился всё громче, увереннее и настойчивее. Вот и сейчас именно он разбудил принцессу. Несколько минут Лада пролежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту и чувствуя, как гулко бьётся сердце в груди, а потом повернулась на бок, готовясь вновь провалиться в сон. Ей вроде бы что-то снилось, что-то хорошее? Или кто-то? Но тут голос прозвучал так отчётливо, будто женщина, произнёсшая: «Я жду тебя! Я так давно жду тебя!» – сказала эти слова прямо в ухо девушке. Принцесса села на кровати, озираясь.

– Но кто ты и где?

– Я глубоко в подвале этого дворца. Возьми лампу и иди, я буду подсказывать тебе дорогу, – впервые продолжил голос.

Лада заколебалась, но через пару секунд, решившись, спустила ноги со своего ложа и нащупала ногами мягкие ночные туфли. Накинув поверх сорочки пеньюар, взяла лампу и вышла из спальни.

Следуя указаниям голоса, она бесшумно двигалась по едва освещённым пустым коридорам, поворачивая то налево, то направо, и вскоре оказалась в незнакомой ей части дворца. Потом начался спуск вниз. Цокольный этаж, первый ярус подвала, затем – второй. Пройдя к узкой винтовой лестнице, скрывавшейся за неприметной скрипучей дверью, принцесса с удивлением обнаружила третий ярус, который, в отличие от двух предыдущих, по площади был совсем маленьким и находился с противоположной от покоев девушки стороны дворца.

Продираясь сквозь паутину и пыль, спотыкаясь о какую-то рухлядь, Лада неожиданно наткнулась на что-то гладкое и холодное, блеснувшее в свете лампы. Сделав огонь поярче и подняв лампу повыше, девушка с любопытством и восхищением разглядывала сияющую, идеально ровную и чистую, без единой царапины поверхность огромного, высотой с рослого мужчину, овального зеркала, обрамлённого искусно сделанной золотой рамой, украшенной причудливыми узорами и усыпанной драгоценными камнями. Как такое дорогое зеркало могло оказаться здесь? Но тут голос, молчавший с тех пор, как нога принцессы коснулась пола нижнего уровня подвала, раздался снова, и шёл он из глубины странно замерцавшего и словно бы вздрогнувшего при этом зеркала.

Лада испуганно отшатнулась назад, но потом ещё ближе подошла к нему и провела рукой по стеклу, почувствовав слабый холодок, который почему-то совершенно успокоил её.

– Так это ты всё время звала меня? Кто ты? Как попала в зеркало? Или ты и есть зеркало? Волшебство? Ты колдунья или злобный дух? Откуда тебе известно обо мне?

– Сколько вопросов, – в голосе явно послышалась насмешка. – Когда-то меня нарекли Амелфой. Так и обращайся ко мне. О тебе я знаю многое, очень многое.

– Но откуда? В этот подвал я спустилась впервые…

– Мы с тобой связаны незримыми нитями, и связь эта крепка. Я чувствовала все движения твоей души с самого твоего рождения. Обиды, одиночество, потери, пустота… Раз за разом брезгливое презрение твоей матери и равнодушие отца ранили тебя…

С каждым словом, исходящим из зеркала, Лада чувствовала, как тяжелеет камень на её юном сердце, который раньше ей почти всегда удавалось не замечать.

– Прекрати! Ведь были и есть люди, которые любили и до сих пор любят меня! Лили, Данияр, Мила, Ник…

– Мила была твоей кормилицей, ей платили за то, чтобы она была ласкова с тобой. Неужели ты думаешь, что подневольная служанка будет искренна в своей привязанности к госпоже?

– Мила была мне как мать, настоящая мать! Я чувствовала неподдельное тепло, исходившее от неё…

Ядовитый смех стал ответом на слова девушки:

– Ты была так мала! Что ты могла знать об искренности! Отвергнутый собственной матерью уродец, ты цеплялась за всё, что хоть как-то походило на любовь! Наивная! А Ник? Он был столь же мал, как и ты. Уже много лет он не вспоминает тебя, а при встрече даже не узнал бы.

– Это неправда! Всё, что ты говоришь… Зачем ты делаешь мне больно?

– Лили? – не умолкала Амелфа. – Где она сейчас, твоя Лили? Если бы не умерла, то ещё год-два, и письма от неё почти перестали бы приходить. Твоя сестра забыла бы о тебе, как и все прочие. Новая жизнь в новом королевстве, интриги при дворе, рождение ребёнка, а потом и других детей. Если она и любила тебя когда-то, то вся эта любовь перенеслась бы на собственных малышей, а ты стала бы в лучшем случае лишь воспоминанием. Да и понимала ли когда-нибудь Лили тебя по-настоящему? Любимое всеми дитя. Что она могла знать о твоих чувствах?

Лада сидела на полу, сдавив ладонями виски, и сквозь стоящие в глазах слёзы смотрела на обрывки картин из своего прошлого, которые сменяли друг друга на мерцающей поверхности зеркала.

– А твой брат! Он уже забыл о тебе! Когда в последний раз он навещал тебя!? Ты не нужна ему. С рождения он окружён вниманием и заботой. Желанное долгожданное дитя! Государственные дела и проблемы? Да! Но это жизнь, яркая и интересная. И Данияр – в центре этой жизни. Ты, с твоим серым унылым существованием, можешь быть только обузой для него. Да тебя даже не выводят в свет, скрывают, насколько это возможно, сам факт твоего существования. Дабы не уронить чести королевского рода!

Зависть к сестре и брату петлёй сдавили горло девушки, ядовитыми крошечными змеями проникли под кожу и удобно расположились внутри её тела. Принцессе казалось, что она впервые испытывает такое. Впервые? И Лада вспомнила, что это чувство ей знакомо с раннего детства, но его укусы были слабы, а болезненный зуд от них быстро исчезал под ласковыми взглядами сестры и улыбками брата. Но яд оставался, накапливался… Ложь, всё ложь!

– Брезгливая гримаса матери, равнодушный взгляд отца, – безжалостно продолжала Амелфа. И в отражении зеркала Лада увидела лицо королевы, обращённое на неё, стоящую возле кроватки недавно родившегося брата, а потом потеплевший взгляд зелёных глаз, когда мать заговорила с Лили. Вот отец при редкой встрече с младшей дочерью смотрит сквозь неё, словно она пустое место, а в следующее мгновение ласково похлопывает по плечу брата, хваля его за что-то.

– Ведь ты ненавидишь их, своих родителей! Да и достойны ли они чего-то иного? Вспомни, как молнией мелькнула в тебе злорадная мысль, когда умер твой отец: «И поделом!» Ну же, признайся себе!

Лада уже не пыталась сдерживать слёз, беспрерывно стекавших по её щекам. Но слёзы эти не приносили облегчения, а камень на сердце не становился меньше. Напротив, в какой-то момент девушка почувствовала, что её сердце само обратилось в камень, холодный и твёрдый. Слёзы мгновенно высохли, и она вздохнула свободно. Камень в груди бился спокойно и ровно, и ничто не давило на него.

Она поднялась и снова взглянула в зеркало. Из сумерек, едва подсвеченных снизу слабым огнём стоящей на полу лампы, на неё смотрело её собственное отражение. Хрупкая невысокая фигура в белой сорочке до пят с накинутым поверх полупрозрачным голубым пеньюаром, сейчас серой дымкой окутывающем её. Бледное лицо с тонким, слегка вздёрнутым носом, волосы выбились из заплетённой на ночь косы и топорщились во все стороны. Цвет глаз в полумраке было не различить, они казались огромными и тёмными, а внутри зрачков то и дело вспыхивало и гасло оранжевое пламя. Как же Лада ненавидела своё лицо! Ах, если бы она была похожа на мать или сестру, её жизнь была бы совсем иной!

– Ты очаровательна! Это они, все эти недалёкие люди, не смогли оценить твою уникальную красоту! Это их ты ненавидишь! – снова услышала Лада из зеркала.

– Уникальную! – с горечью воскликнула девушка. – Не нужна мне такая красота. Идеальная красота моей матери – вот то, что мне нужно!

– Ты уверена?

– Да.

– Я могу помочь, – плохо скрытая радость в голосе Амелфы насторожила Ладу. Но принцесса всё же спросила:

– Как?

– Приводи сюда свою мать и увидишь.

– Моя мать на дух меня не переносит, она ни за что не пойдёт куда бы то ни было со мной, а сюда – тем более.

– Я научу тебя, как приготовить снадобье, которое заставит её следовать твоему слову в течение часа. Этого будет достаточно.

В груди Лады что-то толкнуло камень, бьющийся теперь там вместо сердца, за толчком последовала слабая вспышка. Девушка почувствовала неладное, словно одна нога поскользнулась на краю бездонной пропасти. Принцесса замерла, а затем произнесла:

– Мне нужно подумать.

– Думай, но время уходит. Лишь в течение ближайших трёх дней расположение звёзд способствует тому, что так желанно для тебя. Следующий раз наступит только через десять лет. Когда надумаешь, произнеси моё имя, и я расскажу тебе, что делать дальше.

На следующий день ближе к вечеру Данияр на полчаса заглянул к Ладе.

– Прости, милая сестрица, что я редко прихожу к тебе. Все эти приёмы, совещания, опека матери крайне утомительны и отнимают уйму времени. Я так скучаю по тем беззаботным дням, когда мы вместе играли и читали возле фонтана!

Тень недоверия и печали, промелькнувшая в глазах девушки, не осталась незамеченной. Что-то тревожно сжалось и заныло за рёбрами, и юный король поторопился добавить:

– Я очень скучаю по тебе и очень люблю тебя! Верь мне! Ближе тебя у меня никого нет!

На мгновение озарившееся лицо принцессы тут же вновь потускнело: «Ложь, всё ложь. Я не нужна ему. Обуза…». А когда Данияр начал увлечённо рассказывать о приезде послов одной из заморских стран, об их необычной одежде и привезённых ими чудесных дарах, девушка почувствовала, как наполняется ядом всё тело, как зависть чёрным пламенем сжигает её изнутри.

Брат ушёл, а она ещё долго пыталась взять себя в руки: «Это Амелфа, её проделки! Зачем ему обманывать меня? Я ведь люблю его! Он мой милый младший братик! И он меня любит! Что бы сказала обо всём этом Лили?.. А что она вообще могла сказать? Разве Лили могла когда-нибудь понять меня, то, что я чувствую! Любит? Меня?!» – в горле девушки заклокотал сдавленный смех. Или это был хрип? – «А я? Люблю?» – по щекам потекли злые слёзы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.