скачать книгу бесплатно
Кар(м)а
Татьяна Пеплова
Сочетание слов в названии книги – карма и кара – сразу притягивает внимание, погружая в мир мифологии и мистики. Юная героиня через боль потерь пытается преодолеть неотвратимое. На что способен доведенный до предела человек? Что делать, когда не знаешь, как справиться с невыносимым горем и страхом потерять самых близких? Но ведь именно жгучая боль дает понять, кто тебе по-настоящему дорог. И иногда одно слово может поставить все на свои места, и приходит жестокое, самое важное решение…
Татьяна Пеплова
Кар(м)а
Пролог
Гроб опускался в могилу под протяжный вой тети Люси, чьи глаза, отечные от литров пролитых слез, стали похожи на щелочки. Волчара Пална одним глотком опустошила чекушку и хрипло запричитала. Вам бы в зеркальце глянуть, уважаемая, а то помада размазалась.
Циркуль поправил съехавшую набекрень ушанку и по-мужски скупо всхлипнул. Он перекрестился и бросил горсть мерзлой земли на крышку гроба. Его примеру последовали все собравшиеся. Почти все.
Янка Баженова смотрела на меня так, будто я была виновницей трагедии. Поздравляю, серая ж ты мышь. Наконец-то попала в десятку. Утрите слезы, тетя Люся. Теперь я знаю, как все исправить.
Глава 1. Новичкам здесь не место
Оха, сентябрь 2019 г.
Обшарпанные стены кабинета физики были украшены выцветшими портретами Альберта Эйнштейна и Исаака Ньютона. Оба угрюмо пялились на меня в предвкушении очередного позора вселенского масштаба.
Наука эта мне, мягко говоря, не нравилась. Я уверена, что в моей абсолютной нелюбви к физике была виновата Тамара Павловна – самый бездарный и бездушный учитель на свете. Все старшеклассники за глаза величали ее не иначе как Волчара Пална.
Среди школьников бытовало мнение, что беспощадная злоба, с которой физичка морально растаптывала своих учеников, была обусловлена ее одиночеством. А я считаю, что одиночество – лишь следствие ее гнилого характера.
– Опять вырядилась, будто за окном +30, – фыркнула Ирка, недобро глядя на Нику, нашу самоназначенную королеву класса.
Ника никогда не блистала умом, зато хитрости в ней было хоть отбавляй. Она беспардонно пользовалась своей смазливой внешностью на всех уроках, где учителями были мужчины. Но для Волчары Палны мы все, увы и ах, были равны. Поэтому на уроках физики Ника проникалась особой любовью к нашему затюканному очкастому гению, Антоше Киселеву. Последний таял при одном только взгляде на едва прикрытые девичьи прелести Ники и с готовностью выполнял любые ее прихоти.
– Здесь тебе не курорт, дорогуша, – издевательски пропела Ирка, в ответ на что королева класса продемонстрировала ей средний палец.
Антоша Киселев смерил Ирку самым надменным взглядом, на который только был способен. Действительно, как это Ирка посмела посягнуть на ее величество Сиськи?
– Лидия, к доске, – рявкнула Волчара Пална.
Терпеть не могу, когда меня так называют.
– Лида, – поправив физичку, я обреченно направилась к пьедесталу почета.
По волчарской шкале успеваемости я болталась где-то в самом низу. Виной тому была моя внешность. Миндалевидные глаза, прямые черные волосы, пухлые губы и курносый нос, мягко говоря, бесили Волчару Палну.
Ее убежденность в моем японском или (на крайняк) корейском происхождении невозможно было пошатнуть. Отсюда и непоколебимая уверенность в том, что я плохо понимаю русский язык. Для нее я «понаехала». А вот для моей мамы все было с точностью до наоборот.
– Я надеюсь, сегодня ты не забыла голову дома? – буркнула Волчара Пална и, самодовольно ухмыльнувшись, обвела моих одноклассников взглядом в ожидании реакции на свою остроумнейшую шутку.
– Бра-а-а-аво, – протянула Ирка, театрально зааплодировав физичке.
Волчара Пална, поджав губы, схватила со стола шариковую ручку и что-то чиркнула в классном журнале.
– Голицына, два, – резюмировала она, скрестив руки на груди. – И если ты продолжишь применять свои актерские способности в неподобающем для этого месте, – Волчара Пална выдержала многозначительную паузу, – неуд за четверть тебе гарантирован.
– Вы очень доходчиво обрисовали ситуацию, Тамара Павловна. Уверяю вас, такое больше не повторится. – Ирка умудрилась подмигнуть мне, не прерывая лживого раскаяния.
Как говорится, друг познается в беде. Обожаю Голицыну. До знакомства с ней я считала, что наличие актерских способностей – удел возвышенных, романтичных персонажей. Не тут-то было. Ирка, будучи типичной неформалкой со всеми вытекающими (первый пирсинг она сделала сама себе в 10 лет за кухонным столом, имея в арсенале только гнутую иглу от шприца и зажигалку), рвет все актерские шаблоны. Любительница вычурного макияжа и фруктовой жвачки. Мастер спорта по экстремальному уходу за каштановыми кудрями. Эталонная пофигистка с потрескавшимся лаком на ногтях. Мы дружим с первого класса, и за это время я убедилась в одном – нет на свете роли, которую Ирка Голицына не смогла бы сыграть.
– Вернемся к нашим баранам, – уставившись на меня, выдала Волчара Пална.
Кем-кем, а бараном она меня еще не нарекала.
– Второй закон Ньютона, – физичка указала на доску, предлагая излить на нее все свои знания.
А знаний было маловато. Но делать нечего, и я, вцепившись в огрызок мелка, принялась царапать на доске едва различимые символы. Вдруг кто-то громко постучал в дверь кабинета. От неожиданности я выронила из рук злосчастный мелок.
– Добрый день, – проворковал некто, пока я с грацией картошки разыскивала утерянное орудие письма. – Прошу прощения за опоздание.
Поднявшись на ноги, я с интересом уставилась на Бессмертного, посмевшего ворваться в кабинет Волчары Палны посередь занятия. Ничего такой, высокий, загорелый. Но я никогда не видела его раньше.
– Я новенький, – улыбаясь, продолжил Бессмертный. – Только вчера прилетел из Москвы, пока не успел перестроиться на местное время.
– Макаров? – промямлила физичка.
Готова поспорить, она в жизни не видела никого симпатичней этого несчастного парня. Да, дружок, сочувствую. И чем ты так провинился перед родителями, что из Москвы тебя сослали в дыру под славным названием Оха?
– Да, Максим Макаров. – Бессмертный улыбнулся еще шире. – Ускорение тела прямо пропорционально равнодействующей сил, приложенных к телу, и обратно пропорционально его массе, – выдал он, мельком взглянув на мои каракули.
Волчара Пална расплылась в улыбке, и я с нескрываемым отвращением уставилась на ее кривые запачканные розовой помадой зубы.
– Думаю, мы подружимся, Максим, – физичка смерила новенького хищным взглядом. – Присаживайся. Пять.
– Что?! – возмутилась я.
Волчара Пална не сразу сообразила, что я все еще стояла у доски.
– И что, собственно, тебя так удивило, Лидия? – уточнила физичка.
– Лида, – машинально поправила я.
– Да хоть Ада, – взбеленилась Волчара Пална и хлопнула по столу с такой силой, что с него слетел наш классный журнал. – Как ни назови, мозгов-то у тебя от этого не прибавится!
– Но… – проблеяла я, тыча дрожащим указательным пальцем в доску.
– Что «но»?! – сверкала глазами физичка. – Что «но», Цыханская?! Законы Ньютона от зубов должны отскакивать, как таблица умножения! Которую ты, не сомневаюсь, тоже до сих пор не осилила! Садись. Два.
Опешив от такой несправедливости, я молча направилась к своему месту. Волчара Пална, пыхтя, подняла с пола журнал и, открыв его на нужной странице, продолжила расстрел. Следующей под раздачу попала Ника. От пары за текущее занятие ее не смог спасти даже суетливо размахивавший руками Антоша.
Волчара Пална прекрасно знала, что рвение Киселева к доске было обусловлено только лишь его нежной любовью к Никиным буферам, а никак не желанием проявить себя. Угомонился Антоша только после того, как Волчара Пална, не утруждая себя разъяснением причин, вознаградила парой и его.
Направившуюся к доске Янку Баженову от участи двоечницы избавил звонок с урока.
– Дорогие мои бестолочи, – заголосила физичка. – На следующем уроке я проведу контрольную работу. Настоятельно рекомендую подготовиться к ней лучше, чем Цыханская к сегодняшнему занятию.
Удивительно. Половине класса понаставила неудов, а эталонной незнайкой сделала именно меня. Трясущимися от злости руками было довольно сложно сгребать учебные принадлежности в рюкзак, но я справилась. Ирка как ни в чем не бывало лыбилась во весь рот.
– Что? – нахмурилась я, не разделяя ее энтузиазм.
– Да так, – Ирка стрельнула ехидным взглядом в Макарова. – Просто интересно, сколько времени потребуется нашей приме, чтобы охмурить новенького.
Я закатила глаза. Как говорится, против лома нет приема. Это как нельзя лучше описывает Нику Цареву. Максимум неделя, и Бессмертный под стать Антоше будет вилять хвостом у ее королевских ног. А вот насколько это затянется, одному богу известно. Большинству ухажеров Ника умудрялась надоесть меньше чем за месяц. В конце концов, одними сиськами сыт не будешь, как бы двусмысленно это ни звучало. Но были в ее арсенале и особо преданные поклонники, к коим относился не только Киселев, но и Егор Глинин. Насчет последнего особенно обидно. Ведь он по совместительству наш с Иркой лучший друг.
Из ненавистного кабинета физики мы с Голицыной направились прямиком в школьную столовку. Полутеплые булочки с изюмом и мочай (приторная жижа, гордо именуемая поварихами «свежезаваренный чай», по цвету больше походила на одну известную физиологическую жидкость) не только не вызывали у нас отвращения, но и странным образом поднимали настроение.
Мы не раз задавались вопросом, где поварихи затаривались смехотворящим изюмом. Накануне одной из школьных дискотек даже собирались спросить их об этом, но не стали. Из-за Егора не стали, между прочим. Он был уверен, что поварихи первым делом настучали бы о нашем нездоровом интересе к изюму директрисе, а у него, мол, и без того проблем с ее предметом хватало.
Вспомнишь солнце – вот и луч. В дверях столовки появился Егорик. Астеник наш несуразный. Но он не парился – пошел фигурой в папу, а тот был статным мужиком. Так что лет через пять Егорик обрастет мышцами и станет грозой женских сердец. А пока… Чем богаты, тем и рады.
– Историчка заболе-е-ела-а-а, – пропел он радостно.
– Скорбный вид хоть сделал бы ради приличия, – хмыкнула Ирка.
– Зачем? Я рад за нее. Пусть человек выспится и отдохнет в кои-то веки, – подмигнул нам Егор.
– Ага, а потом с новыми силами продолжит свои пытки Великой Отечественной, – невесело отозвалась Голицына. С историей дела у нее обстояли не намного лучше, чем с физикой.
– И что, вас домой отпускают? – позавидовала я.
– Лидка, ты сама наивность, ей-богу, – улыбнулся Егор. – Нас с вами объединяют на черчение.
Да, да. Несмотря на то, что практически во всей стране черчение давно перешло в разряд факультативов, в нашей школе этот предмет никто не отменял. Почему? Все банально – наша директриса, она же историчка, души не чаяла в преподе по черчению. Отдать должное Андрею Валерьяновичу, выглядел он в свои 45 очень даже ничего. Худощавый, правда (недаром его прозвали Циркулем), зато без залысин. Чего еще желать разведенной женщине бальзаковского возраста в лице Нелли Федоровны?
Честно говоря, я была рада, что нам оставили черчение. По сути, это единственный предмет, который мне нравился. За исключением изо, конечно. Но его, к сожалению, в старших классах не преподавали даже в нашей школе.
– Кисель снова впал в немилость? – Егор сощурился при взгляде на потерянное лицо Антоши.
– Типа того. – Ирка оторвала кусок от булочки с изюмом и виртуозно закинула его в рот. – Но на твоей улице праздника не будет.
– Почему это? – обиделся Егор.
– У мадам Царевой другие планы, – Ирка многозначительно взглянула на Бессмертного, так кстати появившегося у столовского порога.
– Это что за крендель? – по выражению лица Егорика стало понятно, что мысленно он уже проиграл схватку за сердце Царевой загорелому Макарову.
– Наш новенький, – ответила я.
– Надеюсь, Волчара предстала перед ним во всей красе? – ухмыльнулся Егор.
– Ага, как же, – насупилась я. – Он приперся посередь занятия, а она мало того что на него не наорала, так еще и пятерку нарисовала!
Ирка с готовностью прикрыла слишком широко открывшийся рот удивленного Егорика.
– Король законов Ньютона, – вздохнула Голицына.
Стоп. Мне это не привиделось? Под плотным слоем ее тоналки выступил едва заметный румянец. И это могло означать только одно.
– Ага! – я бессовестно ткнула пальцем в краснеющее на глазах свидетельство Иркиной симпатии к Бессмертному.
– Что? – вздернула брови Голицына.
– Он тебе понравился, вот что, – заговорщически прошептала я, довольная своей прозорливостью.
– Кто? – не сдавалась Ирка. – Новенький? Не смеши меня, – фыркнула она.
– А Лидка права, – расплылся в улыбке Егорик. – Театральный грим не скроет твои свекольные щеки.
– Тоже мне, Шерлок и доктор Ватсон, – прошипела пойманная с поличным Ирка. – Заткнитесь, пока я не натравила на вас собаку Баскервилей.
Звонок на урок застал нас врасплох. Жадный до еды Егорик вмиг заглотил недоеденную Иркину булочку. Мы понеслись на второй этаж к кабинету черчения и, поцеловавшись с закрытой дверью, поняли, что впихнуть пятьдесят учеников на совмещенный урок можно только в актовый зал.
От зала этого, к слову, осталось одно лишь название. Некогда начищенный до зеркального блеска пол безбожно скрипел. Доски, выстилавшие центр сцены, не шлифовались так давно, что даже счастливые обладатели обуви на толстой подошве не были застрахованы от острых заноз. Добрая половина кресел была пригодна разве что… Да ни для чего. Обивка разодрана, сиденья разболтаны, даже рюкзак на них не положишь.
В общем, не зал, а этакая миниатюра нашего города – обители нефтяников, не справившейся с кризисом 90-х и превратившейся в обитель зла. Одним словом, Оха. Самый неприветливый уголок Сахалинской области. Треть населения уже свалила отсюда на материк. Еще треть собиралась последовать примеру первой. Я и сама с удовольствием оказалась бы в числе отъезжающих, будь на то моя воля. А пока горстке местных жителей, включая меня, приходилось довольствоваться догнивающим наследием застройки 70-х годов.
Мы успели вбежать в зал ровно за секунду до того, как Циркуль начал перекличку. Все вакантные места с худо-бедно приспособленными для размещения пятых точек креслами были заняты, и нам пришлось усесться на свои рюкзаки прямо посередь прохода. Спустя десять минут закономерно начала ныть поясница. Неудобная поза и сквозняк – так себе сочетание.
Циркуль был представителем вымирающего вида учителей. Он умудрялся преподавать свой предмет интересно, и ему, в отличие от Волчары Палны, не нужно было запугивать нас двойками за поведение или черт знает чем еще ради соблюдения тишины в классе. За это ценное качество Андрею Валерьяновичу спускали с рук регулярное потребление алкоголя. Все знали, что в своем волшебном термосе он таскал отнюдь не мятный чай. Зато на уроках черчения никто не боялся выходить к доске. Плохих отметок Циркуль не ставил. И вот как раз за это ему часто прилетало от начальства. Еще бы. Из-за высокого среднего балла по черчению рушилась вся школьная статистика успеваемости.
Мои затекшие ягодицы были застигнуты врасплох внезапной вибрацией. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы достать смартфон из единственного надежного кармана рюкзака. Краем глаза я увидела, что все мои одноклассники тоже потянулись за гаджетами. Прекрасно. Наверняка кто-то настрочил очередную идиотскую шутку в общий чат.
Сашка Петров, наш единственный и неповторимый админ, в начале учебного года создал в Ватсапе два чата: один с Любовью Станиславовной, второй – без. В первом чате – тишь да гладь. Любовь Станиславовна была бесхребетным классным руководителем, да и биологом тоже. Однако всем хватало ума не материться в ее присутствии. Чего не скажешь о втором чате… Случались, конечно, и конфузы, когда особо невнимательные личности путали переписки между собой и отправляли свои скользкие опусы, приправленные отборной нецензурной лексикой, в чат с классухой. Любовь Станиславовна вряд ли стала бы их скриншотить для демонстрации родителям на собрании, но всегда лучше перестраховаться. Поэтому литературные шедевры молниеносно удалялись их же создателями.
– Вот сучка, – прошипела Ирка сквозь зубы.
Заинтригованная ее реакцией, я таки заглянула в чат. Санек уже успел добавить в него Бессмертного, а взбесившее Голицыну сообщение выглядело так: «Добро пожаловать в наш дружный класс, Максим! С радостью поможем обжиться на новом месте» Следом шло до тошноты идеальное селфи Царевой, посылающей Бессмертному виртуальный воздушный поцелуй. Картину портило разве что перекошенное лицо Янки Баженовой, не успевшей подготовиться к эпичному фото. Но Нику подобные мелочи мало волновали. Еще меньше они волновали Егорика.
– Держи, – хмыкнула я, протягивая другу салфетку.
Егор вопросительно взглянул на меня.
– Вытри слюни, – объяснила я шепотом. – Твой восторг от царевского селфи слишком очевиден.
– Жестоко, – криво улыбнулся Егорик.
– А этот сразу потек от радости, ты погляди, – бубнила Ирка, метая молнии в несчастного новичка.
Жгучая ревность Голицыной позабавила меня даже больше, чем собачья преданность Егорика. И если с чувствами Глинина все было понятно еще с 6-го класса (именно тогда он признался нам с Иркой в тайной любви к Нике), то с проявлением голицынских симпатий я столкнулась впервые за всю нашу с ней дружбу.
– Что вас так возмутило, позвольте полюбопытствовать? – громко спросил Циркуль.
Мы одновременно отвернулись в надежде, что он обращался к кому-то позади нас.
